Глава 8 Смерть Теодориха, его роль в истории и созданные о нем предания и легенды

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8

Смерть Теодориха, его роль в истории и созданные о нем предания и легенды

После того как по настоянию Теодориха в июле 526 года Папой был избран Феликс IV, непосредственная опасность внутреннего кризиса в стране исчезла. И несмотря на то, что старый король отдал очень много сил делу улаживания внутренних конфликтов, он тем не менее ни на минуту не забывал и о других важных планах, направленных на поддержание своего престижа. Летом 526 года благодаря неустанным заботам короля строительство остготского флота, в состав которого должна была входить 1000 кораблей, было настолько близким к завершению, что уже по всему королевству набирали команды для этих кораблей; в них входили как свободные граждане, так и рабы. Весь флот должен был собраться в Равенне или в портовом городе Классе, а затем отплыть к берегам Вандальского королевства, чтобы отомстить Хильдериху за предательство и за убийство сестры Теодориха, Амалафриды.

Но безжалостная смерть уже поджидала Теодориха. Непродолжительная, длившаяся всего три дня, болезнь (дизентерия) 30 августа 526 года унесла семидесятилетнего короля в могилу. Как уже говорилось выше, Теодорих понимал, что жить ему осталось недолго, и с присущими ему благоразумием и аккуратностью заранее сделал все необходимые распоряжения для своего десятилетнего внука — Аталариха. В то краткое время, которое отпустила королю настигшая его болезнь, он еще пытался выполнить все намеченные планы. Вот что пишет об этом Иордан в своей «Истории готов»:

«Он созвал князей и других знатных людей своего народа и заявил, что теперь королем будет Аталарих, десятилетний ребенок, сын его дочери Амаласунты и уже оставившего этот мир Эвтариха. Он призвал их выполнить его последнюю волю: они должны чтить своего нового короля, любить сенат и весь римский народ и показать себя истинными друзьями в первую очередь, конечно же, Бога, а затем — византийского императора».

Теодорих ушел из жизни, так и не успев осуществить свое последнее, самое горячее желание отомстить вандалам. Но он оставил этот мир с сознанием того, что все более или менее серьезные конфликты в Италии улажены и опаснейший кризис последних лет миновал.

Известие о смерти короля повергло готов в глубокий траур, так как эта потеря была для них невыразимо тяжелой и, в буквальном смысле слова, непоправимой. Такие же чувства испытывали и дружественные готам римские аристократы, и основная масса римского народа. И даже те знатные римляне, которые пострадали во время сотрясавших страну междоусобных конфликтов, были опечалены смертью короля, так как понимали, что именно ему они обязаны многими плодами мирной жизни. Уже упоминавшийся нами выше церковный (ортодоксальный!) хронист середины VI века писал об усопшем Теодорихе:

«Он был превосходным королем, любившим всех своих подданных, и правил 33 года. При нем итальянцы вкушали плоды мира, который длился 30 лет и который сохранился и при его наследниках. Почти все задуманное он выполнил. Так царил он и над готами, и над римлянами, и, в то время как он сам принадлежал к арианской секте, он позволил римлянам, как и во времена императоров, жить по своим законам… Он не предпринял никаких действий против Ортодоксальной Церкви. Он дал народу столько цирковых и других театральных зрелищ, что сами римляне стали сравнивать его с Траяном и Валентинианом I: так похоже было его правление на правление тех императоров. За то, что Теодорих дал готам Кодекс законов, они назвали его самым великим королем из тех, кто когда-либо правил ими. И хотя он был не слишком образованным человеком, его природная мудрость была столь велика, что и сегодня многие вылетевшие из его уст выражения используются народом как поговорки. В память о нем я не могу отказать себе в удовольствии привести хотя бы несколько подобных примеров. Он любил повторять: „Если тобой правят золото или злой дух, скрыть это — невозможно" И еще он говорил: „Плохой римлянин с удовольствием стал бы готом, а плохой гот — римлянином" Есть множество примеров того, что при решении юридических вопросов Теодорих был таким же мудрым, как и царь Соломон, но я ограничусь лишь одним, весьма емким замечанием: „О нем можно рассказывать без конца" Нет никаких сомнений в том, что ортодоксальный клир в Равенне будет хранить добрую память об арианском короле в течение долгих лет после его кончины!».

Византиец Прокопий — еще один современник Теодориха, мнению которого вполне можно доверять, — оставил нам свое суждение о короле остготов:

«Любовь и уважение, с каким готы и римляне относились к нему, были безграничными — что в общем-то не слишком свойственно человеческой натуре. Его смерть поселила в сердцах его подданных непреходящую тоску по такому правителю».

Теодорих действительно пользовался у римлян большим уважением и большой любовью, так как он на протяжении всей своей жизни, подобно лучшим из римлян, искренне верил в Римскую империю. Он видел свою основную жизненную задачу в том, чтобы защищать именно эту Империю, что, впрочем, нисколько не мешало ему заботиться и о благополучии своего собственного народа. В главной стране распавшейся Империи он и его остготы взяли под свою защиту все ценности римского мира, и, прислушиваясь к своему сердцу, Теодорих ощущал в нем радость сильного варвара, видевшего, как вновь начинает расцветать постепенно приходившая в упадок римская культура. Он был самым великим из тех германских королей, которые главной целью своей жизни считали достижение в римском мире статуса, равного императорскому. А вот расширить эти рамки, попытаться встать над этим римским миром — такого у Теодориха и в мыслях не было. Только в Империи и с Империей хотел он жить. И тем не менее он не был ее органичной частью. Именно поэтому Империя — как только она почувствовала, что Теодорих и его остготы могут задуматься об изменении существующего статус-кво, — постаралась избавиться от них, и в конце концов ей это удалось. Силы, с помощью которых Теодорих мог бы удержаться в центре Империи, были в тот момент времени, к сожалению, явно недостаточными. Поверхностный наблюдатель, возможно, сказал бы, что все дело здесь — в романтизме германских идеалистов, который не давал проявиться созидательному началу в характере Теодориха. Но в этом смысле Теодорих вовсе не был ни романтиком, ни идеалистом. Он обучался в школе византийской дипломатии и благодаря полученному на Востоке опыту имел вполне ясное представление о политических реалиях. И с самого начала своего правления Теодорих, по всей вероятности, знал о шаткости и опасности своего положения, о том, что реальную власть может дать только превосходство своих вооруженных сил над силами противника. Такого превосходства у Теодориха не было, и он прекрасно понимал, что любая попытка изменить существующее положение дел в Италии — даже если допустить, что он задумывался над этим, — обречена на провал. Понимание этого факта обусловило основной лейтмотив внешней политики Теодориха — стремление к сохранению мира. Но остготский король хорошо знал, что для планомерного проведения такой внешней политики нужны не только декларации и дипломатическая сноровка, но и крепкая самодержавная власть. То, что он хотел осуществить, было одним из проявлений пангерманизма, который он намеревался противопоставить римской государственной идее, воплощенной в Византийской империи. Как мы уже знаем, Теодорих затратил очень много сил на то, чтобы создать крепкий альянс братских германских государств, который мог бы успешно противостоять мощной Византии. Идея была очень хорошей и, надо сказать, вполне реализуемой. Подобная коалиция наиболее известных германских народов достаточно легко и на весьма продолжительное время могла бы предотвратить — поскольку они держали в своих руках всю территорию бывшей Западной Римской империи — вторжение Византии на их земли. Если бы Теодориху удалось реализовать этот замысел, то и Италия, и провинция Африка стали бы развиваться точно так же, как и находящееся в Испании Вестготское королевство. Да и история всей Западной Европы уже начиная с VI века пошла бы по совершенно иному пути, если бы германские государства сумели объединить свои усилия.

Человека, который, руководствуясь эгоистическими соображениями своей экспансионистской политики, помешал упомянутому выше развитию событий, подав тем самым дурной пример своим наследникам; который, в отличие от Теодориха, якобы проявил политическую прозорливость, стали восхвалять как правителя, «сумевшего осуществить государственную реорганизацию Западной Европы», как короля, «ощутившего веяния времени и проложившего новые пути». Этим человеком был Хлодвиг, основатель Франкского королевства. Оценка его деятельности зависит от того, как относиться к идее Теодориха об ограничении власти византийских императоров путем создания союза всех находящихся в Западной Европе германских государств. Если видеть в создании такого союза одну-единственную возможность, позволявшую сохранить на исторической сцене два самых храбрых и самых талантливых германских народа — вандалов и остготов, тогда оценку политики Хлодвига следует давать именно с этой, общегерманской точки зрения. А если эту точку зрения отвергнуть, тогда можно начать сравнивать, какого фактического успеха добились в своей политике оба этих сильных соперника. В начале противостояния Теодориха и Хлодвига трудно было отдать кому-либо из них предпочтение. Но если принять во внимание конечный результат правления каждого из них, придется признать, что франк добился гораздо большего политического успеха. А был ли этот успех достигнут только благодаря тому, что Хлодвиг проявил себя более талантливым правителем, чем Теодорих? Я думаю, что нет. Ни в коем случае не отрицая того, что Хлодвиг был умным и дальновидным политиком, я все же настаиваю на том, что созданное им королевство обязано своими успехами прежде всего тому обстоятельству, что они были Достигнуты на провинциальной территории; на той земле, которая находилась весьма далеко от обоих центров Империи. И на этой территории жили германцы, из которых Хлодвиг мог постоянно формировать свои новые воинские подразделения. Но все эти благоприятные факторы никак нельзя считать личной заслугой Хлодвига; точно так же как и Теодорих не был виноват в том, что он находился в Италии, а не на отдаленных от центров Империи территориях. Сама судьба поставила перед ними совершенно разные задачи. Но и тот и другой, будучи на редкость талантливыми людьми, вкладывали в решение этих задач всю свою энергию. А поскольку история наделила Теодориха — несмотря на то что ему не удалось добиться длительного политического успеха — определением «Великий», приходится признать, что он был одним из ее любимцев. И, на мой взгляд, он заслужил право называться «Великим» гораздо больше, чем Хлодвиг. Изо всех германских правителей того времени это определение больше всего подходит именно к Теодориху, так как он был единственным королем, кто считал важнейшей целью проводимой им внутренней политики создание и сохранение величайших культурных ценностей. Насколько мне известно, Хлодвиг не придавал этому ровным счетом никакого значения. Конечно же, в какой-то степени на отношение Теодориха к культуре влияла духовная атмосфера той страны, которой он правил. И тем не менее нет ни малейших сомнений в том, что самой натуре остготского короля высокая культура римского мира была намного нужнее, чем Хлодвигу, который «едва ли был чем-то большим, чем варвар и удачливый воин». Если бы волею судеб Хлодвиг оказался на месте Теодориха, вряд ли бы он отнесся ко всему римскому с таким пониманием и такой любовью; но в любом случае принявший ортодоксальное христианство франк постарался бы помочь выполнению реституционных планов византийского императора и итальянских ирредентистов, причем жертвами этих стараний стали бы все готы, исповедующие арианство.

Впрочем, то, что итальянские остготы исповедовали арианскую веру, не имело слишком большого исторического значения. В течение многих лет арианство не играло в судьбе и самого Теодориха, и его народа той роли, которую ему обычно приписывают. Решающую роль здесь всегда играл национальный момент. К тому, что населяющие Италию варвары были арианами, римляне относились практически совершенно спокойно. Арианство готов являлось, скорее, знаковым символом их низкой культуры, которая, точно так же как и их религия, не была предметом серьезной озабоченности для римлян. Пропаганды арианства в Италии не было. Сам Теодорих никогда не подчеркивал свою принадлежность к Арианской Церкви и даже не препятствовал переходу готов в ортодоксальную веру: он относился к этой вере как к составному элементу столь высоко ценимой им римской культуры.

И нет ничего удивительного в том, что под его скипетром Ортодоксальная Церковь жила гораздо спокойнее, чем при многих императорах-ортодоксах, которые использовали церковные интересы для достижения своих личных целей. Основная заслуга Теодориха перед Ортодоксальной Церковью Италии состоит в том, что он всеми силами препятствовал распространению в стране исповедуемого византийским императором монофизитства; тем самым Теодорих боролся с властью византийских тиранов, точнее, с проявлениями ими злоупотреблений своей властью — довольно часто он ощущал это на себе самом. За исключением последних при его жизни выборов Папы, он никогда не вмешивался в церковную жизнь страны и не преследовал людей, исповедующих ортодоксальное христианство, ни в самой Италии, ни за ее пределами.

Следует сказать и о том, что Теодорих чрезвычайно добросовестно и тактично выполнял сразу две тяжелые обязанности, которые послала ему судьба: он был и королем своего народа, и правителем римлян. Выполняя эти обязанности, он поддерживал порядок в стране с помощью достаточно мягких законов. Незаурядные личные качества Теодориха и царственное величие, которое было столь характерным для его облика, сделали его одной из самых заметных фигур времен Великого переселения народов. Эти качества проявлялись во всех его поступках и не могли не вызывать симпатию. «Это был истинный король!» написал о Теодорихе не скрывавший своего восхищения им византиец Прокопий. Несомненно, остготский король обладал ярко выраженной индивидуальностью: он был и отважным воином, и мудрым, прошедшим византийскую школу политиком; в его душе прекрасно сочетались и соломоновское стремление к справедливости и высокий идеализм — та истинная сердечная доброта, благодаря которой его подданные уважали его гораздо больше, чем если бы он держал их в страхе и строгости. «В силе, зоркости и отваге ты — король, в кротости, милосердии и доброте ты — пресвитер». Так охарактеризовал Теодориха Эннодий. Правда, в тех случаях, когда Теодорих видел, что за свою доброту он вознагражден предательством и бунтом, и тогда, когда речь шла о его собственной жизни (так было в начале и в самом конце его правления в Италии), отвагу в его душе вытесняла дикая ярость, а кротость и милосердие — лютая беспощадность. Он был гордым и сильным человеком всегда: и на войне, и в мирное время!

Для того чтобы увековечить свое имя, Теодорих отдал распоряжение о строительстве огромной гробницы, где после смерти будут покоиться его бренные останки. Его богатырская сила, кипучая энергия, гордое осознание своего могущества, уважение к Империи, перед чьей культурой он всю жизнь преклонялся, — все это должно было найти отражение в сооружаемом мавзолее. Этот каменный памятник четко и ясно говорит каждому, кто приходит к нему: «Здесь обрел вечный покой тот, кто был одним из величайших людей ранней истории германских народов».

Строительство гробницы было завершено, когда Теодорих находился на вершине своей власти. Она представляла собой десятиугольное двухэтажное сооружение, центральная часть которого была выполнена в виде часовни.

Вероятно, в верхнем помещении, в котором есть прямоугольная ниша, где находился небольшой алтарь, стоял саркофаг с останками короля. Верх гробницы закрывал огромный каменный купол, сложенный из отдельных известняковых блоков, привезенных с Дуная. Диаметр этого купола составлял 11 м, высота — 2,5 м, а его масса превышала 800 т. Это была та самая «чудовищная каменная глыба», о которой говорил уже упомянутый выше равеннский хронист VI века. Нижний этаж, представлявший собой сводчатое помещение в форме греческого креста, предназначался, вероятно, для размещения саркофагов членов семьи Теодориха Великого, подобно тому, как это было сделано в надгробной часовне Галлы Плацидии.

Рис. 73.  Первоначальный вид гробницы Теодориха (реконструкция)

Однако мавзолей Теодориха резко отличался от усыпальницы этой императрицы, украшенной внутри мозаичными панно, на которые падал льющийся из окон свет. В нем не было никаких мозаичных украшений и царила «такая глубокая тень, что в то время, когда в помещение не попадал дневной свет через открытые двери, высоту его определить было невозможно и создавалось впечатление огромного проема в скале, в котором исчезали все границы». Мавзолей Теодориха — это самое древнее и самое монументальное каменное сооружение, возведенное по приказу германского короля. И хотя в нем отчетливо просматривается желание строителей подражать существующим восточным и южным образцам, тем не менее как вся его конструкция, так и оформление отдельных ее элементов отличаются заметным своеобразием[53]. Мавзолей Теодориха Великого — своими грандиозными размерами, прекрасными очертаниями и находящимися в нем сокровищами — производил на современников потрясающее впечатление!

Рис. 74.  Так выглядела гробница Теодориха в конце XVIII века

Сегодня этот мавзолей, опустевший, потерявший всю свою красоту, одиноко стоит в небольшом заброшенном саду неподалеку от Равенны. Меланхолическое настроение немногочисленных посетителей этого сада по мере их приближения к мавзолею сменяется почти болезненной обидой и тоской. Великолепное сооружение уже ушло на 2 метра в землю и почти всегда стоит, что называется, по колено в воде. И напрасно вы будете искать в нем саркофаг с останками короля. Его давно уже вынесли из этой гробницы, которую затем стали использовать как церковь монахи построенного в непосредственной близости от нее монастыря Девы Марии. (Об этом свидетельствует Агнелл, живший в первой половине IX века.) И вполне естественно, что в ортодоксальной церкви не должны были находиться останки еретика, которого легенда представила к тому же яростным преследователем ортодоксальной веры. Что произошло с останками Теодориха, никто не знает. На одну из весьма примечательных записей, сделанных в каталоге XIII столетия, который содержал описания святых мощей и реликвий, находящихся в Базеле, обратил внимание мой базельскии друг профессор Э. А. Штюкельберг. Согласно этой записи, в Павии, в церкви св. Михаила, где был похоронен епископ Эннодии, находились останки не только равеннского архиепископа Элевха-дия (ум. в 112 году), но и останки короля Теодориха (corpus regis Theoderici)[54]. Но я не слишком доверял этой весьма неожиданной для меня информации. Безусловно, после того как в 540 году Равенна попала в руки византийцев, сильно укрепленная Павия стала центром остготской державы в Северной Италии. Но когда я изучал литературные источники тех лет, я не нашел ни единой записи, которая говорила бы о том, что останки Теодориха были перенесены в Павию; мне трудно поверить и в то, что это было сделано в более позднее время, хотя, конечно же, нельзя не принимать в расчет того, что король лангобардов Лиутпранд в 728 году ненадолго захватил Равенну. Этот факт соотносится с упомянутой выше записью, равно как и с той записью, согласно которой по приказу Велизария останки короля-еретика вынесли из его гробницы и то ли где-то захоронили их, то ли уничтожили. Сведения, содержащиеся в обеих этих записях, кажутся мне совершенно невероятными и абсолютно не поддающимися проверке.

Полуразрушенная пустая гробница… и это все, что заслужил человек, который положил свою жизнь на то, чтобы потомки поминали его добрым словом? Увы, похоже, его останки так и не нашли себе достойного приюта. Да, его гробница сохранилась до наших дней. Но с ней сурово обошлись и безжалостное время, и перестроившие ее люди. А благодарную память о короле остготов смыла мутная волна легенд и набитых вымыслом преданий.

Легенды разрушили истинный образ Теодориха невероятно быстро — гораздо быстрее, чем разрушался его мавзолей: еще не успело смениться даже одно человеческое поколение. Речь идет о том коротком промежутке времени, в течение которого длилась война, направленная на уничтожение его народа. Однако легенды о нем создавались гораздо быстрее. Прошло совсем немного времени после гибели Остготского королевства, а церковные круги уже заклеймили Теодориха как ярого гонителя ортодоксов. Тесное слияние всего национально-римского и церковно-ортодоксального в Италии и особенно в Риме привело к тому, что человек, приговоривший к смерти Боэция и Симмаха исключительно по политическим соображениям, бросивший в тюрьму Папу Иоанна I также только лишь по политическим мотивам, был пригвожден к позорному столбу как смертельный враг Ортодоксальной Церкви. Вот что написал один равеннский священник уже в середине VI века: «Ученый Симмах от имени своего тиранического короля огласил эдикт от 26 августа [526 года], в котором было сказано, что начиная со следующего воскресенья арианин вступает во владение ортодоксальными храмами. Но Всевышний не мог допустить, чтобы Его верные слуги были отданы во власть иноверцу, и свершил над Теодорихом тот же самый суд, что и над Арием, основателем его религии. Теодорих заболел дизентерией, и был опустошен настолько сильно, что уже через три дня, как раз в тот день, когда он радовался, что прибрал к своим рукам ортодоксальные храмы, потерял и корону, и жизнь». Насколько же плохо вяжется эта легенда с подлинными свидетельствами того времени! «Через несколько дней после смерти Боэция и Симмаха, — пишет в то же самое время Прокопий, — слуги подали королю на стол голову огромной рыбы. И это так потрясло Теодориха, как если бы они внесли на блюде голову недавно казненного Симмаха: черты его лица были искажены, глаза дико вращались; казалось, он грозил королю страшными карами. При виде этого зловещего лица короля охватил ужас; его начал бить сильный озноб, он опрометью бросился в свою опочивальню и с головой накрылся теплым одеялом. Затем он поведал обо всем случившемся своему врачу Элпидию и стал громко осуждать себя за то, что поступил с Боэцием и Симмахом столь несправедливо. Его мучили такие сильные угрызения совести, что иногда на короткое время он даже терял сознание». И в то самое время, когда по всей Италии из уст в уста передавали эти истории, во дворцовой церкви Равенны разбивали все мозаичные портреты короля, напоминавшие людям о нем самом, о его великих деяниях и о его веротерпимости.

А спустя несколько десятилетий Папа Григорий Великий привел в своих «Диалогах» следующую легенду. Один римлянин (Папа называет его имя) в 526 году отправился вместе с ним на Липарские острова, где они встретились с набожным отшельником. Разговаривая с ними, этот человек спросил: «Знаете ли вы, что король Теодорих умер?». Они ответили ему так: «Наверное, это ошибка: когда мы уезжали, он был совершенно здоров, и того, о чем говорите Вы, нам никто не сообщал». Однако Божий человек уверенно сказал: «Да, Теодорих скончался; вчера в девятом часу он, без пояса и обуви, со связанными руками, брел между Папой Иоанном и патрицием Симмахом к кратеру вулкана, куда они потом его и сбросили». Услышав эти слова, Григорий Великий и его спутник записали день, в который, по словам отшельника, это произошло. Вернувшись в Италию, они узнали, что Теодорих действительно умер в названный отшельником день. И поскольку именно он своим жестоким обращением довел Папу Иоанна в тюрьме до смерти, а патриция Симмаха приказал обезглавить, было совершенно справедливо, что его бросили в огонь те люди, с которыми он в этой жизни обошелся столь ужасным образом». И эту легенду рассказал не кто-нибудь, а сам Папа Григорий Великий!

Начиная с этого времени данная легенда стала доминирующей на протяжении всего Средневековья. Седулий, которому не давала покоя слава Григория Турского, пересказал своими словами приведенную выше легенду Папы Григория Великого и представил Каролингам Теодориха как ужасного злодея. Обрастая другими вымышленными подробностями, легенда вскоре стала звучать совершенно фантастически: «Старый воин не погиб. Он очнулся в бассейне; внезапно там появляется таинственный черный снаряженный для охоты конь. У короля хватает времени лишь на то, чтобы набросить хламиду себе на плечи. Он вскакивает на адского коня и несется во весь опор, трубя в охотничий рог. Он преследует быстроногого оленя, который вихрем влетает в преисподнюю, где короля поджидает Люцифер». Так Теодорих должен был, без сна и отдыха, каясь в своих грехах, нестись по воздуху до дня Страшного Суда. «Его Верона» увековечила короля в таком образе на рельефе главного портала церкви св. Зинона, созданном в начале XII века.

Таким образом, уже с середины VI века под влиянием национально-римского и церковно-ортодоксального мышления стала складываться традиция сознательного искажения образа Теодориха: отныне он был лишь ненавистным презренным еретиком и варваром, всегда преследовавшим истинных христиан. Такое представление о нем усиленно подчеркивалось в течение всего Средневековья. Мне известно лишь одно-единственное исключение: речь идет о том упомянутом выше каталоге XIII века, в котором говорится, что останки короля покоятся в церкви св. Михаила в Павии рядом с могилами святых епископов.

Рис. 75. Теодорих, преследующий оленя (рельеф на главном портале церкви св. Зинона в Вероне)

С такой же однобокой оценкой и явным пристрастием мы сталкиваемся, знакомясь с немецким героическим эпосом, в котором Теодорих Великий — под именем Дитриха Бернского — представлен как всеобщий любимец. Этот эпос повествует обо всех личных качествах Теодориха только в превосходных степенях, воспевая его скромную воздержанность, его мудрость, его благородную кротость и его неимоверную в гневе геройскую силу. А всё неблагородное и уродливое в характере Теодориха — например, вероломство и жестокость — отсутствует в этом эпосе вообще; все эти качества приписываются только его противникам. И вовсе не Теодорих изгнал Одоакра, а как раз наоборот; и вовсе не Теодорих нарушил слово, данное Одоакру, это Одоакр предал Теодориха. Таким образом, в преданиях о Дитрихе Бернском история жизни Теодориха полностью сфальсифицирована. В то время все остготские сказания включали в себя колоритную фигуру Теодориха. Реально существовавший остготский король IV века Эрменрих представлен в них дядей Теодориха, который прогнал его из Италии. Король гуннов Аттила (в преданиях ему дано другое имя — Этцель) принимает беженца Теодориха с распростертыми объятиями и становится его покровителем. Именно с помощью Аттилы Теодорих возвращает себе, после тридцатилетней борьбы, Италию. Штак, в преданиях отражена лишь небольшая часть жизни Теодориха — до его победы над Одоакром. Теперь Италия становится отечеством готов, а ее завоевание Теодорихом представлено как возвращение принадлежащего ему по праву наследства и отнесено по времени к трудным юношеским годам героя. Действительно, самая тяжелая полоса в жизни Теодориха — с того времени, когда он был отправлен заложником в Константинополь, и до его победного вступления в Равенну (а это были 20 лет, наполненные тяжелейшей борьбой, шедшей с переменным успехом) — давала прекрасную возможность для того, чтобы представить его благородным изгнанником. Согласно преданиям, все трудности выпали на его долю тогда, когда он жил при дворе Этцеля. Все деяния Теодориха — начиная с момента вступления его войск на итальянскую землю и кончая убийством Одоакра — нашли свое отражение в эпосе «Битва при Равенне», основная часть которого посвящена описанию четырехлетней осады этого города. Все сказания делают главный упор на героические военные усилия Дитриха — будь то сражение при Вероне (Берне) или Равенне (Рабене). В них сделан «эпический выбор наиболее привлекательных периодов жизни Теодориха, при изложении которых делается все для того, чтобы стереть с героического образа великого короля позорное пятно, связанное с предательским убийством Одоакра». Огромное место в предании о Теодорихе занимает описание его длительного правления Италией, которое принесло этой стране мир и благоденствие. А вот описание последних дней жизни Теодориха — весьма туманно. Дитрих Бернский несется на своем черном коне так быстро, что его невозможно догнать. Вероятно, эта часто встречающаяся во многих сказаниях аллегория была перенесена в Италии и на Дитриха. В Германии же она очень быстро нашла себе место в легендах; это сделали, «чтобы набросить покров тайны на кончину великолепнейшего героя».

Первые варианты преданий о Дитрихе Бернском были созданы остготами. Появившаяся уже в середине VIII века рукопись «Gesta Theoderici»[55], в которой правда была перемешана с явным вымыслом, стала первой попыткой отразить историю жизни этого короля в героическом эпосе о нем. Создателям эпоса, безусловно, была известна легенда, рассказанная Григорием Великим, но гораздо больше их привлекала полная интереснейших подробностей жизнь юного Теодориха в Константинополе, где самым верным его другом стал Птолемей, который позднее много раз, отвечая хитростью на хитрость, спасал его от гибели и научил обходить хитроумные ловушки, расставляемые вероломными византийцами. Наиболее древнее и самое простое предание о Дитрихе, в котором еще сохранена историческая правда, это песнь о Хильдебранде, единственный дошедший до нас фрагмент древненемецкого героического эпоса VIII века. Хильдебранд, воспитатель Дитриха, учивший его обращаться с оружием, пожалуй, идентичен упомянутому выше Птолемею. Изложенное в самой древней форме, предание содержит в себе описание трех исторических событий в жизни героя: борьба с Отахаром (то есть Одоакром), 30-летняя жизнь изгнанника у приютившего его Аттилы и победоносное возвращение на родину. Свое полное завершение предание получило после гибели дружественных остготам южнонемецких племен — прежде всего, алеманнов, — к которым оно пришло, наверно, уже в поэтической форме. Алеманны искусно связали предание о Дитрихе с преданием об Эрменрихе. В последнем из них остготский король Эрменрих представлен жестоким, враждебно настроенным к родственникам правителем, который вынуждает своего племянника Дитриха бежать в королевство Аттилы, а затем, после его возвращения, вступает с ним в битву при Равенне. Здесь Эрменрих явно занял место Одоакра. Именно алеманны, жившие в верховьях Рейна, в течение всего Средневековья бережно хранили предания о Дитрихе и Эрменрихе[56]. В преданиях о Дитрихе особое место было отведено княжескому роду Церингенов. В 1061 году Церингены получили в придачу к герцогству Каринтия еще и маркграфство Верону и стали называть себя маркграфами Веронскими (Бернскими). Вот с этого времени они и начали фигурировать в преданиях о Дитрихе. Фри-дунк фон Церинген, Вигольт фон Церинген — персонажи «Изгнания Дитриха», а Зигеер фон Церинген — «Битвы при Равенне». В преданиях говорится и о том, что «маркграфы фон Хахберг пришли из Лампардии, вместе с Кароло Маньо, римским императором и королем франков, в тевтонскую страну и были родственниками Дитриха Бернского, который позже стал королем Италии». Следы этого героического эпоса можно найти и у племен, живших в верховьях Рейна. В г. Брейзахе есть район Экхардсберг, названный так в честь Экхарда воспитателя и опекуна юного Харлунга, за убийство которого должен был отомстить Дитрих Бернский. Судя по этой части предания о Дитрихе, алеманны действительно обязаны остготскому королю Теодориху тем, что он некогда спас их от уничтожения армией Хлодвига. Следует сказать и о том, что Теодорих был центральной фигурой народных преданий в Баварии и Саксонии. В австрийско-баварских странах предание о Дитрихе стало составной частью созданного рейнскими франками сказания о Нибелунгах, но в этом сказании фигурирует жестокий и алчный король Аттила, «бич Божий» (как мы помним, в предании о Дитрихе это — мудрый милосердный король Этцель). «Пожалуй, сказание о Зигфриде получило в придунайских странах наилучшее поэтическое воплощение, которое когда-либо выпадало на долю немецким сказаниям — такой великолепной литературной обработкой не может похвастаться ни одно предание о Дитрихе, — и тем не менее любимцем народов как на Дунае, так и на Эльбе был Дитрих Бернский, „о котором говорят и поют крестьяне", — и это засвидетельствовано в хрониках позднего Средневековья». «Вряд ли кто-либо осмелится спорить с тем, что Дитрих Бернский был самым любимым персонажем из всех героических фигур, отраженных в немецких средневековых преданиях; особенно восхищались им в Северной Германии».

Рис. 76. Статуя Теодориха у гробницы императора Максимилиана во дворцовой церкви (Инсбрук)

В XII и XIII веках, после тщательной литературной обработки «Деяния Теодориха» стали самым популярным произведением эпического жанра. Появившиеся приблизительно в то же время норвежская «Сага о Тидреке» (XIII век) и средневерхненемецкие поэмы «Смерть Альфарта»[57]. «Изгнание Дитриха» и «Битва при Равенне», стремясь еще больше возвеличить героя, перечисляли все его благородные поступки, кровопролитные битвы и славные победы.

Одновременно с этим в нижних слоях населения получили хождение основанные на древних традициях мифов местные легенды и сказки — преимущественно тирольского происхождения, — главным героем которых был Дитрих. «В этой сфере народного творчества нашли свое отражение поединки Дитриха с Экке, Вазольтом и Рунце, с Хильде и Гримом, с Вундерером, Сигенотом, Вальбераном и Гольдемаром, а также целый ряд приключений и битв с великанами и драконами, которые встретились ему на пути к горной королеве Виргинале; позже в этой сфере появилось изложенное в традиционной форме описание войны Алой и Белой розы». Так в немецком народе на протяжении всего Средневековья вплоть до конца XVI века сохранялся живой интерес к преданиям о Дитрихе Бернском. Этот интерес несколько упал, когда в начале XVII века в Европе вспыхнула Тридцатилетняя война (1618–1648 гг.).

Необходимо сразу же сказать, что и римские, преимущественно церковные, легенды, и немецкий героический эпос рисуют нам такой образ Теодориха Великого, который весьма далек от исторической правды. Они слишком схоластичны и проводят чрезмерно жесткую грань как между ярким светом и тенью — между симпатиями и антипатиями, которые испытывали к Теодориху его германские соотечественники и римляне: ведь несмотря на то, что Италией правил король варваров, было совершенно очевидно, что он питает к римской культуре глубочайшее уважение. Не следует упускать из виду и еще одно чрезвычайно важное обстоятельство, усугублявшее и без того двойственное положение Теодориха в Италии: он был не только королем остготов, исповедовавших арианство, но и императорским наместником римлян, большинство которых были ортодоксальными христианами. Но, несмотря на эти неразрешимые противоречия, король, имея в своих руках весьма незначительные средства для достижения своей цели, мужественно и энергично выполнял гигантскую работу, направленную если не на полное слияние, то хотя бы на длительное объединение всего римского и готского, той священной и все еще полной жизни древности и пришедшей ей на смену современности, которой, несомненно, и принадлежало будущее; хотя своему величайшему представителю судьба подарила не слишком-то много счастливых дней.