Глава 9 Гибель государства и народа

Глава 9

Гибель государства и народа

Наследником Теодориха Великого стал восьмилетний ребенок Аталарих, а регентшей королевства — его юная мать, Амаласунта. Это было началом гибели остготского государства и остготского народа. Не стало обожаемого своим народом правителя, который на протяжении многих лет служил ему могучей опорой и поддержкой, объединял все его силы. И когда эта опора исчезла, сразу же стали одна за другой образовываться враждебные группировки. Из жизни остготов исчезло высокое искусство политической дипломатии, которым так хорошо владел Теодорих. Как только он покинул земную обитель, Византия, очень долго ждавшая этого момента, стала постоянно вмешиваться в дела Остготского королевства, используя хорошо продуманную тактику. А в ходе развязанной ею двадцатилетней войны погибла вся нация.

Расслоение готов на враждующие между собой группировки — что, безусловно, облегчало Византии вмешательство в внутренние дела Остготского королевства — началось во времена правления Амаласунты. Она была истинной дочерью своего отца, Теодориха: обладала трезвым государственным умом, сильным характером, огромной жаждой деятельности. В отличие от Теодориха, Амаласунта получила хорошее образование: она говорила на греческом и латинском языках так же свободно, как и на готском; хорошо разбиралась в философии и классической литературе. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Амаласунта постаралась дать римское образование и юному королю; к партии римских националистов она относилась весьма лояльно. Стремясь исправить серьезную политическую ошибку, допущенную ее отцом, Амаласунта вернула семьям Симмаха и Боэция все конфискованное у них имущество; тем самым она хотела показать, что, в отличие от отца, полностью доверяет римлянам. Отношения между правительством Амаласунты и римской Церковью при Папе Феликсе IV (526–530) были очень дружелюбными. Когда на римском Форуме стали строить церковь святых Космы и Дамиана, то по распоряжению Амаласунты там же были воздвигнуты два великолепных античных здания. «Первое здание, большего размера, — это так называемый Templum sacrae urbis, известный как кадастровое здание Рима, в котором находится выполненный на мраморе план этого города; второе — храм Ромула, сыночка Максенция. Почти сразу же после того, как этот храм был построен, он стал носить имя Константина Великого, победителя Максенция».

Рис. 77. Аталарих (портрет на медной монете)

Рис. 78. Мозаичный свод ниши в римской церкви святых Космы и Дамиана

Так, на Via sacra[58] возникла «первая церковь, которая стала одним из монументальных памятников Рима». По распоряжению Феликса IV ее украсили великолепными почти полностью сохранившимся до наших дней мозаичными фигурами, размеры и блестящее исполнение которых рассказали нам о последнем триумфе древней римской культуры. «Возраст и удивительная художественная манера позволяют отнести эти мозаики к одной из самых известных достопримечательностей Рима».

Имя того же самого понтифика носит и «жемчужина позднехристианской живописи в катакомбах». Речь идет о фреске, найденной при раскопках базилики святых великомучеников Феликса и Адаукта. В этой базилике в 528 году нашла свой последний приют знатная римская матрона Туртура. Рядом с ней на этой фреске изображены: Богоматерь с младенцем Иисусом Христом на руках и двое местных святых, свидетельствующих о безупречной репутации усопшей. Об ее истинной добродетели говорит и расположенный внизу панегирик. С первого взгляда на эту фреску видно, что в те времена римское искусство находилось еще на весьма высоком уровне. Во времена правления Амаласунты чрезвычайно интенсивное строительство было развернуто и в ортодоксальной Равенне. Между 526 и 534 годом там были построены два однотипных храма: отличающаяся богатыми архитектурными украшениями церковь Сан Витале и более простая, но зато более величественная по своим размерам церковь Сан Апполинаре ин Классе. Различные архитектурные стили: римский, византийский, сирийский и египетский — еще не слились в них в единое целое, независимо от того, откуда они пришли, из Рима или Константинополя. Внутреннее убранство этих церквей, особенно церкви Сан Витале с ее поистине сказочным великолепием, характерно для стиля византийской эпохи. Помимо двух этих замечательных храмов при остготах в Равенне было воздвигнуто еще несколько подобных сооружений: огромная церковь Санта Мария Маджоре (с великолепным изображением Богородицы), церковь Сан Микеле Аффриско и, очевидно, церковь Сан Джованни и Паоло. И поскольку, несмотря на изменение общественно-политической ситуации, римское искусство продолжало оказывать сильное влияние на архитектуру Равенны, можно предположить, что то же самое происходило и в других городах Италии, хотя прямых доказательств этого у нас нет.

Рис. 79. Фреска в базилике святых Феликса и Адаукта (528 г.)

Рис. 80. Внутренний вид церкви Сан Витале

Рис. 81. Внутренний вид церкви Сан Аполлинаре ин Классе

Однако лояльное отношение правительства Амаласунты к партии римских националистов — наряду с тем, что власть в стране принадлежала женщине, а ее сын воспитывался по римскому образцу, — привело к открытому конфликту крайних национально-остготских группировок с королевой-матерью. Политическая ситуация в стране становилась взрывоопасной. В 527 году на императорский трон взошел Юстиниан I, активный борец за восстановление прежней Империи, и поэтому не приходится удивляться тому, что национально-римская партия сразу же приложила максимум усилий для достижения своей главной цели — воссоединения Италии с Византийской империей.

Ярким доказательством этого служат перемены на папском престоле, произошедшие в 530 и 532–533 годах. В них, как в зеркале, отразилось то национальное и политическое противоборство партий, которое еще в 526 году потребовало вмешательства Теодориха. Разумеется, новое правительство Остготского королевства делало все возможное, чтобы поддержать в стране мир и порядок. Тем не менее обстановка в ней продолжала накаляться, поскольку было очень трудно устранить глубокие причины внутренних разногласий. Происходившие в то время внешнеполитические события также не сулили остготам ничего хорошего. При Амаларихе вестготская Испания освободилась от остготского влияния и не только не оказывала им военной поддержки, но и отвлекала на себя лучшие воинские соединения остготов, что, конечно же, не способствовало укреплению Остготского королевства. Правда, и сами вестготы с самого начала 530-х годов подвергались сильнейшему давлению со стороны франков. Спустя всего лишь пять лет после смерти Теодориха — в 531 году — распалось королевство тюрингов, верных союзников остготов; в борьбе с сыновьями Хлодвига, Теудерихом и Хлотахаром, король тюрингов Херминафрид потерял и собственную жизнь, и свое государство; его вдова Амалаберга с их сыном Амалафридом бежала к своим готским родственникам в Италию. А еще через несколько лет — в 534 году — прекратило свое существование и Бургундское королевство. Сыновья Хлодвига не только выполнили план, задуманный их отцом, но и, если можно так выразиться, перевыполнили его: они подчинили себе и две готские территории — Алеманнию и Северную Италию! А поскольку годом ранее в 533 году византийцами было разрушено Вандальское королевство, остготы оказались в полной изоляции. Теперь в борьбе с экспансионистскими замыслами как франков, так и византийцев они могли рассчитывать только на свои собственные силы. Положение остготов усугублялось еще и тем, что в их рядах произошел раскол и они вели между собой изнурительную междоусобную войну.

И надо ли удивляться тому, что при сложившейся ситуации Амаласунта, прежде чем решительно выступить против лидеров остготской оппозиции, сделала шаг, который, по-видимому, и ей самой казался предательством по отношению к своему отцу? Она обратилась к Юстиниану I с просьбой дать ей приют при его дворе, в случае если она потерпит поражение в борьбе с оппозицией. Император дал твердое обещание выполнить ее просьбу. Однако регентше — путем физического устранения лидеров оппозиции — удалось совладать со своими противниками, так что пока она осталась и той, кем она была, и там, где она была. Правда, после этих событий она потеряла любовь своего народа. А вскоре судьба нанесла ей новый страшный удар. Осенью 534 года умер, так и не начав править страной, ее восемнадцатилетний сын Аталарих. Его постоянно настраивали против матери, и, раздираемый внутренними сомнениями, он вел довольно-таки распутную жизнь, что и привело его к быстрой гибели. С его смертью регентству Амаласунты пришел конец. Для такой властолюбивой женщины, какой была дочь Теодориха, это было еще одним тяжким ударом. Из мужской ветви рода Амалов в живых остался один-единственный легитимный наследник; речь идет о принце Теодахаде. Сын сестры Теодориха Амалафриды от первого брака, Теодахад был человеком, совершенно непохожим на Теодориха: присущая почти всем готам склонность к воинскому ремеслу была ему абсолютно чуждой — его любимым занятием было чтение произведений античной литературы и философских трудов Платона. В характере Теодахада преобладали такие черты, как алчность и жестокость, и поэтому за большие деньги или звание сенатора он вполне мог вступить в сговор с византийским императором, а это, как мы помним, Теодорих считал государственной изменой. Теодахад сделался злейшим врагом Амаласунты, которая считала, что ради большой выгоды он способен на любую подлость. Однако сама мысль об утрате власти была для нее настолько невыносимой, что, несмотря на все свое презрение к Теодахаду, она дала согласие стать его женой.

Рис. 82. Теодахад (портрет на серебряной монете)

Рис. 83. Теодахад (портрет на медной монете)

Вступив в брак с Теодахадом, Амаласунта провозгласила себя королевой и попыталась взять бразды управления страной в свои руки; супругу же она отвела скромную роль соправителя. Однако прошло всего лишь несколько месяцев, и Теодахад — ни на минуту не забывавший о том, что Теодорих исключил его из числа своих преемников, — отстранил Амаласунту от власти и отправил ее под арест на один из островов озера Больсена. Там в апреле 535 года она была убита готами по приказу Теодахада, который, по всей видимости, получил тайное согласие на эту акцию от императрицы Феодоры. Вот такой ужасной смертью погибла дочь Теодориха, которая всегда столь благожелательно относилась к римлянам!

Внимательно следивший за этими событиями император Юстиниан I решил, что итальянский «плод» уже созрел и его пора сорвать. Он предпринял ряд дипломатических и военных акций для того, чтобы вслед за Вандальским королевством с карты мира навсегда исчезло и королевство остготов. И хотя Теодахад убедил Папу Агапита в необходимости визита к византийскому императору (точно так же, как десять лет тому назад при похожих обстоятельствах Теодорих отправил Папу Иоанна I в Константинополь), ход событий было уже невозможно остановить.

Рис. 84. Монета Витигиса с портретом императора Юстиниана I

Вопрос о судьбе Остготского королевства и самих остготов был окончательно решен в два этапа, первый из которых охватывает 535–540 годы.

Византийскому императору помог решить этот вопрос — а мысль о реставрации Римской империи он вынашивал уже более десяти лет — Велизарий, гениальный полководец, одержавший ряд блестящих побед в Армении, Сирии и Африке. В распоряжении Велизария были не слишком большие, но зато весьма дисциплинированные и мобильные армия и флот.

Перед лицом надвигающейся опасности племянник Теодориха показал себя очень плохим дипломатом: сегодня он, поддавшись отчаянию, для чего, кстати сказать, не было серьезных причин, соглашался на всё, что предлагал ему император, а завтра, посчитав, что положение изменилось к лучшему — как ему казалось, — брал все свои уступки назад. Как уже говорилось, Теодахад был никуда не годным полководцем, и хотя численность армии остготов была весьма большой, она, безусловно, нуждалась прежде всего в храбром и талантливом главнокомандующем. Дипломатическая игра, которую Теодахад затеял с императором, вскоре подошла к концу И когда на смену ей пришла война, Велизарий — в то время как в Далмации военные действия вел другой полководец — взял всю Южную Италию, что называется, голыми руками: зять короля Эвермунд, командовавший южной армией остготов, предал национальные интересы и перешел на сторону императора! Это предательство яркий пример того, насколько расколотым оказался народ Теодориха в минуту грозной опасности. Лишь Неаполь, южная цитадель остготов, оказал войскам императора достойное сопротивление. Однако после трехнедельных боев пал и этот город, так как Теодахад не сделал ровным счетом ничего, чтобы прийти ему на помощь. Он вновь впал в мрачное отчаяние и лишь наблюдал за тем, что происходит в стране. Терпение остготской армии лопнуло, и в ноябре 536 года Теодахад был низложен, а солдаты «подняли на щит и трон» Витигиса, близкого друга Теодориха Великого. Для того чтобы укрепить свое положение в стране, Витигис отправил в изгнание жену, которая, как и он сам, принадлежала к нижним слоям населения, и вступил в брак с отчаянно сопротивлявшейся этому Матасунтой — дочерью Амаласунты и сестрой Аталариха (она была последней представительницей женской ветви рода Теодориха). Новый король немедленно сделал то, что было самым необходимым в данной ситуации: он приступил к коренной реорганизации остготской армии. Меж тем в декабре 536 года в руках византийцев оказался Рим, гарнизон которого был слишком малочисленным. К большому огорчению остготов, Витигис не оказался таким же дальновидным стратегом и тонким дипломатом, как византийский император. Прошел всего лишь год с начала войны, а уже половина Италии вместе с ее древней столицей вновь стала подвластной императору.

Однако Витигис не собирался сидеть сложа руки, как это делал Теодахад. И хотя Юстиниан I уже успел привлечь на свою сторону франков, Витигис, предложив им в качестве отступного богатый Прованс и готскую Алеманнию, сумел склонить их к нейтралитету, — правда, позднее остготам пришлось уступить франкам и другие северные области своего королевства. И постепенно продвигаясь к Риму, Витигис собрал огромную армию — есть достоверные сведения о том, что ее численность составляла 150 000 человек. Велизарий, который также шел к Риму, имел в своем распоряжении лишь 5000 солдат. В конце февраля 537 года остготы окружили армию Велизария и начали осаду Рима. Вечный город был обнесен мощными каменными стенами, и даже такая гигантская армия, какой была армия варваров, не смогла разрушить их. Штурмуя осажденный Рим, остготы, не имевшие большого опыта в подобного рода военных действиях, несли большие потери. Бесконечные бои (в которых и императорские войска потеряли немало солдат), голод и болезни унесли множество жизней, но ни одна из противоборствующих сторон не могла похвастаться тем, что ей удалось добиться значительных успехов. Остготы потеряли многие тысячи солдат, но оставшиеся в живых продолжали осаду. Вся Италия была потрясена известиями об этих ужасающих потерях. Личный секретарь Велизария Прокопий, написавший «Историю войны с готами», приводит в рассказе об этих событиях весьма примечательную легенду:

«Это случилось в те годы в Неаполе. На центральной площади этого города стоял обелиск, на котором был сделанный из дорогих самоцветов барельеф с изображением остготского короля Теодориха. Еще при его жизни камушки с головы этого изображения стали сами собой осыпаться. И вскоре после этого Теодорих скончался. Восемь лет спустя внезапно осыпались камушки, образовывавшие туловище короля, — и умер Аталарих, внук Теодориха. Через весьма непродолжительное время упали на землю камушки с нижней части живота короля, — и погибла Амаласунта, дочь Теодориха. Это уже свершилось. А в те дни, когда остготы осадили Рим, попадали на землю камушки, обрисовывавшие ноги короля до кончиков пальцев, так что теперь с обелиска исчез весь барельеф. Данное знамение римляне истолковали следующим образом: армия императора одержит безоговорочную победу, ибо ноги Теодориха символизируют не что иное, как остготский народ, королем которого он был».

Какой яркий символ все более и более разваливающегося государства!

Рис 85. Лагерь осадивших Рим остготов, расположенный между водопроводами Аква Клавдия и Аква Марция

Жители Рима испытывали тяжкие лишения, пострадали и многие сооружения Вечного города. Водопроводы были разрушены, погибли многие произведения искусства. Приведу лишь один пример: великолепные статуи, украшавшие гробницу Адриана, осажденные разбили на куски и бросали их в варваров, атаковавших город на этом стратегически важном участке. В Риме началось брожение, ибо многие его жители уже не верили, что им удастся выдержать осаду. Было принято важное решение: все неспособные носить оружие римляне должны немедленно покинуть город. Вместе с этими людьми был увезен из Рима и Папа Сильверий, который — после того как в Константинополе скончался его предшественник Агапит, — был возведен, не без помощи остготов, на папский престол. Теперь его обвинили в том, что он поддерживал тайную связь с Витигисом. Велизарий сместил Сильверия — как государственного изменника — с папского престола и отправил в ссылку. Истины ради следует сказать, что это было сделано только для того, чтобы возвести на этот престол диакона Вигилия, которого исповедующая монофизитство императрица Феодора в апреле 536 года пыталась сделать преемником Папы Агапита. Тогда, несмотря на Унию 519 года, при византийском дворе существовала весьма влиятельная монофизитская партия, которая добилась успеха в борьбе с мужем императрицы, исповедовавшим ортодоксальную веру. Когда сопровождавший Папу Агапита Вигилий прибыл в Константинополь, монофизиты провели с ним несколько деловых встреч и пришли к убеждению, что именно он мог бы стать для них тем человеком, который способствовал бы осуществлению их далеко идущих планов. Они сделали все, что было в их силах, и вот теперь Вигилий, которого еще в январе 531 года назвали преемником Папы Бонифация II, наконец-то стал одним из самых влиятельных людей Рима. К этому приложил руку и Велизарий. Так что едва лишь Рим вновь стал императорским городом, как Византия, в которой по-прежнему правили бал монофизиты, сразу же посадила на папский престол своего человека.

Лигилий, «легкомысленный диакон, предавший и свою Церковь, и свою честь», став Папой, отнюдь не собирался выполнять данные им обещания и оправдывать надежды, которые он пробудил у монофизитов. Но уже через восемь лет ему пришлось лично убедиться в том, сколь мало ценят византийские тираны Папу Римского и что его ждет, если он не оправдает их надежд. Теперь любой человек, занимавший папский престол, зависел от византийского императора, что заставляет нас лишний раз вспомнить о той церковной политике, которую проводило правительство Теодориха.

В то время как битва за Рим шла с переменным успехом, спешившая на выручку римлянам византийская армия дошла до Остии, что побудило Витигиса обратиться к Велизарию с предложением начать мирные переговоры — хотя в этом не было ни малейшей необходимости. В своей «Истории войны с готами» Прокопий подробно описал эти переговоры. Приведу один фрагмент сочинения Прокопия, который ярко характеризует то, как они проходили. Готские парламентарии постарались доказать Велизарию, что император ведет против них несправедливую войну. Они особо подчеркивали весьма важную, на их взгляд, деталь: Теодорих стал правителем Италии по желанию императора Зинона. «Так мы получили в свое распоряжение Италию, — продолжали они, — а законы и государственные институты нам дал император; и ни Теодорих, ни один из его преемников не ввели ни одного нового закона, причем речь идет о законах как писаных, так и неписаных. Что же касается почитания Бога и истинной христианской религии, мы всегда заботились о соблюдении интересов римлян, так что вплоть до настоящего времени ни один из итальянцев — ни добровольно, ни принудительно — не изменил свою веру; а если это делали готы, никто из них не подвергался преследованиям. Святилища римлян пользовались у нас особым уважением, и никого из тех, кто искал в них убежища, мы никогда и пальцем не тронули. Ваши государственные должности занимают исключительно римляне; ни один из готов никогда не назначался хотя бы на одну из них». Так остготы пытались доказать, что война против них является несправедливой и нужно как можно скорее заключить справедливый мир. Естественно, что на время этих переговоров военные действия были приостановлены. Велизарий великолепно воспользовался этой передышкой и значительно укрепил свои позиции, в то время как остготы вели с ним совершенно бесплодные переговоры. Когда они в конце концов поняли это, положение на севере страны уже резко изменилось — и, разумеется, не в их пользу. Небольшая византийская армия взяла Анкону и подошла к Аримину — городу, находившемуся от Равенны на расстоянии, чуть большем 50-ти километров. И поэтому, для того чтобы спасти свою столицу и оставить за собой Северную Италию, остготы были вынуждены снять осаду Рима. Произошло это в марте 538 года. Отныне Рим был для них окончательно потерян. Тем временем византийцы взяли под свой контроль Далмацию и Лигурию. Так стратегия и, в первую очередь, дипломатия византийцев взяли верх над превосходством остготов в военной силе.

Теперь Велизарий быстрым маршем двинулся на север по Via Flaminia[59]. В провинции Марке его армия соединилась с еще одной византийской армией, которой командовал Нарсес. И хотя положение остготов могло стать абсолютно безнадежным, неожиданно оно начало быстро улучшаться: между Велизарием и Нарсесом вспыхнул конфликт, что, конечно же, не могло не отразиться на ходе военных действий византийцев. А тому, что остготы вернули себе Лигурию и Медиолан (который к тому времени тоже был захвачен византийцами), они целиком обязаны военной помощи франков. Император немедленно исправил неблагоприятную для византийцев ситуацию, отозвав в Константинополь Нарсеса. И осенью 539 года армия Велизария подошла к Равенне и начала ее осаду. Напрасно Витигис надеялся на помощь франков и лангобардов. Казалось, что дни Остготского королевства уже сочтены. Но здесь произошло событие, которое невольно заставляет вспомнить о грандиозных политических планах, задуманных еще Теодорихом. Оказавшись на краю пропасти, Витигис сделал мудрый политический шаг: он заключил военный союз с одним из самых могущественных врагов византийского императора — персидским царем Хосроем, лишь пассивная позиция которого позволяла Юстиниану I успешно осуществлять на Западе свою экспансионистскую политику. Хосрой воспользовался создавшимися благоприятными обстоятельствами и объявил Византии войну. Юстиниан I располагал слишком малыми силами, чтобы вести войну на два фронта, и ему пришлось принять предложенный остготами мир. Тем не менее условия мира были для готов довольно тяжелыми: за ними оставалась лишь та часть страны, которая находилась севернее реки Пад. Однако Велизарий и слышать не хотел ни о каком мире с остготами. Он заявил, что считает этот мирный договор недействительным! ад вот тут-то события приняли совершенно неожиданный оборот, которого никак не ожидали ни Витигис, ни Велизарий, ни Юстиниан. Мы сможем по достоинству оценить этот фантастический план, который задумали остготы в надежде вернуть себе все уже утраченное ими, только в том случае, если будем ясно представлять себе создавшуюся ситуацию: с одной стороны, остготы были весьма недовольны действиями Витигиса, который, несмотря на огромный численный перевес своей армии и отвагу, проявленную его солдатами в тяжелых боях, терял одну часть Остготского королевства за другой; с другой стороны, на остготов не мог не произвести сильного впечатления Велизарий — ведь он не только добивался выдающихся побед, располагая весьма небольшими силами, но и осмелился выступить с критикой действий самого императора.

Руководствуясь именно этими соображениями, остготы, потерпевшие от Велизария столько сокрушительных поражений, предложили ему трон короля Италии! Велизарий — как некогда это сделал победоносный Теодорих Великий — мог стать во главе и народа, и государства, чтобы повести их к процветанию. Как мы видим, собственные национальные интересы остготов не играли в данном случае ровным счетом никакой роли; стремление выжить полностью доминировало над мышлением этих варваров, которым были в огромной степени чужды и чувство собственного достоинства, и самостоятельность. И Велизарий согласился на предложение остготов — подобно тому, как сильный, умудренный опытом взрослый соглашается выполнить настойчивую просьбу детей. В начале 540 года он торжественно вступил в Равенну, принял присягу от остготских вождей, а затем — его вызвал к себе император. Отправляясь в Константинополь, Велизарий взял с собой — и это было очень похоже на то, как отправлялся к самому Велизарию последний вандальский король Гелимер, — несколько наиболее важных персон: Витигиса и его жену Матасунту, которые везли с собой дорогие подарки; именитых тюрингов, Амалабергу и Амалафрида; остготских вождей, которые принесли ему присягу. Отвага и мудрость этих вождей должны были помочь императору в его борьбе с персами, а тюринги — придать особый блеск и без того пышному императорскому двору.

Рис. 86. Последний король вандалов Гелимер (портрет на серебряной монете)

Рис. 87. Тотила (портрет на медной монете)

Рис. 88. Тотила (портрет на серебряной монете)

Королевская чета остготов находилась в Константинополе, Равенна стала императорским городом, держава остготов практически перестала существовать — и все это произошло в течение каких-то пяти лет! Первый этап борьбы остготов за свое существование завершился удивительно быстро.

Второй — и последний — этап этой борьбы включает в себя 540–555 годы. Несмотря на произошедшие перемены, остготы все еще представляли собой постоянную опасность для византийской провинции Италия. Павия, Верона и другие хорошо укрепленные города севернее реки Пад до сих пор находились в их руках. Правда, в данный момент времени остготы вряд ли могли всерьез угрожать Византии, поскольку они почти перестали ощущать себя единым народом и многие их вожди заботились лишь о том, чтобы удовлетворить свои собственные корыстные амбиции. И лишь король Тотила (или Бадвила), двоюродный брат убитого короля Хильдебада, начиная с конца 541.года и до своей героической гибели в 552 году пытался защищать национальные интересы остготов. Обладавший широким политическим кругозором, тонким стратегическим чутьем и личной отвагой, Тотила сумел в кратчайший срок вернуть под власть остготов всю равнинную часть Италии с ее богатыми людскими и промышленными ресурсами. Две свои важнейшие задачи — пополнение государственной казны и увеличение численности армии — Тотила решил удивительно простым способом: он взял под свою защиту наиболее слабые (и в социальном, и в экономическом смысле) слои населения равнинной части Италии — особенно рабов и колонов. В их лице он получил не только храбрых солдат, но и людей, исправно плативших государственные налоги и арендную плату, в то время как византийцы лишились и того и другого, что нанесло им весьма значительный ущерб. Осадив Неаполь, Тотила начал с лихорадочной быстротой строить флот, и вскоре его корабли стали топить византийские торговые суда. Весной 543 года был взят Неаполь, и вскоре в руках Тотилы оказалась вся Южная Италия.

Рис. 89. Найденная в катакомбах рукопись Папы Вигилия, в которой есть упоминание об остготах

В декабре 546 года солдаты Тотилы вошли и в Рим, несмотря на то что вернувшийся еще в 544 году на службу к императору Велизарий приложил огромные усилия, чтобы не допустить этого. Все эти бесконечные военные столкновения, эпидемии, голод вновь принесли Риму тяжелейшие страдания. Вечный город почти опустел. Как только Тотила вошел в Рим, он сразу же отправился в базилику св. Петра, чтобы на могиле этого апостола принести Господу хвалу за победу. У ворот базилики его уже ждал диакон Пелагий — человек, происходивший из знатного римского рода и занявший высший церковный пост после того, как из страны был изгнан Папа Вигилий. Пелагий стал умолять Тотилу проявить максимум сострадания к захваченному им Риму. Жителей Вечного города Тотила пощадил. Но к самому Риму, взятие которого стоило жизни большому количеству его солдат, Тотила питал лютую злобу и даже угрожал сровнять его с землей. Разумеется, он не сделал этого. Несмотря на все нанесенные ему повреждения, Вечный город — особенно его древние здания и памятники — был по-прежнему прекрасен. И как тут не вспомнить пророческие слова святого Бенедикта: «Рим никогда не будет уничтожен варварами; если он и будет стерт с лица земли, то сделают это не люди, а громы и молнии, бури и землетрясения!»[60]. Правда, многие здания в Риме серьезно пострадали от пожаров и грабежей, а отдельные участки городских стен были разрушены штурмовавшими город солдатами Тотилы. И нам известно, что, хотя остготы оставили в неприкосновенности все большие храмы как в самом Риме, так и за его пределами, они все-таки, надеясь на богатую добычу, довольно серьезно «поработали» в катакомбах (об этом говорится в рукописи Папы Вигилия). Все то, что было разрушено остготами в катакомбах, впоследствии отреставрировали. Но сам город, как уже было сказано, пострадал не слишком сильно. Более того: Тотила запретил своим солдатам дурно обращаться с жителями Рима (которых в то время было всего-то несколько тысяч).

Но они должны были покинуть Рим и поселиться в Кампании. Рим, столица мира, стал городом, в котором не осталось ни одного коренного жителя! И все самые знатные римляне превратились в обездоленных нищих! Вот что писал о событиях тех дней византиец Прокопий:

«Насколько тяжко пришлось в то время римлянам — и в особенности сенаторам — видно из того, что они, облаченные в одежду рабов и колонов, униженно клянчили у солдат хлеб или вообще что-нибудь съестное, чтобы не умереть с голоду; и дочь Симмаха, Рустициана, бывшая одно время супругой Боэция, отдала все, что у нее было, голодным беднякам. А они шли и шли от дома к дому и стучались в каждую дверь, ибо голод заставил их потерять и робость, и чувство стыда. Готы с удовольствием расправились бы с Рустицианой, и она осталась в живых лишь потому, что за нее вступился сам Тотила. А ведь готы обвиняли ее в том, что она, вручив очень дорогие подарки командиру одного из византийских отрядов, просила его разрушить все статуи Теодориха Великого в Риме, чтобы отомстить таким образом за смерть своего отца, Симмаха, и своего мужа, Боэция. Но, повторяем, Тотила не допустил расправы над ней; более того, он защитил от насилия и всех других женщин Рима… Все эти высокогуманные поступки принесли Тотиле большую славу».

Рис. 90. Тотила (портрет на серебряной монете)

Завоевав Рим, Тотила попытался добиться того, чтобы Юстиниан I признал его королем Италии на тех же правах, которые в свое время были дарованы Теодориху Великому. Император ответил отказом. И дальнейшие события показали, что он не ошибся в своих расчетах. Весной 547 года Велизарий, понеся весьма небольшие потери, отвоевал Рим для Византийской империи. Но император вновь отозвал его в Константинополь, и зимой 549 года Рим во второй раз попал в руки короля остготов. Теперь Тотила преследовал совершенно другие цели, чем три года назад, когда его солдаты впервые захватили Рим. Он избрал — поскольку Равенна все еще была императорским городом — своей резиденцией Вечный город, вернул его жителей и отремонтировал поврежденные здания. Тотила еще раз обратился к Юстиниану I с просьбой о мире и о признании его королем Италии. И вновь император категорически отказался сделать это. Несмотря на столь решительный отказ, Тотила провозгласил себя суверенным правителем Италии и стал чеканить монеты, на которых был его собственный портрет, — как это уже делал начиная с 536 года Теодахад. Для бедных слоев населения Тотила стал устраивать цирковые игры и состязания на колесницах, стремясь подчеркнуть, что мир пришел в Италию на долгие годы и будет сделано все, чтобы его сохранить. «Последние состязания колесниц, которые лицезрели римляне, дал им на прощание остготский король. Когда впавшие в бедность горожане и несколько сенаторов опустились на сохранившиеся с глубокой древности ступени цирка, то, глядя на это собрание теней, пришедших на устроенное для них зрелище, невозможно было отделаться от чувства ужаса, который испытываешь при виде ухмыляющихся привидений». Тем не менее нужно признать, что благодаря своей неустанной кропотливой работе Тотиле удалось добиться заметного прогресса в деле возвращения под власть остготов значительной, уже ставшей византийской, части Италии.

И вот теперь, когда уже почти вся Италия вновь попала под власть варваров, император начал решительные действия. Из Далмации — и по суше, и по морю — была переброшена в Северную Италию одна византийская армия, а из провинции Африка вторглась в Южную Италию другая. Эти армии должны были соединиться и обеспечить господство Византийской империи над всей Италией. Армией, идущей с севера, командовал племянник императора Герман, который взял в жены Матасунту — вдову Витигиса и внучку Теодориха. (Возможно, в свое время он сделал это для того, чтобы привлечь на свою сторону остготов.) Тотила предвидел подобное развитие событий и намеревался отразить нападение с помощью имевшихся в его распоряжении двух флотов и различных сухопутных соединений. Но когда война на море и на суше, на юге и на севере действительно началась (к тому времени Германа уже не было в живых), хорошо продуманная тактика византийцев вновь принесла им успех. Тотила обратился к Юстиниану I с предложением заключить мир на довольно-таки невыгодных для византийцев условиях. Император наотрез отказался вести какие бы то ни было переговоры: остготы должны быть уничтожены, Италия должна стать субъектом Византийской империи. В начале 552 года главнокомандующий византийской армией Нарсес выступил из Далмации; в этой огромной армии были лангобарды, герулы и гепиды, готовые сражаться против своих германских братьев, а франки уже успели отнять у остготов Венетию. Императорская армия, двигаясь строго вдоль морского побережья и оставляя в стороне остготские укрепления, дошла до Равенны, избрав именно этот город первым объектом нападения. Отсюда армия Нарсеса — опять-таки в обход всех остготских крепостей — быстрым маршем двинулась на юг, навстречу основным силам остготов, которые стояли в предместьях Рима. Этот казавшийся совершенно невозможным за столь короткое время переход армии Нарсеса застал Тотилу врасплох.

В большой спешке он собрал все имеющиеся у него силы (сразу скажем, что и на этот раз его армия по численности намного превосходила императорскую) и встретил византийцев в Апеннинах. Здесь, в местечке Тадина близ Перуджи, весной 552 года в сражении с Нарсесом Тотила потерпел сокрушительное поражение. Его армия была полностью уничтожена. Вскоре после этого Тотила ушел из жизни (нам неизвестно, где и при каких обстоятельствах это произошло). Так закончилась многолетняя борьба византийцев с остготами. «Все, что последовало за этой битвой, было не более чем актами отчаяния погибающего народа».

Рис. 91. Юстиниан I и его двор вместе с Максимианом, архиепископом Равеннским

Рис. 92. Императрица Феодора со своей свитой

В то самое время, когда остготский народ, собрав последние силы, боролся с византийцами, Максимиан, архиепископ Равеннский (545–556 гг.), приказал сделать в только что построенной в этом городе — который, как мы помним, Теодорих избрал своей столицей — церкви Сан Витале мозаичные портреты императора Юстиниана I и императрицы Феодоры; окруженные каждый своей свитой, они приносят церкви дары: золотое, с геммами, блюдо для просфор и чашу, украшенную драгоценными камнями. А еще раньше, в начале 540-х годов, в честь побед Юстиниана I на одной из площадей Равенны был установлен великолепный обелиск, облицованный слоновой костью.

Какие разительные перемены — и всего лишь за несколько десятилетий! Когда еще Юстиниан I не был императором, он с помощью проводимой им церковной политики нанес первый серьезный удар по королевству Теодориха. Теперь это королевство лежало в руинах. С Теодорихом и остготами было покончено, а Церковь и искусство Равенны дружно славили нового далекого властелина.

Рис. 93. Серебряная монета Тейи с портретом покойного императора Анастасия I

Правда, у византийского императора осталась еще одна проблема: нужно было уничтожить оставшихся в живых остготов. Почти все они находились в хорошо укрепленной Павии. Там в начале 553 года остготы избрали себе нового короля — Тейю. После того как Тейя обратился за помощью к франкам и никакого ответа от них не последовало, он вооружил оставшихся у него остготов и стал готовиться к решающему сражению. К сожалению, им руководили не мудрый расчет искушенного в тактике военачальника (каким был, например, Тотила), а гнев и отчаяние; а если вспомнить о том, что и армия остготов была теперь вовсе не такой многочисленной, как прежде, то станет ясно, что Тейя вряд ли мог при подобных обстоятельствах надеяться на успех. Ему так и не удалось вернуть остготам Рим. За последние 16 лет Вечный город подвергся штурму уже в пятый раз. Довольно большое войско остготов, которым командовал брат Тейи Алигерн, находилось в почти неприступной крепости Кумы, в Кампании (где хранилась довольно значительная часть остготских сокровищ), и Тейя поспешил туда, чтобы объединиться с Алигерном. Однако Нарсес был начеку и преградил ему дорогу, расположив свою армию чуть южнее подножья Везувия. Войско Тейи занимало очень хорошую позицию и могло удерживать ее весьма длительное время, так как остготский флот снабжал своих соплеменников продовольствием. Так обе армии простояли друг против друга в течение двух месяцев — до тех пор, пока Нарсесу не удалось благодаря предательству захватить корабли остготов. Вот теперь судьба войска Тейи была решена. Ему пришлось оставить занимаемый им отличный плацдарм и быстро отступить на юг, к горам, чтобы принять там последний жестокий бой.

Какой жуткий контраст! Изумительно красивый ландшафт Италии, Везувий, Неаполитанский залив — и невыразимо трагичное по своим масштабам кровопролитное сражение, в котором будет уничтожено германское племя, большая часть которого уже успела приобщиться к римскому образу жизни. Долгих два дня — без продовольствия, без воды — отчаянно бились остготы, которых заражал своей отвагой Тейя. Прокопий рассказывает об этом так:

«Сражение началось ранним утром. Вместе с несколькими воинами Тейя стоял впереди фаланги, прикрывшись щитом и бросая копья. Как только его увидели враги, они решили, что если король остготов будет убит, то сражение сразу закончится. Поэтому храбрейшие из них — а таких оказалось очень много — подобрались к нему почти вплотную и стали бросать в него дротики. Но Тейя отражал эти броски своим щитом и, совершая молниеносные перебежки, убивал нападавших. Каждый раз, когда весь его щит покрывался попавшими в него дротиками, Тейя бросал его своему оруженосцу и брал у него другой. Так сражался он без устали в течение целой трети дня. И тут вдруг в его щит попали сразу двенадцать дротиков, так что Тейя уже не мог свободно обращаться с ним, и он с трудом отбивал атаки наседавших противников. Не отступая ни на шаг, громко призвал он на помощь своего оруженосца. Ни на одно мгновение не дрогнул он перед лицом грозной опасности; он не пытался ни отступить, прикрыв спину щитом, ни отбежать в сторону — он словно врос в землю, сея правой рукой смерть и увечья, а левой отражая удары. Время от времени он громко повторял имя оруженосца. И когда тому удалось приблизиться к королю, Тейя швырнул ему свой утыканный дротиками щит и протянул руку за другим. На какое-то ничтожное мгновенье его грудь оказалась незащищенной; в воздухе просвистел дротик, и Тейя как подкошенный рухнул на землю. Несколько византийцев насадили его голову на длинный шест и подняли ее высоко вверх, для того чтобы, увидев это, византийцы усилили натиск, а остготы обратились бы в бегство. Но остготы не дрогнули и продолжали сражаться, пока тьма не окутала небо, хотя и знали, что их король погиб. Когда стало совсем темно, обе армии прекратили битву, отошли друг от друга, но провели ночь, не выпуская из рук оружия. На следующий день встали они очень рано, заняли прежние позиции и вновь сражались до глубокой ночи. И несмотря на то, что уже очень многие воины — и византийцы, и остготы — нашли свою смерть, обе армии, не отступив ни на пядь, ожесточенно продолжали свою ужасную кровавую „работу": остготы — прекрасно сознавая, что они ведут свой последний бой; византийцы — видя, что с каждой минутой чаша весов все больше и больше склоняется на их сторону».

Поздним вечером, на исходе второго дня битвы, остготы послали парламентера с просьбой разрешить им покинуть Италию; они соглашались поселиться там, где это будет угодно императору. И в то время, пока шли эти переговоры, группа, состоявшая примерно из тысячи остготов, которые не хотели и слышать о таких условиях мира, прорвала византийские кордоны. Им удалось пройти через всю Италию и добраться до Павии. Просьба остальных остготов была удовлетворена при условии, что они больше никогда не поднимут оружие против императора. Это произошло в 553 году.

Таким образом. Остготское королевство, да, по сути дела, и весь остготский народ, прекратили свое существование. Разумеется, небольшие вооруженные отряды остготов еще бродили почти по всей Италии. Но каждый из них действовал на свой собственный страх и риск и ставил перед собой различные локальные цели. Всех оставшихся в живых остготов можно разделить на две группы.

Рис. 94. Равеннский диптих, на котором изображен Юстиниан I (с Нарсесом?)

Одни, смирившись с неизбежным, предпочли все-таки остаться в Италии и поступить на службу либо к императору, либо к варварам, которые так позорно оставили их на произвол судьбы в трудную минуту. Во главе этой группы остготов стоял Алигерн; Кумы, которые, несмотря на длительную осаду, так и не смог взять Нарсес, впоследствии были добровольно отданы византийскому императору. Другие остготы посчитали за лучшее все же покинуть Италию и поискать счастья на чужбине. Совсем недавно было высказано предположение, что основная масса этой группы остготов добралась — через Аосту — до Женевского озера. Мне представляется более правдоподобной другая версия, согласно которой эта группа остготов поселилась в Ладинии[61]. Это — горная область южнее г. Брунико и восточнее г. Больцано, в центре которой расположен Розенгартен (в предании о Дитрихе Бернском он выступает в роли государства Лаврина). Некоторые остготы вновь преисполнились оптимизма и даже собирались, надеясь на поддержку франков, продолжить борьбу с византийцами в Италии. Сами франки проявляли сдержанную осторожность и не спешили торопить события. Но они не предприняли никаких агрессивных действий, когда хорошо вооруженная алеманнская армия численностью порядка 75 000 человек, среди которых были и франки, перешла через Альпы, чтобы, заявив о своих правах на наследство Теодориха, основать «новое алеманнско-готское королевство». Разумеется, знатные готы и слышать не хотели о таком альянсе. Когда алеманны, одержав победу над императорскими войсками в битве при Парме, шли на юг, Алигерн — как свидетельствует Агафий, — стоя на городской стене, осыпал их язвительными насмешками: он кричал, что все их потуги ни к чему не приведут и они всё равно останутся с носом (хотя в то время византийцы уже прибрали к своим рукам все богатства и королевские инсигнии готов); что если его когда-нибудь назовут новым готским королем, то он никогда уже не сможет носить пурпур, а должен будет носить одежду простого солдата и довольствоваться жизнью самого обычного человека. Тем не менее, несмотря на столь враждебное отношение к ним готов, алеманны вовсе не собирались отказываться от своих планов. Им удалось пройти всю Италию и достичь Реджо-ди-Калабрии. Весь их путь был отмечен убийствами, грабежами и пожарами, и они полностью разрушили все, что уцелело со времен войны византийцев с остготами. И фортуна очень скоро отвернулась от них. Уже осенью 554 года эпидемии и вражеские мечи полностью уничтожили эту некогда грозную армию алеманнов. Они ровным счетом ничем не помогли остготам, многие из которых считали алеманнов своей последней надеждой. Небольшая часть остготской армии (7000 человек), укрывшаяся в расположенной на юге Италии крепости Кампсы[62] зимой 555 года была вынуждена сдаться Нарсесу. Ее включили в состав императорской армии и затем использовали на Востоке. Так была погашена последняя искра остготского сопротивления. Правда, есть сведения об отдельных группах остготов, доставлявших византийцам — то в одиночку, то во взаимодействии с франками — некоторые хлопоты. Однако в основном это были те остготы, которые остались в Италии с разрешения завоевателей. И они были уже не воинами, а мирными поселенцами. Большинство из них занимало отдельные территории севернее р. Пад и до морского побережья, но они жили также в окрестностях Ночеры (провинция Умбрия) и Кастельтрозино (провинция Марке). Их численность была очень небольшой. Те из них, кто жил севернее р. Пад, сумели сохранить свою национальную самобытность и специфические готские привилегии по меньшей мере до XI века[63].