ГЛАВА ВТОРАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ВТОРАЯ

После столь чувствительной оплеухи, отвешенной фюрером Западу в Рейнской области, Сталин не сомневался: это только начало. Потому и обязан был выяснить истинные намерения Гитлера.

И, вполне возможно, что, подсовывая фюреру заговор Тухачевского, он надеялся не столько с его помощью скомпрометировать маршала, сколько выяснить его отношение к себе. Да и какой был смысл «валить» маршала таким сложным путем. В разработке чекистов Тухачевский оказался еще в 1936 году, когда были арестованы Фельдман, Примаков и Путна. И при желании Сталин обошелся бы и без Гитлера. Если промолчит или начнет игры с маршалом, значит, Сталин ему не нужен. Ну а если «сдаст» маршала, то надеется на альянс с ним...

Чем кончилась вся эпопея с маршалом, мы уже знаем, неизвестно, что думал по этому поводу сам Гитлер. Вполне возможно, он разгадал игру кремлевского владыки и подыграл ему. А Сталин принял все за чистую монету. Но как бы там ни было, «дело Тухачевского», по словам Шелленберга, стало «подготовительным пунктом к сближению между Гитлером и Сталиным».

Договор со Сталиным давал Гитлеру возможность обезопасить свои восточные границы и еще несколько лет водить Сталина за нос. Но, по большому счету, фюрера сейчас волновал не Сталин, а Запад, поскольку на повестке дня стояла сначала Австрия, а потом и Чехословакия с Польшей, чему весьма способствовал приход к власти в Англии Н. Чемберлена.

Из бесед с эмиссаром Чемберлена лордом Галифаксом Гитлер вынес главное: за соглашение с Германией Англия с милой душой «отдаст» ему Австрию, Чехословакию и Данциг. В результате чего появился план под кодовым названием «Отто» о военном вторжении в Австрию. На рассвете 12 марта гитлеровские войска вторглись в страну, и уже на следующий день новое австрийское правительство, которое возглавил гитлеровский агент Зейсс-Инкварт, вынесло решение о присоединении Австрии к Германии. 14 марта Гитлер подписал акт об объединении Австрии с рейхом, и на карте Европы стало меньше одним независимым государством.

Что же касается Англии и Франции, которые являлись гарантами независимости Австрии, то они и не подумали защищать ее. Единственное, что они сделали, так это стыдливо осудили «германское давление» на Австрию. А вот Сталин не смолчал. По штату было не положено. Советское правительство заявило о потере австрийским народом независимости и о нависшей над Европой опасностью и предложило обсудить создавшееся положение в рамках Лиги наций или вне ее.

И в связи с этим хочется сказать вот о чем. Когда читаешь многих пишущих о Сталине авторов, то складывается впечатление, что Сталин в те годы только тем и занимался, что пытался, выражаясь казенным языком, обуздать агрессора и создать коллективную безопасность. И все же, думается, это было далеко не так. Сталин был слишком умным и тонким политиком, чтобы не понимать: ничего все эти договоры с «гнилыми демократами» не стоили, что они и докажут уже очень скоро. Особенно, когда это касалось третьих стран.

И был трижды прав. Англия за его интересы воевать не стала бы. Потому и вел свою игру. Точно так же, как ее вели и Англия, и Германия, и в меньшей степени Франция. И если он на самом деле установил контакты с Гитлером через брошенного на алтарь большой политики Тухачевского, то знал: Гитлер поймет все его призывы как надо.

И в связи с этим хотелось привести весьма интересный рассказ В. Шамбарова из его «Государства и революции». По его словам, в мае 1939 года французская газета «Пари суар» закажет статью скрывавшемуся от Сталина на Западе дипломату и разведчику Бармину. Тот охотно ее напишет. В статье будет такая фраза:

«Есть все основания считать, что Сталин уже давно стремится к союзу СССР с германским рейхом. Если до сих пор этот союз не был заключен, то только потому, что этого пока не хочет Гитлер». Прочитав эту статью, редактор откажется ее печатать. А вот после подписания между СССР и Германией пакта о ненападении схватится за голову: упустить такую сенсацию для газетчика было непростительно.

Бармин, будучи в курсе многих секретов, доказывал, что переговоры с Гитлером начались еще в 1937 году в обстановке глубочайшей секретности и велись они через полпреда СССР в Германии К.К. Юренева.

Геноссе Юренева весьма любезно встречали в «интимной» резиденции Гитлера — Бертехсгадене. Принимал в них участие и советский торгпред в Германии и Швеции Д.В. Канделаки, встречавшийся с нацистским руководством «вне рамок официальных государственных отношений» в качестве личного посланца Сталина. А вот о чем на этих переговорах шла речь, так навсегда и осталось тайной. И Юренев, и Канделаки бесследно исчезли во время репрессии. Хотя догадаться, конечно же, можно. Да и о чем может идти речь на столь секретных встречах, как не о самых сокровенных желаниях вождей?

Надо полагать, и здесь Сталин предпочитал «не высовываться» и вел их с присущей ему иезуитской хитростью от имени какого-нибудь «нового Тухачевского». И в данном случае ничего уничижительного в прилагательном «иезуитская» нет. Любой лидер должен обладать ею. Поскольку большая политика — это большая игра и, по возможности, без ничьей.

Были заметны и некоторые результаты этих тайных встреч. Во время массовых репрессий Сталин очень помог фюреру, уничтожив многих немецких коммунистов, которые имели несчастье оказаться в СССР. Неожиданно для руководителей разведок (а их в СССР было несколько, и все они отчаянно соперничали между собой) Политбюро запретило засылать агентуру в Германию и создавать там новые разведсети.

Шел навстречу Сталину и Гитлер, и все те советские военные, которые направлялись через Германию в Испанию и были арестованы, благополучно вернулись на историческую родину. Так что, судя по всему, 1939 год был лишь продолжением года 1937-го, и именно тогда были заложены основы советско-германской дружбы.

Ну а что касается инициативы Сталина по поводу аншлюса Австрии, то Лондон выступил против, заявив, что «созыв предлагаемой конференции для принятия согласованных действий против агрессии не обязательно окажет благоприятное воздействие на перспективы европейского мира».

Но даже столь решительная позиция Англии не привела к желаемому результату, и Гитлер и не думал подписывать с ней какое-либо соглашение. И тогда Чемберлен пошел на обходный маневр, подписав «добрососедское» соглашение с фашистской Италией и пойдя на серьезные политические уступки. Великобритания не только признала захват Италией Эфиопии, но и дала согласие на то, что «итальянские добровольцы» будут выведены из Испании без точно установленного срока.

Сталин прекрасно понимал, что после своих первых и столь удачно запущенных им шаров в Рейнской области и Австрии следующим его «приобретением» станет Чехословакия. Именно она должна стать разменной монетой в большой политической игре западных государств.

Не было для Сталина тайной и то, зачем нужна была фюреру Чехословакия, которая являлась главным препятствием для похода на Восток. И, как говорил еще Бисмарк, так называемый Богемский четырехугольник, расположенный на границах Богемии—Моравии, являлся не только превосходной естественной оборонительной позицией, но и служил ключом к господству над всей Центральной Европой.

Чехословакия обладала прекрасно вооруженной и обученной армией, имела великолепные оборонные заводы «Шкода», а ее оборонительные сооружения можно было без особого преувеличения сравнить со знаменитой французской линией Мажино. И, конечно же, Гитлер вместе с открытием «зеленой улицы» на Восток очень надеялся на использование мощных военных заводов Чехословакии для перевооружения и вооружения своей армии.

Понимал Сталин и то, что после захвата являвшейся воротами в Центральную Европу Чехословакии равновесие сил в ней нарушится и немецкие войска окажутся в опасной близости от советских границ. Как и Франция, СССР был связан с Прагой договором о взаимопомощи в случае нападения, но, как этот договор мог быть осуществлен, Сталин не знал, поскольку Советский Союз не имел общей границы ни с Чехословакией, ни с Германией. И когда его спрашивали об этом, он туманно намекал на создание какого-то одному ему пока известного таинственного коридора. Ну а где этот самый загадочный коридор начинался и кончался, так и осталось тайной.

Но все это было, по большому счету, лирикой. Сталин прекрасно знал, что ни Советский Союз, ни тем более Франция и не подумают вступаться в общем-то уже за обреченную на заклание фюреру Чехословакию. И когда он предложил Лондону и Парижу собраться за «круглым столом» и договориться о коллективных действиях, французы не ответили ему вообще. Англичане же ответили отказом, объяснив, что созыв подобной конференции может спровоцировать Гитлера и расколоть пока еще мирную Европу.

Через своего посла в Праге Сталин сообщил Бенешу, что готов предпринять необходимые шаги для обеспечения безопасности его страны, но только при условии, если Франция тоже выступит с подобными предложениями.

Бенеш пошел еще дальше и настоял на том, чтобы в советско-чешский договор был внесен пункт, согласно которому Советский Союз мог прийти на помощь его стране только при выполнении подобных обязательств Францией. Судя по всему, чехословацкий президент очень опасался, что в случае чего его стране придется принимать участие в войне на стороне СССР без Франции.

Сталин догадывался, что главным предлогом начала войны против Чехословакии станет проблема судетских немцев, которые проживали в ее пределах и являлись ее гражданами. Они составляли пятую часть населения всей страны и, как и словаки, были крайне недовольны своим положением людей второго сорта. Солидная ставка делалась и на словацких националистов, которые тоже ратовали за улучшение своего статуса. С помощью Берлина судетские немцы обзавелись собственной профашистской партией, во главе которой стоял Конрад Гейнлейн.

Вскоре после аншлюса Австрии Гейнлейн прибыл на встречу с Гитлером в Берлин, где и получил указания предъявить Праге заведомо невыполнимые требования. В конце апреля он выступил в Карловых Варах со своей программой, заключавшей в себе, наряду с другими «пожеланиями», требование создания Судетской автономии. «Мы будем требовать все, — закончил он свою речь, — что они не в состоянии выполнить!» Тогда же Гитлер вызвал возглавлявшего Верховное командование вермахта Кейтеля и приказал ему готовить директиву о нападении на Чехословакию.

Одновременно фюрер усилил нажим на Лондон и Париж, и правительства двух стран буквально лезли из кожи вон, чтобы убедить Гитлера в том, что они делают все возможное, чтобы заставить Прагу принять выдвинутые Гейнлей-ном «справедливые требования». Однако Бенеш никаких требований удовлетворять не собирался, и гейнлейновцы принялись за кровавые провокации между немцами и чехословаками в Судетах.

5 сентября Бенеш принял лидеров судетских немцев, на чем так настаивали Англия и Франция, и согласился на все их требования. Тем не менее всего через несколько часов Гитлер объявил своим генералам, что нападение на Чехословакию начнется в полдень 27 сентября.

12 сентября Гитлер выступил на Нюрнбергском партийном съезде, где и произнес пламенную речь, полную угроз в адрес Бенеша и чехов. Судетские немцы восприняли выступление фюрера как призыв к действию и подняли восстание. Чехи мгновенно ввели военное положение, и восстание было быстро подавлено. В выступлении погибли всего несколько человек, и тем не менее немецкая печать на все голоса трубила о «терроре в Чехословакии».

В Берлин прибыл Чемберлен, однако все его попытки решить судетскую проблему мирным путем были отвергнуты Гитлером. «Но войны может и не быть, — заявил в конце разговора Гитлер, — если будет принят принцип самоопределения!» Чемберлен ухватился за брошенную ему ниточку и обещал сделать все возможное, чтобы добиться передачи Германии интересующих ее территорий. Если, конечно, фюрер обещает принять все меры для оздоровления положения.

Гитлер обещал, а буквально через четверть часа с довольным видом рассказывал Риббентропу, как ловко ему удалось загнать английского премьера в угол. «Если чехи откажутся, — довольный потирал он руки, — то никаких препятствий для вторжения в Чехословакию не будет, а если согласятся, тогда просто их черед придет позднее!»

Сталин внимательно следил за политическими играми и еще раз дал понять Гитлеру о намерении сблизиться с Германией. Что и озвучил министр иностранных дел Литвинов в Ленинграде. В своей пространной речи он обрушился на западные державы и обвинил их в том, что именно при их попустительстве Германии без единого выстрела удалось свести на нет Версальский договор. В Берлине все поняли как надо.

«Мы, — говорил Литвинов, — намеренно воздерживаемся от непрошеных советов чехословацкому правительству... Советское правительство, во всяком случае, не несет ответственности за дальнейшее развитие событий. СССР не ищет для себя никакой выгоды, также не желает он никому навязывать себя в качестве партнера или союзника, но готов согласиться на коллективное сотрудничество». Из этого заявления ясно, что никаких тайных переговоров Сталин с президентом Бенешем в то взрывоопасное время не вел.

Однако последние исследования доказывают, что это было не так, и в августе 1938 года командующий чешскими ВВС генерал Файер принял предложение Сталина на проведение переговоров, а затем сделал весьма интересное заявление, из которого следовало, что Советский Союз «обещал прислать 700 истребителей, если будут подготовлены подходящие аэродромы и обеспечена противовоздушная оборона».

Более того, как признавался позже глава французской миссии в Румынии, правительство этой страны было готово закрыть глаза на перелет советских самолетов через ее территорию. А чтобы обезопасить себя перед Германией, Бухарест потребовал, чтобы перелет проходил на высоте свыше 3 тысяч метров, где румынские зенитки не могли достать советские самолеты. Известно и то, что советский посол в Лондоне Майский совершенно откровенно говорил министру иностранных дел Черчиллю, что в случае немецкой агрессии против Чехословакии СССР применит силу.

Что же касается самого Литвинова, то 21 сентября в Женеве он без обиняков заявил, что чехи вполне могут рассчитывать на поддержку Москвы, но только в том случае, если Франция останется верной своему союзническому долгу и, согласно договору с Прагой, выступит на ее стороне.

Однако в действительности все выглядело несколько иначе. И если верить маршалу Захарову, то в своих воспоминаниях он утверждал, что Сталин отнюдь не собирался зависеть от Франции и заявил в своем секретном послании Бенешу, что окажет ему помощь и без Франции. При этом Захаров дал полный расклад тех сил, которые должны были прийти на помощь Бенешу. По его утверждению, 21 сентября командующий Киевским военным округом отдал приказ, согласно которому округ был поднят по военной тревоге и размещен вдоль польской границы.

Затем Сталин привел в полную боевую готовность 60 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизионов, 3 танковых корпуса, 22 отдельных танковых батальона, 17 эскадрилий, которые были дислоцированы к западу от Урала. Под ружье были поставлены около 330 тысяч резервистов и десятки тысяч солдат. Чтобы подстегнуть (или насторожить) Францию, Сталин уведомил военного атташе об идущей полным ходом мобилизации советских войск. Вот только и по сей день неизвестно, как отреагировал на столь неприятное сообщение Париж.

Что же касается с жадностью заглядывавшейся на чешские территории Польши, то Сталин заверил ее, что любая попытка посягнуть на чешскую землю кончится для Польши разрывом заключенным с нею пакта о ненападении. И был очень недоволен тем, что, в конце концов, Прага приняла территориальные предложения Варшавы, исключив тем самым возможность советской интервенции в Польшу.

Готовность СССР выполнить свои союзнические обязательства перед Чехословакией Литвинов подтвердил в беседе с германским послом в Москве 22 августа. На этот раз он отбросил всякую дипломатию и без обиняков заявил Ф. фон Шуленбургу, что «Германия не столько озабочена судьбами судетских немцев, сколько стремится к ликвидации Чехословакии в целом».

Ну а по тому, как себя повела Франция, Сталину нетрудно было догадаться, что она озабочена только одним — оправдать готовившееся вместе с Англией предательство Чехословакии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.