Глава семьдесят вторая Первый император, вторая династия

Глава семьдесят вторая

Первый император, вторая династия

Между 286 и 202 годами до н. э. царство Цинь уничтожает Чжоу у а его правители становятся первыми правителями объединенного Китая и в свою очередь терпят крах

А в Китае, где все князья стали царями по общепризнанному декрету (не так, как сатрапы старой империи Александра), продолжалось эпоха Воюющих Царств. После быстрого подъема государства Цинь и казни Шан Яна новым царем циньская армия продолжала сражаться. То же делали и все остальные. Ци нанесло серьезный царству урон Вэй, после чего то ослабело; Чу, которое наконец-то поглотило Чу и Юэ, заняло место Вэй в качестве одного из Большой Тройки.^‹1115› Теперь Цинь, Ци и Чу казались готовыми поделить между собой остальной Китай.

Несколько лет ни одно государство не видело ясного пути на самый верх. Но армия Цинь, созданная Шан Яном, была самой сильной из трех. В 260 году Цинь захватило новое царство Чжао (одно из трех государств, образовавшееся при распаде Инь), чем проявило нежелательные признаки зарождения имперских амбиций. На широких равнинах Китая могли размещаться большие массы войск, чего никогда не могло произойти на горных перевалах Греции или Италийского полуострова. Десятки тысяч человек погибли в битве между двумя государствами. Когда армия Чжао сдалась, пленных убивали в громадных количествах.^‹1116›

Четырьмя годами позднее Цинь вторглось на территорию Чжоу и положило конец вековому правлению священного царя. «Цинь истребило Чжоу, — прямо говорит Сыма Цянь, — и жертвоприношения Чжоу прекратились».^‹1117› Это была плата за общее упущение, за бессмысленность существования Чжоу, которое никто уже не замечал. Подобно Александру IV, царь Чжоу многие годы оставался просто именем.

При вторжении случилась катастрофа. Девять Треножников были захвачены победителями, взяты с их священного места и с триумфом отправлены по реке в столицу Цинь — но один из треножников свалился в воду, и все попытки достать его окончились неудачей. Осталось лишь восемь треножников. Символ царской святости, дававший власть, был искажен и навсегда стал неполным.^‹1118›

В 247 году на трон Цинь взошел новый царь: это был молодой Чжэн. Его отец, Чжуан-сянь, умер преждевременно, после двух лет правления, когда Чжэну было только тринадцать лет. Страной за него правили командующие, канцлер, советники и различные военачальники.

Однако он оказался более удачливым в опекунах, чем другие молодые цари. Эти официальные лица серьезно относились к своей задаче; в интересах Чжэна они отразили все нападения соседей Цинь до того, как тот повзрослел. В двадцать два года Чжэн вступил в полновластное управление Цинь.^‹1119› Он планировал завоевание не только соседей, но и всего Китая. К

232 году он собрал армию большую, чем возникала когда-либо раньше; к 231 году он впервые приказал, как пишет Сыма Цянь, «записывать возраст мальчиков» — что наверняка указывает на всеобщий набор в армию. И с 230 года другие государства Китая начинают рушиться одно за другим. Хань сдалось в 230 году. Чжао — двумя годами позднее. Наследник престола царства Янь, обеспокоенный увеличением мощи Цинь, засылает ко двору Чжэна убийцу, переодетого послом, надеясь избавиться от западной опасности до того, как она достигнет его границ. Чжэн разоблачает реальную цель ложного посла и приказывает разорвать его на части. На следующий год он вошел в Янь, пленил его наследника и отрубил ему голову.

Эта жестокость характеризовала все правление Чжэна. Она привела его на такой пик власти, на какой не взбирался еще никакой другой царь Китая. Царства продолжали падать перед ним: Вэй в 225 году, Чу в 223, Ци в 221, хоть и неохотно. К концу 221 года, через четверть века после смерти отца, Чжэн стал владыкой огромной страны. «Через двадцать шесть лет Чжэн, царь Цинь, был возведен на престол, — пишет Сыма Цянь, — он впервые объединил весь мир».^‹1120›

Чжэн был теперь больше, чем царь; он был императором. Он сменил свое имя на Ши Хуан-ди, «Первый Император». С этого времени мы можем действительно говорить о собственно Китае — стране, которая носит это название со времен того первого объединения государством Цинь.

Новая страна никогда прежде не была одним государством; это означает, что Ши Хуан-ди должен был создать единое правительство не на случайной основе (что было бы относительно легко), а из массы существующих обычаев и совершенно разных бюрократических систем.

Переделка старого и обваливающегося дома — ночной кошмар по сравнению с простой закладкой нового фундамента на пустом месте. Это задача, которая требует непреклонной дееспособности — как раз такой, какой обладал Ши Хуан-ди. Он разрушил старые роды, наследующие семейные богатства и клановую верность, поделив свою империю на легко управляемые области: тридцать шесть щюней («jun» — район командования[249]), а каждый цзюнь делился на сяни (это в общих чертах напоминает американскую систему штатов, разделенных на округа). Каждым цзюнем управляла пара, состоявшая из военачальника и гражданского администратора, а правительственный инспектор следил за управляющими.^‹1121› Никакие родственники официальных лиц не могли занимать доходное место: Первый император не дал государственной службы даже своим сыновьям, следуя очень старой идее, что наследственное царствование вредит здоровью страны. Кроме того, он приказал прежней знати каждого государства переехать к нему в столицу и поселиться в новых домах. Тут они жили очень комфортно — и очень близко к надзирающему оку.^‹1122›

Затем последовали другие реформы. Император построил дороги до самых окраин Китая, прорыл транспортные и ирригационные каналы, основал новый календарь, чтобы каждый в его владениях придерживался официальной единой системы леточисления. «Поднимая сельское хозяйство и подавляя несущественные отрасли, — гласит хвалебная надпись, сделанная через два года после его воцарения, — он обогатил [народ]… Что касается инструментов, то замеры были унифицированы, в письме знаки были стандартизированы. Всюду, где всходили солнце и луна, повсюду, куда достигала лодка или повозка, все люди проживали отпущенное им время, и каждый был удовлетворен».^‹1123›

Эти реформы оказались более чем эффективными. Они представлялись почти что мессианскими, как путь к новой счастливой жизни для подданных Ши Хуан-ди.

^{Циньский Китай}

Как и Шан Ян, Первый император терпеть не мог заповеди Конфуция и неопределенности любого рода. Четкие и эффективные правила сверху донизу, а не метафизические размышления, были ключом к богатству страны. Поэтому он пошел на шаг дальше, чем сжигание книг Шан Яном. Его премьер-министр объявил его новое постановление:

«Теперь Император, объединивший и удерживающий мир, распознал белое и черное и стал единственным авторитетом. Но [некоторые подданные] стремятся приобрести собственные знания и объединяются, чтобы критиковать законы и обучение… При дворе они критикуют в своих сердцах, а снаружи обсуждают законы на улицах. Дискредитировать правителя означает… показать свое превосходство… Если подобное не запретить, власть правителя сверху уменьшится, и снизу возникнут раздоры. Запрет этого необходим. Я предписываю сжечь все летописи в конторах писцов, которые не идут от правителя Цинь… Каждый, кто рискнет обсуждать песни и документы, будет наказан на рыночной площади».^‹1124›

Единственными книгами, освобожденными от декрета об уничтожении, были книги по гаданию и справочники по сельскому хозяйству.

Это решение было крайне отрицательно воспринято более поздними поколениями («Первый Император избавился от документов, чтобы сделать людей глупыми», — резко замечает Сыма Цянь),^‹1125› однако оно было исполнено глубокого здравого смысла для человека, который создавал новую страну из целого набора старых. Государства были полны старых записей о том, как велись дела раньше: Ши Хуан-ди намеревался создать новый Китай, который «не [мог] бы стать отражением настоящего через прошлое». Александр сражался, греки устраивали празднества, Ашока пытался создать общую религию; Ши Хуан-ди сделал все от него зависящее, чтобы стянуть свою империю в одно, стерев доказательства, что когда-то страна была фатально разделена. «В свои двадцать восемь лет, — говорит одна из его собственных надписей, — великий Император закладывает начало».^‹1126›

Вероятно, это настойчивое стремление дать новые начала породило традиционное представление о том, что это Ши Хуан-ди построил Великую Китайскую стену. В действительности, она не была совершенно новым барьером; государства Китая строили стены от варваров (и друг от друга) уже несколько поколений. Новация Ши Хуан-ди заключалась в решении, что все стены должны быть увязаны вместе, — проект, который он поручил одному из своих чиновников, генералу Мэн Тяню.

Стены строили разные западные цари, в разные времена, против ожидаемых набегов с наиболее опасной для них стороны. Но никто никогда не попытался отгородить стеной целую империю.^‹1127› Великая Стена Ши Хуан-ди, возведенная из земли и камня, была воплощением его представления о Китае: единая цивилизация, удерживаемая вместе связями сильнее строительного раствора. Все, что внутри стены, принадлежит Китаю, а все, что по другую сторону, — просто кочующие варвары без корней.

Но воплощение идеи стоило двадцати тысяч жизней китайцев. Соединяющие укрепления стены строились из всего, что подходило и было под рукой (камень в горах, утрамбованная земля на равнинах, песок и галька в пустыне); строителями были военнопленные, солдаты и крестьяне — все были мобилизованы и отправлены на трудовой фронт в пользу государства.^‹1128›

* * *

Ши Хуан-ди оставил свою след на земле Китая еще при жизни; он планировал сделать похожую отметину и после смерти. Он построил себе последний дом — такой, какого нигде не видели, кроме Египта. Сыма Цянь дает нам описание гробницы, которую, согласно его рассказу, Ши Хуан-ди, готовясь к своей посмертной судьбе, начал возводить сразу же, как только получил императорскую власть:

«После того, как он объединил мир, более семисот каторжников… были посланы туда. Они копали три весны, заливали жидкой бронзой и закрепляли саркофаг… Он приказал ремесленникам сделать арбалеты со спусковыми механизмами. Каждый проходящий перед ними был бы немедленно застрелен. Они использовали ртуть для создания рек… и огромных озер, где она механически циркулировала. На потолке находились астрономические тела, а на земле были отражены географические карты. Свечи были сделаны из жира дюгоня, который, как считалось, долго не прогорает».^‹1129›

Но самым удивительным было то, что император заполнил свою могилу глиняными солдатами и лошадьми, изготовленными в полный рост, поместив туда почти семь тысяч таких фигур. Они были вооружены настоящим бронзовым оружием и скопированы с живых людей — в огромной глиняной армии нет ни одного похожего лица.^‹1130›

Как и первые фараоны Египта, Первый Император был вынужден держать в одном кулаке разбросанную и разделенную страну; как и им, ему приходилось принуждать к послушанию различные царства. Но III тысячелетие до н. э. давно прошло. Он не мог применить свою силу, чтобы принудить сотни придворных последовать за ним в его могилу, и ее заполнили глиняные солдаты — ошеломляющая замена.

Ши Хуан-ди ушел в эту гробницу в 210 году до н. э., после того, как тридцать семь лет был владыкой Цинь и одиннадцать — императором Китая. Он был тщательно захоронен в своей роскошной могиле; гробницу засыпали землей, над ней высадили деревья, чтобы ее расположение было навсегда скрыто, архитекторы же, создавшие ее, были преданы смерти, чтобы ее место никогда не было обнаружено.

Династия Ши недолго существовала после его смерти. Наследником Первого императора стал его 21-летний сын Ху-хай, Второй император. Корона, однако, плохо сидела на нем; империя его отца слишком недавно была раздробленной, чтобы за короткое время стать полностью подчиненной центральной власти. «Вассалы не подчиняются мне, — жаловался он своему канцлеру, — чиновники все еще могущественны, а вся знать наверняка будет бороться со мной».^‹1131›

Канцлер предложил, чтобы Второй Император продемонстрировал свою власть силой, казнив всех командиров цзюней и всю бывшую знать, которая каким-либо способом сопротивляется его авторитету. Ху-хай принял это предложение с удовольствием, начав ликвидировать всех, кого он подозревал в нелояльности. Чистка, сопровождаемая массовыми убийствами (включая даже женщин, десять из которых были четвертованы прилюдно), потрясла страну. Второй император, почувствовав еще большую опасность, чем прежде, привел армию из пяти тысяч первоклассных солдат и расположил ее вокруг столицы.

Всего семью месяцами позднее армия, располагавшаяся на бывшей территории Чу, восстала. Мятеж распространялся от округа к округу, поддерживаемый всеми, кто «пострадал от чиновников Цинь» — их было «слишком много, чтобы сосчитать». Армия Второго императора не смогла подавить вспыхнувший мятеж. Одна за другой знатные семьи выходили из администрации Цинь, чтобы потребовать обратно свое право на управление: первым объявил себя царем вельможа из Чжао, затем — из Вэй, а потом третий объявил себя царем Ци. Старые государства вновь начали возникать на гладкой поверхности Цинь.

Гражданская война началась и бушевала в течение следующих трех лет. Второй император становился все более и более необузданным в своем гневе, и даже канцлер прекратил появляться в его дворце из страха, что царь в порыве гнева убьет и его. Чтобы этого избежать, канцлер заявил о своей болезни и уехал в собственный дом, откуда и организовал мятеж при дворе, возглавленный его зятем; намечалось, что мятежники уберут Ху-хая и заменят его другим принцем крови, племянником Второго императора.

Последовавшие события предполагают, что канцлер рассчитывал на страх зятя, который подтолкнул бы того к мятежу. Чтобы заставить зятя Янь Ло совершить нападение на тронный зал, канцлеру пришлось выкрасть мать Янь Ло и держать ее заложницей. Тем временем сам он оставался в стороне, сохраняя видимость лояльности.

Янь Ло, пойманный в сеть, атаковал дворец во главе группы солдат и прорвался в тронный зал, где привлек внимание Второго императора, выпустив стрелу в занавес прямо над его головой. Император, брошенный дворцовыми телохранителями, потребовал к себе канцлера; Янь Ло, должным образом проинструктированный своим кукловодом, отказался. Тогда Второй император стал торговаться. Он пообещал отречься, если его оставят командиром цзюня; затем он предложил стать простым военачальником, а после выразил желание быть простолюдином в обмен на жизнь. Янь Ло отказался, а затем, прервав молчание, заявил императору, что канцлер уже утвердил его смертный приговор. Солдаты двинулись к императору, чтобы исполнить этот приговор — но Ху-хай покончил с собой до того, как попал в руки мятежников.^‹1132›

Тут на сцене снова появился канцлер совершил акт передачи трона племяннику Второго императора по имени Цзу Йин. Но новый император не доверял тому, кто сделал его царем. Как только его короновали, он пригласил канцлера в тронный зал и убил его собственными руками.[250]

Цзу Йин, Третий император, продержался у власти всего сорок шесть дней, прежде чем Сян Юй, полководец из царства Чу, не прибыл ко дворцу во главе коалиционных сил, чтобы положить конец претензиям Цинь. Войска взяли дворец; Сян Юй убил Цзу Йина, вырезал всех придворных, сжег дворец и забрал царские сокровища для союзников. Три военных вождя предъявили права на территорию Цинь, разделив ее на три новых царства и объявив себя царями. «Государство Цинь, — подытоживает Сыма Цянь, — было полностью истреблено».

В течение пяти лет Китай оставался в прежнем состоянии, разделенным на много воюющих царств. Затем появился новый лидер и пробил свой путь к вершине власти. Его звали Лю Бао, и он по-своему извлек пользу из реформ Цинь: он происходил из крестьянской семьи и стал младшим офицером (полицейским в охране заключенных), а при старом порядке даже это место было бы для него недоступно.^‹1133›

Он присоединился к армии Сян Юя в начале мятежа. После полного уничтожения двора Цинь Сян Юй захватил территорию старого Чу и остался там править. Он наградил Лю Бана за его службу другой, более удаленной территорией в Хань. Сян Юй убил человека с гораздо большими правами на титул князя Чу, поэтому был заинтересован в возвышении тех, кто не имел отношения к старой аристократии.

Это дало Лю Бао шанс. Он выступил против Сян Юя с собственной армией, заявив о своей обязанности наказать убийцу царя.^‹1134› Первая атака на Сяо Юя не увенчалась успехом, но Лю Бао смог установить свое правление в городе под названием Сянь Ян на реке Хуанхэ. Отсюда он вел бесконечные сражения против других претендентов на царствование, награждая своих командиров захваченными землями.

К 202 году он смог с боями взять контроль почти над всеми старыми царствами Китая; и Сян Юй, который оставался его самым крупным (и теперь единственным) врагом, понял, что сражаться уже бесполезно. Он становился все более непопулярным из-за своей жестокости — то, что он вырезал весь двор Цинь, не было забыто, он заслужил репутацию негодяя, оставляющего позади себя лишь разрушение и смерть, куда бы он ни шел. Загнанный в угол в финальной битве, когда его армия была разбита, Сян Юй избежал плена и поражения, покончив с собой.

Лю Бао взял себе титул императора, принял царское имя Гао Цзу и объявил об основании династии под названием Хань — по имени первоначальной территории, выделенной ему Сян Юем.

Свою столицу он устроил в Чанань.[251] Династия Хань станет первой долгой династией объединенного Китая; она продержится четыреста лет на том фундаменте, который был заложено государством Цинь во время своего краткого, но эффектного возвышения.^‹1135›

Сравнительная хронология к главе 72

Данный текст является ознакомительным фрагментом.