4.3. Возникновение и эволюция патриархического брака и патриархической семьи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4.3. Возникновение и эволюция патриархического брака и патриархической семьи

У подавляющего большинства народов ячейка частной собственности возникла на базе семьи. В принципе элементарная, или нуклеарная семья, т.е. состоящая из мужа, жены и детей, вполне могла стать отдельным домохозяйством. И в поздних докапиталистических классовых обществах такая односемейная хозяйственная ячейка была часто встречавшейся, если не преобладавщей формой.

Однако в условиях перехода к классовому обществу хозяйственная ячейка, состоящая из членов одной элементарной семьи, не могла быть достаточно устойчивой. Отсюда тенденция к образованию многосемейных домохозяйств. Такого рода домохозяйства существовали не только в предклассовом, но и во многих докапиталистических классовых обществах. Один из наиболее распространенных путей, которые вели к образованию многосемейных домохозяйств, состоял в том, что взрослые сыновья после вступления в брак не отделялись, а продолжали вместе со своими семьями входить в состав одной с отцом хозяйственной ячейки. Такого рода объединение обычно называют большой, неразделенной, а также патриархальной семьей, что явно неудачно. Если понимать под семьей объединение людей, основой которого был брак между индивидами, то данное социальное образование никак не может быть названо семьей. Более удачно другое название - семейная община. Но еще более точным является название отцовского многосемейного домохозяйства.

В одних случаях такое многосемейное домохозяйство после смерти его главы - отца - распадалось на односемейные хозяйственные ячейки, каждая из которых в дальнейшем превращалась в многосемейное домохозяйство, а потом подвергалось той же самой участи. В других случаях после смерти отца многосемейное хозяйство сохранялось, но претерпевало определенные изменения.

Главой его становился один из сыновей умершего, обычно старший из братьев. Такого рода объединение тоже обычно называют большой семьей. Другие названия - братская семья и семейная община. Лучше всего говорить о братском многосемейном домохозяйстве. Особым случаем было домохозяйство, состоящее из мужчины и нескольких его жен с детьми. Еще одна форма - домохозяйство, состоящее из семьи отца и семьи только одного из сыновей, обычно самого младшего. Остальные сыновья, вступая в брак, отделялись. В англоязычной этнографической литературе такого рода образование обычно называют “stem family” (стволовая семья). Были и другие виды хозяйственных ячеек.

Все домохозяйства независимо от типа являлись ячейками частной собственности. Именно отношения данного вида собственности связывали воедино членов каждого из данных образований. Эту собственность в литературе обычно называют семейной и нередко понимают как собственность всех членов семьи вместе взятых. Однако в действительности она таковой не была.

Особенно наглядно это можно видеть на примере многосемейного домохозяйства. Брак был патрилокальным. Когда женщина вступала в него, она входила в состав задолго до этого существовавшей совершенно чужой для нее ячейки собственности. И как она не имела никаких прав на имущество этой ячейки до брака, так она не приобретала их и в результате брака. Не менял положения женщины и распад многосемейного хозяйства на односемейные. Единственным собственником семейного имущества становился в таком случае муж.

Однако элементарная семья и сразу могла возникнуть как вполне самостоятельная хозяйственная ячейка. Основная часть имущества, которым располагала новая семья, поступала, как правило, из той ячейки частной собственности, к которой до вступления в брак принадлежал муж. Определенную часть имущества могла принести в семью жена. Но все оно, исключая лишь некоторые предметы личного пользования, переходило либо в собственность, либо в единоличное распоряжение мужа.

Войдя в состав домохозяйства, жена принимала участие в труде. Она не только вела домашнее хозяйство, но и, как правило, участвовала в создании общественного продукта. В условиях, когда существовало распределение по труду, это несомненно дало бы ей бесспорное право на часть созданного продукта. Однако становление ячеек частной собственности означало коренное изменение принципа распределения. На смену как коммуналистическому, так и трудовому принципам распределения пришел новый - принцип распределения по собственности.

Сущность его заключалась в том, что собственником созданного продукта становился собственник использованных при его создании средств производства. Частная собственность - это прежде всего собственность на средства производства, причем такая, которая делает их владельца собственником созданного продукта. С появлением частной собственности труд сам по себе взятый перестал давать право на созданный продукт. И так как в односемейном домохозяйстве собственником средств производства был муж, то продукт, созданный трудом жены, всецело становился собственностью первого.

В принципе, конечно, можно допустить и такой вариант развития, когда средства производства переходят в руки не мужа, а жены. И в некоторых предклассовых общества дело обстояло именно таким образом. Но хотя сведения о такого рода семейных порядках отличаются крайней неполнотой, ни в одним из таких обществ мужья не находились в экономической зависимости от жен. Но главное - этот вариант нигде не получил развития. Ни в одном классовом обществе подобного рода семейный строй не существовал.

Возникшая в предклассовом обществе семья, основанная на частной собственности мужа, была типична для всех докапиталистических классовых обществ. Чтобы в дальнейшем к ней не обращаться, рассмотрим все ее черты в данном разделе. Они особенно наглядно проявлялись, когда она была совершенно самостоятельной хозяйственной ячейкой. Экономически самостоятельную элементарную семью чаще всего именуют малой семьей. Чем дальше шло развитие докапиталистического классового общества, то тем в большей степени именно малая семья, основанная на частной собственности. становилась господствующей, преобладающей формой. Именно поэтому, говоря о семье в докапиталистическом классовом обществе, я буду иметь в виду прежде всего данную форму семьи.

Эта семья, как и ранее протоэгалитарная, была иждивенческой ячейкой. С переходом к классовому обществу необходимость в иждивенческих ячейках не только не исчезла, а, наоборот, стала абсолютно настоятельной. Только таким образом можно было обеспечить содержание детей, а тем самым и воспроизводство населения общества.

Но с переходом к классовому обществу иждивенческие отношения существенно изменились. Прежде всего обязанность содержать детей теперь целиком легла на семью. Это, во-первых. Во-вторых, во всех классовых докапиталистических обществах в роли иждивителей выступали только мужчины. Это связано с тем, что лишь они были собственниками средств производства. Только мужчины в этих обществах были непосредственно включены в систему социально-экономических отношений: отношений собственности на средства производства и отношений распределения продукта в масштабах общества, т. е. первичного и вторичного. Только они получали долю общественного продукта непосредственно от общества.

Женщины в докапиталистических классовых обществах в отличие от первобытного непосредственно в систему социально-экономических отношений не входили. Они не являлись собственниками средств производства и поэтому не имели прав на созданный в какой-либо из хозяйственных ячеек продукт. Они не могли получить долю общественного продукта непосредственно от общества. Поэтому они не только не могли выступать в роли иждивителей, но, наоборот, сами должны были иметь иждивителей.

Свою долю общественного продукта они могли получить только из доли мужчин: до замужества - отца, после вступления в брак - мужа. Выступая в роли единственного иждивителя, мужчина тем самым неизбежно выступал в качестве кормильца не только детей, но и жены. Иждивенческие отношения в докапиталистическом классовом обществе не только были замкнуты в рамках семьи, но и существовали как отношения мужа и отца ко всем ее членам.

Таким образом, в докапиталистических классовых обществах женщины экономически зависели от мужчин. Мужчины, будучи собственниками средств производства, господствовали и в семье, и в обществе. Экономическое неравенство мужчины и женщины, как правило, находило свое закрепление в праве. Вплоть до самого последнего времени женщины в классовом обществе были не равны с мужчинами и перед законом. Они были лишены многих гражданских прав и отстранены от участия в политической жизни общества.

Господство мужчины накладывало отпечаток на все стороны брачной и семейной жизни, определяло характер брака и семьи в целом. Иной характер приобрели в классовом обществе отношения мужчины к детям. Возникновение частной собственности на средства производства превратило его в единственного их кормильца. Но как собственник средств производства он выступал перед ними не только косвенно, но и прямо. Воспроизводство частной собственности на средства производства немыслимо без воспроизводства частных собственников. И семья в классовом обществе представляет собой ячейку не просто по производству людей, но по воспроизводству частных собственников. Такое воспроизводство осуществляется через наследование, т.е. передачу собственности на средства производства от одного поколения к другому, от отца к сыновьям.

Если по отношению ко всем своим детям глава семьи выступал в качестве иждивителя, то по отношению к сыновьям - и в качестве наследодателя. Это обеспечивало ему господство над последними и после того, как они становились взрослыми. Чтобы получить право на долю общественного продукта, в классовом докапиталистическом обществе совершенно недостаточно стать трудоспособным. Необходимо обладать средствами производства. А они находились в руках отца. И пока отец не передавал их сыновьям, все они независимо от возраста и степени участия в труде были в положении иждивенцев, находились в экономической зависимости от него. Это позволяло отцу распоряжаться их судьбой и, в частности, нередко решать вопрос об их вступлении в брак.

Положение дочерей было еще хуже. Если сыновья могли надеяться обрести в конце концов самостоятельность, то дочери об этом не могли и мечтать. Единственное, что их могло ожидать, - перемена иждивителя. До выхода замуж они зависели от отца, после - от мужей. Вполне понятно, что вопрос о их замужестве решался, по крайней мере в докапиталистических обществах, чаще всего без их участия. Они не выходили замуж, их выдавали. Брак чаще всего был сделкой, заключаемой главами двух семей. Брак в классовом обществе всегда юридически оформлялся. Будучи выданной замуж, женщина, как бы ни сложились ее отношения с мужем, в большинстве докапиталистических классовых обществ лишена возможности порвать с ним. Расторгнуть брака по свое воле она, как правило, не могла. Таким образом, она не только находилась в экономической зависимости от мужа, но и законом была прикреплена к нему. В тех классовых общества, где право на развод существовало, оно принадлежало почти исключительно мужчине.

Превращение отца в единственного иждивителя детей и наследодателя имело своим следствием окончательную смену старой, классификационной системы родства, фиксировавшей прежде всего отношения между группами, новой, описательной, линейно-степенной, знавшей отношения только между индивидами. В ней нашел свое выражение новый принцип "прикрепления" иждивенцев к иждивителею, который был одновременно и принципом "прикрепления" наследников к наследодателю.

В первобытном обществе принцип "прикрепления" иждивенцев к иждивителям был довольно прост. В качестве иждивителя прежде всего выступала мать, естественная связь которой с детьми была более чем очевидной. В результате отношения иждивения между матерью и детьми, которые были порождены общественной необходимостью в обеспечении детей, были по свое природе социальными, экономическими, выступали в глазах людей как производные от естественных, биологических уз, как их необходимая сторона. Мужчина был связан с детьми не непосредственно, а только через жену. Он был обязан участвовать в содержании детей только потому, что был мужем их матери. Понятие "отец" совпадало с понятием "муж матери". Породительство, т.е. биологическое отцовство, во внимание обществом не принималось и не имело общественного значения.

Когда мужчина стал единственным иждивителем, положение изменилось. Его иждивенческие отношения к детям приняли прямой, непосредственный характер. Что же касается отношений наследования, то они иного характера, кроме прямого, в обществе классовом носить и не могли. Эти прямые связи отца с детьми требовали наглядного и простого обоснования. И оно было найдено - в биологическом отцовстве. Общественные по своей природе связи иждивения и наследования были осознаны как производные от биологической связи между отцом и детьми.

Передача имущества, прежде всего средств производства, от отца сыновьям, т.е. внутри элементарной семьи было необходимым условием ее утверждения в качестве единицы частной собственности. Стремление отцов передать имущество своим детям, зародившееся еще на стадии первобытно-престижного общества, получило развитие в предклассовом обществе. Но на обеих этих стадиях в большинстве обществ продолжали существовать филии, включая генефилии, т.е. роды. Там, где роды были отцовскими, их существование не препятствовало передаче имущества от отцов сыновьям. Иначе обстояло дело в обществах, развитие которых пошло по второму варианту, в которых продолжали существовать вначале настоящие материнские роды, а затем матрифилии. Там мужчина должен был передавать имущество не сыновьям, а детям сестер - племянникам. В обществах, в которых филийные связи продолжали существовать, возникла объективная необходимость в замене материнской филиации отцовской. И эта необходимость стала реализоваться.

Таким образом, можно выделить три основных варианта эволюции филиации, т.е. счета принадлежности к акойтной группе, который обычно называют унилинейным счетом родства. При всех вариантах в качестве исходного пункта выступает материнский род. При одном варианте филиация до самого конца остается материнской. Отцовская филиация так и не возникает, что, разумеется, не мешает победе отцовского счета родства. При другом варианте очень рано, еще на стадии первобытно-коммунистического общества наряду с материнской филиацией возникает отцовская, которая постепенно вытесняет первую. При еще одном варианте в основе смены материнской филиации отцовской лежит нужда в утверждении семьи как единицы частной собственности.

Когда биологическое отцовство, породительство выступило в глазах людей в качестве основания социального отцовства, данные два вида связей стали рассматриваться как явления полностью тождественные. Это нашло наглядное выражение в линейно-степенных, или описательных, системах родства.

Они возникли далеко не сразу. В обществах, в которых долгое время сохранялись филии, родо-линейные системы родства вначале трансформировались в очень своеобразные системы, которые по сути уже были линейно-степенными, но при этом учитывали принадлежность к филии, роду. Их часто именуют арабскими системами, хотя самое точное их обозначение - линейно-родовые системы. Характерная их - терминологическое разграничение отцовской и материнской линий родства. Так в системе родства древних римлян брат отца обозначался термином “патруус” (“patruus”), а брат матери - “авункулус” (“avunculus”), в древнерусской системе родства термином для брата отца был “стрый”, для брата матери - “уй” (“вуй”). С исчезновением такого терминологического разграничения линейно-родовые системы превратились в столь специфичные для классового общества подлинные линейно-степенные системы родства. В линейно-степенные превратились и поколенные (генерационные) системы родства.

Но хотя социальное и биологическое отцовство в классовом обществе стали обозначаться одним словом, на практике различие между ними проводилось. Как ни велика была вера в то, что именно биологическое отцовство лежит в основе заботы мужчины о детях, однако в действительности оно, взятое само по себе, не порождало и не могло породить отношения иждивения и наследования. Мужчина не был обязан содержать детей, которые родились вне брака и соответственно не входили в состав его семьи, каким бы достоверным ни являлось его биологическое отцовство. Как уже указывалось, в классовом обществе отношения иждивения и наследования были замкнуты в пределах семьи, которая была и экономической и юридической единицей.

Но если не всякое биологическое отцовство рассматривалось обществом как социальное, то всякое социальное рассматривалось как производное от биологического, как одновременно и биологическое. Этот принцип, которым руководствовалось почти всякое классовое общество, нашел свое наиболее четкое выражение в кодексе Наполеона, статья 312 которого устанавливает, что "отцом ребенка, зачатого во время брака, является муж". В результате мужчина был обязан обеспечивать детей, рожденных в браке, даже если у него были серьезные сомнения относительно своей причастности к их появлению на свет.

Все это с неизбежностью порождало у мужчин стремление обеспечить достоверность своего биологического отцовства. То была объективная потребность, имевшая корни в существующей системе социально-экономических и семейно-экономических отношений. Она могла быть удовлетворена лишь при условии исключения возможности вступления женщины в половые отношения с каким-либо другим мужчиной, кроме мужа, причем не только после, но и до замужества. Отсюда требование к женщине не только быть верной мужу, но и сохранять девственность до вступления в брак. Во всех сколько-нибудь развитых классовых обществах потеря девушкой целомудрия считалось величайшим позором, а измена мужу рассматривалась не только как нарушение морали, но и как преступление, влекущее за собой суровое наказание.

В предклассовом и на ранних стадиях развития классового общества муж нередко имел законное право убить жену, уличенную в измене, не говоря уже о других мерах наказания. В более позднее время обязанность карать неверную жену взяло на себя государство. Так, например, во Франции еще в середине Х1Х в. супружеская неверность со стороны жены могла повлечь за собой ее заключение в тюрьму сроком от 3 месяцев до 2 лет. Во многих обществах отец имел право наказать дочь, опозорившую его имя вступлением в добрачную связь. Строжайший запрет девушке вступать в половые отношения был связан не только с тем, что это могло лишить ее родителей перспективы выдать ее замуж. Результатом добрачной связи мог быть ребенок. И у этого ребенка не было места в существующей системе отношений. У него не было законного иждивителя. Мать в такой роли выступить не могла, а социального отца он не имел.

Существование в классовом обществе строжайшего запрете женщинам вступать в половые отношения до брака было объективной необходимостью. Но полностью исключить вступления женщины в добрачные или внебрачные связи можно было, лишь распространив этот запрет и на мужчин. Во многих классовых обществах ограничение половых отношений исключительно лишь рамками брака считалось обязательным для представителей обоих полов. Индивидуальный брак в этих обществах выступал в качестве единственного регулятора отношений между полами. Как правило, такие общества характеризовались одновременно и безраздельным господством единобрачия. Именно это обстоятельство дало основание именовать базирующийся на частной собственности индивидуальный брак классового общества моногамией.

Такое название нельзя считать удачным. И дело не только в том, что оно не выражает главной и основной особенности данной формы индивидуального брака - господства мужчины. В предклассовом обществе и в классовом, особенно на ранних стадиях его развития. встречаются браки одного мужчины с несколькими женщинами, т.е. многоженство (полигиния). И это форма полигамии по своим основным чертам ничем не отличается от моногамии. И здесь имеет место господство мужчины над женщинами и детьми. И здесь от жены требуется соблюдение супружеской верности и т. п. Единобрачие и многоженство в предклассовом и классовом обществе представляют две основные разновидности одной и той же формы брака, которую можно было бы назвать патриархическим браком. Соответственно и семью, основанную на этом браке, можно было бы именовать патриархической семьей.

В некоторых предклассовых и даже классовых обществах встречалось и многомужество (полиандрия). Однако оно было не только крайне редким явлением, но и отнюдь не свидетельствовало о привилегированном положение женщины. В Тибете, например, на женщину, вышедшую замуж за старшего из братьев получали по достижению зрелости права и все остальные его братья. Цель - не допустить создания братьями своих собственных семей, ибо это повлекло бы за собой раздел и без того крайне небольшого семейного земельного участка, если не между ими самим, то между их потомством. Поэтому ни о каком матриархическом браке даже в случае полиандрии говорить не приходится. И вообще матриархата в истории человечества никогда не существовало.

В полигинной форме патриархического брака наглядно выступает неравенство мужчины и женщины не только в сфере экономических, правовых и т.п. отношений, но и в отношениях собственно между полами. Если женщина по закону может вступать в отношения только с одним мужчиной, то мужчина - одновременно с несколькими женщинами.

При моногамной форме патриархического брака между мужчиной и женщиной в этом отношении существует равенство. Не только женщина может иметь лишь одного мужа, но и мужчина - лишь одну жену. Но это равенство всегда носило чисто формальный характер. Не будем уже говорить о том, что если мужчина мог иметь голос при решении вопроса о его вступлении в брак, то с мнением женщины при выдаче ее замуж считались мало или совсем не принимали его во внимание. Неравным было и реальное положение супругов.

Особенно ярко оно проявлялось в тех классовых обществах, где хотя и господствовало единобрачие, но соблюдение верности считалось обязательным только для жены. К числу таких обществ относилось древнегреческое. Общество не осуждало внебрачные связи мужчин, ибо объектом их были главным образом рабыни. Это не ставило под угрозу ни целомудрие свободных девушек, ни верность жен. Родившиеся от таких связей дети не имели социального отца, но у них был господин.

Неравенство мужчины и женщины в сфере собственно отношений полов имеет место и при классической форме моногамии, при наличии в обществе запрета не только женщинам, но и мужчинам вступать в половые отношения вне рамок брака. Это прежде всего связано с тем, что в обществе, основанном на частной собственности, нет реальной силы, которая могла бы заставить мужчин соблюдать этот запрет.

Женщины, разумеется, такой силой не являлись. Что же касается мужчин, то их позиция была крайне противоречивой. Каждый мужчина, который был женат и имел дочерей, конечно, хотел, чтобы другие мужчины соблюдали эту норму, но для него самого следование ей не всегда было желательным. Что же касается неженатых мужчин, то они вовсе не были заинтересованы в соблюдении этого запрета.

В результате в классовом обществе запрет половых отношений вне брака, когда он существовал, имел реальную силу по отношению лишь к женщинам, но не мужчинам. Если не формально, то фактически в таком обществе моральные нормы, регулирующие отношения между полами, были правилами поведения, обязательными лишь для женщин. Только в случае их нарушения женщинами общество применяло реальные санкции.

Поведение мужчин по существу находилось вне сферы их действия. В случае нарушения ими норм, формально являвшихся всеобщими, общество фактически не вмешивалось. Формальное осуждение таких поступков, если оно вообще имело место, прекрасно уживалось с реальным их санкционированием.

Именно имея это в виду, исследователи нередко говорят о существовании в классовом обшестве двух качественно отличных систем, двух различных стандартов половой морали, один из которых относится к женщинам, а другой - к мужчинам. Конечно, говорить о половой морали для мужчин в том смысле, который вкладывается в эти слова, когда речь идет о половой морали для женщин, не приходится. Никакой специальной системы моральных норм, которая бы регулировала поведение мужчин в области отношения полов, не существовало. Скорее можно говорить не о половой морали для мужчин, а об отсутствии всякой морали, об аморализме.

Раздвоение требований, предъявляемых обществом к поведению мужчин и женщин, нашло свое отражение не только в морали, но и в праве. В той же Франции XIX в., в которой жена за нарушение супружеской верности могла быть приговорена к тюремному заключению, муж подлежал наказанию только в том случае, если открыто содержал любовницу в общем с женой доме. Если вина его была доказана, он должен бы уплатить штраф в сумме от 100 до 2000 франков. Тем самым французское законодательство XIX в. признавало за мужчиной право иметь любовницу при условии, если он будет с ней встречаться вне супружеского дома.

Мужчина в классовом обществе, таким образом, пользовался значительной половой свободой. За ним всегда фактически признавалось право на добрачные и внебрачные связи. Все это с неизбежностью порождало, с одной стороны, проституцию, с другой, - супружескую неверность женщин.