5. Византизм

5. Византизм

Крайне интересна типология двух альтернативных социальных моделей, предложенная Алексеевым в статье «Идея «земного града» в христианском вероучении», соотносящая юридические формы с религиозно-конфессиональными установками. Алексеев точно указывает на тот важнейший факт, что ветхозаветное общество было прообразом современных либерал-демократических режимов, так как оно не знало теории «органического государства», основывалось на исключительно теократических принципах и всячески релятивизировало (а в некоторых случаях и демонизировало) значение царской власти[8].

Элементы этой «теократической демократии» Алексеев прослеживает через всю историю западной юриспруденции, вплоть до современных теорий «правового государства». Это очень важный элемент — отождествление иудейской традиции с западным духом, с западной формой. То же самое (хотя в другом контексте) утверждал Рене Генон, причислявший иудаизм к духовным традициям Запада[9]. В дальнейшем, уже в христианском обществе, та же линия привела к католической модели, к папо-цезаризму и т. д. Высшей и самой законченной формой такого государства-антигосударства ветхозаветного типа Алексеев считает США, страну крайнего Запада, где все социал-либеральные тенденции достигли своей исторической кульминации. И не случайно США являются делом рук протестантских экстремистских сект, которые пытались искусственно воссоздать в Новом Свете копию древнеиудейской реальности, к которой традиционно апеллируют все кальвинистские ветви протестантизма.

Алексеев совершенно справедливо утверждает, что Восток придерживался иной социальной модели, в которой, напротив, подчеркивалось значение монархического принципа, «деспотии». Вместо «общественного договора» под надзором теократии — «холистское государство» под главенством Царя-Отца, по своей органичности напоминающее трудовую семью или даже единый организм. Можно сопоставить теократический принцип с доминацией рассудка, головы. Монархический принцип — с доминацией сердца, центра существа.

Русь изначально строилась как государство восточного типа, противоположного иудаистической модели. Еще раньше такая радикально неиудейская форма сложилась в Византийской империи, которая была воплощением христианской традиции, распознанной в восточном (евразийском) ключе. Православие и его политико-социальная доктрина — это евразийское христианство. Но в отличие от нехристианских монархий Востока, православный василевс не обожествляется в полном смысле этого слова. Его функции и даже священство его общественного, холистского служения подчиняются световым принципам Церкви не персонифицированно, как в католичестве, но мистически, провиденциально, эсхатологически. Грубо такая модель называется цезаре-папизмом. Но здесь не просто перевернуты пропорции относительно папо-цезаризма западного христианства. Здесь качество обоих функций совершенно иное, формы властвования сконфигурированы отлично от соответствующих институтов Запада. Византизм на самом деле в чем-то созвучен гибеллинской идее в ее наиболее возвышенной версии. Царство понимается как религиозное служение, как аспект церковного экклесиологического домостроительства, как эсхатологическая и сотерилогическая функция. Император не отбирает у патриарха (папы) религиозные полномочия, но сакрализует в полной мере свою светскую власть, делая ее более чем светской, преображающей службой. Духовный же владыка помещается еще выше в духовном смысле, но в светском, напротив, его полномочия сокращаются, освобождая энергии для чисто религиозно-созерцательного, мистического, евхаристического служения. Таким образом, византийская модель не просто восточная деспотия (хотя в худшем случае она скатывается именно к ней), но идеальный сбалансированный строй, с оптимальными пропорциями между «тягловым принципом» холистского государства, государства как идеи, как онтологической нерасчленимой сущности, как принципа, как сакральной империи, и духовным деланием религиозного домостроительства спасения.

Но даже если этот гармоничный, провиденциальный баланс между двумя типами власти теряется (а именно такой баланс Рене Генон считал отличительным признаком подлинно традиционного, совершенного общества), византизм обречен на нисхождение в восточную модель деспотии, а отнюдь не в «правовое государство», в которое вырождается ветхозаветная или католическая социальная форма.