«ЦВЕТНИК» ЛЕСНИКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«ЦВЕТНИК» ЛЕСНИКА

Музеи, архивы и библиотеки нередко пополняются ценными документами и рукописями, найденными юными краеведами и школьниками.

В Пушкинский музей поступил, например, дневник современника Пушкина, чиновника И. Л. Долгорукова, найденпый двумя учащимися техникума в бывшем помещичьем доме возле Мичуринска. Мальчики отнесли свою находку преподавательнице русского языка, а та показала ее известному пушкинисту М. А. Цявловскому. В дневнике оказались любопытные сведения о пребывании Пушкина в кишиневской ссылке, в частности его очень резкие отзывы о людях, составлявших опору трона в те времена.

«Штатские чиновники — подлецы и воры, генералы — скоты большей частью, один класс земледельцев почтенный». Особенно доставалось дворянам. «Их надобно всех повесить, а если бы это было, то он с удовольствием затягивал бы петли», — передавал слова Пушкина Долгоруков.

Два московских школьника Н. Розин и Б. Котылев узнали, что в доме 126 по Кунцевской улице жил когда-то замечательный детский писатель Аркадий Гайдар. Мальчики обследовали чердак этого дома и обнаружили в груде разного хлама забытые документы и рукописи Гайдара, в том числе один нигде не опубликованный его очерк.

В Нижнем Тагиле, как известно, недавно были найдены очень ценные документы: старинный альбом с вклеенными в него письмами друзей Пушкина, написанными под впечатлением известия о его смерти. Друзьями этими были жена и дети историка Карамзина. Там же, в музее, выставлена и челобитная старосты села Тимонина помещице Чичериной о внесении податей за купленного «на вывоз» для работы на заводе крестьянина Антона Иванова с женой Марьей. Ее разыскал школьник Сиротиня среди ветхих бумаг одного монастыря.

Об успешных поисках редких рукописей могут немало рассказать и московские школьники — ученики девятого класса 38-й школы.

В этой школе возникла интересная идея — снарядить во время летних каникул специальную археографическую экспедицию для розыска древних рукописей. Но куда должна отправиться такая экспедиция? Ребята связались с архивистами Библиотеки имени Ленина. Научные сотрудники Отдела рукописей Библиотеки Илья Михайлович Кудрявцев и Ярослав Николаевич Щапов посоветовали школьникам направиться в Горьковскую область в бывшие старообрядческие селения, разбросанные вдоль среднего течения реки Керженец — там с давних времен держался обычай беречь рукописные книги. Они познакомили ребят с редкими рукописями, объяснили им, как по почерку, филиграням — водяным знакам на бумаге — и другим признакам определяется возраст книг, дали много ценных указаний, как, где и у кого следует разыскивать старинные документы. Ребятам оказали материальную поддержку Московский городской отдел народного образования и Детская экскурсионно-туристическая станция. Недостающую сумму школьники решили заработать собственным трудом. После занятий они собирали лом и макулатуру, работали на стройке сооружаемого как раз напротив школы жилого дома — подгребали песок к бетономешалке, помогали разгружать машины. Наконец был окончательно определен маршрут будущей экспедиции. На бумаге он выглядел совсем несложным и очень заманчивым. В дороге же юным археографам пришлось преодолеть немало препятствий. Сначала на пароходе по каналу имени Москвы доплыли до Горького. По пути осмотрели древние города Ярославль, Кинешму, Кострому, Углич и другие достопримечательные места. Руководитель экспедиции преподаватель русской литературы Лев Павлович Пресман был волжанином и смог поэтому рассказать о великой реке много интересного. Но юным искателям рукописей особенно понравилась занимательная история о том, как куйбышевские школьники собрали в архивах сведения об одном забытом старом пароходе, на котором вернулся из ссылки Тарас Шевченко, и затем по этим сведениям нашли и самый пароход.

Из Горького по железной дороге добрались до станции Керженец. Отсюда и начался трудный и увлекательный поиск.

Обычно это происходило так: школьники подходили к какому-нибудь населенному пункту и разбивали около него свои палатки, и сразу же штаб экспедиции посылал вперед разведчиков. Они должны были завязать знакомство с местными ребятами и выведать у них, кто в этом селе собирает и любит старинные рукописи, нет ли там стариков, знающих древнее письмо. Затем к владельцу книг отправлялась целая делегация. Скрывая конечную цель своего посещения, школьники начинали разговор издалека. Если при этом выяснялось, что дядя Митяй или тетка Агафья действительно берегут ценную рукописную книгу, делегаты пускали в ход все свои дипломатические способности и красноречие, уговаривая продать или уступить им ее, не для себя, конечно, а для Ленинской библиотеки, «на пользу науке». Но не всегда эти переговоры заканчивались удачей. Некоторые старики относились к пришельцам с опаской. Они неохотно расставались со своими сокровищами или даже старались их совсем не показывать.

В избушке одного лесника, после того как все его книги были уже осмотрены и среди них не нашлось ни одной подходящей, опытный разведчик Юра Розинов вдруг заметил засунутую за ящик под столом объемистую рукопись. Он осторожно сдул с нее пыль и стал внимательно изучать почерк писца, водяные знаки, просвечивавшие на бумаге. В исследовании рукописи приняли участие и другие ребята. Они так бережно перелистывали древнюю книгу, что лесник проникся к ним уважением и согласился им ее уступить. Эта рукопись оказалась «цветником»; так в старину называли сборники самого разнообразного содержания. Наряду с «душеспасительным» чтением в них были сведения по истории, астрономии и народной медицине.

Проникшись доверием к юным археографам, наследники книголюбов иногда разрешали школьникам порыться в скопившемся на чердаках и в чуланах бумажном хламе. Вот когда пригодились предусмотрительно захваченные с собой электрические фонарики и увеличительные стекла. Разглядывая через лупу при свете карманного фонарика разрозненные листы, некоторые ребята научились даже отличать рукописный шрифт от подделанного под него печатного.

За один месяц двадцать московских школьников, пробираясь через заповедные заволжские леса, обследовали двадцать пять разбросанных на большом пространстве селений. Приходилось иногда делать больше тридцати километров в день. Все имущество экспедиции — палатки, продукты, посуду — они тащили на себе. Мошкара кусала нещадно. Пришлось смастерить самодельные накомарники. В это время как раз начались сильные дожди, размякли дороги. Надо было «рубить гать», настилать лежневки. В некоторых местах болота так набухли, что ребята шли по грудь в воде. Посоветовавшись со сплавщиками, они своими руками построили плот и на нем поплыли по Керженцу до поселка Рустай. Какое это было увлекательное путешествие! Чуть стемнеет, школьники зажигали на плоту костер. Опасности подстерегали всюду — ведь по той же реке шел сплав леса! На проплывавших мимо бревнах иногда сидели настоящие живые бобры! Однажды проливной дождь, превратившийся в настоящий поток, настиг экспедицию посреди реки. Школьники накрыли книги палаткой и сами легли сверху. Промокли до нитки, но ни одна рукопись не пострадала.

Школьная археографическая экспедиция привезла в Москву двадцать три старопечатные книги и рукописи. Научные работники Библиотеки имени В. И. Ленина осмотрели их, и шесть наиболее редких поступили в их хранилище, в том числе тот самый «цветник», который Юра Розинов вытащил из-под стола, и две рукописи трехвековой давности. Остальные решено было оставить в школьном литературном кабинете. Участники экспедиции устроили специальную витрину старинной книги.

Центральное место в ней занимает огромная рукописная псалтырь в громоздком, обтянутом телячьей кожей деревянном переплете. Теперь уже можно не объяснять, откуда взялось выражение «прочесть книгу от доски до доски». Одна из страниц заложена парчовой закладкой искусной ручной работы; от такой, вероятно, не отказался бы и Исторический музей. Рядом с псалтырью выставлены и другие старинные книги, богослужебные и нравоучительные, устаревшие, конечно, по своему содержанию, но тем не менее многому научившие школьников. Ведь к каждой книге они сами составляли объяснительные карточки — аннотации, как заправские библиографы.

На этом рассказе о находках школьной археографической экспедиции автор и хотел бы закончить книгу, добавив к нему только одну, быть может небезынтересную для ее читателей, подробность.

Выяснилось, что при исследовании «цветника» работниками Ленинской библиотеки был обнаружен неизвестный до сих пор список сочинений выдающегося русского мыслителя XVI века, современника Ивана Грозного, Ивана Семеновича Пересветова.

Уроженец захваченных литовскими феодалами русских земель, «воинник» Пересветов успел послужить трем королям — польскому, венгерскому и чешскому, прежде чем отъехал в Москву «на государево имя». Он хотел быть полезным юному Ивану Грозному своими познаниями в военном деле. Предложение Пересветова мастерить из крепкого дерева особые щиты с железными шинами, по привезенному им образцу, было одобрено. Он даже был награжден поместьем. Но покровитель его, родственник царя, боярин М. Ю. Захарьин вскоре умер, а другие царские вельможи чинили ему непрерывные «обиды и волокиты», от которых он стал «и наг и бос и пеш».

В течение одиннадцати лет Пересветов не мог «доступиться» к царю, но однажды, встретив его в придворпой церкви, все же нашел способ вручить Ивану Грозному свою челобитную, а затем и вторую.

Возмущенный самовластием бояр и встревоженный думами о судьбе фактически управляемой ими при несовершеннолетнем царе России, Пересветов писал в этих челобитных не столько о своих личных невзгодах, сколько о необходимых, по его мнению, переменах в государственном строе и внешней политике. Целесообразность таких преобразований он доказывал и в других своих сочинениях, написанных в иносказательной форме. Существует предположение, что за свои сочинения он поплатился свободой, а, возможно, и жизнью, так как дальнейшая его судьба неизвестна.

Находка учеников 38-й московской школы дает повод рассказать подробнее о тех сочинениях Пересветова, которые уже известны ученым.

В начале прошлого века вьщающийся русский историк Карамзин впервые опубликовал в «Истории государства Российского» отрывки из сочинений Пересветова, но при этом отнесся к ним с большим подозрением. Карамзин объявил их «подлогом и вымыслом». Под именем Пересветова, по его мнению, скрывался не современник Ивана Грозного, а какой-то затейник, писавший свои сочинения, без сомнения, «уже гораздо после сего царствования». Карамзин возмущался тем, что этот затейник «советует царю сделать все великое и хорошее, что было уже сделано». Считая, что все хорошее было сделано Иваном Грозным лишь по совету бояр, Карамзин находил в сочинениях ненавидевшего их «мнимого Пересветова» несообразности и небылицы, которых на самом деле в них не было. Взгляды Карамзина разделял и другой знаменитый историк, С. М. Соловьев, тоже считавший, что произведения, «подписанные именем Пересветова», сочинены задним числом. Направленные против бояр «эпистолии» Пересветова якобы пустил в обращение сам Иван Грозный для оправдания учиненной им над боярами жестокой расправы. Издатель же сочинений Пересветова — историк А. Попов заподозрил, что этим именем «прикрывались русские сатирики, решившие обнаружить дурное состояние Московского государства». Оговорки и сомнения высказывали и многие другие исследователи. Они часто исходили из того, что все биографические сведения о личности Пересветова известны только из его сочинений. Но если сочинения эти не подлинны, то, значит, сомнительны и сообщенные в них сведения.

В течение всего прошлого века споры о Пересветове не прекращались. Это имя писали в кавычках, с приставкой «псевдо» или с оговоркой «автор, назвавшийся Пересветовым». Одни считали, что за этим псевдонимом спрятался какой-то опричник или даже ближайший советник Ивана Грозного, впоследствии попавший в опалу, — Алексей Адашев. Высказывалось даже мнение, что под этим именем скрывалась целая группа видных деятелей и писателей того времени. С другой стороны, некоторые исследователи подчеркивали достоверность изложенных в челобитных Пересветова фактов. Профессор В. Ф. Ржига, написавший большое исследование о Пересветове, проверил содержавшиеся в его сочинениях сведения и подтвердил их подлинность. Да и разве мог автор челобитной давать советы царю и просить его о помощи, прячась под чужим именем? Важные доказательства, подтверждающие существование Пересветова, представил С. А. Белокуров в своем исследовании, посвященном библиотеке Ивана Грозного. «Что Ивашка Пересветов не вымышленное лицо, а действительно бывшее, свидетельствует опись так называемого царского архива, в коей читаем:

«Ящик 143, а в нем черной список Ивашки Пересветова да Петра Губастого и иные листки».

«Черной список» значит черновик. Опись подтверждала, что в царском архиве хранился черновик сочинений Пересветова. Теперь уже нельзя было утверждать, что сведений о Пересветове нет нигде, кроме его сочинений. Больше того, в одной из своих челобитных Пересветов писал, что он подал Ивану Грозному две книжки, вывезенные им из Литвы и из иных королевств, и эти книжки «легли в государеве казне».

Это не помешало, впрочем, еще одному исследователю творчества Пересветова — С. Л. Авалиани выдвинуть на XIV археологическом съезде в Чернигове новое предположение, опрокидывающее все предыдущие. Раз черновик сочинений Пересветова хранился в царском архиве и сочинения эти были направлены против преследуемых царем бояр, не следует ли отсюда, что под псевдонимом «Пересветов» писал сам Иван Грозный? Большинство историков, однако, не согласилось с этим предположением.

Литературное наследие Пересветова особенно тщательно изучают советские историки, считающие его существование доказанным. Они видят в нем передового для своего времени мыслителя и патриота, выразителя стремлений служилого дворянства, на которое опирался Иван Грозный в своей борьбе против бояр.

Но и среди советских историков до сих пор не прекращаются споры о сочинениях Пересветова, дошедших до нас в разрозненном виде, с искажениями и позднейшими добавлениями. Некоторые из этих сочинений по-прежнему приписываются Ивану Грозному.

Однажды в моей квартире раздался телефонный звонок. Незнакомый голос спрашивал Пересветова Романа Тимофеевича. Один из исследователей творчества Ивана Пересветова интересовался: не являюсь ли я его отдаленным потомком, нет ли у меня каких-нибудь документов о нем? Я мог только ответить, что мои предки, однофамильцы знаменитого публициста, жили когда-то в Смоленской области. Это подтверждалось одной старинной грамотой, хранившейся у моих родителей. Сам же я не особенно стремился выяснить, могу ли я причислить себя к потомкам человека, отождествляемого с Иваном Грозным. Но после того когда я узнал, что ученики 38-й школы нашли неизвестный ученым список сочинений Пересветова я, конечно, тоже задал вопрос исследователям: нет ли в этом списке каких-нибудь новых сведений о моем знаменитом однофамильце? Мне ответили, что найденный школьниками список отличается от уже известных только некоторыми несущественными разночтениями.

Но кто поручится, что во время одной из следующих школьных экспедиций какой-нибудь юный археограф не найдет в чьем-нибудь чулане или на чердаке еще один «цветник», в котором окажутся неизвестные до сих пор сведения о древнем русском публицисте? Такая находка, может быть, разрешит, наконец, многолетний спор.