VII Введение 1-й дивизии в бои на восточном фронте

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VII

Введение 1-й дивизии в бои на восточном фронте

А теперь вернемся немного назад, к драматическому изменению событий, которое произошло 2-го марта, когда полк. Херре получил приказ отправить 1-ую дивизию в армейскую группу «Висла» и там включить ее в бои на фронте. Исполнение приказания, однако, оттягивалось из- за споров о том, кто именно имеет право отдавать приказания русским частям. Прежде, чем это положение было разрешено, в дивизии развернулась чрезвычайная деятельность. Это была, собственно, подготовка к бунту, первому из многочисленных, которые потом последовали. Генерала Буняченко так рассердил тот факт, что он получает приказания от кого-то другого, а не от собственного командира ген. Власова, что он готов был не подчиниться, поэтому подготовка к уходу, производимая тогда членами дивизии, была скорее подготовкой к вооруженному восстанию. Отношение ген. Буняченко к полк. Херре не было из наилучших, а когда Херре предъявил ему приказ о железнодорожной переправке на восточный фронт, то вспыхнул открытый конфликт. Согласно тексту приказа, дивизия должна быть разделенной по разным железнодорожным транспортам таким образом, что части были бы разделены и оторваны от своих командиров, а поэтому весь транспорт пришел бы в хаотическое состояние. Буняченко подозревал, что в этом кроется намерение снова разделить дивизию на мелкие части. Переговоры затягивались и конфликт готов был перейти во взрыв. Буняченко созвал своих командиров и было принято решение подготовить дивизию к вооруженному сопротивлению так, чтобы в случае, если немцы решатся на насильственные действия, то дивизия немедленно покинет район Мюнсингена и пробьется в горы к швейцарской границе, находящейся на расстоянии всего нескольких десятков километров. Там дивизия должна будет дать отпор немцам, войти в контакт с наступающими союзниками и вместе с ними начать боевые акции против немецкой армии. В операции должна была участвовать и 2-я дивизия, а также юнкера офицерского училища. Обе дивизии должны были вооружиться запасами оружия из местных немецких складов.

5-го марта в дивизию прибыл ген. Власов и благодаря своему влиянию внес успокоение в создавшееся положение. Планы переброски на фронт были переработаны, а с немецким командованием было достигнуто соглашение о том, что на тот же участок восточного фронта будет переведена и 2-я дивизия, остальные части и, главное, Казачий корпус из Хорватии и Италии. После сосредоточения этих войск, командование ими будет принято генералом Власовым, а вся армия будет в дальнейшем совершать операции самостоятельно.

После того, как 5-го марта Власов этот приказ подтвердил, 1-я дивизия покинула лагерь Мюнсинген, между 6-м и 8-м марта. Офицером связи был назначен майор Хельмут Швенингер. Перемещение из Мюнсингена в Нюрнберг было произведено тремя походными маршами, а оттуда продолжалось железнодорожным транспортом в учебный центр Либерозе, в тылу восточного фронта. Отдельные части постепенно прибывали в лагерь между 22-м и 26-м марта.

Перемещение 1-й дивизии на фронт, а затем на юг Чехии, приводится с указанием времени на прилагаемой карте. При сравнении с нанесенным обшим положением, начиная с января и кончая апрелем 1945 г., карта прекрасно отображает заколдованный круг, в котором русские части перемешались под давлением всеобщего военного положения. Стремление к самосохранению, хоть и проявленное лишь непосредственно в последние фазы боев, было в различных вариантах главным мотивом действий многотысячной армии. (Карта № 2).

Перемещение дивизии в апреле месяце по территории Чехии было вызвано именно этим включением в бои на восточном фронте. Если бы она осталась в лагере в Мюнсингене, то приблизительно 21-го апреля, она перешла бы в плен к американцам. Однако, ее судьбу это не изменило бы. Согласно Ялтинской конференции, она все- равно была бы выдана Советам. Но ввиду того, что она участвовала по меньшей мере в двух, хотя и ограниченных акциях, можно хотя бы частично дать оценку того, чего именно армия ген. Власова могла бы достигнуть, если бы ей для этого были предоставлены время и подходящие возможности. Обе акции, как на восточном фронте, так и в Праге, были тесно связаны тем, что в бои была включена лишь неполная и изолированная дивизия и, хоть и со сравнительно многочисленным количеством бойцов, она воевала, как говорится, «спиной к стене». Этот фактор необходимо учитывать при любом суждении о военных достижения 1-й Дивизии РОА.[74]

Во время предварительных переговоров, состоявшихся в армейской группе «Висла» между ген. — полк. Готтхардом Гейнрици, который сменил в управлении Гиммлера, и представителя РОА, было вынесено решение, что включение дивизии в бои будет иметь ограниченный, главным образом, пропагандный характер. Оба штаба выбрали боевое задание, которое дивизии дало бы возможность добиться успеха. Немецкая армия обещала оказать всестороннюю поддержку, главным образом, артиллерийской подготовкой и включением самолетов.

Восточный фронт в первых числах февраля остановился на реке Одер и советская армия готовилась к решительному наступлению на Берлин, который, ради престижа, хотела занять первой. Общеизвестно, что советскому прорыву на Одере предшествовало массовое скопление частей и необыкновенно широкое использование технических средств. Этот факг освещает то положение, в котором оказалась 1-я дивизия во время своего первого введения в бои на фронте.

Угрозу дальнейшего наступления Красной Армии должны были остановить немецкие части Запасной армии, быстро призванные из гарнизонов. Среди них было Офицерское училище из Потсдама (командир — подполковник фон Нотц), состав которого был пополнен частью из Фольксштурма до силы двух полков. Один из них Фааненюнкеррегимент № 1233, под командованием подполк. фон Нотца дошел до района южнее Франкфурта на Одере. Полку не удалось полностью остановить наступление Красной Армии, которая перешла скованный льдом Одер и построила предмостное укрепление Эрленхоф,[75] южнее от Фюрстенберга. В тяжелых боях, которые происходили между 2-м и 10-м февраля, полк помешал расширению предмостного укрепления, главным образом, в западном направлении. До конца марта положение на этом участке установилось таким образом, как это приводится на карте № 3. Предмостное укрепление было около шести километров длиной, но его глубина составляла лишь несколько сот метров. Позднее, когда лед на реке Одер растаял и уровень реки поднялся, глубина укрепления в некоторых местах была лишь 100 метров.

Введение в бок на восточном фронте одной русской дивизии никак, конечно, не могло воспрепятствовать угрозе надвигающейся катастрофы. Но дивизия была сорганизована, была вооружена и обучена, поэтому немецкое командование решило подвернуть ее испытанию огнем.

В надежность русских добровольческих частей немцы никогда полностью не верили, поэтому для испытания избрали такое место, где перебежке на вражескую сторону препятствовало бы топографическое расположение. Укрепление Эрленхоф этому условию соответствовало. С восточным берегом Одера их соединяла переправа, а мост из Фюрстенберга через Одер был при отступлении немецкой армии уничтожен. Кроме того, укрепление соответствовало общепринятому тактическому условию: его уничтожение было заданием рассчитанным на силу одной пехотной дивизии. Когда положение на фронте установилось, части Красной Армии использовали каждую ночь для того, чтобы на предмостном плацдарме возводить укрепления к до середины апреля месяца построили целый ряд дотов полевого типа и траншейной системы, защищенной густыми заграждениями из колючей проволоки и минными полями. Кроме того, оно было под сильной охраной артиллерии с восточного берега Одера, расположенного выше чем западный, и на нем были луга и поля, открытые в западном направлении. Советские части, которые защищали предмостное укрепление, состояли из молодых и хорошо обученных призывников и на все попытки немцев уничтожить его в феврале и марте, оказывали решительное сопротивление.

Во время относительного покоя, немецкая армия произвела несколько разведок с целью приобретения сведений и к захвату пленных. В одном случае, лобовую атаку производил ударный отряд СС. Из этой атаки вернулась в исходное место лишь треть бойцов, да и то все с ранениями. Вплоть до начала дальнейшего наступления, немцам не удалось здесь захватить ни одного пленного.

Последний транспорт 1-й дивизии прибыл на железнодорожную станцию Либерозе 25-го марта. Войска разместились временно по окрестным лесам.

27-го марта дивизия вошла в подчинение 9-й армии, командир которой ген. Теодор Вуссе приказал дивизии построить и занять 2-ю оборонную линию в 10–12 километрах восточнее от линии фронта на Одере. Штаб расположился в селении Гросс-Мукров, а полки устанавливали оборону на реке Шлабе, между городами Рейхерскройзе и Мюльрозе, юго западнее от Франкфурта на Одере.

Это, однако, противоречило первоначальным распоряжениям, а поэтому дивизия не была удовлетворена новым заданием. Она согласилась с заходом на фронт лишь при том условии, что вместе со 2-й дивизией и с казачьими частями будет сформирована самостоятельная, более значительная часть, под непосредственным командованием ген. Власова, а подчинение 9-й армии этому не соответствовало. Во время переговоров с командиром 9-й армии, ген. Буняченко выразил полное несогласие. Однако, ген. Буссе его заверил, что все остальные части находятся в пути и что прежде, чем они прибудут, дивизия должна быть как-то использована. Буняченко все-таки не верил, да и впрямь, он имел серьезные основания предполагать, что Буссе не говорит ему правду. Казачьи дивизии сражались глубоко в Хорватии, а до сих пор фактически невооруженную 2-ю дивизию нельзя было рассматривать как боевую часть. Все же он, в конце концов, подчинился и дивизия приступила к установке обороны, стала нести сторожевую службу, а ее разведывательные отряды старались проникнуть на правый берег Одера.

го апреля Буняченко, наконец-то, получил от 9-й армии приказ подготовить свои части к атаке на предмостное укрепление Эрленхоф. Но Буняченко имел новые возражения: Где 2-я дивизия? Где Казачий Корпус? Почему приказ пришел не от ген. Власова? Ген. Буссе отвечал: «Как вы себе представляете? Вы думаете, что ваша дивизия тут будет сидеть, ничего не делать и ждать прибытия остальных власовских войск? А что, если они не придут, то вы не намереваетесь вообще воевать?».

Буняченко заявил: «Придут ли остальные русские части или нет, это зависит от немецкого командования. А будут ли они воевать или не будут, это зависит от генерала Власова».

8- го апреля в дивизию прибыл ген. Власов с группой немецких офицеров. Уже во второй раз он появился в последнюю минуту и снова воспрепятствовал угрозе нового конфликта. Он утвердил приказ и включение дивизии в боевую атаку.

Атака, с заданием ликвидировать предмостное укрепление, была назначена на 13-е апреля 1945 г. Во время предварительных переговоров в операционном штабе 9-й армии, у немецких офицеров сложилось такое впечатление, что как ген. Вуыяченко, так и начальник его штаба Николаев, обладают большими военными познаниями и что ген. Буняченко явно одарённый командир. В переговорах принял участие и ген. Власов, но сразу же после этого, 12-го апреля, он снова уехал.

На тех участках фронта, где немецкие офицеры вошли в прямое соприкосновение с командирами отдельных частей дивизии, они расценивали их качества по-разному. Немцы разделяли русских офицеров на два типа: тип «советский» и тип тех офицеров, которые служили еще в царской армии. Эти офицеры отличались от офицеров советского типа, главным образом, лучшим поведением в обществе. Буняченко трудно было отнести к какой- либо группе. Несмотря на службу в немецкой армии в течение нескольких лет, он оставался человеком неотёсанным для немецкого вкуса. Всеобщей отличительной чертой было, однако, отмежёвывание русских командиров от своих бойцов. Согласно немецкой оценке, эти две группы жили рядом, но не вместе.

После определения задания и обсуждения подробностей, ген. Буняченко поставил немцам следующие условия:

1. Артиллерийская подготовка должна быть обеспечена немцами 28.000 зарядов;

2. Немецкие части не будут участвовать в атаке. Они сменят дивизию лишь после занятия предмостного укрепления;

3. Атаке будет предоставлена помощь самолетами.

Все эти условия были выполнены со стороны немецкого командования.[76]

Описание хода самой атаки здесь составлено на основании немецких и русских источников, главным образом, по данным полк, фон Нотца и по описаниям подполк. Артемьева, командира 2-го полка дивизии.

Условия для боевой активности были вообще неблагоприятными. Лобовая атака или какое-либо передвижение частей были исключены из-за условий местности, т. к. территория была ровной, без растительности и под наблюдением с восточного берега Одера. Единственным направлением, возможным для проведения атаки, было идущее вдоль западного берега по обеим боковым сторонам предмостного укрепления, где на севере и на юге были две узкие полосы, пригодные для продвижения. Этими полосами являлись, собственно говоря, предохранительные дамбы и искусственные земляные валы, которые постепенно расширялись в глубину этого оросительного района. Наступление, на такой узкой полосе давало место только одной пехотной роте между Одером, с одной стороны, а с другой, ровной поверхностью с заграждениями из колючей проволоки. Таким образом, если бы рота проникла в глубину оборонной линии, то ей удалось бы приобрести территорию, на которой лотом мог бы развернуться пехотный батальон. Необходимо, однако, было учитывать, что атакующие будут подвергнуты как лобовому, так и боковому обстрелу.

Вопреки этим крайне неблагоприятным условиям, немецкое командование настаивало на проведении атаки, несмотря на то, что Буняченко указывал на все эти обстоятельства и не скрывал, что сомневается в успехе наступления. Наконец, он заявил, что дивизия пойдет в атаку лишь тогда, когда приказ придет от самого ген. Власова.

За день до этого, было произведено перемещение дивизионной и полковой артиллерии на новые огневые позиции, которая вместе с немецкой артиллерией, должна была участвовать в артиллерийской подготовке и переброске огня во время наступления.

Начало наступления было назначено на 5.00 часов. На разработку планов были уполномочены геп, Буняченко и его штаб. В атаке должны были участвовать две атакующие группы, каждая в силе одного пехотного полка, которые должны были продвигаться с севера на юг, вдоль берега Одера. Использование танков или самоходов в низко расположенной местности, частично затопленной водой, было исключено. Саперную подготовку наступления произвели немецкие части. Саперный батальон дивизии был в это время в Мюнсингене и позднее, вместе с частями 2-й дивизии, переместился в южную Чехию. В северной атакующей группе был 2-й пехотный полк, а южной атакующей группой был 3-й пехотный полк. 1-й пехотный полк находился за немецкой оборонной линией, в качестве резерва командира дивизии.

Остальные дивизионные части остались позади и приступили к сооружению второй оборонной линии. Они находились в состоянии полной боевой готовности, главным образом потому, что командование дивизии опасалось вражеского вмешательства со стороны немецких частей.

Против фронтальной атаки с запада говорил опыт, приобретенный в течение прошлых месяцев. Подполк. фон Нотц все-таки предлагал, чтобы хотя бы один полк пошел в атаку, с применением дымовой завесы, через открытую территорию с запада. Его проект, однако, не осуществился.

Немецкие части 1233 Фаанен юнкер полка пережили перед наступлением неспокойную ночь. Вплотную перед ними были окопы с частями Красной Армии, а непосредственно в их оборонной позиции, занимали исходное положение идущие в атаку полки РОА, их «союзники». Для этой ночи был дан пароль: «Да здравствует Власов».

В 04,45 мин. немцы начали артиллерийскую подготовку, которая по световым сигналам наступающих частей и соответственно ситуации, должна была перебрасываться вплоть до полной ликвидации предстоящего укрепления. Одновременно, артиллерия должна была держать под огнем переправу и артиллерийские батареи Красной Армии на восточном берегу Одера.

Ровно в 05.00 час., атака началась. Открыли ее развернутые роты с севера и юга. Советская оборона была этой атакой застигнута врасплох. По всей вероятности, опа пс ожидала нападения, несмотря на то, что немецкие батареи производили пристрелку на цели со вчерашнего дня.

Уже с самого начала продвижения, полностью проявились все невыгодные стороны условий местности, да и вообще всего положения. Роты, продвигающиеся в узких местах через первые окопы, очутились под боковым обстрелом и не были в состоянии продвинуться в глубину обороны. Подполк. Вячеслав Артемьев, командир северной атакующей группы, сравнивал ситуацию с мясорубкой, способной перемалывать все новые и новые роты и батальоны по мере того, как они последовательно бросались бы в бой.

Когда Буняченко получил рапорты от двух командиров полков, то решил не включать дальнейшие роты в прорыв обороны и остановил наступление на той линии, до которой атакующие части дошли. Он сообщил о своем решении командиру 9-й армии Буссе, но получил следующий ответ: «Продолжать атаку. Вытеснить врага с предмостья во что бы то ни стало и занять позицию обороны на западном берегу Одера. На этом участке фронта сменить немецкие части в обороне».

Последняя фраза противоречила соглашению, договоренному на совещании в штабе армейской группы «Висла». Правда, 1-я дивизия должна была завладеть укреплением, но оборону на Одере должны были перенять после этого немецкие части.

То, что затем последовало, было окончательным выходом дивизии из подчинения немецкому командованию: так именно и озаглавил подполк. Артемьев, в своем дневнике главу о событиях, последовавших после окончания атаки. (См. книгу; П-к Артемьев — «Первая Дивизия РОА». Изд. СБОНР, Австралия 1974 г.).

За наступающими частями южной группы следовал подполк. фон Нотц в сопровождении командира своего северного батальона кап. Харбрехта и двенадцати венгерских солдат, служивших в немецком полку в качестве добровольцев. Нижеследующие данные взяты из его наблюдений:

Сначала атака проходила соответственно плану, несмотря на то, что на севере наступление вскоре замедлилось. Артиллерия несколько раз перебросила огонь, но атакующие войска, наконец, остановились у проволочных заграждений, где и раньше были остановлены все предшествующие немецкие атаки. Кроме вышеупомянутых препятствий, возникших вследствие неподходящих условий местности, неуспеху безусловно способствовало и то обстоятельство, что это первое включение РОА во фронтовые бои было просто слишком запоздавшим. В частях в то время уже не было той дисциплины, чтобы они были способны выполнить столь тяжелое задание. Теоретически рассуждая, их цифровой перевес (приблизительно 1:8), а также оказанная им артиллерийская поддержка, должны были привести к успеху. Проволочные загражде- ния и том месте, до которого дошли атакующие, части, были сильно повреждены. Радиоконтакт Красной Армии, перехватываемый в ходе атаки, указывал, в каком затруднительном положении защитники находились: «Пошлите помощь, самолеты, мы не устоим». Части Красной Армии также знали, кто именно их атакует: немецкие самолеты в этот день были обозначены Святоандреевским Крестом.

Критическое положение настало между 8.00 и 10.00 часами. После этого стало ясным, что атака закончится неудачей, т. к. в атакующих полках наглядно проявлялись признаки разложения. Около 12.00 часов они все вернулись в свои исходные позиции.

В то время на захваченной части укрепления оставался один лишь командир немецкого полка со своей группой, которая собирала огнеметы, оружие и боеприпасы, брошенные на поле сражения. Одновременно Красная Армия перебрасывала подкрепления с восточного берега и весьма медленно, с большой опаской, начала занимать свои первоначальные позиции.

Так закончилось первое введение дивизии в бои. Согласно суждению подполк. фон Нотца, она не была боеспособной В ней сказывались все признаки такой части, которая собиралась наскоро, из абсолютно разнородного людского материала, и это обстоятельство, вместе с отрицательным влиянием со стороны германского политического управления, а также вследствие приближающегося окончания войны, вызвало в самой дивизии неизбежное внутреннее напряжение.

Выражаясь весьма просто, по словам фон Нотца, русская дивизия имела в то время лишь один интерес — самосохранение.

Относительно же командного состава, то и в нем проявлялись такие же противоположности, как и среди бойцов. Немецких офицеров больше всего поражал способ командования в дивизии. Командиры полков и батальонов имели командные посты далеко позади за своими частями, а не среди них, как было привычным в немецкой армии. Например, командир полка подполк. Александров остался за 7 километров позади линии наступления и поэтому мот включаться в ход боя только лишь по радио.[77]

После окончания атаки, когда дивизия стянулась в тыл немецкой обороны, дисциплина еще более упала. Были даже случаи перестрелок с немецкими частями.

В последующие дни дивизия по собственному решению покинула фронт. Для 9-й армии это было желанным решением, а для 1-й дивизии — необходимостью.

Акция 1-й дивизии на Одере была лишь незначительным эпизодом в конце Великой войны. Для германских офицеров, которые ратовали за создание РОА, это было большим разочарованием. Если считать подлинным изречение ген. Власова: «Война на Востоке будет выиграна, если 1-й Дивизии удастся оттеснить Советскую армию хотя бы на 5 километров»,[78] то необходимо заметить: Власов должен был знать, что на Одере не имелось в то время ни малейшей перспективы на успех такого размера. И если бы даже дивизии удалось ликвидировать укрепление, то нет никакого сомнения, что как только советское командование узнало бы, кто, собственно стоит против них, то по политическим соображениям включило бы в контратаку любые силы, — а они имелись у него в наличии, — и, не считаясь ни с какими жертвами, продолжало бы контратаку до тех пор, пока в живых не осталось бы ни одного бойца дизизии.

За день до атаки, в разговоре с майором Швеннинге- ром, ген. Власов сказал: «Многое зависит от операции Эрленхоф. Но не настолько, чтобы мы могли пожертвовать 1-й дивизией. Мы должны ее сохранить. Она нам нужна». Из этого, а также из той поспешности, с которой ген. Буняченко. без немецкого разрешения, стянул дивизию с участка фронта ясно, что оба генерала отдавали себе полный отчет в этом и согласно этому и действовали. То обстоятельство, что ген. Власов уехал с фронта еще перед началом наступления, также свидетельствует о том, что он согласовал с генералом Буняченко не рисковать излишне и стянуть дивизию, как только для этого представится возможность. Правда, в источниках этого нигде не приводится. но я лично думаю, что это близко к правде.

На другом берегу Одера советские части находились в состоянии относительного покоя. Немецкая авиаразведка была ограниченной. Советские части не поддерживали радиоконтакта. Все это указывало на приближение последнего наступления.

У генерала Буняченко земля горела под ногами.[79]