ГЛАВА 12 ПОЗНАНИЕ ВРАГА

ГЛАВА 12

ПОЗНАНИЕ ВРАГА

Разведывательные операции Второй мировой войны обеспечили приток информации — от агентов, радиоперехватов, аэрофотосъемки, допросов военнопленных и дезертиров и ряда открытых источников (включая радиопередачи, книги, газеты и журналы). Большая часть этой информации, включая данные о потенциальных мишенях, а также военных намерениях и ресурсах противника, участвовала в боевом обеспечении военных операций напрямую. Но большой ряд задействованных источников и огромный объем полученной информации был также результатом ненасытного аппетита разведывательного аппарата каждой державы к сведениям обо всех гранях характера врага и контролируемого им общества.

Стремление к добыче подобной информации отражало тот факт, что исход Второй мировой войны даже в большей степени, чем Первой, зависел от куда большего числа факторов, чем мощь имевшихся в начале войны войск или их военное искусство. Без производства или импорта продуктов и припасов, необходимых гражданскому населению, без поддержания лояльности населения и уровня индустриального производства, особенно в военной промышленности, не могло быть и речи ни о каких боевых действиях. И потому решающую роль приобретало выявление не только уязвимых мест военной машины, но и слабых звеньев экономической, политической и социальной системы, воздействием на которые можно подточить силы врага изнутри.

ОТДЕЛЕНИЕ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ "ВОСТОК"

Неудивительно, что фашистская Германия, имевшая самую обширную и наиболее раздробленную систему спецслужб, располагала и наибольшим числом организаций, занятых анализом. В их числе были и такие, чьей основной функцией была поставка экономических данных: отделение военной экономики отдела военной экономики и вооружения (после 1942 года — Иностранная канцелярия отдела полевой экономики), III канцелярия (иностранной экономики) Министерства экономики и отделение зарубежной статистики статистического отдела рейха. Военные сведения поставляли 5-е отделение внешней разведки Военно-воздушных сил Генерального штаба люфтваффе, отделение внешней разведки военных флотов командования ВМФ, (3-е) отделение внешней разведки "Запад", оперативный штаб Ic OKW и дивизион внешней информации OKW.

Кроме упомянутых ведомств, подобной деятельностью занималось и отделение внешней разведки "Восток" (Fremde Нееге Ost, FHO). FHO не только влияло на немецкую стратегию во время Второй мировой войны, но и стало основой для первой послевоенной разведслужбы Германии. С приходом Гитлера к власти, денонсированием Версальского договора и увеличением численности немецкой армии внешняя разведка отказалась от кодового обозначения ТЗ. А также разрослась, чтобы справиться с притоком разведданных от атташе, радиоразведки и агентов абвера. Однако большинство ее сведений по-прежнему поступало из открытых источников, в частности из ежедневной и военной прессы. Офицер, занимавшийся Великобританией и странами Содружества, помимо прочих изданий, получал "Daily Telegraph", "United Services Review", "Journal of the Royal United Services Institution" и "Royal Engineers Journal".

10 ноября 1938 года новый начальник Генерального штаба Франц Гальдер разделил внешнюю разведку на внешнюю разведку "Восток" и внешнюю разведку "Запад". Последняя организация осталась 3-м отделением Генерального штаба, а внешняя разведка "Восток" стала 12-м отделением.

В начале войны FHO возглавлял подполковник Эберхард Кинцель, служивший в ТЗ в 1933 году, пока не стал военным атташе в Польше. И хотя организация Кинцеля издала официальное руководство, весьма недооценивавшее силу советских войск до операции "Барбаросса", он удержался на своем посту почти год. Но к исходу 1941 года Гитлер и Гальдер, встревоженные качеством разведданных FHO, пришли к выводу, что Кинцель должен уйти в отставку.

Вскоре Гальдер сказал подполковнику Рейнхарду Гелену, что новым главой FHO будет он. Вечно хмурый Гелен был сыном и внуком профессиональных офицеров. Он вступил в армию по призыву в 1920 году и по окончании пехотного и артиллерийского училищ 1 декабря 1923 года получил звание младшего лейтенанта.

В последующие десять лет он был повышен до лейтенанта (1928), служил в 3-м Прусском артиллерийском полку и с отменными рекомендациями был направлен в кавалерийское училище. В 1933 году его характер и способности признали достаточно выдающимися (те, кто судил о подобных вещах в то время), чтобы его избрали для обучения в Академии вооруженных сил.

В 1935 году Гелен с отличием окончил академию, завоевав репутацию одного из наиболее трудолюбивых и прилежных курсантов на специальном семинаре по Советскому Союзу. Пока остальные студенты по вечерам развлекались с женщинами, Гелен, по отзывам коллег, "держал в своей комнате груды книг о России и на сон грядущий читал толстый том статистических сводок Советского Союза".

6 октября 1936 года Гелена направили в оперативный отдел Генерального штаба армии, где он служил под началом будущего фельдмаршала Фрица Эриха фон Манштейна. В течение последующих двух лет он помогал фон Манштейну в подготовке ряда оперативных планов, в том числе плана аннексии Чехословакии. Получив назначение в артиллерийский полк, он в марте 1939 года стал одним из разработчиков плана нападения на Польшу.

С начала войны, в которую он вступил в чине майора, до назначения начальником FHO Гелен служил на ряде постов: от офицера разведки 213-й пехотной дивизии до отдела фортификационных сооружений OKW, затем снова в оперативном отделе в качестве адъютанта генерала Гальдера и снова в оперативном отделе в качестве начальника восточной группы.

1 апреля 1942 года Гелен отпраздновал сорокалетие и третий день на посту начальника FHO[42]. Гальдер повысил статус FHO, так что теперь Гелен подчинялся непосредственно начальнику Генерального штаба. При Гелене FHO дали право производить свой собственный анализ по основным оперативным вопросам, в том числе планируемым наступлениям немцев, предполагаемым советским атакам и вероятным советским войсковым ресурсам и намерениям.

Придя к руководству, Гелен действовал без промедления. В первый же день он собрал всех работников FHO — от руководства до рядовых — и дал ясно понять, что при нем дела будут обстоять совершенно иначе. Он сказал группе, что рассчитывает на полную преданность работе, неустанные усилия и прежде всего строжайшую секретность.

Вскоре Гелен пришел к выводу, что необходимы не только новые настроения и процедуры, но и новый персонал. Главы секций и групп сменялись один за другим. Позволено было остаться только младшему персоналу и офицерам, поступившим в FHO совсем недавно и не усвоившим старых обычаев. Вдобавок к смене персонала Гелен увеличил FHO, удвоив число офицеров (с 24 до 50), и увеличил общую численность личного состава до нескольких сот человек.

Среди переживших чистку Гелена был капитан Герхард Вессель, недавно поступивший в FHO. Начиная с мая 1942 года Гелен, Вессель и майор Данко Герре начали реорганизацию. Вессель был поставлен во главе группы I (исследовательской группы), отвечавшей за подготовку ежедневных сводок о силе, местоположении и снаряжении советских войск. Герре руководил деятельностью группы II, изучавшей разведывательные сводки и готовившей общие обзоры по Советскому Союзу[43]. Новый персонал влился в группу I, разделенную на шесть подгрупп, четыре из которых соответствовали трем немецким группам армий ("Север", "Центр", "Юг") на Восточном фронте. (Две дополнительные подгруппы занимались партизанами и воздушной разведкой.) Каждая подгруппа, состоявшая из старшего офицера подгруппы и помощника, отвечала за отслеживание ежедневного состояния противника на фронте своей группы. В их донесениях должны были указываться местоположение подразделений противника, их сила, история их формирования, снаряжения и личный состав. Каждое изменение в силе каждого советского подразделения отмечалось как "вкравшаяся погрешность".

Все подгруппы группы I должны были ежедневно выдавать ситуационную сводку о советских формированиях, противостоящих их группе. Вдобавок они отвечали за подготовку черновиков "краткой оценки положения противника", после чего ее заканчивал Вессель и передавал Гелену, чтобы тот доставил ее на военный совет Генерального штаба в 22.00 (затем она включалась в донесение начальника Генштаба о последних военных советах Гитлеру). В круг ответственности подгрупп группы I входили также ситуативные карты противника (масштаб 1:1 000 000), указывающие все перемены во вражеских войсках, результаты воздушной разведки и все перегруппировки вражеских войск.

Группа II (общая военная ситуация / Россия) исследовала предпосылки, определявшие ежедневную ситуацию. Подгруппа На изучала базовые составляющие, в частности советские трудовые ресурсы, используя в качестве основного источника данных данные переписи 1939 года. В оценке от мая 1942 года делался вывод, что Советский Союз может сформировать еще 60 стрелковых дивизий, если только не будут призваны 18-летние юноши, необходимые для труда на полях[44]. Кроме трудовых ресурсов, подгруппа На изучала все аспекты советской экономики; поддерживались списки, сгруппированные по географическим регионам, показывающие объемы производства. Группа IIb, опираясь на захваченные письма, допросы военнопленных и газеты, изучала вторичные факторы, в том числе мораль, запасы продовольствия, политическую ситуацию и образование.

Группа IIc изучала организацию войск противника, внося новые сведения о подразделениях противника на соответствующие идентификационные карточки, число которых достигало 30 тысяч. В каждой карточке была указана дата формирования подразделения, его местонахождение, источник сведений и его надежность. Насколько известно, в карточках также была отмечена сила каждого подразделения, вооружение, потери, национальный состав, номер полевой почты, командиры и история. Каждый день подгруппа готовила "обзор формирований Советской России", сопровождая его картами в масштабе 1:1 000 000 и 1:300 000. В обзоре перечислялось количество различных вражеских формирований на фронте каждой немецкой группы армий по трем разделам — фронт, фронтовой резерв и глубокий резерв.

Группа IIc также вела "картотеку подразделений" и "специальную картотеку", содержавшие суммарные сведения FHO о командирах Красной армии, организациях, учреждениях, училищах и номерах полевой почты. Личные дела содержали данные о советских генералах и всех офицерах рангом от командира дивизии и выше.

Вдобавок IIc с различной частотой выдавала прочие индексы и рапорты: соотношение сил и средств немецких и советских войск (ежедневно); обзоры фронтов, армий и корпусов (ежеквартально); список всех вражеских формирований; обзор формирований Красной армии, появившихся после начала Второй мировой войны; обзор подразделений Красной армии, уничтоженных или расформированных после начала войны, и ежемесячный отчет о состоянии советского вооружения.

Секция IIz, отвечавшая за допросы советских военнопленных и изучение захваченных документов, разрослась до такой степени, что стало группой III, а старая группа III была перенумерована. Одна из секций новой группы, IIIb, изучала советские военные рукописи. Связные офицеры группы IIIb, расквартированные в принадлежавшем абверу Варшавском архиве захваченных материалов вместе с разведывательными секциями групп армий просматривали захваченные FHO рукописные материалы Красной армии и изучали все бумаги в поисках данных о партизанах, а также организации, снаряжении и обучении Красной армии.

Группа IIIc служила архивом приказов и инструкций советского министра обороны, a IIId собирала листовки, а также газеты и письма из захваченной красноармейской почты. Документы особой важности переводила группа IIIf, a IIIg собирала инструкции и советские книги в библиотеках, IIIh круглосуточно прослушивала советское радио. IIIe готовила периодические отчеты под заглавием "Восточная разведка — подробная информация". Отчеты информировали получателей о новинках русской тактики и вооружения.

Предпринимая шаги, повлекшие и послевоенные последствия. Гелен стремился не только повысить качество анализа, проводимого FHO, но и дать отделению возможность самостоятельно добывать сведения. Эта возможность была предоставлена кооптацией абверовской полевой шпионской организации, действовавшей против Советского Союза. Глава организации, майор Герман Баун полагал, что деятельности его организации мешают действующие на той же территории абверовские полевые контрразведывательные и диверсионные организации.

Летом 1942 года Баун перевел свою организацию "Walli I" из Сулейовек (Польша) в украинский город Винница. Как только связь этого подразделения с FHO стала более тесной, Гелен стал более жестко настаивать на улучшении и увеличении отдачи "Walli I". В результате Баун завербовал новых агентов, ускорил и улучшил обучение агентов, забрасывавшихся в Советский Союз, и увеличил поставку технического снаряжения.

Превращение "Walli I" в подразделение FHO было не единственной попыткой Гелена увеличить приток разведданных в FHO. Войска получили приказ каждые десять дней доносить о численности и местоположении вражеских орудий. Гелен также запрашивал данные об арестах советских агентов в немецком тылу, и эта информация выявляла интересующие Советы районы. FHO рассылала в армейские разведки инструкции, призванные помочь им в допросах военнопленных.

Данные, собранные и переданные в различные подразделения FHO, порождали отчеты по всем аспектам советской жизни — поскольку все оказывало влияние на способность Советов противостоять немецкому вторжению. В число отчетов и исследований входили "Урал как экономический и промышленный район", "Производство стали", "Оружейная промышленность", "Обзор высших военных командиров Красной Армии", "Электроэнергетика", "Карьера и повседневная жизнь Сталина", "Ледоход в России" и "Сельское хозяйство и колхозы".

Но первостепенной задачей организации Гелена была поддержка немецких военных операций оперативной, точной информацией о советских военных ресурсах и намерениях. А в отношении советских намерений она допустила ряд серьезных промахов.

1 мая 1942 года FHO выдало "Оценку глобальной вражеской ситуации и возможные пути ее развития", делавшую вывод, что нет никаких признаков "крупномасштабных операций с далеко идущими целями". FHO рассуждало, что с прибытием новых немецких войск Красная армия удерживает инициативу только с виду и ее действия в каждом конкретном районе не могут быть достаточно успешными, чтобы вынудить немцев отвлечь войска от запланированного наступления на Украине. Вместо этого FHO полагало, что Советы намерены оставаться в обороне, отметив, что "им недостает войск для крупномасштабного наступления".

Но одиннадцать дней спустя Красная армия предприняла массированное контрнаступление на Харьков — и эта атака вынудила вермахт прибегнуть к обширной передислокации и задержала начало немецкого летнего наступления до 28 июня. И хотя FHO правильно предсказало направление удара Красной армии, оно предсказывало небольшую местную операцию, а не полномасштабное контрнаступление.

FHO также просчиталось в отношении советского контрнаступления при обороне Сталинграда, операции "Уран". В августе 1942 года Гелен предсказывал такую возможность в "Соображениях касательно дальнейшего развития вражеской ситуации осенью и зимой". Эта оценка отмечала три оперативные возможности: захват Сталинграда; удар глубоко во фланг 6-й армии в направлении на Ростов, чтобы отрезать Кавказ; или атака на особенно слабые позиции на плацдармах близ Серафимовича и Коротояка.

Но в последующие несколько месяцев разведданные, полученные из захваченных документов, от военнопленных, из радиоразведки и от абверовских шпионов, убедили Гелена, что главное зимнее наступление Красной армии будет направлено против группы армий "Центр". В ноябре немецкая тактическая радиоразведка добыла сведения о новом массированном скоплении советских войск за линией Донского фронта. 12 ноября FHO на основании новых сведений пришло к выводу, что ближайшее будущее может принести атаку против 3-й Румынской армии с целью отрезать дорогу на Сталинград, поставив под удар немецкие войска, расположенные к востоку, и вынудив немецкие войска отступить к Сталинграду и его окрестностям.

FHO также заключило, что имеющихся советских войск недостаточно, чтобы провести "далеко идущую операцию", хотя и отметило, что по окончании сезона распутицы более слабое наступление может быть направлено на группу армий В. 6 ноября Гелен издал "Оценку вражеской ситуации на фронтах группы армий "Центр"", делавшую вывод, что скорое наступление Красной армии будет направлено на группу армий "Центр". Как он утверждал в прогнозе, очевидно, что приготовления Красной армии к боевым действиям на юге недостаточно серьезны, чтобы привести к выводу, что в ближайшем будущем будет проведена крупная операция на юге одновременно с предсказанным наступлением против группы армий "Центр".

10 декабря Гелен и FHO подготовили прогноз "Возможные признаки смещения направления главного удара русских со среднего участка Донского фронта". В отчете утверждалось, что начатая в ноябре передислокация войск Красной армии позволяет прийти к выводу, что враг планирует решительную операцию против группы армий "Центр" в сочетании с ограниченными операциями на Донском фронте.

Операция "Уран", начавшаяся 19 ноября, оказалась для немцев полнейшей неожиданностью. К 23 ноября Красная армия окружила 6-ю армию фельдмаршала Фридриха Паулюса. И лишь 9 декабря Гелен и FHO пересмотрели свое мнение, что главный советский удар будет направлен на группу армий "Центр", признав, что Советы могли переместить главный фокус своих сил к южному сектору фронта. То, что в данном случае на основании имевшихся данных разведки можно было понять подобные намерения Советов, доказала разведка группы армий В, точно предсказавшая направление главного удара Советов, опираясь на те же разведданные, что и FHO.

Наиболее серьезный провал FHO потерпело в июне 1944 года, когда Красная армия предприняла решительное наступление на группу армий "Центр". 30 марта 1944 года организация Гелена подготовила детальную оценку вражеской ситуации, в которой он указывал несколько предположений о советских намерениях, повлиявших на последующие прогнозы FHO ожидаемого направления летнего наступления Красной армии. Он предполагал, что наступление будет направлено против групп армий А и "Юг", доказывая, что советские успехи на южном крыле Восточного фронта угрожают открыть Красной армии путь для наступления на Балканы и Польшу благодаря прорыву немецкого фронта между Нижним Днестром и болотами Припяти. Поскольку советское главнокомандование прекрасно осознавало эти возможности, оно несомненно должно было приказать войскам Красной армии углубиться в Польшу между Карпатскими горами и регионом Припяти до того, как будет завершена постройка и укрепление немецких инженерных сооружений по всей ширине фронта.

13 июня FHO издало "Детальную оценку общего положения противника перед немецким Восточным фронтом и предполагаемых вражеских намерений". Документ предсказывал, что советское летнее наступление будет начато с 15 по 20 июня, и сообщал, что все имеющиеся разведданные подтверждают предыдущие выводы FHO о том, что главный удар будет направлен против группы армий "Северная Украина".

Но 22 июня 1944 года Советы начали операцию "Багратион", которая привела к уничтожению группы армий "Центр". В операции участвовали четыре полные российские полевые армии, одна танковая армия с массовым тыловым обеспечением, потребовавшим 75 тысяч железнодорожных составов с войсками, снаряжением и припасами, направленных против группы армий "Центр" именно в том месте, где, по утверждениям FHO, атака не ожидалась.

R&A

Под конец июля 1941 года библиотекарь конгресса Арчибалд Маклиш принял участие в продлившейся целый день встрече с представителями Американского совета ученых обществ, Научного совета по социальным исследованиям, Национального архива и ведущими учеными ряда университетов. Эта встреча была не просто очередным собранием академиков и интеллектуалов для подготовки публикаций по некой смутной высоконаучной теме. Встреча была проведена с намерением отобрать группу советников, призванных помочь только что учрежденной Канцелярии координатора информации (Office of the Coordinator of Information, COI) выбрать направления исследований и анализа.

Вскоре после того главой отделения COI по исследованиям и анализу (Research and Analysis, R&A) был назван Джеймс Финней Бакстер, президент Уильямс-колледжа, видный авторитет в области американской военной истории и истории дипломатии. Бакстер попросил своего старого друга Уильяма Л. Лангера из Гарварда помочь ему в руководстве исследовательской группой ученых, занимавшейся изучением печатных материалов в библиотеке конгресса. Когда же Бакстер в сентябре 1942 года покинул этот пост, Лангер занял его место до конца войны.

Лангер совершил восхождение от Южного Бостона и строгой Бостонской Латинской школы до заведующего кафедрой истории дипломатии в Гарварде. Полагая, что эта история может быть полезна обществу, он подготовил ряд работ в доказательство этого убеждения — текстов, энциклопедий, атласов и ряда научно-популярных изданий.

С самого начала в отделе исследований и анализа вместе с Лангером работали академики из Айви-Лиги[45], а по большей части из Гарварда и Йеля. В эту группу входил Шерман Кент, после войны ставший главой отдела национальных прогнозов ЦРУ.

И хотя численность отделения никогда не превышала тысячи человек, штат Лангера проделал чудовищную работу. Эта работа, преследовавшая разнообразнейшие цели, охватывала весьма широкий круг тем. Исследованиям R&A способствовали высокопоставленные политики и стратеги OSS. Проводились и углубленные исследования враждебных, оккупированных и дружественных держав. Картографическое подразделение готовило для отделений спецслужб и спецопераций подробные оперативные карты, а для стратегов — большие обзорные карты. К концу войны R&A издало более трех тысяч официальных исследовательских статей и трех тысяч оригинальных карт.

При подготовке этих отчетов использовали не только информацию от агентов, воздушной разведки, радиоразведки и допросов военнопленных, но и из открытых источников, собранных Межведомственным комитетом по сбору иностранных публикаций (Interdepartmental Committee for the Acquisition of Foreign Publications) OSS. В течение 1943 года секция публикаций комитета за шесть месяцев обработала более 30 тысяч статей в оригинальных газетах и журналах и более 66 тысяч статей на микрофильмах. Еженедельно на анализ поступало 45 тысяч страниц иностранных публикаций.

Темы исследований R&A охватывали широкий ряд экономических, политических, социологических и военных вопросов: состояние железных дорог на русском фронте и в Японии, позиция Римско-католической церкви в Венгрии, политические убеждения Шарля де Голля, похищение и повреждение произведений искусства, Индийская коммунистическая партия, торговые маршруты в бассейне Конго, японская электротехническая промышленность и связь между добычей цинка и производством самолетов в Японии.

Содержание этих сводок отражало разнообразие дисциплин ученых R&A. Историки искали прецеденты в период Первой мировой войны и их последствия, экономисты изучали возможные последствия "трудного мира". Антропологи изучали японские фильмы, а психологи прослушивали речи Геббельса в поисках намеков на грядущие военные операции.

Отчеты о политических и социальных условиях в Германии и Японии готовили с целью проинформировать высшие эшелоны власти о возможном влиянии военных действий на мораль, последствиях перемен в правительстве и вероятных последствиях бомбежки определенных объектов. Один из отчетов рассматривал девять аспектов национал-социализма в Германии: правительство, фашистский контроль над экономикой и бизнесменами, труд, участь традиционной культуры, естественные науки, религия, образование, духовная гармония и военная машина.

Другой отчет на трех страницах рассматривал "Моральный дух немцев после Туниса". Как отмечалось в отчете, некоторые наблюдатели полагали, что поражения немцев под Сталинградом и в Тунисе ослабили моральный дух немцев настолько, что "вполне можно ожидать их краха". Отчет предупреждал, что подобный анализ основан на прогнозе морального духа популяции в тоталитарном государстве по модели демократического государства. Моральный дух, доказывал отчет, является незначимым фактором в германской ситуации и будет оставаться таковым до тех пор, пока "военное поражение не сокрушит сложные системы, применяемые нацизмом для контроля общественной морали".

Отчет "Возможные политические перемены в нацистской Германии в ближайшем будущем" подчеркивал, как трудно "гадать на кофейной гуще" посреди войны с тоталитарным режимом. В ответ на сообщение об учреждении триумвирата из рейхсмаршала Геринга, фельдмаршала Вильгельма Кейтеля и адмирала Дёница аналитики R&A ошибочно заключили, что напрашивается вывод "о подчинении нацистской партии военным". Они также заключили, что "отсюда следует, что Гитлер на время отходит на второй план и что нацистская партия преобразуется в орган этого триумвирата".

В конце августа появился отчет "Перемены в правительстве рейха", исследовавший влияние государственного и партийного положения Гиммлера, последовавшего за его вступлением на пост министра внутренних дел. В отчете перечислялись девять государственных и партийных позиций Гиммлера и рассматривалось влияние Гиммлера на восточную политику Германии, изменения в трудовых ресурсах рейха и перемены в Пруссии.

В июле 1944 года R&A вкратце изучила последствия покушения 20 июля на жизнь Гитлера, заключив, что, "хотя из-за попытки военных свергнуть нацистское правление пораженческие настроения в Германии усилятся, маловероятно, что оппозиция успеет появиться снова до окончательного разгрома немецкой армии".

Насколько всесторонними зачастую оказывались справочные работы, подготовленные R&A, демонстрирует отчет "Южная Германия" объемом более полу гора тысяч страниц. В двадцати одной главе этого отчета рассматривается политическая и социальная организация, пресса, социальные программы, экономические рычаги, публичные финансы и банковская система, трудовые ресурсы, сельское хозяйство, пищевая промышленность, тяжелая индустрия и минеральные ресурсы, топливо, транспорт, электроэнергетика, газо- и водоснабжение и телекоммуникации.

В ряде случаев R&A обращалось к изучению японских социальных и политических взаимоотношений. Ясно, что большинство подобных отчетов не оказало абсолютно никакого влияния на военную стратегию США или на успешное завершение войны в Тихоокеанском бассейне.

Отчет за 19 марта 1942 года, состоявший из двух частей, рассматривал социальные отношения в Японии. В нем, во-первых, были изучены социальные отношения, проявляющиеся в национальной социальной структуре. Исследовался феномен коллективного правления, а также взаимосвязь между политической, экономической и религиозной системами и социальной структурой. Во-вторых, был сделан обзор различных типов управления (гражданское, военное, религиозное, родовое). Отчет отмечал, что "для эффективного воздействия на Японию, как прямого, так и косвенного, необходимо иметь представление о ее социальной структуре и формах правления. Для правительства характерно коллективное правление и ротация ответственности, все акты центрального правительства осуществляются от имени императора".

К числу других исследований японского общества и политики относились "Японские трудовые ресурсы: профсоюзное движение", "Японские фильмы: фаза психологической войны" и "Японские клики: "бацу". В исследовании трудовых ресурсов рассматривалась монолитность профсоюзов, намерения и действия правительства по отношению к профсоюзам, равно как история и характеристики профсоюзного движения, упадок профсоюзов, а также пропаганда и японский рабочий класс. Отчет отмечал, что "японский рабочий класс, в настоящее время на четверть состоящий из высокооплачиваемых категорий трудящихся Японии, представляет собой важную группу, которая при надлежащем воздействии со стороны в будущем может значительно повлиять на политику или состав японского правительства".

Японские фильмы изучали с целью оценки степени использования кинематографа в качестве средства пропаганды и их пропагандистское содержимое. С одной стороны, изучали основной круг тем фильмов; с другой — продемонстрированное в них отношение к жизни, любви, родине и императору, войне, смерти и религии; а с третьей — оценивалось техническое качество этих фильмов.

Изучение "бацу" — небольшой группы советников императора, не пользовавшихся доверием средних японцев, — наводило на вывод, что они могут стать подходящей пропагандистской мишенью "в случае военных неудач Японии", поскольку "японский народ не принимает участия в их выборе и, с другой стороны, питает к ним недоверие, на котором можно сыграть".

Разнообразие исследований R&A, а также экстраординарные методы, применявшиеся для получения данных и выводов, хорошо проиллюстрированы действиями R&A сразу же после вторжения немцев в Советский Союз. Продвигаясь поначалу стремительным маршем, вермахт захватил сеть из десяти крупных железнодорожных линий, ставших для немцев средством поставки провианта, оружия и прочих материалов примерно 200 дивизиям. Одним из основных требований стратегии немцев была доставка достаточного количества припасов, чтобы их войска не знали недостатка ни в чем. Но осуществимость этой задачи сильно зависела от пропускной способности захваченных железных дорог.

Основываясь на весьма неполных имеющихся данных, экономисты R&A стремились определить возможности советской железнодорожной системы, а также потребности захватнических армий в снабжении. В случае успешного анализа они могли бы предсказать, когда немцы смогут возобновить весеннее наступление.

В начале 1942 года, когда все уцелевшие немецкие войска на Восточном фронте жестоко пострадали от холода, отделение экономики R&A воспользовалось условиями куда более мягкой вашингтонской зимы для сбора данных по широкому спектру внутри- и внесистемных факторов. Местные железнодорожные власти получили просьбу предоставить техническую информацию о показателях локомотивов при отрицательных температурах и переходе с советской колеи на стандартную европейскую. Исследовались ежедневные потребности в фураже для лошадей, использовавшихся в немецкой пехоте, и рассчитали объем и вес рационов, поставляемых немецким войскам.

Исходя из потребностей артиллерии США, экономисты R&A экстраполировали данные на ежедневный тоннаж боеприпасов, потребляемых во время боевых действий пехотой, танками и моторизованными дивизиями, для семи различных степеней интенсивности боев. Они усреднили метеорологические данные за ряд лет, скомбинировали результаты с надежной информацией, полученной в определенный восемнадцатидневный период войны, и использовали эту комбинацию для разработки статистической модели метеорологических условий.

Получив численные оценки всевозможных ключевых факторов немецкого снабжения (на минимальных и максимальных уровнях), аналитики попытались сопоставить чистый тоннаж припасов, которые следует распределить между 200 дивизиями в период 176 дней на линии фронта длиной в 1500 миль, с пропускной способностью сетей автомобильных и железных дорог в условиях интенсивных боев. В результате комбинирования этой подборки данных, экстраполяции и анализа R&A пришло к выводу, что в целом немцам угрожают лишь локальные перебои с поставками, что сыграет куда менее значительную роль в остановке немецкого наступления, чем сопротивление Красной армии. Полагаясь на весьма надежные сведения, отделение пришло к выводу, что немецкая железнодорожная система при поддержке автотранспорта будет вполне способна доставить 16 650 тысяч тонн припасов, потребовавшихся за предыдущие пять с половиной месяцев 1942 года, хотя периодически система была нагружена до предела и сбои задерживали операции или ограничивали их масштабы.

Экономисты также оценили, что для поддержки каждого 200-километрового броска в глубь советской территории требуется 35 тысяч дополнительных товарных вагонов и что немцы могут позаимствовать эти вагоны у гражданской экономики оккупированных наций без особого ущерба для немецкой военной промышленности.

Авторы также отмечали, что в первые шесть месяцев агрессии железные дороги почти не отвечали предъявленным требованиям и что своими успехами захватчики обязаны обширным материальным запасам, накопленным до начала вторжения. Во время кампании запасы значительно убыли, и хотя невозможно определить, как складывается ситуация у Советской армии, аналитики пришли к выводу, что по окончании русской зимы немцы почти наверняка будут гораздо слабее.

ПРОМЫШЛЕННЫЙ ШПИОНАЖ

Из всех воюющих сторон ни одна не осознавала роли промышленности в современной войне — а следовательно, и промышленного шпионажа — более четко, чем Великобритания. Это понимание привело к тому, что в 1929 году Кабинет министров одобрил создание Подкомитета промышленных исследований (с 1931 года — разведки) в иностранных державах Комитета имперской обороны.

Однако подкомитет ограничивался лишь добычей сведений о промышленной политике. Для добычи реальных разведданных в марте 1931 года был организован Центр промышленной разведки (Industrial Intelligence Centre, IIC) с майором Десмондом Моргоном в роли начальника и единственного работника. Мортона подкомитету одолжила разведывательная служба (Secret Intelligence Service, SIS), где он занимался изучением промышленной обстановки Советского Союза. С 1931 по 1935 год источником финансирования IIC, прикомандированного в этот период к Департаменту внешней торговли, служила SIS. За десятилетие IIC разросся и к сентябрю 1938 года располагал штатом из 25 человек. Кроме того, основное внимание он уделял уже не Советскому Союзу, а фашистской Германии.

И хотя IIC пользовался донесениями дипломатов, военных разведывательных организаций, атташе и SIS, основную массу сведений он черпал из открытых источников. Согласно оценке одного из бывших членов IIC, более 80 процентов сведений Центр получал через рефераты, газеты, промышленные журналы и информационные бюллетени, ежегодники, публикации Лиги Наций и аналогичные материалы. Так, источником сведений могли послужить статьи "Уровень жизни в Японии", "Горнодобывающая промышленность Британской империи и иностранных держав" или бюллетень нефтяной промышленности "Петролеум пресс сервис".

В 30-х годах основным продуктом IIC был "Общий обзор материальных ресурсов и промышленности по отношению к национальному военному потенциалу", где для каждой интересующей страны готовился отдельный обзор. С августа 1935 года по сентябрь 1936 года готовились обзоры по Японии, Германии, Советскому Союзу, Китаю, Италии, Нидерландским Ост-Индиям. А с сентября 1936 года по январь 1938-го были подготовлены еще 35 обзоров.

К числу важнейших продуктов IIC в этот период принадлежали разнообразные меморандумы, касавшиеся таких тем, как импорт соли в Японию, итальянское производство искусственного шелка, приобретение Францией тетрахлорида титана, бельгийская авиационная промышленность, польские поставки оружия в военное время и американская авиационная промышленность.

К числу отчетов по германской промышленности, подготовленных с 1933 по 1939 год, относились "Германия: импорт из Скандинавских стран в случае войны", "Экономическая война против Германии: замечания о вероятной обстановке в 1939 году", "Германия: снабжение медью во время войны" и "Германия: импорт чугуна".

В 30-х годах "деятельность Центра служила постоянным напоминанием правительственным стратегам, что ресурсы, требующиеся для ведения современной войны, ничуть не в меньшей степени зависят от нефтеразработок, железнодорожных депо и нефтеперегонных заводов, чем от танков, самолетов и миноносцев… [и что] определенно ничуть не важнее знать число танковых дивизий в Германии, чем понимать, что в первый год войны немецкий индустриальный комплекс в Руре, вероятно, будет нуждаться более чем в семи миллионах тонн импортированной железной руды и что основная масса этого жизненно важного импорта придет из Швеции через Роттердамский порт".

Когда вспыхнула война, IIC и аналогичные комитеты были распущены, а их функции перешли к вновь учрежденному Министерству экономической войны (Ministry of Economic Warfare, MEW), имевшему собственное разведывательное отделение (Intelligence Branch). Организационная структура этого отделения была разработана с февраля по июль 1939 года Десмондом Мортоном, ставшим его главой, когда MEW приступило к делам в сентябре того же года. MEW определило цель разведывательного отделения как "постоянное наблюдение за вражеским экономическим потенциалом с целью оказания помощи другим разведывательным отделениям в заблаговременном обнаружении возможных намерений противника, оценке его сильных и слабых сторон и выборе уязвимых точек для атаки любыми средствами, которые окажутся в нашем распоряжении, — блокадами, перекупкой товаров, подлодками, бомбежками, политической и психологической пропагандой".

В ноябре исходные шесть секций отделения были реорганизованы в два департамента. Блокадная разведка (Blockade Intelligence, впоследствии переименованная в Общее отделение, General Branch) отвечала за помощь в ежедневной деятельности министерства и, в частности, за добычу сведений, помогающих противодействовать контрабанде товаров. Разведывательный департамент экономической войны (Economic Warfare Intelligence Department) принял у IIC эстафету по обеспечению разведданных о военных службах и прочих правительственных агентствах. После капитуляции Франции он стал Департаментом вражеских и оккупированных территорий (Enemy and Occupied Territories Department), а затем, в апреле 1941 года, — Отделением противника (Enemy Branch).

Отделение противника, хотя и играло ключевую роль в обеспечении промышленной разведки, было не одиноко. Все отделения вспомогательной разведки питали интерес и отвечали за добычу промышленных разведданных, имевших отношение к их задачам, а высшей инстанцией для них являлся Объединенный комитет разведки (Joint Intelligence Committee, JIC).

В разгаре войны роль открытых источников в оценке немецкой экономики заметно снизилась по сравнению с данными радио- и фоторазведки, ставших, по словам JIC, "наиболее ценными". Но даже использование столь результативных источников информации отнюдь не перевело оценку в разряд легких задач. В конце 1941 года Отделение противника переоценило темпы убывания немецких запасов сырья. Но все же не сочло ситуацию критической, несмотря на весьма огромные затраты материальных ресурсов в боях на Восточном фронте. Однако в марте JIC предсказало, что возобновившиеся бои в Советском Союзе вынудят Третий рейх исчерпать свои запасы сырья и промышленный потенциал снизится. После того как Соединенные Штаты предположили, что британцы переоценивают роль сырьевых ресурсов, JIC пересмотрел свою оценку и заявил, что любой спад будет "постепенным". К концу 1942 года Отделение противника все еще недооценивало немецкий арсенал сырьевых ресурсов, но не предполагало, что немцы дошли до критической точки.

В начале декабря 1941 года MEW полагало, что нехватка трудовых ресурсов станет для фашистского режима все обостряющейся проблемой. Отделение противника оценивало, что в течение 1941 года, несмотря на умножение вооруженных сил до 10 миллионов человек, немецкие трудовые ресурсы выросли с 1.75 до 2 миллионов — благодаря росту населения, привлечению к трудовой повинности женщин и "приобретению" иностранных рабочих. В то же самое время оно писало, что, если количество рабочих "отмасштабировать согласно оценкам производительности каждой группы", немецкие трудовые ресурсы к исходу 1941 года по сравнению с предыдущим годом фактически снизились на 1 миллион человек.

Это суждение, а также вывод, что резервы работоспособного гражданского населения с конца 1938 года снизились на 12 процентов или более, в декабре 1941 года привели MEW в выводу, что Германия оттянула из промышленных и сельскохозяйственных трудовых ресурсов чересчур много людей. В результате она вынуждена будет в течение зимы демобилизовать людей, чтобы не начать кампанию 1942 года с куда меньшими материальными ресурсами, чем в 1941 году.

В июне 1942 года Отделение противника признало, что его прогноз был неверен, что в 1941/42 году демобилизация для пополнения армии промышленных рабочих не проводилась. Возросшее число трудящихся женщин, использование иностранных рабочих, эксплуатация военнопленных позволили Германии начать 1942 год с тем же самым числом рабочих, что и 1941-й. Однако отделение доказывало, что гражданские трудовые ресурсы стали менее производительными, нежели ранее.

В 1941/42 году производство продуктов питания было более легкой темой для Отделения противника. Снижение производства и потребления в течение первых шести месяцев 1942 года для отделения было очевидно. В июне оно оценивало, что средний уровень потребления в Германии не превышает 2000 калорий, в то время как рабочим, занятым тяжелым физическим трудом, требуется не менее 3000 калорий. Оценка объясняла это снижение менее чем удовлетворительным урожаем 1941 года и сокращением импорта. Оно также сообщало, что и в грядущем году следует ожидать, что ситуация в Юго-Восточной Европе и на Украине не изменится. Отделение заключило, что Германия практически целиком зависит от собственного производства пищевых продуктов, в то время как ей грядет нехватка трудовых ресурсов, машин и удобрений.

К концу года разведывательная ветвь MEW исправно донесла, что потребление пищевых продуктов значительно возросло, рацион рабочих, занятых тяжелым физическим трудом, возрос с 2500 до 3000 калорий на человека. В результате Отделение противника сообщило, что по всем признакам Германия практически оправилась от пищевого кризиса, надвигавшегося в начале года.

В течение войны основной заботой MEW и Отделения противника было немецкое снабжение нефтью. Согласно оценке за июль 1941 года, при сохранении текущей интенсивности боевых действий потребление нефти на вражеских и оккупированных территориях потребует увеличения поставок на 250 тысяч тонн ежемесячно. Через восемь месяцев имеющиеся в распоряжении Германии два миллиона тонн будут исчерпаны, и рейх не сможет поддерживать интенсивность боевых действий, если только не сможет перехватить или извлечь из обращения около 2850 тысяч тонн нефти. В августе оценка ежемесячного расхода достигла 375 тысяч тонн, и в результате MEW отметило, что "представляется весьма вероятным, что пролонгация русской кампании еще на несколько месяцев благодаря влиянию на нефть скажется на военном потенциале Германии или ее стратегической мобильности, а то и на том, и на другом сразу".

Как оказалось, немецкие войска в 1941 году не слишком страдали от нехватки нефти, и Генеральный штаб не прибегал к ссылкам на нехватку нефтепродуктов в качестве оправдания поражений. Но и британская разведка, и немецкие официальные лица осознали, что в 1942 году все будет обстоять совершенно иначе. Основываясь на анализе MEW, JIC в марте 1942 года уверенно предсказал, что основной удар гитлеровцев в летнем наступлении будет направлен на юг, к советским месторождениям нефти. Изданная весной директива Гитлера № 41 требовала, чтобы летнее наступление было направлено на юг и, помимо прочего, предусматривало захват советских месторождений нефти.

Установить подобную взаимосвязь между нефтяной ситуацией и стратегией Германии удавалось не всегда. Так, "с декабря 1942 года и до середины 1943-го ситуация с нефтью в Германии сложилась воистину критическая, но власти не смогли выявить ее воздействия на немецкую стратегию"[46].