ГЛАВА 7 РАЗВЕДКА И НАЧАЛО ВОЙНЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 7

РАЗВЕДКА И НАЧАЛО ВОЙНЫ

Разведывательные операции тридцатых годов были призваны обеспечить базис для точной оценки политических намерений и военных ресурсов прочих стран. Еще одной важной функцией разведки было предотвращение успешного внезапного нападения противника, при котором ошеломленная жертва становится уязвимой для решительного удара.

События конца тридцатых и начала сороковых годов — в Центральной Европе, на западе Советского Союза и в Пёрл-Харборе — наводят на мысль, что разведки ряда крупных держав оказались трагически неспособны справиться со своими главными задачами в мирное время. И все же неудачи внешней политики Великобритании, Советского Союза и Соединенных Штатов, их неспособность прислушаться к предупреждениям проистекали из целого ряда факторов, многие из которых находились вне сферы ведения разведывательных организаций этих держав.

РАЗВЕДКА И УМИРОТВОРЕНИЕ

Особенно важную роль для Британии и Франции играло выяснение намерений Гитлера и наличия у него ресурсов, позволяющих добиться поставленных целей силой. В частности, правильное применение разведки перед захватом Рейнской зоны немцами в 1936 году, что в сентябре 1938-го привело к мюнхенской конфронтации, а от Мюнхенского соглашения — к фашистско-советскому пакту в августе 1939-го, могло бы сыграть критическую роль в предотвращении катастрофы, развязанной Гитлером в сентябре 1939 года.

Стремление Гитлера отмести ограничения, наложенные Версальским договором, и взять желаемое силой стало очевидно еще до конца 1935 года. 9 марта рейхсмаршал Герман Геринг объявил о существовании люфтваффе, хотя Версальский договор ставил ВВС вне закона. Неделей позже Гитлер заявил о дальнейших нарушениях договора: восстановлении воинской повинности и численности армии "мирного времени" до 36 дивизий и 500 тысяч человек.

7 марта 1936 года Гитлер выиграл даже большую ставку. Его армия вторглась в Рейнскую зону, восстановив немецкий контроль. Если бы Франция оказала сопротивление и перешла в наступление, Гитлер униженно отвел бы войска. Провал и результирующая утрата популярности могли бы привести к падению нацистского режима.

По словам бывшего французского начальника разведки, вторжение германской армии в Рейнскую зону не застало Францию врасплох. Генерал Морис Гош, командовавший Deuxieme Bureau в 1935 году, клялся, что его служба с самого начала полагала, что "благодаря "Mein Kampf" мы проникли в самый эпицентр мышления Гитлера".

Возможно, книга "Mein Kampf" дала Deuxieme Bureau основания для вывода, что Гитлер захватит Рейнскую зону, но никак не указывала, когда именно это произойдет. Британия также предвидела вероятность гитлеровского вторжения в Рейнскую зону, но не сам момент. Фактически Гитлер принял окончательное решение вторгнуться в Рейнскую зону за две недели до начала боевых действий.

Но важнее всего для разведки, однако, было предсказать не точный момент вторжения в Рейнскую зону, а последствия в случае, если бы Британия или Франция дали Гитлеру отпор. Согласно оценкам Deuxieme Bureau, 29 немецких дивизий страдали сокрушительным изъяном — в них сказывалась острая нехватка в опытных офицерах, — и в случае военных действий Францию ждал успех. Несмотря на подобные разведданные, французское руководство воздержалось от каких-либо действий.

Но возвращение Рейнланда не утолило аппетиты Гитлера. За два года между приходом нацистов к власти и Мюнхенским соглашением, предусматривавшим аншлюс Австрии, Британия и Франция без особого успеха стремились ограничить амбиции Гитлера. Перед их разведслужбами стояли две главные задачи: выяснить вероятность немецкой агрессии и загодя уведомить о любых действиях Германии.

Оценки военной и воздушной разведки в течение первых пяти лет правления Гитлера подчинялись тривиальной закономерности: первоначальная недооценка военного потенциала Германии, пересмотр этой политики осенью 1936 года и последующая переоценка непосредственной угрозы. Управление британской военной разведки (Military Intelligence Directorate, MID) и Центр промышленной разведки (Industrial Intelligence Centre, IIC) были введены в заблуждение относительно медленным развертыванием немецкой программы перевооружения. В июле 1935 года они совместно оценили, что вермахт способен пополняться максимум на 8–9 дивизий в год, достигнув пика в 90-100 дивизий к 1943 году. До сентября 1936 года MID не слишком тревожилось по поводу возрождения немецкой армии, считая его фактором, умеряющим влияние нацистских экстремистов. MID также верило заявлению Гитлера о том, что армия в мирное время не выйдет за рамки 36 дивизий — численность вполне приемлемая, по мнению управления.

30 мая 1938 года Гитлер одобрил планы операции "Грюн" (Grun) — вторжения в Чехословакию, дав вермахту время на необходимые приготовления до октября. Однако Чехословакия получила ошибочные донесения как минимум от двух источников, чаще всего поставлявших достоверные сведения, — Пауля Тюммеля и Малькольма Кристи, — предполагавших, что нападение состоится немедленно. Основываясь на подобных донесениях, Британия предостерегла Гитлера против попыток вторжения, а Чехословакия мобилизовала 100 тысяч человек. Вторжения не последовало, и британское руководство удостоило SIS похвалы за "своевременные" разведывательные данные, оказавшие помощь в предотвращении германской агрессии, и начальник SIS адмирал Хью Синклер вошел в круг лиц, определяющих политику.

Впрочем, было очевидно, что стремление Гитлера к величию рейха требует хотя бы частичного захвата Чехословакии. В июле 1938 года SIS снова получила предупреждение об операции "Грюн" — возможно, от чехов. Месяцем позже дополнительные предупреждения поступили от частных разведывательных сетей помощника министра иностранных дел сэра Роберта Ванситтарта. И снова донесения оказались слишком заблаговременными. Хотя начало операции "Грюн" было запланировано только на 1 октября, донесения указывали, что наступление Германии может начаться в любой момент по окончании августа. В начале августа прибыли два независимых и, вероятно, точных донесения по поводу встречи в Берхтесгадене, во время которой Гитлер подтвердил свое решение атаковать, как только будет собран урожай, невзирая ни на какой риск и препятствия.

Страх перед нападением Германии на Чехословакию усилился 17 августа, когда начальник пункта SIS в Вене, капитан Томас Кендрик был арестован за то, что проезжал на автомобиле неподалеку от места маневров немецких войск. Последовали дальнейшие аресты лиц, обвиненных в наблюдении за перемещениями немецких войск. Аресты производили то ли в пропагандистских целях, то ли ради предотвращения сбора сведений об операции "Грюн".

11 сентября на Нюрнбергском съезде Гитлер потребовал "самоопределения" Судетов и "конца рабства". На следующий день SIS ошибочно донесла, что все немецкие миссии получили извещение, что операция "Грюн" начнется 25-го. Министерство иностранных дел заключило, что атака может последовать в любой момент с 18 по 29 сентября.

Премьер-министр Невилль Чемберлен полагал, что нужно срочно убедить Гитлера воздержаться от вторжения, опасаясь, что если протянуть до второй половины сентября, то будет слишком поздно. 15 сентября он впервые в жизни сел на самолет, чтобы вылететь в Мюнхен для переговоров с Гитлером, находившимся в своей горной резиденции.

Спешка Чемберлена и его действия по прибытии, несомненно, объясняются нехваткой достоверных разведданных. В начале августа MID распространило доклад о немецкой армии, в котором делало вывод, что в войне против Британии Германии рассчитывать не на что, она может предпринять "в произвольный момент внезапное, ошеломительное наступление на Чехословакию, не опасаясь во время этой операции действенного вмешательства со стороны Запада". В конце августа этот доклад был пересмотрен с целью изъятия соображений по поводу перспектив Германии во время затяжной европейской войны. Заключение IIC, что Германия не накопила соответствующего запаса сырьевых ресурсов для европейской войны, в докладе игнорировалось. Вместо этого был сделан вывод, что Германия способна предпринять массированное наступление на Чехословакию и "все с большим спокойствием относиться к исходу атаки Запада, предпринятой против нее".

Все высокопоставленные официальные лица Британии — Чемберлен, министр иностранных дел виконт Галифакс, комитет начальников штабов и Синклер — полагали, что войны следует избежать любой ценой. Синклер и SIS настойчиво утверждали, что сдача Судетов на самом деле укрепит безопасность Чехословакии.

Настоящие документальные разведданные, которыми располагало SIS, свидетельствовали против примиренческой политики. Разведданные военного министерства указывали, что немецкая армия располагает лишь ограниченным численным превосходством над чехами, а на границе с Францией и вовсе находится в подавляющем меньшинстве.

Подобные разведданные были впоследствии подтверждены, когда генерал Альфред Йодль, начальник оперативного управления вермахта, свидетельствовал во время Нюрнбергского процесса, что "о войне в 1938 году, во время Мюнхена, не могло быть и речи, поскольку тогда лишь пять боевых дивизий и семь дивизий резерва находились на западных укреплениях, представлявших собой всего-навсего большую строительную площадку, которую требовалось удержать против сотни французских дивизий".

Слабость войск Германии никак не была отражена в аналитическом докладе SIS, написанном в ответ на просьбу Чемберлена подготовить перечень всех мероприятий, не считая военных действий, к которым Британия должна или может прибегнуть, чтобы сдержать Гитлера. Совершенно секретный доклад "Что мы должны предпринять?" был представлен премьер-министру 18 сентября, всего за одиннадцать дней до кульминации Мюнхенского кризиса.

Доклад без подписи почти наверняка был подготовлен Синклером, заместителем начальника Стюартом Мензисом, главой политической секции SIS, и, по-видимому, заместителем начальника секции. Доклад информировал Чемберлена, что, по оценкам SIS, Гитлер решительно настроен добиться германского превосходства в Центральной и Юго-Восточной Европе, Бельгии, Голландии, странах Балтии и Скандинавии, одновременно подтолкнув распад Советского Союза. Вдобавок Германия рассчитывала вернуть свои заморские колонии.

Для достижения подобных целей Германия строила "как можно более могущественные вооруженные силы, способные возобладать над любым союзом держав и победоносно выйти из любой конфронтации". Синклер и его соавторы рекомендовали, для того чтобы выиграть время, необходимое для перестройки британских Вооруженных сил, пожертвовать частью Чехословакии в пользу Германии, оставив лишь "государство, которое будет чехословацким буквально — компактным, гомогенным, нейтрализованным государством под международными гарантиями". На чехов, согласно докладу, следовало надавить, чтобы они приняли "неизбежную" сдачу Судетов. Чтобы добиться согласия, им следовало дать "однозначно понять, что в случае отказа от подобного решения они останутся в одиночестве". А если необходимо, то пожертвовать и всей Чехословакией, чтобы выиграть время, — подобный выход авторы считали столь же приемлемым.

По поводу же сетований и требований Германии в докладной записке говорилось:

Мы не должны дожидаться, пока таковые, идя своим чередом, достигнут критического уровня. Следует предпринять международные шаги какого-либо рода, без неуместных проволочек, чтобы увидеть, каковы на самом деле законные претензии Германии и какие хирургические операции необходимы для их удовлетворения… Если имеются реальные основания для самоопределения, их следует выявить и принять соответствующие меры… Существует мнение, что это будет уступкой Германии, укреплением позиций Гитлера и поощрением его на крайние меры. Однако лучше реалистически взглянуть на вещи и поправить несправедливости, буде таковые существуют, чем позволить Гитлеру исправлять их своими средствами и в удобный для него самого момент — особенно если тем временем мы и французы будем упорно заниматься военным строительством, чем уменьшим опасный потенциал Германии.

Впрочем, SIS отнюдь не считала, что подобная политика гарантирует мир. Она понимала, что на обещания Гитлера полагаться нельзя. Равным образом Германия не будет удовлетворена, даже если все "законные" претензии Германии будут удовлетворены. Кроме того, SIS полагала, что ради безопасности Британии требуется обширное и стремительное перевооружение. Хотя, с точки зрения SIS, Германия не могла "по-настоящему доверять ни одной иностранной державе", SIS предлагала заключить "постоянный оборонительный союз с Францией в сочетании с давлением на французов с тем, чтобы они перевооружились как можно быстрее".

Однако на своей встрече с Гитлером 29 сентября Чемберлен пошел дальше рекомендаций Синклера, допустив немедленную немецкую оккупацию Судетов. Взамен он получил негласные заверения Гитлера в документе, гарантировавшем, как Чемберлен сообщил британским гражданам по возвращении в Лондон, "мир в наше время".

Уступка Чемберлена, хотя и шла дальше рекомендаций Синклера, несомненно, была отчасти мотивирована докладной запиской SIS. Вдобавок отсутствовали сведения по общей численности немецких ВВС, хотя подробные данные о числе конкретных моделей самолетов и их тактико-технических характеристиках наличествовали. Кабинету министров не предоставили детальных оценок способности Германии пустить авиацию в ход против британских целей. Прекрасно осознавая, что Королевские военно-воздушные силы отнюдь не готовы к бою, а противовоздушная оборона находится на зачаточном уровне, Кабинет вообразил худшее. Точные разведданные привели бы к тому же выводу, к которому пришел штаб немецких ВВС, — что сокрушительный удар против Британии невозможен, хотя нет никакой гарантии, что руководители, подобные Чемберлену, признали бы подобную истину, отвергнув мерещившийся им образ всемогущественных люфтваффе.

Французы вели себя не менее нерешительно, опять же не без влияния оценок Deuxieme Bureau. За два дня до Мюнхенского соглашения начальник Deuxieme Bureau генерал Гош уведомил Генеральный штаб, что Германия способна мобилизовать 120 дивизий и готова к "широкомасштабной войне". Начальник Генерального штаба генерал Морис Гамлен воспользовался этими цифрами, чтобы оправдать отказ Франции выступить на защиту Чехословакии.

ПАКТ

Немецкие войска оккупировали территорию Чехословакии, которую Британия и Франция не уступили Гитлеру в 1938 году, 15 марта 1939 года. Действия Гитлера вполне соответствовали мрачной картине, написанной SIS в месяцы, последовавшие за Мюнхенским соглашением. 11 марта SIS предсказала, что вторжение состоится в ближайшие три дня. Deuxieme Bureau зарекомендовало себя не столь хорошо. 6 марта основной секретный источник этого департамента, известный под кодовым именем Безумец, сообщил, что Гитлер захватит Прагу пятнадцатого, Но в рапорте Генерального штаба от 9 марта сведения Безумца не упоминались, и делался вывод, что непосредственная угроза отсутствует.

Вторжение в Чехословакию заставило Британию дать Польше гарантии безопасности. Но не было никаких гарантий, что Гитлер воспримет их всерьез, учитывая поведение Британии до этого момента. Единственная стратегия, которая могла бы убедить Гитлера, что дальнейшая агрессия опасна, — это заключение союза Британии, Франции и Советского Союза, который поставил бы нацистского диктатора перед перспективой войны на два фронта.

Британия все еще сомневалась в необходимости подобного союза и в разумности его создания. Задержка с началом переговоров с Советами, неспособность британской и французской делегаций обсудить военные вопросы с советскими вождями и нежелание Польши позволить советским войскам пересечь свои границы, дабы противостоять фашистским войскам, зачеркнули даже те ничтожные шансы на успех переговоров, какие еще имелись.

И в результате 23 августа 1939 года немецкий министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп и советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов подписали фашистско-советский пакт о ненападении. Подписание этого пакта означало серьезнейший провал британской внешней политики и в конечном итоге обрекло мир на Вторую мировую войну.

Подписание пакта произошло после многих лет навязчивых слухов, возобновившихся после начала германосоветских переговоров в январе 1939 года. В мае 1939-го, после увольнения прозападного министра иностранных дел Максима Литвинова, слухи вспыхнули с удвоенной силой. Одно из сообщений, попавшее в Министерство иностранных дел из надежного источника, заявляло, что "немецкие генералы" получили новое предложение от Советского Союза, способное разительно изменить ситуацию. Французский посол в Берлине сказал британскому послу сэру Невиллю Хендорсену, что несколько источников сообщают, что Гитлер и Сталин договорились о подписании пакта о ненападении.

В следующем месяце сведения поступили из новых и более надежных источников. 9 июня французское Министерство иностранных дел распространило информацию от ранее надежного источника, заявлявшего, что Германия предпринимает серьезные усилия по заключению с Советским Союзом соглашения, и предполагается, что эти усилия увенчаются успехом. Два дня спустя верховный комиссар Лиги Наций в Данциге, доверенное лицо Министерства иностранных дел, сообщил, что немцы добиваются нейтралитета Советов на случай войны.

16 июня источник в немецком Министерстве иностранных дел доложил, что Германия и Советы определенно пришли к взаимопониманию. Советы просто выслушивали немецкие предложения, но немцы встретили теплый прием, указывавший, что их ободряют продолжать.

До середины июня капитан Кристи посылал заместителю министра Ванситтарту регулярные рапорты о немецких приготовлениях к войне с Польшей и союзу с Советами. 15 июня немецкие дипломаты-антифашисты Эрих и Теодор Кордт доставили аналогичное сообщение Ванситтарту в Лондоне. Но ряд официальных лиц, в том числе заместитель министра иностранных дел сэр Александр Кадоган, считали источники Ванситтарта подозрительными.

Вдобавок Управление военной разведки указывало на противоречивость сведений, по большей части исходивших из SIS. В результате MID сообщило, что "по крайней мере один из секретных рапортов указывал, что немцы придерживаются мнения, что для осуществления их планов необходимо устранить Сталина. Другой совершенно секретный рапорт из надежного источника в стане русских заявляет, что Сталин горько сетует по поводу немецких интриг на Украине, и пока он остается на своем посту, не может быть и речи о возобновлении дружеских отношений. Следующий рапорт… утверждал, что хотя некоторые влиятельные советские круги настроены против активного сотрудничества с западными державами, но еще более активно они настроены против Германии".

В начале июля донесения указывали, что вероятность возобновления германо-советских отношений пошла на убыль, хотя некоторые ведущие аналитики выражали свои сомнения. Глава Северного департамента Министерства иностранных дел Лоренс Колье заявлял, что отказывается поверить в возможность налаживания отношений, пока Гитлер и Сталин остаются у власти.

Мнение Колье было подкреплено 4 июля донесением MID, отмечавшим, что перед приходом Гитлера к власти отношения между Германией и Советским Союзом были "сравнительно близкими", причем оба Генеральных штаба активно поддерживали связь между собой. Однако после 1933 года, согласно донесению, Германия повела себя вызывающе, и наиболее квалифицированные наблюдатели заключили, что Гитлер — "ярый антисоветчик". В донесении отмечалось, что в течение первых трех месяцев года несколько раз возникали слухи о возможном возобновлении отношений. И тем не менее донесение заключалось словами: "Судя по всему, нет никаких серьезных оснований полагать, что переговоры ведутся, хотя заключение торгового соглашения вероятно, однако опасность подобного возобновления дружеских отношений нельзя сбрасывать со счетов, и было бы разумно следить за ситуацией весьма бдительно".

Если бы британский Кабинет министров располагал однозначными разведданными, он мог бы действовать более решительно, добиваясь соглашения с Советами, чтобы предотвратить заключение фашистско-советского пакта. Своей неспособностью предвидеть подписание пакта британская разведка обязана ряду факторов. Сведения, поступавшие в Британию, зачастую были запутанны и ошибочны в узловых вопросах. Далее, частота поступления донесений отражала масштабы дебатов в пределах Германии, разительно снизившиеся в середине июля и практически не возобновлявшиеся с 30 июля по 17 августа, в наиболее активный период. Как только Гитлер принял решение всерьез изучить возможность подписания пакта с Советами, несогласные прекратили обсуждать эту тему, а остальные больше и не слышали о ней.

По крайней мере в одном из случаев важнейшие разведданные запоздали. В мае Ганс фон Герварт (Джонни), второй секретарь немецкого посольства в Москве, сообщил американскому дипломату Чарльзу Е. Э. Болену (Чип) о серьезности фашистско-советских намерений. Болен проинформировал своего посла, не пожелавшего передавать сведения своим британским и французским коллегам в Москве из страха скомпрометировать Герварта. К моменту, когда сведения поступили в Госдепартамент в Вашингтоне, затем к тамошним британскому и французскому послам, а оттуда — в Лондон и Париж, уже наступило 18 августа — к этому времени военные переговоры между Британией, Францией и Советским Союзом были отложены.

Кроме того, полагали, что идеологические разногласия режимов Гитлера и Сталина делают их непримиримыми врагами, не способными вступить в союз даже на короткое время. Но существовала еще и четвертая причина неудачи: неспособность GC&CS разгадать советские дипломатические шифры. Начиная с 1927 года GC&CS страдала из-за серьезного урезания фондов, сказавшегося после 1931 года.

Из-за этих неудач в парламенте возникла озабоченность по поводу действенности разведки. 25 августа Р. А. Батлер, представитель Министерства иностранных дел в парламенте, доложил Кадогану, что "в палате общин вчера вечером все спрашивали меня, куда смотрит наша разведка". Аналогичный вопрос был предъявлен Министерству иностранных дел многочисленными правительственными службами. Лорен Колье, отвергавший возможность заключения подобного пакта, представил доклад "О германо-советской интриге", в котором сетовал, что "вообще-то мы, пытаясь оценить ценность этих секретных донесений, оказываемся в положении главаря шайки сорока разбойников, отметившего меловым крестиком дверь Али-Бабы, но обнаружившего, что Марджана поставила такие же метки на всех дверях улицы и нет никаких признаков, указывающих, какая же из меток является истинной".

Возможно, в том, что Министерство иностранных дел не могло достойным образом отсеять нужные донесения, отчасти повинен Хью Синклер. Хотя Батлер 5 сентября сказал Кадогану, что, как он понял, фашистско-советский пакт "в общих чертах известен нашей разведке и уже попал в наши стены", Синклер, очевидно, не сделал соответствующего акцента на рапорте, когда представил его Министерству иностранных дел.

Впрочем, даже если бы высшему руководству были представлены более определенные и своевременные разведданные, они могли не оказать никакого влияния на политику Кабинета министров. Предубежденность вождей нации могла снова перечеркнуть результаты разведки. В какой-то момент тем летом Чемберлен поддержал мнение министра иностранных дел, отвергшего сведения разведки о возможности фашистско-советского альянса, заметив: "Я не могу заставить себя поверить, что между Россией и Германией возможен настоящий альянс".

У французской разведки тоже были свои проблемы — по крайней мере, поначалу. В прогнозе Deuxieme Bureau от 10 мая, подготовленном после полученного 7 мая предупреждения из французского посольства в Берлине, опровергалось мнение, что устранение Литвинова с поста министра иностранных дел указывает на намерения Сталина заключить соглашение с Гитлером. Согласно этому прогнозу, "подобный пересмотр советской политики трудно увязать" с новым советско-турецким договором.

Однако двумя неделями позже, после второго предупреждения, мнение переменилось. К концу июля Deuxieme Bureau заключило, что "немецкие дипломаты активно заняты саботированием московских переговоров и даже подготовкой германо-советского союза, переговоры о заключении которого могут пойти весьма быстро".

"БАРБАРОССА"

Ровно через три месяца после подписания фашистско-советского пакта Гитлер сказал избранной группе военачальников, что после завоевания Западной Европы отречется от своего советского союзника при первой же возможности. Это заявление он сделал незадолго до завершения завоевания. 17 июня 1940 года Франция капитулировала. 22 июня 1941 года три миллиона немецких солдат хлынули через советскую границу на отрезке протяженностью более тысячи миль, от полярного круга до Черного моря.

Операция "Барбаросса" ошеломила советское политическое и военное руководство. Советы не успели подготовиться к войне и с самого начала потерпели ряд поражений, что поставило под угрозу существование самого режима и едва не позволило Гитлеру захватить советское оружие и ресурсы.

Нападение Гитлера стало такой неожиданностью вовсе не оттого, что Советы не располагали необходимыми сведениями. В период между подписанием фашистско-советского пакта и приведением плана "Барбаросса" в действие советские вожди, и прежде всего Сталин, получили ряд разведывательных донесений, признаков и предостережений, недвусмысленно указывавших, что фашисты готовятся напасть[21].

Среди признаков, доступных советским властям, была явная передислокация немецких войск на восток начиная с августа 1940 года. С конца августа по середину декабря количество дивизий вермахта на границе с Россией возросло с 5 до 34. К концу февраля количество дивизий выросло примерно до семидесяти. В мае оно достигло 87, снизилось до 80 к 1 июня, но затем начало постоянно возрастать, и в результате 21 июня Советскому Союзу противостояли 123 немецкие дивизии. Эти перемещения были отмечены не только советской, но и британской, польской и японской разведками.

Еще одним признаком было значительное число авиаразведывательных миссий над советской территорией. И хотя Гитлер на требование главнокомандования армии начать разведывательные полеты в сентябре 1940 года ответил категорическим отказом из страха раскрыть свои намерения чересчур рано, месяц спустя секретный приказ Гитлера Ровелю положил начало кампании воздушного шпионажа. Поначалу радиус полетов был ограничен — самолеты не залетали дальше озера Ильмень, Минска, Киева и северного побережья Черного моря. За две недели до начала операции "Барбаросса" самолеты-шпионы начали залетать в глубь советской территории.

Но Советы запротестовали еще даже до начала этих полетов. 22 апреля 1941 года они обвинили Германию в том, что в период с 27 марта по 18 апреля состоялось не менее восьмидесяти вылетов. Не было никаких сомнений, что все полеты проводились с разведывательными целями. Когда один из самолетов совершил аварийную посадку на Украине близ Ровно, на нем были обнаружены топографические карты засекреченных зон Советского Союза, а также камеры для фотографирования этих зон. Советские протесты не дали ни малейшего результата, и до конца мая состоялось еще около 180 шпионских вылетов, позволивших люфтваффе завершить обзор всех аэродромов и военных баз на западе Советского Союза.

Не менее активно немцы проводили и наземную разведку, проверяя прочность обороны советской границы и пытаясь оценить состояние дел внутри страны. В сентябре 1940 года адмирал Канарис получил инструкцию расширить деятельность абвера по охвату Советского Союза. С января по июнь 1941 года число провалов немецких агентов все возрастало, в апреле-июне 1941 года это число в 25–35 раз превышало аналогичный показатель за период апрель-июнь 1940 года.

Об одном весьма традиционном признаке Сталину стало известно 11 июня. За два дня до этого немецкое посольство в Москве получило инструкции из Берлина позаботиться о секретной документации, разрешавшие также начать "незаметную отправку женщин и детей". НКГБ[22] сообщил о приказе Сталину и доложил, что посольство начало сжигать документы. Вскоре началась и эвакуация.

Предостережения поступали от ряда стран, в том числе Соединенных Штатов и Великобритании. В августе 1940 года Соединенные Штаты начали получать подробные разведданные о планах Германии напасть на Советский Союз, Когда скопившиеся донесения в конце февраля 1941 года попали в руки госсекретаря Корделла Халла, он осознал вытекающие последствия и представил дело президенту Рузвельту, согласившемуся с тем, что Советы следует уведомить. 1 марта советский посол в Вашингтоне Константин Уманский получил разведывательную сводку.

В апреле заместитель госсекретаря Самнер Уэллс снова передал Уманскому итог работы разведки США — расшифровки японских дипломатических депеш, в том числе телеграмму от 19 марта из Москвы, рапортовавшую о разительной перемене в германо-советских отношениях, и двух телеграмм из Берлина, описывавших немецкую "подготовку к войне с Россией". Кроме того, 22 марта он представил докладную записку армейской радио-разведки, в которой на основании расшифрованных японских радиограмм предсказывалось "нападение Германии на СССР в ближайшие два месяца".

А вслед за этими ранними предупреждениями 10 июня 1941 года заместитель министра иностранных дел сэр Александр Кадоган известил посла Ивана Майского о недавней передислокации немецких войск на восток, предоставив конкретные даты и места перемещений одной дивизии за другой. По окончании встречи Майский поспешно вернулся в посольство, чтобы передать сведения в Москву.

13 июня министр иностранных дел Антони Иден, призвав Майского, сообщил ему: "В последние 48 часов поступающие нам сведения стали более значимыми. Войска концентрируют либо для психической войны, либо с целью нападения на Россию… но в свете этого весьма значительного наращивания войск мы вынуждены считать, что конфликт между Германией и Россией возможен".

Кроме признаков и предостережений. Советы пользовались и данными разведки — в виде документов, показаний перебежчиков или донесений ряда военачальников и агентов. Через несколько дней после подписания Гитлером директивы, утверждавшей план "Барбаросса", аккуратный конспект этого документа был выслан анонимным письмом советскому военному атташе в Берлине.

Через некоторое время после захвата Чехословакии немцами вице-президент заводов "Шкода" предложил свои услуги советской военной разведке. В апреле 1941 года он донес, основываясь на сведениях, почерпнутых благодаря знакомству со старшими немецкими офицерами в Чехословакии, о массированной передислокации вермахта к советской границе и что его организации приказано прекратить поставку оружия в Советский Союз, поскольку на вторую половину июня запланирована война.

Но наиболее важные разведданные касательно германских намерений и развертывания войск были предоставлены Рихардом Зорге и советской агентурой в самом рейхе. 2 мая Зорге донес из Токио, что "Гитлер полон решимости развязать войну и уничтожить СССР с целью захватить европейскую часть СССР в качестве базы сырьевых и зерновых ресурсов… Решение о переходе к военным действиям будет принято Гитлером в мае".

19 мая, вслед за двумя предыдущими сообщениями, предсказывавшими немецкое нападение в конце мая, Зорге донес: "Против СССР будут направлены девять армий, состоящие из 150 дивизий". Он также подготовил послание, предсказывающее нападение 20 июня, хотя до Москвы оно так и не дошло.

Согласно одобренному КГБ отчету, наиболее важное из последних предостережений о нападении фашистов было получено Москвой 16 июня 1941 года от "двух наших разведывательных групп в Берлине". Эти группы — вероятно, группа Арвида Харнака из Министерства экономики и группа лейтенанта Гарро Шульце-Бойзена из Министерства авиации[23] доложили, что "все военные приготовления Германии к вооруженному нападению на Советский Союз полностью завершены и удара следует ожидать в любую минуту".

Самое последнее предостережение было отправлено старшим офицером разведки Леопольдом Треппером 21 июня. Собираясь выехать в Польшу, во время ряда застолий со старшими офицерами СС во Франции он узнал, что Гитлер нанесет удар в июне. Рано утром 21-го, в Париже, ему стало известно, что вермахт перейдет в наступление в ту же ночь. Не имея в своем распоряжении радиопередатчика. Треппер был вынужден передать информацию через советское посольство в Виши. Прибыв в этот вечер в Виши. Треппер сказал военному а паше генерал-майору И. А. Суслопарову: "Вот послание жизненной важности, для немедленной отправки!" Но Суслопаров сомневался и разрешил передать сообщение только уступая настояниям Треппера.

Но все признаки, предостережения и разведданные от высших офицеров советской разведки не были востребованы — по целому ряду причин. Советы получили значительно больше признаков, предостережений и разведывательных донесений, чем здесь упомянуто. Некоторые из них не стоили доверия, бросая тень сомнения на другие. Признаки или предостережения, особенно те, в которых немецкие офицеры сообщали или намекали о близости войны, легко было интерпретировать как часть сговора с целью добиться от Советов дальнейших уступок.

Да и немцы приложили немало усилий для дезинформации Советов. В 1940 году Гитлер запустил две обширные программы дезинформации. Первая объясняла скопление войск на востоке как часть подготовки к вторжению в Англию — операция "Морской лев". Переброска сил на восток якобы осуществлялась с целью обучения и размещения их вне досягаемости британских бомбардировщиков и разведывательных самолетов. Позднее в том же году, в сентябре, Гитлер проинструктировал абвер, чтобы тот представлял переброску войск на восток как меру предосторожности на случай враждебных действий Советов. Ближе к дате вторжения, вскоре после 17 мая 1941 года, Министерство иностранных дел рейха разгласило во всеуслышание, что действия Германии будут зависеть от поведения Советского Союза. То же заявление после 25 мая распространяло немецкое главнокомандование (Oberkommando des Heeres, ОКН).

Роль дополнительного фактора сыграл начальник военной разведки генерал Филипп Иванович Голиков. По словам тогдашнего начальника штаба маршала Георгия Жукова, Голиков посылал свои донесения, построенные на рапортах Треппера, Зорге и прочих важнейших информаторов, исключительно Сталину. Этих донесений не видели даже Жуков и комиссар обороны.

К несчастью для миллионов советских солдат и мирных граждан, Сталин и Голиков были убеждены, что до войны с Германией в запасе еще несколько лет, а противоречащие этому убеждению донесения сфабрикованы коварными англичанами, чтобы вовлечь Советы в войну с Гитлером, что вынудит Германию воевать на два фронта. 21 марта 1941 года Голиков подал Сталину рапорт, в котором рассуждал о признаках немецких планов внезапного нападения, но заключал, что такое нападение маловероятно, пока не будет решен вопрос о войне с Британией. В своем рапорте Голиков эхом повторил сталинскую строку, заявив: "Слухи и документы, заявляющие, что война против СССР неизбежна этой весной, следует воспринимать как дезинформацию, подготовленную английскими, а может быть, даже немецкими спецслужбами".

Но все дело было именно в Сталине. Он назначил Голикова начальником РУ, потому что тот был преданным сталинистом, разделявшим веру Сталина в существование британского заговора с целью спровоцировать военный конфликт между Советским Союзом и Германией. Сталин упорно отвергал разведывательные данные, предоставленные его лучшими агентами, из которых следовало, что Гитлер планирует нападение. Возможно, это отчасти объясняется доступом Советов через Джона Кернкросса к британским разведывательным прогнозам, которые до середины июня 1941 года не подтверждали предостережений, которые Сталин получал от правительства Черчилля.

Но более серьезным фактором в отказе Сталина даже думать о возможной надежности красноречивых признаков и донесений от доверенных источников было его нежелание подвергать сомнению собственные суждения. Резидент РУ в Праге, основываясь на разведданных от вице-президента заводов "Шкода", 17 апреля 1941 года отправил донесение, предупреждавшее о немецком нападении во второй половине июня и отмечавшее надежность источника. Сталин вернул донесение, собственноручно приписав: "Английская провокация. Расследовать! Сталин".

Донесение Зорге от 19 мая заставило Сталина отозваться о своем лучшем японском агенте: "Дерьмо, обзавелся там в Японии заводиками и борделями". Донесения 16 июня от Харнака и Шульце-Бойзена заслужили отзыв, что "верить нельзя никому из немцев, кроме Вильгельма Пика [члена Германской коммунистической партии, жившего в Москве]".

Последнее донесение Треппера Сталин тоже отверг, хотя и необычайно вежливо. Получив сообщение о донесении, Сталин заметил: "Как правило, Отто [кодовое имя Треппера] посылает нам надежные материалы, оказывающие честь его политическим суждениям. Как же он не сумел тотчас же распознать, что это всего-навсего британская провокация?"

ПЁРЛ-ХАРБОР

Менее шести месяцев спустя после сокрушительного удара Гитлера по Советскому Союзу его японские союзники ошеломили войска США своим внезапным нападением 7 декабря на Пёрл-Харбор. Нападение, проведенное согласно плану, разработанному в мае 1941 года, привело в исполнение решение от 5 ноября о вступлении в войну с Соединенными Штатами, Великобританией и Голландией, отвергнув ничтожную вероятность успеха в переговорах с Соединенными Штатами по поводу японских военных действий в Азии и последовавшего американо-британо-голландского эмбарго.

26 ноября 1941 года японский экспедиционный корпус из тридцати трех кораблей, собравшись у Курильских островов, пересек северную часть Тихого океана. Перед рассветом 7 декабря экспедиционный корпус, ядро которого составляли шесть авианосцев, оказался в 220 милях к северу от Оаху. С этой точки экспедиционный корпус запустил двумя последовательными волнами 350 самолетов — 40 торпедных бомбардировщиков, 78 истребителей, 103 высотных бомбардировщика и 129 пикирующих бомбардировщиков.

Ко времени окончания налета было потоплено 18 военных кораблей, опрокинуто или повреждено в различной степени 8 линкоров, 3 легких крейсера, 3 эсминца и 4 транспортных судна. Кроме того, было уничтожено или неисправимо повреждено 190 самолетов сухопутных войск и ВМФ. Но что еще более трагично — погибли, пропали без вести или получили смертельные раны 2403 человека из числа солдат, матросов, морских пехотинцев и гражданских лиц. Еще 1178 человек получили ранения, но остались в живых.

В результате Пёрл-Харбор повсеместно принято считать величайшим стратегическим разведывательным провалом в истории Соединенных Штатов[24].

Хотя армейский отдел разведки (Military Intelligence Division), Управление военно-морской разведки (Office of Naval Intelligence, ONI) и многие руководители страны осознавали, что Пёрл-Харбор (или другие военно-морские базы США) может стать мишенью в случае войны, ни один из разведывательных прогнозов не предсказывал, что на углубление кризиса в ноябре и декабре 1941 года Япония ответит ударом по штаб-квартире Тихоокеанского флота США.

Предположения по поводу объекта японского удара и в конце ноября, и конце декабря ничуть не расходились с предположениями начала года. Прогноз военно-морской разведки от 2 июля 1941 года "Возможность упреждающих агрессивных действий Японии" отмечал, что, "если какие-то внезапные агрессивные действия и запланированы, они будут направлены на дальнейшие мелкомасштабные операции в районе побережья Южного Китая, а возможно, на захват дополнительных баз во французском Индокитае".

27 ноября, через три недели после того, как японцы решили атаковать Пёрл-Харбор, на следующий день после встречи японских кораблей, начальник оперативного отдела ВМФ проинформировал командующего Тихоокеанским флотом адмирала Хансбэнда Э. Киммеля, что переговоры с Японией с целью стабилизации ситуации в Тихоокеанском бассейне прекращены и в ближайшие дни следует ожидать агрессивных действий со стороны Японии. Число и снаряжение японских войск и организация военно-морских сил указывают на подготовку высадки десанта на Филиппины, Таиланд или перешеек Кра, а возможно, Борнео.

В тот же день MID подал аналитический отчет "Последние события на Дальнем Востоке", отмечавший, что, "судя по всему, японцы подготовили планы дальнейшей агрессии в Юго-Восточной Азии… Отдел придерживается мнения, что первый удар будет направлен против Таиланда с моря и по суше через Южный Индокитай". 1 декабря подготовленная ONI "Двухнедельная сводка текущей национальной ситуации" отмечала, что "явные признаки указывают на скорое японское наступление на Таиланд".

Но ни MID, ни ONI не смогли подготовить стратегическое предупреждение о нападении хотя бы с минимальным опережением не только потому, что аналитики разведок США не смогли правильно интерпретировать данные, но из-за скудости разведданных — отчасти благодаря соблюдению японцами мер секретности.

Самые ранние предостережения, которые Соединенные Штаты могли бы получить о планах нападения или решении 5 ноября, могли исходить из агентурных источников, имевших контакты с японским руководством[25]. Но, в отличие от Советского Союза, у Соединенных Штатов не было Рихарда Зорге, чьи агенты могли бы предоставить разведданные о намерениях Японии.

MID не располагал нелегальными источниками ни в Японии, ни где-либо еще. Сведения, которые мог предоставить военный атташе в Токио, по словам главы MID бригадного генерала Шермана Майлза, были "весьма скудны; японцы были предельно немногословны". ONI располагала несколькими видами источников — атташе, сеть наблюдения за побережьем и — до 15 октября 1941 года, когда она была передана Бюро координатора информации (Office of the Coordinator of Information), — секция нелегального сбора информации. Но ни один из этих ресурсов не смог заранее уведомить США о намерениях японцев[26].

Третьим источником был посол Джозеф К. Грю, но его депеши обычно "включали в себя лишь "весьма неопределенную и общую" информацию о передвижениях японских Вооруженных сил и Военно-морского флота". По мере приближения назначенного японцами для себя окончательного срока разрешения кризиса добывать сведения становилось все труднее. В телеграмме от 17 ноября Грю предупредил Госдепартамент, что тот не должен возлагать "серьезной ответственности за предварительное предупреждение на штат посольства, в том числе военно-морского и военного атташе, поскольку Япония крайне эффективно контролирует и первичные, и вторичные источники военной информации. Мы не можем рассчитывать получить сведения загодя ни через личные контакты, ни через прессу; наблюдения за передвижениями войск невозможны из-за того, что в стране осталось крайне мало американцев"[27].

Одним из регулярных источников был Душко А. Попов, югослав, завербованный абвером, но добровольно вызвавшийся стать двойным агентом для британцев, присвоивших ему кодовое имя Трицикл (Tricycle). Попов прибыл в Соединенные Штаты в августе 1941 года, якобы для организации новой немецкой разведывательной сети. С собой он привез анкету, на одну треть состоявшую из вопросов о Гавайях и Пёрл-Харборе.

Анкету передали в ФБР, но существуют весьма серьезные разногласия по вопросу о том, какая часть гавайской информации и в каком контексте была передана в военную разведку Дж. Эдгаром Гувером.

Но даже если бы ONI и MID располагали полной анкетой, у них не было оснований заключить, что японцы планируют воздушный налет против Пёрл-Харбора. Характер анкеты отнюдь не наводил на мысль, что Пёрл-Харбор является японской мишенью. Не было никаких доказательств, что анкету дали Попову в ответ на запрос японцев. Наверняка было известно лишь одно: вопросы задают немцы. В самом деле, в анкете были допущены многочисленные ошибки — например, Пёрл-Харбор расположили на "Кухуше", а не на Оаху, Хикэм-Филд окрестили "Вичем-Филд", а военно-морскую авиабазу на острове Форд назвали устаревшим обозначением "Люк-филд" — эти ошибки указывали скорее на интерес немцев, чем японцев. Вдобавок в анкете было много вопросов о наземных сооружениях, но не было вопросов ни о самом Тихоокеанском флоте, ни о количестве или типах самолетов, о расписании разведывательных вылетов, расположении позиций ПВО, типах и перемещениях кораблей или причальных сооружениях — жизненно важной информации для планирования налета авиации. Единственный пункт анкеты, игравший важную роль для разработчиков налета, касался сетей торпедной защиты. Анкета, и в частности особый интерес к постоянным сооружениям, более соответствовала приготовлениям немцев к возможным диверсиям. А в отсутствие бомбардировщиков, которые были способны долететь из Европы до Соединенных Штатов, для немцев диверсии были единственным способом нападения на Соединенные Штаты.

Радиоразведка обеспечила ценные разведданные о дипломатической и разведывательной деятельности, но не принесла ясного предостережения о надвигающейся атаке на Пёрл-Харбор. Армейская радиоразведывательная служба (Signal Intelligence Service) Уильяма Фридмана реконструировала шифровальную машину, получившую кодовое название "Purple" (Пурпур), использовавшуюся для японских совершенно секретных дипломатических кодов. Разведданные, полученные дешифровщиками, получили кодовое название "Magic" (Волшебство).