ГЛАВА 10 ВОЗДУШНЫЕ ШПИОНЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 10

ВОЗДУШНЫЕ ШПИОНЫ

Наземные шпионы союзных войск и центральных держав составляли лишь часть разведывательной сети, призванной раскрывать вражеские секреты. В годы войны ее дополнила фоторазведка, развившаяся в тридцатые годы, став бесценным достоянием воюющих сторон.

Начало войны сняло всяческие препоны в применении воздушной разведки, действовавшие в мирное время. Державы больше не чувствовали необходимости скрывать свои разведывательные эскадрильи за хитроумными названиями. Но главное, это означало, что никакие дипломатические соображения больше не ограничивали масштабы разведывательных операций.

Воздушная фотография принесла пользу именно в тех областях, где и ожидалось, позволяя распознавать потенциальные цели и следить за передвижением войск. Но были открыты и новые области ее применения.

ОТ ОПОЗНАВАНИЯ К ПРОГНОЗИРОВАНИЮ

По мере того как вероятность войны летом 1939 года все возрастала, деловые поездки Сидни Коттона в Германию участились, и каждый раз Коттон добирался от Лондона до Берлина несколько иным маршрутом. Во время каждого полета Коттон и его камеры фиксировали новые скопления истребителей и бомбардировщиков на летных полях, лежавших на его пути.

Как только Германия вторглась в Польшу, путешествия Коттона в Германию прекратились. В ожидании объявления войны Адмиралтейство обратилось к SIS и Фреду Уинтерботаму с просьбой поставлять сведения о кораблях в немецком порту Вильгельмсхафен. Благодаря полетам небольшого самолета "Бичкрафт" (Beechcraft) в пределах нидерландской территории британцы смогли фотографировать суда, выглядевшие на фотографиях как серые карандаши. Но увеличение позволяло экспертам Адмиралтейства распознавать отдельные единицы.

Как только война была объявлена, военные разведывательные самолеты могли беспрепятственно приступить к разведке — и менее чем через час после объявления войны команда бомбардировщиков "бленхайм" взлетела с Уитонской воздушной базы в Британии с первым официальным заданием по фоторазведке. И снова целью миссии стал Вильгельмсхафен для подготовки планов налета на порт.

Объявление войны также означало, что больше не нужно пользоваться гражданскими фоторазведывательными подразделениями. 22 сентября 1939 года работа Сидни Коттона в роли воздушного шпиона SIS подошла к концу, и он перешел в Королевские ВВС, положив начало секретному подразделению.

Первым делом Коттон решил заменить "бленхаймы", уже продемонстрировавшие, насколько они уязвимы для немецких зениток, наибыстрейшими истребителями мира — "Сьюпермэрин Спитфайр" (Supermarine Spitfire) Королевских ВВС. Его скорость и высота позволяли пролететь над интересующими объектами и вернуться в целости и сохранности. И хотя поначалу Коттон не слишком в этом преуспел, вскоре ему все же удалось убедить вице-маршала ВВС, главнокомандующего истребительной авиацией сэра Хью Даудинга предоставить ему два "спитфайра".

Получив желанный трофей, Коттон приступил к испытаниям возможностей самолета в роли разведчика. Под стартовую площадку был избран аэродром под Лиллем, в Секлине, и двое подчиненных Коттона доставили туда один из "спитфайров" — N-3071. Были приняты все меры по сохранению в тайне деятельности подразделения, получившего название Эскадрильи специального наблюдения (Special Survey Flight)[36]. N-3071 имел собственный ангар, стоявший на запоре, и пилотам британских экспедиционных войск в Секлине оставалось лишь гадать о назначении этого самолета.

Наконец 18 ноября настал момент истины. В 13.00 самолет, за штурвалом которого находился Морис Лонгботтом, взлетел и направился к немецкой границе и Аахену. В каком-то смысле вылазка была неудачной, так как до своей цели Лонгботтом не долетел. Но в куда более важном смысле миссия увенчалась ошеломительным успехом. Лонгботтом смог сделать несколько серий высококачественных фотоснимков с высоты 33 тысяч футов над Эйпеном и местностью к западу от границы. Еще ни разу до тех пор хорошие фотографии не делали с такой большой высоты в военных условиях при помощи камеры, установленной на "спитфайре". Фотосъемка без риска в военное время из мечты стала реальностью.

Последующие миссии не только внесли вклад в военную кампанию против центральных держав, но и позволили добиться новых успехов в области фоторазведки и интерпретации. В феврале 1940 года Адмиралтейство потребовало фотографии Вильгельмсхафена для выяснения, покинул ли "Тирпиц" сухой док, как доносили источники. Разведывательный самолет "бленхайм" был не в состоянии представить подобный ответ. Но один из четырех "спитфайров" в подразделении фотографических разработок был оборудован дополнительным баком, позволившим ему долететь до Вильгельмсхафена.

10 февраля "спитфайр" типа В сфотографировал с высоты 30 тысяч футов и Вильгельмсхафен, и Эмден. В апреле с появлением "спитфайра" типа С, имевшего большую дальность полета, к списку разведывательных целей добавился и Киль.

Фотографии Эмдена и Вильгельмсхафена дали возможность испробовать швейцарскую "дикую" (Wild) машину для измерения объектов на разведывательных фотографиях. Скоро стало очевидно, что из фотографий "спитфайра" можно извлечь весьма обширную информацию. В течение 48 часов удалось составить планы порта Эмден и военно-морской базы в Вильгельмсхафене, причем все суда были изображены в правильном масштабе.

В следующем месяце фоторазведка внесла вклад в планирование кампании по бомбардировке Рура. Второй "спитфайр" оборудовали дополнительным баком, и 2 марта он покинул Хестон для пролета над Руром. Доставленные высотные высококачественные фотографии использовались для сборки "мозаики". Фотоинтерпретаторы подгоняли друг к другу взаимоперекрывающиеся фотоснимки и репродуцировали их, что позволило охватить обширную территорию, однако не в ущерб детальности. Когда Коттон развернул "мозаику" перед главным маршалом авиации, главнокомандующим бомбардировочной авиацией сэром Эдгаром Людловым-Хьюиттом, тот выразил изумление и восторг.

Летом 1940 года, после отхода в начале июня из Дюнкерка воздушная разведка приобрела даже большее значение, поскольку британцы начали следить за признаками предстоящей агрессии. В мае Объединенный комитет разведки выделил фоторазведку как наилучшее средство предотвращения внезапного нападения. Но прежде чем посвятить все свое внимание немцам, британцы должны были разрешить кое-какие вопросы между собой. Адмиралтейство требовало, чтобы усилия разведки были посвящены исключительно наблюдению за вражескими портами. Бомбардировочная авиация возражала на основании того, что бомбардировка немецких целей является частью стратегии сдерживания, а она нуждается в поддержке разведки. И наконец, было принято решение передать PRU Береговому командованию, чьей главной обязанностью было наблюдение за портами вторжения. Вдобавок решили увеличить объем разведки, учредив передовые базы в Шотландии и Корнуолле, чтобы в пределах досягаемости оказался более обширный участок вражеского побережья.

Поначалу пилоты PRU фотографировали нидерландские порты и побережье Ла-Манша, получая довольно скудные сведения. Не было никаких признаков угрожающего скопления судов, говорящего о близости вторжения. Но требовалось вести постоянное наблюдение, так что, когда сплошная облачность помешала высотным полетам, были предприняты разведывательные миссии на малых высотах.

И хотя в июле фоторазведка не выявила признаков скопления войск вторжения, она позволила британцам наблюдать за наращиванием немцами оборонительных сооружений вдоль французского побережья, и эта осведомленность сыграла важнейшую роль в планировании возвращения союзных войск. Новые фотографии мыса Грис-Нез показали сеть недавно протоптанных тропинок и три котлована, каждый величиной вдвое больше дома. Земля, вынутая из котлованов, на фотографии выглядела ослепительно белой на сером фоне не потревоженного естественного ландшафта и напоминала новые военные сооружения. Менее месяца спустя первые гигантские двенадцатидюймовые орудия оказались на позициях. Другие фотографии демонстрировали тени столбов и свежевырытую землю у их оснований, указывая на появление телефонных линий и расположение местных штабов.

Фотографии также показали, что следы многочисленных тяжелых грузовиков сходятся к Форе-де-Пон, в пяти милях от Кале, не оставляя сомнений на предмет того, где находятся склады боеприпасов и провианта для вторжения. Авиабазы истребителей и бомбардировщиков в Па-де-Кале тоже были привлекательными целями разведки.

Тем временем воздушная разведка начала выявлять признаки того, что немецкие планы вторжения в Англию продвигаются. В Нидерландах быстро готовилось к спуску на воду десантное судно, необходимое для любого вторжения. Фотоинтерпретатор Майкл Спендер обнаружил в Роттердаме пять 130-футовых барж с модифицированными носами — очевидно, для высадки танков и пехоты. К середине августа фотоинтерпретаторы смогли доложить, что флот вторжения стоит наготове в Антверпене, Роттердаме и Амстердаме.

В конце августа фоторазведка показала, что флот перемещается: 56 барж отплыли из Амстердама, а сто — из Антверпена. К вечеру 31 августа 18 из недостающих барж были обнаружены в Остенде. На протяжении следующих семи дней аэрофотографии показали, что баржи собираются вместе; к 7 сентября в Остендской гавани собралось 270 барж.

Фотографические миссии над Булонью, Флашингом, Кале и Дюнкерком показали, что немцы занимают позицию для удара настолько энергично, что 7 сентября население страны предупредили о "близящемся вторжении". Последующие десять дней количество барж в ближайших к Британии портах неизменно возрастало, и к ним присоединялись флотилии канонерских лодок и прочих мелких судов. "Спитфайры" приносили фотографии баз снабжения и портов Ла-Манша, показывавшие скопление торговых судов, ожидающих сигнала к отплытию. На других фотографиях были видны конвои барж, движущиеся вдоль побережья весьма плотными формациями, наводившими на очевидный вывод, что ими распоряжается немецкий ВМФ.

Кульминация наступила 17 сентября, через десять дней после предупреждения о скором вторжении. Между Кале, Дюнкерком, Гавром, Булонью, Остенде и Антверпеном распределилось более 1700 барж. В ту ночь на секретной сессии парламента премьер-министр Черчилль сказал парламентариям, что "крупное наступление на этот остров может начаться в любой момент… свыше 1700 самоходных барж, более 200 морских судов, некоторые из которых весьма велики, уже собрались во многих портах вторжения, оккупированных Германией".

В ближайшие несколько дней, пока суда собирались в портах вторжения, состоялась битва за Британию между немецкими и британскими военно-воздушными силами. Но неудача люфтваффе в попытке добиться воздушного превосходства заставила Гитлера 12 октября "отложить" вторжение (операцию "Морской лев") до весны. Британские фотоинтерпретаторы вскоре обнаружили признаки того, что угроза сошла на нет. Сначала они отметили признаки снижения активности, затем фотографии показали, что флот вторжения начинает рассеиваться, а порты возвращаются к нормальной деятельности.

Фотографическая разведка также послужила средством выявления вопиющих недостатков в британских воздушных операциях против немецких целей. К апрелю 1940 года Британия перешла к ночным бомбежкам, потому что немецкая противовоздушная оборона сделала точечные бомбардировки при свете дня слишком опасными. Ночные атаки были ориентированы на отдельные города и промышленные районы, а не на специальные сооружения. В июне 1941 года штаб ВВС решил, что бомбардировочная авиация должна концентрироваться, когда свет луны достаточно ярок, на атаках против железнодорожных узлов и прочих транспортных целей.

В остальное же время, составлявшее приблизительно 75 процентов ночей, она должна продолжать атаковать крупные города с двойной целью: причинить экономический ущерб и пагубно повлиять на моральный дух гражданского населения.

Поначалу фоторазведка атакуемых районов была ограниченной. Это обстоятельство и мелкий масштаб разведывательных фотографий привели к тому, что до конца 1940 года наблюдалась тенденция больше доверять донесениям экипажей самолетов и изредка поступающим из Германии донесениям, утверждавшим о серьезном ущербе, нежели фотографическим свидетельствам, показывавшим незначительные повреждения.

Но крупный налет на Мангейм 16 декабря 1940 года принес настораживающие результаты. Экипажи самолетов рапортовали, что большинство бомб упало в намеченном районе, и центр города был охвачен пожаром. Однако во время второго пролета при свете дня 21 декабря фотографии "спитфайра" показали значительные разрушения, но рассеянные довольно широко, по большей части вне намеченного района. В конце декабря фоторазведка итогов атаки на два нефтеперегонных завода в Гельзенкирхене показала аналогичный результат: ни один из заводов не понес серьезного ущерба.

В апреле 1941 года подробное изучение широкоугольных фотографий последних налетов, сделанных при свете дня, установило, что добиться разброса в триста ярдов при ночной бомбардировке нереалистично; на самом же деле он достигает тысячи ярдов, хотя при оптимальных условиях можно было добиться и шестисот.

Вскоре после возобновления наступления в июне 1941 года благодаря усовершенствованным методам оценки ущерба стало ясно, что добиться желаемых результатов в районе бомбежки британские бомбардировщики не способны, не располагая ни возможностью достаточно точно локализовать цель, ни удовлетворительными прицелами для бомбометания. Только один из четырех бомбардировщиков, атаковавших немецкие объекты, действительно бомбил цель. В индустриальном Руре пропорция выглядела куда хуже — семь из ста.

Стало ясно, что, если не удастся поправить ситуацию, нет особого смысла продолжать ночные бомбардировки. В результате самой приоритетной задачей стала разработка навигационных средств — GEE, OBOE и H2S, — позволявших увеличить точность ночных бомбежек.

Польза этих усилий, вдохновленных воздушной разведкой, стала очевидной во время битвы при Руре, начавшейся 5 марта 1943 года с бомбардировки Эссена. Во время этого налета OBOE и прочие новые навигационные средства впервые использовались для ориентации 442 самолетов на цель. Кампания, продолжавшаяся до 25 июня, насчитывала 15 504 боевых вылета, за время которых было сброшено 42 349 тонн бомб. Дневная и ночная фоторазведки показывали значительное возрастание точности бомбежек, что отнесли в основном на счет эффективности OBOE.

В начале 1941 года фотоинтерпретатор Дэвид Врачи научился извлекать гораздо больше информации из снимков, доставленных "спитфайрами" и "бленхаймами". К началу этого года были собраны данные о немецких верфях. Врачи смог шаг за шагом узнать методы и темпы работы каждой верфи. Он присваивал кодовое название каждой новой подводной лодке, как только закладывался ее киль, затем с каждой последующей фотографией отслеживал прогресс строительства. Первое донесение, подготовленное на основании изучения последовательных аэрофотоснимков, создало прецедент до конца войны, потому что этот рапорт не просто информировал читателя о том, что видно на фотографиях, но и прогнозировал будущие объемы производства подводных лодок.

Благодаря изучению фотографий Брачи узнал, что 500-тонные субмарины обычно сходят со стапелей через восемь месяцев. Поскольку снаряжение лодки требовало еще от двух до трех месяцев, он мог вносить подлодку в свой прогноз производства с опережением в одиннадцать месяцев, как только видел закладку ее киля. Даже немецкая маскировка не могла помешать подобным оценкам, поскольку объем маскировки в точности соответствовал стадии строительства.

Представленный Врачи прогноз вызвал шок — удвоение производства подводных лодок за четыре месяца: десять в марте, двадцать в июне. В результате появились новые прогнозы Адмиралтейства по производству подводных лодок, практически полностью опиравшиеся на данные Врачи. Как только сводка была готова, ее тотчас же передали начальнику военно-морской разведки адмиралу Годфри. На следующий день вопрос был поднят на встрече Комитета начальников штабов, после чего прогноз производства лёг на стол Черчилля. Очень скоро после этого, 6 марта 1941 года, директива Черчилля о битве за Атлантику призвала Британию "двинуться в наступление против подводных лодок… когда и где возможно. Подводные лодки в море следует выслеживать и уничтожать, подводные лодки на верфях или в доках — бомбить".

Воздушная разведка сыграла также критическую роль во время десанта в Нормандии в июне 1944 года. С 1942 года "спитфайры" и "мустанги" неизменно фотографировали полосу европейского побережья шириной 30 миль, от Голландии до испанской границы. Эти миссии служили двум целям: позволить стратегам союзных войск оценить состояние оборонительных сооружений, которые им надо преодолеть, и для определения мишеней для бомбардировщиков союзных войск.

Накануне "дня Д" уже имелся комплект сделанных с малых высот перспективных фотографий, показывавших рельеф местности, береговые препятствия и оборонительные сооружения, пути подступа для десантных судов и сухопутные маршруты от берегов. По мере наступления союзных войск на Берлин воздушная разведка продолжала обеспечивать ценные разведданные, например при форсировании Рейна. Воздушные фотографии позволили наметить совокупность целей для артиллерии союзных войск, в том числе множества позиций немецких зенитных батарей, преграждавших путь самолетам и планерам воздушно-десантных войск.

За неделю до переправы регулярные тактические разведывательные миссии проводились на низких высотах для получения перспективных фотоснимков обоих берегов реки. На рассвете 23 марта были сделаны фотографии участка боевой зоны, представлявшего для воздушно-десантных войск наибольший интерес. После того как снимки были отпечатаны, интерпретированы и подготовлены рапорты, их воздушным путем доставили в Британию для инструктажа воздушно-десантных войск в тот же вечер, на котором каждый командир взвода получил фотографию своей цели с воздуха, устаревшую не более чем на сутки.

ЭСКАДРИЛЬЯ РОВЕЛЯ

С началом мировой войны эскадрилья специального назначения Теодора Ровеля разрослась до трех эскадрилий, по двенадцать самолетов в каждой. Иносказания больше не требовались, и ее название было сменено на более откровенное — Разведывательная группа главнокомандующего ВВС[37]. На своем пике в 1941 году эта группа включала в себя от 200 до 300 человек и около пятидесяти самолетов. Вдобавок к "хейнкелям" (Не-111) в ней имелись "дорнье" (Do-214) и "юнкерсы" (Ju-86 и Ju-88). Впоследствии разведывательный парк пополнился самолетами (Do-217), "хеншель" (Hs-130) и "хейнкель" (Не-410). Такие самолеты, как Do-215, несли по три камеры одна делала плановые снимки, а две другие — панорамные слева и справа. Углы панорамных снимков выставлялись либо в 30, либо в 60 градусов, в зависимости от того, нужно ли было увеличить точность (используя взаимно перекрывающиеся снимки) или охватываемую площадь. С целью увеличения шансов возвращения самолетов со снимками все самолеты Ровеля имели специальную кислородно-азотную смесь для закачки в двигатели, что улучшало их характеристики на высотах от 25 до 35 тысяч футов, позволяя самолетам ускользать от британских истребителей.

К началу войны люфтваффе тоже учредила солидные разведывательные подразделения. И три разведывательные эскадрильи, которыми она располагала в 1930 году, разрослись до пятидесяти трех с 602 самолетами. 30 эскадрилий и 342 самолета выполняли миссии малого радиуса, а остальные осуществляли дальние полеты. Среди самолетов люфтваффе с большим радиусом полета были Do-17F и Ju-88. Do-17F являл собой модифицированный бомбардировщик среднего радиуса действия, несший пилота, наблюдателя-фотографа и радиста-стрелка. Его основным ограничением была высота — 18 тысяч футов. В результате для съемки русских объектов использовался Ju-88D, модифицированный бомбардировщик с высотой в 26 тысяч футов.

В начале войны, когда немецкие войска опрокидывали одного противника за другим, эскадрильи и разведывательные подразделения люфтваффе поставляли жизненно важные разведданные. Блицкригу в Польше способствовали фотографии польских бригад, противотанковых заграждений и полевых укреплений, поступавшие к полевым командирам. Вскоре после того как Гитлер решил атаковать Норвегию в 1940 году, Главнокомандование вооруженных сил (Oberkommando der Wehrmacht, OKW) осознало, что не располагает свежими картами этой страны. На подготовку плана атаки было выделено всего несколько часов, и генерал, ответственный за подготовку этого плана, был вынужден понадеяться, что Бедекер "выяснит, как выглядит Норвегия… каковы все ее гавани". Чтобы исправить ситуацию и заполнить этот пробел, эскадрилья Ровеля вылетела на рекогносцировку. Скоро поступили новые фотографии портов, в которых могли высадиться войска вермахта, и множества береговых батарей и аэродромов, предназначенных для защиты районов портов. Во время одной из разведывательных миссий необходимо было выяснить, не оккупирован ли британцами северный порт Нарвик. Результаты этих стараний принесли немалую пользу, но не были лишены и некоторых недостатков. Воздушные фотографии и их интерпретации привели к переоценке одних береговых батарей, недооценке других и полному упущению третьих.

Вторжению 1941 года в Югославию способствовала и эскадра воздушных шпионов Ровеля, базировавшаяся в юго-восточной Австрии. Поскольку Германия еще не объявила войну Югославии, пилоты были одеты в штатское, а самолеты несли штатские опознавательные знаки. За десять дней до вторжения это подразделение проявляло особенную активность, а результат их операций отправили фотоподразделению на специальном поезде Геринга.

Но основные силы в начале 1941 года были брошены на разведку территории Советского Союза. Для удовлетворения этой экстренной нужды в январе, через несколько недель после издания Гитлером директивы об операции "Барбаросса", Ровель организовал четвертую эскадрилью. Новая эскадрилья отправляла самолеты и на ближние, и на дальние миссии проникновения из различных мест — из Кракова в Польше, из Бухареста в Румынии, из Киркенеса на норвежском побережье. При наиболее глубоком проникновении самолеты долетали до Черного моря, удаляясь от базы приблизительно на 750 миль. Полученные в таких миссиях фотографии показывали промышленные объекты, а также новейшие советские полевые фортификации. Конечно, полеты продолжались и после начала операции "Барбаросса". Так, 26 июня один разведывательный самолет сфотографировал аэродромы вокруг Москвы. Советские истребители и зенитки ПВО пытались прервать эту миссию, но безуспешно, поскольку ни те ни другие не достигали высоты Ju-88.

ВОЗДУШНАЯ РАЗВЕДКА

Советский "Полевой устав" 1936 года обозначал воздушную разведку как "главное средство получения командиром стратегических данных… и главное средство получения тактических сведений". Но в то время как немецкие самолеты во второй половине 1941 года летали над Советским Союзом, отыскивая новые цели для наступающих фашистских войск, советской воздушной разведки практически не существовало. Немецкое наступление в июне сокрушило советские ВВС, из-за чего Советы не могли всерьез полагаться на воздушную разведку при отслеживании передвижений войск агрессора.

Перед нападением немцев Советский Союз располагал десятью разведывательными полками, подчиненными военным округам. К концу июля 1941 года не осталось практически ни одного разведывательного самолета. И хотя все уцелевшие самолеты занимались выполнением разведывательных миссий, исключительно разведкой занимались 10–13 процентов, но очень немногие из них соответствовали требованиям настоящих разведывательных самолетов. Далее, многие разведывательные миссии были визуальными, а их фотографические возможности в 1941 году были весьма ограничены. И лишь в ноябре 1941 года было сформировано первое фоторазведывательное подразделение, вооруженное самолетом Пе-2. В 1942 году Советы получили некоторое количество "спитфайров", оставленных Королевскими ВВС, действовавшими на них с территории Северной России против целей в Норвегии.

В январе 1942 года немецкие войска оказались в котле в районе Демьянска, и 16-я немецкая армия укрепилась там, возведя большое количество земляных фортификационных сооружений. Именно тогда Советы впервые воспользовались воздушной съемкой для определения боевого состава обороны немцев; фотографическую разведку немецких позиций проводила 6-я воздушная армия. На основе фотографий готовили карты в масштабе 1: 25000 и 1: 50000, передавая их затем на анализ фронтовым картографам. Точность фотографических планов колебалась от 80 до 100 процентов для огневых точек, рвов и дотов; 75 процентов для огневых позиций артиллерии и 35–50 процентов для позиций отдельных орудий, минометов и зениток. В советском донесении по завершении операции делался вывод, что "воздушная фотография — наиболее эффективное средство выявления степени и характера инженерного оборудования вражеских позиций. Результаты ее расшифровки в сочетании с данными наземной разведки в конечном итоге предоставляют исчерпывающую информацию о вражеской обороне".

Но визуальная разведка в течение длительного периода оставалась преобладающим видом воздушной разведки. Даже к осени 1942 года лишь 25 процентов полетов осуществлялись для фоторазведки, отчасти из-за погодных условий.

Летом того же года немецкие войска хлынули на восток, к Воронежу, вслед за чем последовал удар на юго-восток к излучине Дона. Поначалу оказав противнику серьезное сопротивление, Красная армия ответила затем рядом контрнаступлений в районе Воронежа вдоль верхнего течения Дона, а также в его излучине. В то же самое время немецкие войска пробивались на восток к Сталинграду и юго-восток к Кавказу.

В октябре советское Главнокомандование (Ставка) решило начать упорную оборону Сталинграда, заложив фундамент стратегического контрнаступления вдоль подступов к Кавказским горам. Ставка полагала, что уничтожение немецких армий в районе Сталинграда остановит немецкое наступление на Кавказ, позволит Советам отвоевать важные районы Дона и Кубани, а возможно, и ускорить освобождение играющего кардинальную роль Донецкого угольного бассейна.

Во время подготовки к фазе контрнаступления в районе среднего течения Дона (16–28 декабря) две воздушные армии получили задание "осуществлять разведку в интересах будущей операции, фотографировать вражеский оборонительный сектор на правом берегу Дона и выявить источники и направления доставки его оперативных резервов к линии фронта". Однако скверная погода помешала проводить воздушную разведку до 8 декабря. С 8 до 15 декабря советские самолеты осуществили 212 разведывательных вылетов. Полеты полностью раскрыли систему вражеской обороны и сфотографировали главный оборонительный пояс на правом берегу рек Дон и Чир в секторе от Россоши до Нижне-Чирской на глубину от семи до девяти миль. Кроме того, были сделаны фотографии скоплений вражеских войск и аэродромов в Кантемировке, Чертково, Миллерово, Тацинской и Морозовске.

Воздушная разведка обеспечила еще два важных вида сведений: резервы немцев напротив основных осей наступления Советского Союза весьма незначительны и занимают подготовленные инженерные сооружения не на всю оперативную глубину заднего эшелона обороны. Согласно официальной советской сводке, "качество воздушной разведки было очень высоким, и полевые командиры располагали исчерпывающими данными, на которых базировали свои решения по овладению рубежами обороны противника". Благодаря воздушной разведке Миллерово, Тацинской и Чемишковского были получены сведения, позволившие уничтожить 120 немецких самолетов, атакованных прямо на базах, что, в свою очередь, помогло советским войскам добиться воздушного превосходства в начальной фазе контрнаступления.

Но успех в Сталинграде еще не положил немецким победам конец. После почти трехмесячных непрерывных боев, окончившихся поражением советских войск в феврале и марте 1943 года, на Восточном фронте наступило затишье. В это время Гитлер и его стратеги раздумывали над тем, как вермахту развить свои мартовские победы и отвоевать стратегическую инициативу на востоке. Вскоре они остановили свой выбор на Курской дуге. Согласно послевоенным отзывам немцев:

Курский выступ казался особенно удобным участком для атаки. Одновременное немецкое наступление с севера и с юга поймало бы мощное скопление русских войск в западню. Далее следовало надеяться, что удастся разбить оперативные резервы, которые враг бросит в бой. Более того, ликвидация этого выступа чрезвычайно сократила бы длину линии фронта.

Операция получила кодовое название "Цитадель" (Zitadelle).

К маю Ставка благодаря интенсивной кампании по сбору разведданных, включавшей и воздушную разведку, получила надежные сведения о передвижениях немецких войск и переброске боеприпасов в сектора Орла, Кром, Брянска, Харькова, Краснограда и Полтавы. В районах Орла и Кром воздушно-разведывательные суда засекли в тех же регионах более девятисот танков и шестнадцати аэродромов.

По мере продвижения подготовки к сражению воздушноразведывательные подразделения армий стремились добиться полного охвата всего сектора своей ответственности. Однако от 70 до 80 процентов разведывательных полетов покрывали только подступы к районам обороны. А во время ночных полетов основное внимание было сосредоточено на железнодорожных линиях и главных автомагистралях, которыми немцы пользовались для переброски войск.

Тем временем Генеральный штаб и ВВС Красной армии возложили на специальные разведывательные подразделения осуществление разведки на глубину до 280 миль в глубь оккупированной немцами территории, а также выявление и отслеживание перемещений стратегического резерва немцев. Перед Курской операцией это означало, что необходимо следить за переброской немецких соединений с запада или групп армий из прилегающих секторов в данный район.

В период, предшествовавший Курской битве, проводились регулярные разведывательные вылеты для фотосъемки дорог, лесов, населенных пунктов, аэродромов и вражеских рубежей обороны. Фронтовые фотоинтерпретаторы анализировали снимки для выявления изменений в конфигурации ландшафта и дислокации вражеских войск. В мае и июне фотографии использовали для нанесения вражеских инженерных сооружений на карту для атакующих войск Красной армии.

Результаты подобных фотографических миссий позволили маршалу авиации А. А. Новикову 14 мая 1943 года доложить в Ставку:

В ходе воздушной фоторазведки силами 4-го воздушно-разведывательного полка к вечеру 14 мая 1943 года в районе Орла и Кром выявлено более 900 вражеских танков и до 1500 моторизованных средств транспорта.

Танки расположены в 5-10 км позади линии фронта в следующих пунктах. 150 танков и транспортных средств в 2 км к западу от станции Куракино (50 км юго-восточнее Орла); 200 танков и 100 машин к югу от Красной Ивановки (8 км западнее станции Куракино); 200 танков и машин в лесу к северу от Собакино (23 км к юго-западу от станции Куракино); 220 танков и машин в роще к югу от Старого Горохова; 93 танка и 30 машин близ Роговки (50 км южнее Орла).

В деревнях, прилегающих к станции Змиевка (35 км юго-восточнее Орла) замечено значительное скопление автотранспорта и 50–60 танков. На станции Змиевка разгружается 12 поездов с автомобилями и грузами; станцию прикрывает огонь трех зенитных батарей.

Танки, расположенные вне населенных пунктов и лесов, частично окопались и замаскированы. Более того, регулярные воздушные наблюдения в течение последних трех дней над 16 аэродромами в районе Орла отметили более 580 вражеских самолетов. Я прихожу к выводу, что враг с танками и моторизованными подразделениями занял исходный рубеж и создал воздушные группировки в секторе Орла в поддержку наземным войскам.

После Курской битвы советские войска перешли в общее наступление по всему Восточному фронту, начинавшемуся к западу от Москвы и простиравшемуся до Черного моря. Наступлению, продолжавшемуся до 1944 года, способствовал и план стратегической маскировки, и разнообразная секретная деятельность, в том числе воздушная разведка.

Значение воздушной разведки подчеркивалось в "Полевом уставе" 1944 года следующим образом: "Большое значение имеет воздушная фоторазведка, позволяющая изучить объекты весьма достоверно и полно". Устав пересмотрел глубину ведения стратегической и тактической разведки до 500 км (310 миль) для стратегической разведки и 100 км (62 мили) для тактической.

К тому же разведка теперь располагала более обширными ресурсами. С 1 января по 1 июля 1944 года количество разведывательных самолетов, имевшихся в распоряжении 1-й Украинской армии, возросло с 30 до 52. К концу года это число поднялось до 93. К 1944 году разведывательным миссиям было посвящено от 25 до 30 процентов вылетов, а в некоторых случаях и до 50 процентов.

К августу 1944 года войска немецкой группы армий на Северной Украине изо всех сил сдерживали наступление советских войск вдоль Вислы. Кроме того, советские войска атаковали ослабленную немецкую группу армий на Южной Украине, пытавшуюся удержать Румынию. Всего за две недели советские войска разбили противника и двинулись на Балканы, захватив Румынию и Болгарию и угрожая южному флангу немцев в Венгрии.

В конце октября, когда советские войска, двигаясь в направлении главного удара вдоль рек Висла и Нарев, углубились в Польшу, советское главнокомандование начало разрабатывать план зимнего наступления 1944/45 года. При подготовке наступления Советский Союз использовал воздушную разведку, для стратегической разведки прибегая к услугам подразделений, подчиненных непосредственно главнокомандованию, а для тактической — подразделений, подчиненных армиям двух фронтов.

Царившая перед наступлением нелетная погода, а также плотный зенитный огонь немецких батарей затрудняли фотографирование. Несмотря на эти помехи, советские разведывательные самолеты фотографировали немецкие тактические оборонительные сооружения перед атакой трижды. В Восточной Польше немецкие окопы и укрепления в окрестностях плацдармов у Магнушева и Пулав фотографировались четырежды, а мозаика немецких инженерных сооружений в этих секторах простиралась на запад на 15–25 миль. Подобные миссии позволили обнаружить еще шесть противотанковых рубежей, простиравшихся на 12–25 миль с севера на юг, и ряд промежуточных рубежей и линий обороны. Воздушная разведка позволила также обнаружить ложные инженерные сооружения и артиллерийские позиции. Во время других разведывательных миссий были добыты сведения о линиях связи, узловых перекрестках и немецких аэродромах.

Фоторазведка принесла немалую пользу и в ходе операции, начатой 12 января. 16 января, как только небо прояснилось, разведывательные операции были предприняты по всему фронту. Напротив Магнушева и Пулав разведка "определила направление отступления немецких войск и расположение дружественных передовых подразделений и крупных войсковых соединений". На следующий день разведывательные вылеты подтвердили факт разрушения мостов в Серадзе, Вышогроде и Кутно, а также уничтожения восьми поездов.

В тот же день военная разведка выявила еще более важное обстоятельство — прибытие значительных немецких резервов. Согласно советской сводке, "воздушная разведка обнаружила, что танки выгружаются в районе Лодзи. Это танковый корпус "Grossdeutschland", переброшенный из Пруссии. Командующий 16-й воздушной армии отдал приказ 241-й бомбардировочной дивизии провести бомбардировку с воздуха. Действуя восемью группами, экипажи за три прохода уничтожили железнодорожные насыпи в районе въездных и выездных стрелок, практически полностью выведя из строя узловую станцию. Бомбардировки с разных направлений и различных высот дезорганизовали немецкую противовоздушную оборону. Вскоре танкисты взяли Лодзь, захватив 400 железнодорожных вагонов с военным снаряжением и грузами и 23 отремонтированных локомотивов. Благодаря ударам авиации и мобильных войск фронта танковый корпус "Grossdeutschland" понес значительные потери и вынужден был отступить, не сумев вступить в бой".

ФИГУРА

В декабре 1942 года SIS получила донесение от датского инженера-химика, совершавшего поездку по делам компании. Он донес о разговоре, услышанном в Берлине: профессор Берлинского технического института (Berlin Technische Hochschule) обсуждал с каким-то инженером пятитонную ракету с максимальным радиусом полета 120 миль и способностью посеять разрушения на площади в 6 квадратных миль. Второе донесение последовало 1 января.

Когда же британская разведка и Министерство обороны попробовали составить из отрывочных фактов целостную картину разработки предполагаемых ракет, пригодились не только эти донесения, но и множество последовавших вскоре донесений от источников SIS, и данные радиоразведки, и сведения, регулярно получаемые от военнопленных открыто либо исподволь. Фоторазведка также сыграла ключевую роль, подтвердив достоверность донесений SIS, обнаружив участки производства и стартовые площадки и оценивая результаты бомбежек этих участков.

В начале января 1943 года фоторазведывательное подразделение попросили сфотографировать Пенемюнде — район, в последний раз охваченный в мае 1942 года. 19 января, через два дня после сообщения источника SIS, что там основан завод по производству ракет, PRU совершило облет района. Фотографии с этой миссии, а также миссии 1 марта, показывали строительные работы, в том числе ряда крупных зданий и электростанции. Сама по себе эта информация еще не могла подтвердить или опровергнуть донесения SIS.

15 апреля Комитет вице-начальников штабов докладной запиской известил премьер-министра Черчилля о донесениях касательно ракет дальнего радиуса действия и предложил поручить расследование Дункану Сэндису, объединенному парламентскому секретарю Министерства снабжения. Премьер-министр согласился, и Сэндису было велено сначала определить, надежны ли разведданные, сообщающие о разработке ракет дальнего радиуса действия, и, если это подтвердится, выяснить, как добыть детальные сведения о ракетах и прочих летательных аппаратах и разработать программу контрмер. Расследование получило кодовое название "Фигура" (Bodyline).

Промежуточный отчет Сэндиса от 17 мая 1943 года строился в основном на результатах нескольких дополнительных фоторазведывательных миссий и анализе полученных фотографий Центральным подразделением интерпретации (Central Interpretation Unit, CIU). 29 апреля Сэндиса проинформировали о выводах CIU. Его референт, располагавший разведывательными фотографиями, указал на большую электростанцию близ Пенемюнде и электрические линии, расходившиеся от нее по всей территории экспериментальной станции, объяснив, что грандиозные новые цеха среди деревьев говорят о планах крупномасштабного производства какого-то рода. Но ключевым предметом были грандиозные "земляные работы" в лесах и башнеподобные строения и три круглых сооружения. Затем Сэндису показали увеличенные снимки земляных работ, и референт объяснил, почему полагает, что башни могут быть испытательными стендами для запуска ракет, хотя остальные характеристики строительства могут говорить об испытаниях взрывчатых веществ.

Отчет Сэндиса отражал полученные сведения. Он пришел к выводу, что немцы заняты разработкой ракет дальнего радиуса действия уже в течение какого-то времени и что "даже столь скудные свидетельства наводят на вывод, что она могла продвинуться довольно далеко". Отчет недвусмысленно указывал, что SIS, GC&CS и PRU должны использовать все свои специфические возможности для сбора дальнейшей информации по всем аспектам подобной программы. Фоторазведывательные миссии в мае обнаружили грузовики, везущие неопознанные цилиндрические объекты размером тридцать восемь на восемь футов. Но лишь миссия 12 июня подтвердила ракетную гипотезу. На одном из снимков заместитель министра авиации по научной разведке Р. В. Джонс увидел, что на железнодорожной платформе везут нечто вроде "белесого цилиндра приблизительно 35 футов длиной и 5 или около того диаметром, с тупым носом и стабилизаторами на другом конце". Фотографии с миссии 20 июня, показавшие две ракеты, горизонтально лежащие на платформах, подтвердили и укрепили мнение Джонса. Подобные ракеты, сначала обозначенные А-4, стали куда более известны под названием Фау-2 (V-2).

PRU не только наблюдало за районом Пенемюнде, но и прочесывало Северную Францию в поисках возможных пусковых площадок, пригодных для ракетных обстрелов Англии. В начале июля один из источников донес о секретных разработках оружия в Ваттене близ Кале. Фотографическая разведка показала, что прокладка рельсов к участку, необходимых для перевозки ракет, почти завершена и вырыты огромные рвы.

Последовали два бомбардировочных налета. Сначала 17–18 августа, на Пенемюнде. Первоначально командование бомбардировочной авиации планировало направить удар против сооружений, предназначенных для разработки и испытания ракет. Но Сэндис убедил их, что основной целью должны стать жилища ученых и инженеров, занятых в программе. В результате в ту же ночь погибли некоторые из важнейших работников, в том числе и доктор Тиль, отвечавший за разработку ракетного двигателя. При налете также сильно пострадали здания, выявленные в результате фоторазведывательной миссии 19 августа. Не совсем ясно, насколько эти события отсрочили завершение программы; послевоенные оценки колеблются от четырех недель до шести месяцев.

Десять дней спустя, 27 августа, бомбардировщики США атаковали Ваттен. Бомбардировка была произведена в то время, когда огромное количество бетона только схватывалось. Фотографии миссии по оценке ущерба показали значительные разрушения, но отнюдь не полное уничтожение. Последовавшие бомбардировочные налеты 7 сентября превратили участок в "безжизненные развалины".

Пока следствие "Bodyline" было сосредоточено на программе Фау-2, начали прибывать сообщения еще об одном новейшем оружии. С конца июля в донесениях SIS все чаще и чаще упоминался беспилотный самолет. Эти донесения стали еще более убедительными после расшифровки 7 сентября радиограмм "Энигмы", упоминавших Flakzielgrat 76 (зенитный целеуказатель), ставший Фау-1 (V-1). 25 сентября в своем рапорте Р. В. Джонс доказывал, что надежное функционирование Фау-2 не помешает немцам продолжать разработку беспилотного самолета.

Через некоторое время после рапорта Джонса — вероятно, под конец октября — источники SIS донесли о шести участках в Северной Франции, представлявших собой бетонные полосы с рядами столбов, ориентированные на Лондон. Разведывательные миссии уже обнаружили строительные работы в районе Па-де-Кале, а миссия 3 ноября принесла подтверждение донесений SIS. К концу месяца CIU выявило в северной Франции 82 подобных участка. Фотографии показывали, что на каждом из участков имеется три длинных узких строения со слегка изогнутыми концами наподобие лыжи, лежащей на боку, а также плоская платформа. На протяжении платформы высился ряд стоек — вероятно, для возведения пандуса. Тем временем SIS добыла чертеж, изображающий 150-футовый пандус с уклоном в 15 градусов.

Анализ CIU позволил подкомитету "Арбалет" (Crossbow)[38] Объединенного комитета спецслужб прийти 4 декабря к выводу, что "накапливаются доказательства мнения, что лыжные участки предназначены для запуска беспилотных самолетов". И в самом деле, к началу декабря аналитики британской разведки смогли определить размеры Фау-1 путем анализа разведывательных фотографий, сделанных над Пенемюнде. Скорость, радиус полета и точность оценивали на основании расшифрованных протоколов испытаний с балтийских испытательных полигонов.

Чего фоторазведка выяснить была не в состоянии, а прочие источники не сообщили, так это темпов производства Фау-1 и даты их первого боевого применения. Поскольку угроза могла быть непосредственной, в декабре была предпринята кампания бомбардировок предполагаемых пусковых площадок. К первой неделе марта фоторазведка показала, что 54 из 96 обнаруженных пусковых площадок[39] понесли серьезный урон, на 9 ведутся ремонтные работы, а на 31 не видно никаких признаков ремонта.

Фоторазведка продолжала выявлять и контролировать участки производства и запуска Фау-1 и Фау-2, а заодно позволяла оценивать степень урона от бомбежек этих участков. Однако ни один из источников сведений, даже помогавших проводить прямые бомбардировочные налеты, не мог устранить угрозу со стороны Фау-оружия. Налеты Фау-1 на Лондон начались 13 июня 1944 года, через неделю после высадки союзных войск в Нормандии. Налеты Фау-2 начались 8 сентября.

Но своевременно выявленная угроза дала британцам время на поиск возможностей снизить урон хотя бы от одного из видов будущего грозного оружия. Полугодовая отсрочка между предупреждением и налетом Фау-1 позволила разработать методы уничтожения крылатых бомб истребителями. И хотя к 13 июня эти методы еще не были окончательно отработаны, истребители зарекомендовали себя хорошо даже в первые недели бомбардировок. Эта отсрочка дала время и на подготовку зенитных орудий к уничтожению подлетающих ракет, хотя первоначальные недоразумения привели к тому, что некоторые из бомб сбили над центральной частью Лондона.