Глава XII ТОРГОВЛЯ
Глава XII
ТОРГОВЛЯ
Полдень. По пыльной, забитой народом дороге, ведущей к пристани Фив, идут два человека. Один из них — высокий, широкоплечий нубиец. Он держит за руку маленького возбужденного мальчика. Мальчик тычет пальчиком то направо, то налево, тянет своего сопровождающего за руку, требуя, чтобы тот остановился. Здесь мужчина с дрессированной обезьяной, там танцует молоденькая девушка, а сидящие вокруг нее на корточках мужчины хлопают в ладоши. Неподалеку акробатка вяжет свои гибкие члены в узлы. Столько интересного для маленького мальчика! Но его рослый спутник продолжает идти вперед и не обращает внимания на то, что творится вокруг. Он не останавливается потому, что маленький мальчик не кто иной, как Пер-гор, сын везира, а его спутник всего лишь верный слуга, привратник у дверей дома знатного человека, которому поручили встретить Пер-гора у школы и привести домой, но мальчик уговорил нубийца разрешить ему посмотреть на базар.
Когда они пришли на пристань, там под разгрузкой стояли два больших корабля с зерном. Зерно предназначалось храму Амона. Писцы бдительно следили за разгрузкой и записывали количество мешков, которые выносили на берег на своих потных спинах носильщики. Однако не все зерно поступало на место назначения. Каждый член экипажа получал в качестве платы меру зерна. Некоторые из них торговались со скупщиками, сидевшими скрестив ноги на пристани в окружении кувшинов и корзин. Денег за зерно не предлагали — их еще не было. Вся торговля была меновой.
Пер-гор тянет своего провожатого сквозь толпу то в одну, то в другую сторону. Вот сидит на корточках торговец рыбой. Рядом стоит его тростниковая корзина. С ним торгуется какая-то женщина. Еще один торговец предлагает мазь. А здесь продают небольшие белые лепешки. Покупатель предлагает в обмен ожерелье, но продавец лепешек презрительно машет рукой. «Тогда возьми эти сандалии впридачу», — говорит мужчина, и сделка совершена.[64]
Вот сидит другой торговец с корзиной разноцветных предметов украшений. Рядом продают рыболовные крючки. Темнокожие гребцы смотрят на торговцев с палубы корабля. Один из них бросил связку фиников стайке смеющихся девушек.
Ни один в этой огромной толпе покупателей и торговцев не получил ничего наличными. Все платежи производились только натурой. Эта же система существовала и на очень высоком социальном уровне. Крупные чиновники извлекали доход из того имущества, которым они владели или управляли от имени царя. Царь сам был крупнейшим землевладельцем. Нам, живущим в век сложных банковских операций и системы денежного обращения, такой порядок покажется примитивным. Но древние египтяне считали его очень удобным. Они торговали на рынке, выплачивали жалованье, ссужали под проценты и собирали налоги, не пользуясь деньгами, которые переходят из рук в руки. В то же время, несмотря на то что можно было гуся обменять на зерно или скот на лесоматериалы, был установлен эталон относительной стоимости товаров.
Во времена Нового царства таким эталоном стоимости стала спираль из медной проволоки, которая называлась утен. Этот эталон получил настолько широкое распространение, что спираль стала иероглифическим знаком, обозначающим утен. Но это совсем не означало, что медная спираль переходила из рук в руки при совершении сделок, кроме тех случаев, вероятно, когда возникала необходимость компенсировать небольшую разницу в стоимости. Но цена товаров в большинстве случаев соизмерялась именно с ней.
Служитель Тутмос из храма Тота изображен с податным списком, в котором стоимость каждого предмета оценена именно таким способом:
Кожа сыромятная, 4 куска, стоимость в меди 8 утен.
Кожи, выделанные в доспехи, 1 кусок, стоимость в меди 5 утен.
Палка, трость для опоры, инкрустированная, 1 штука, стоимость в меди 4 утен.
Мотыга, цена в меди 2 утен.
А. Эрман в своей книге «Жизнь в Древнем Египте» упоминает другую сделку, в которой за быка было уплачено 119 утен,
но ни один из них не был передан из рук в руки. Одна инкрустированная трость заменила 25 утен, другая, с менее сложным рисунком, — 12 утен, 11 кувшинов меда пошли за 11 утен и так далее.
Другой египетской единицей стоимости был дебен. Первоначально это слово означало «кольцо», но со временем оно стало означать не сам предмет, а его вес или стоимость. Подобные единицы стоимости существовали и в других странах. Халдеи одно время использовали для этой цели слитки металла. В наши дни у некоторых африканских и других примитивных племен таким же образом используются бусы или другие предметы удобного размера.
Внутренняя торговля Египта велась, по всей вероятности, не очень широко по той простой причине, что каждый ном или провинция обеспечивали себя сами, производя все необходимое для жизни. У каждого царя или жреца были собственные ткачи, пивовары, плотники и другие ремесленники. Крестьяне сами выращивали продукты питания. Такое положение вещей нельзя даже сравнивать с нашим цивилизованным временем, когда домашняя хозяйка может прийти в магазин и купить продукты, привезенные из самых дальних уголков земного шара. Не было в Египте и оптовых торговцев в современном смысле этого слова. В отличие от финикийцев и греков — поставщиков и посредников других народов — египтяне удовлетворяли только свои собственные потребности.
Единственным исключением из этого правила была внешняя торговля. На протяжении всей своей истории Египет оживленно торговал с соседними странами, которые находились под его контролем, такими, как Нубия, Сирия и Ливия.[65]
Нубия (современный Судан) была известна египтянам со времен Древнего царства, а возможно, и раньше. Время от времени египтяне совершали набеги на эту страну, и ее парод вынужден был откупаться данью. Особенно активными на этом поприще были цари XII династии. Наиболее распространенный мотив, запечатленный на царских памятниках того времени, — вереница пленных негров, закованных в кандалы, и среди них женщины с детьми за спиной. Из Нубии в качестве военных трофеев или предметов торговли поступали: слоновая кость, эбеновое дерево, золото, драгоценные камни, а также такие экзотические товары, как страусовые перья (для вееров) и яйца, обезьяны, пантеры и жирафы.
Добыча главным образом пополняла сокровищницы фараона и жречества. Но были и такие страны, слишком удаленные, чтобы их можно было завоевать, например острова Эгейского моря и «страна Пунт», с которыми египтяне несомненно торговали.[66] Местонахождение загадочной «страны Пунт» до сих пор точно не определено. Одни исследователи полагают, что она могла находиться на западном побережье Индии, другие — на африканском побережье, к югу от Красного моря, там, где сейчас находится Сомали.
На стене храма царицы Хатшепсут (предшественницы Тутмоса III) в Дейр-эль-Бахри можно видеть знаменитый скульптурный рельеф, на котором во всех подробностях изображена экспедиция в Пунт. Рельеф дошел до нас почти в таком виде, в каком он предстал перед маленьким Пер-гором и его братом Кенамоном, а также перед многими поколениями молодых людей, обуреваемыми страстью к путешествиям.
Едва ли кто-нибудь лучше А. Эрмана описал этот рельеф:
В одной из гаваней Красного моря стоит флот, который должен перевезти воинов ее величества в далекую страну. Длина судов 65 футов. На каждом судне по тридцать гребцов. Гигантские паруса, подобно крыльям птиц, выступают над бортами корабля. На весельных лодках переправляют на корабли огромные кувшины с провизией. На берегу, в тени деревьев, к которым привязаны корабли, приносят жертву богине «Хатор, владычице Пунта», чтобы она «ниспослала попутный ветер». Но вот поднимают паруса, матросы взбираются на реи, чтобы закрепить концы канатов, гребцы опускают на воду свои длинные весла, а из деревянной надстройки на носу, где стоят два капитана, слышится команда: «Лево руля!» Корабли отчаливают от берега. Так «царские воины поплыли по морю. Они начали свое прекрасное путешествие в страну бога и счастливо доплыли до Пунта».
На другом барельефе изображено прибытие в Пунт. Художник, возможно сам участвовавший в путешествии, изобразил примитивные хижины на сваях, к единственной двери которых можно было взобраться только по лестнице. Египтяне не скрывали своего презрения к этим бедным жилищам, разбросанным среди пышной тропической растительности. Мужчины были одеты в юбки. У них были бороды клинышком и косички. Точно такими же они изображены на рельефах времен Хуфу, т. е. 1000 лет назад. Когда египтяне сошли на берег, народ Пунта покорно выступил им навстречу под предводительством своего вождя, жена которого была огромных размеров, она страдала слоновой болезнью. Ее гротескная фигура стала мишенью для жестоких насмешек художника. Тело несчастной женщины (он с издевкой называет ее «принцессой») бесформенно выпирает из одежды. За ней изображен осел. Надпись под ним гласит: «Осел везет свою жену».
Но вот начинается торговля. Египтяне бегают вверх и вниз по сходням, несут эбеновое дерево, слоновую кость, «белое золото из страны Аму, благовонную древесину, всевозможные краски для глаз, ведут бабуинов, обезьян, борзых, рабов и их детей. Никогда ничего подобного не было привезено какому-либо царю со дня сотворения мира».
Самый ценный товар, который прославил Пунт, — ладан. Египтяне берут не только куски ладана, но и деревья, чтобы посадить их в Египте.
Что же получил народ Пунта взамен? На столе, установленном на берегу моря, восхищенные туземцы рассматривают товары, привезенные гостями: цветные ожерелья, кинжалы и боевые топоры, хлеб, пиво, вино, фрукты и «другие прекрасные египетские товары», которые наверняка были значительно дешевле тех, что они получили взамен.
Египтяне торговали также с Критом, «островами Великого моря» и с Сирией. Египетские оружейники ездили в страну Речену, продавали там свои изделия и часто покупали или захватывали семитских девушек в качестве рабынь.
К товарам, импортированным Египтом из Сирии в обмен на зерно и другие продукты, можно отнести корабли, колесницы, повозки, оружие, музыкальные инструменты, напитки («пиво из Кведе, вино из Хару»), лошадей, быков, коров и другой скот.
Но все это богатство шло лишь в царские кладовые и сокровищницы богов. Египетские труженики не могли и думать о том, чтобы купить для себя продукты. Их существование целиком зависело от воли хозяев.
Все население, от самых высокопоставленных людей до беднейших слоев, безжалостно облагалось налогом. Возникает вопрос: как египтяне, не имея монетной системы, собирали эти налоги? С крестьянами и землевладельцами все было просто — они отдавали часть своего урожая, скот и одежду, которую изготовляли их жены и дочери. Но как взимались налоги с многочисленной армии писцов и чиновников?
Эти люди обладали богатствами и могуществом благодаря дарам царя, т. е. государства. В обмен за свои услуги высокопоставленный чиновник мог получить в знак уважения и почета прекрасную «виллу», изящную повозку, роскошную лодку, много рабов, не считая скота, продуктов питания, вина и одежды. Неудобство, с точки зрения чиновника, заключалось в том, что все эти подарки были записаны на его имя. Когда сборщик налогов оценивал имущество, он всегда мог подсчитать состояние конкретного человека и взять с него соответствующий налог.
Египтяне, находившиеся на любой ступени социальной лестницы, платили налоги с не большей охотой, чем сегодня это делаем мы. До нас дошли многочисленные жалобы на то, что имущество, подлежащее обложению налогом, оценивалось неправильно, имелись случаи вымогательства и несправедливости.
Вот жалоба пастуха по имени Тутмес. Очевидно, некий Паере, который должен был отдать осла, держал его у себя:
Чанна, военачальник отряда «Сияющие, как солнце», несший службу в стране Дапер, дал тебе осла и приказал отдать его Тутмесу. Но ты не отдал его мне. Тогда я поймал тебя, когда ты был в Мемфисе вместе с начальником конюшни Аменмосе, и сказал тебе: «Дай его мне». Ты сказал мне: «Не веди меня в суд. У меня есть осел, но, если ты пошлешь за ним, я тебе его отдам». Так ты сказал и поклялся жизнью своего господина, что ты прикажешь привести его ко мне. Но ты не прислал его ко мне, а сейчас они[67] требуют от меня плоды той работы, которую должен был выполнить осел. И так из года в год, хотя осел находится у тебя.[68]
Поэтому не стоит завидовать древним египтянам, за исключением, пожалуй, одного обстоятельства — им не приходилось заполнять анкеты для подоходных налогов.