Было, наверное, так…

Было, наверное, так…

В 1117 или 1118 году умный и образованный священник, только что прибывший в Киев, допускается к летописной работе. Может быть, Сильвестр, покидающий столицу, сам просит князя прислать на смену знающего летописца. Возможно, старый князь Владимир предлагает наследнику позаботиться о летописи, найти для нее «достойного человека». Вполне вероятно, что ученый духовник Новгородского князя, златоуст и путешественник, был к этому времени уж весьма знаменит.

Северянину вручают труд Нестора с поправками Сильвестра. «Чистого Нестора» уже не достать: Сильвестр, составив свой список, очевидно, подлинник уничтожил.

Новый летописец читает…

Нам нелегко угадать его мысли. Они ведь во многом очень не похожи на наши. Нам куда легче наделить этого человека собственными мыслями и чувствами. Но для науки это весьма опасно.

Как все обстояло 850 лет назад, узнать трудно.

«Гипотезы, судари… гипотезы», — язвили скептики XIX столетия. Разве они могли знать, каковы еще будут гипотезы!

Шахматов гипотез не боится.

Старое соперничество Святополка и Мономаха в 1118 году, верно, утратило свою злободневность, да и Святополк вот уже пять лет как покоится в гробнице, в церкви Святого Михаила. Гнев Мономаха остыл, страх рассеялся. А ведь Нестор пострадал именно из-за этого соперничества. Впрочем, может быть, и Нестор давно в могиле?..

И третий летописец решает упомянуть настоящего автора «Повести».

Сначала третий автор снимает имя Сильвестра, но сохраняет все его поправки: поправки возвеличивают дом Мономахов. Но вот как быть с первым летописцем? В 1118 году можно уже намекнуть на Нестора, но еще нельзя назвать имя провинившегося писателя.

Не поэтому ли в заглавии лишь глухо говорится о «черноризце Федосьева монастыря»?

Возможно, третий летописец, когда менял заглавие, вспомнил, как много лет назад встречался под печерскими сводами с летописцем первым.

А может, все было не так.

И не исключено, что вовсе не справедливости ради «третий» убрал имя «второго» (и, кстати, не поставил своего). «Автор», «соавтор», «продолжатель труда» — на это тогда смотрели совсем иначе. И намек на «черноризца Федосьева монастыря Печерского», возможно, вставлен по каким-то нам недоступным соображениям.

Так восстанавливал Шахматов биографию интересного, очень важного для русской истории и литературы человека.

Летописец Мстислава ожил. Летописец без имени. Уж больше полувека, как ожил. Мы, люди XX столетия, догадываемся об учености этого человека и его странствиях, о его повелителях, покровителях и друзьях. Даже о его мыслях и характере…

Но мы совсем не знаем, что помешало ему вести летопись после 1118 года. Смерть? Опала? Что-то иное?

Впрочем, поиски не закончены. Поиски вообще редко кончаются. Кто знает, может быть, откроются новые материалы. Или — что более вероятно — какому-нибудь исследователю, сегодня еще юному или даже неродившемуся, удастся напасть в «Повести временных лет» на такие следы, которых не заметили даже зоркие глаза Шахматова…