ЗАПАД — ВОСТОК: РУКОПОЖАТИЕ ДВУХ МИРОВ
ЗАПАД — ВОСТОК: РУКОПОЖАТИЕ ДВУХ МИРОВ
Во второй половине апреля сорок пятого года Центральная Германия походила на растревоженный улей. Две огромные армии с запада и с востока двигались к Эльбе, рубежу встречи советских фронтов с англо-американскими войсками. Все дороги были забиты потоками беженцев, освобожденными военнопленными, колоннами немецких солдат, шедшими к местам сбора пленных. Леса были перерыты окопами, города перегорожены баррикадами. Брошенные пушки, сожженные танки, раздутые трупы лошадей по обочинам дорог, остатки машин разбитых обозов — так выглядела Германия в те дни.
Сжимая остатки разваливающегося вермахта, армады моторизованных и танковых войск армий антигитлеровской коалиции стремительно продвигались вперед. Все понимали: вот-вот состоится встреча. Но где? Когда? Ясности не было.
21 апреля по согласованию между Эйзенхауэром и начальником Генштаба Красной Армии генералом армии А. Антоновым рубеж встречи союзных армий был определен в центре Германии. Он проходил для Красной Армии по реке Эльба, а для американских войск — по реке Мульде, протекавшей несколько западнее Эльбы. Широкая полоса, разделявшая эти реки, позволяла избежать неожиданной встречи крупных соединений, наступавших навстречу друг другу войск американской 1-й армии генерала К. Ходжеса и 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта генерал-полковника А. Жадова.
Дни, предшествовавшие первым встречам между двумя великими армиями, были полны слухов и сообщений, исполнены нараставшего волнения. Немецкие армии были разгромлены, и все знали, что контакт между Востоком и Западом неизбежно произойдет в один из ближайших дней где-нибудь вдоль линии фронта.
Вот как вспоминает те дни лейтенант американской армии Билл Робертсон, один из первых встретившийся с воинами Красной Армии:
«К тому времени единственной темой разговоров стала возможная встреча с Красной Армией. Все жили ожиданием. Нам не терпелось увидеть русских. Что они сейчас делают ? Какие они ? Мы знали, что они дошли сюда от Москвы и Сталинграда и что они стойкие солдаты. Но все-таки, что они за люди? Как себя ведут? Дружелюбны ли? Мы только знали, что они рядом, где-то чуть впереди. Мы понимали, что для нашей 69-й дивизии было бы большой честью стать первым соединением Западного фронта, соединившимся с Восточным фронтом».
В условиях растущего беспокойства на американском фронте каждый необычный наземный предмет становился «русским танком» и каждый странный голос по радио воспринимался, будто «русские устанавливают с нами связь». Части американской 9-й армии сообщали о радиоконтакте с русскими войсками в начале третьей недели апреля. Какой-то штаб-сержант в 6-й бронетанковой дивизии якобы 23 апреля говорил по радио с русскими. В тот же день 1-й батальон 273-го пехотного полка сообщил о русском танке, вокруг корпуса которого была нанесена белая горизонтальная полоса — условный опознавательный знак. Проверка показала, что это был обычный пригорок с веревкой для сушки белья, протянутой вокруг него!.. Аналогичные сообщения продолжали поступать по всему фронту. Несколько подразделений — например, разведывательная рота 104-й пехотной дивизии — направили людей за пределы своей зоны в надежде первыми установить контакт с русскими».
Днем 24 апреля командир 273-го пехотного полка 69-й пехотной дивизии полковник К.М. Адамс выслал разведывательный дозор во главе с командиром 3-го взвода роты первым лейтенантом Альбертом Л. Котцебу. Котцебу было приказано «вступить в контакт с русскими», но в пределах 5 миль (8 км), установленных вышестоящей инстанцией.
В ту же ночь полковник Адамс направил к Эльбе еще два разведывательных дозора, которым предстояло на следующий день «вступить в контакт с русскими», но опять-таки в пределах пятимильной зоны.
Лейтенант Котцебу с 27 солдатами на 7 «виллисах» (джипах) выехал в район г. Кюрен, что на восточном берегу реки Мульде. По дороге обнаружили госпиталь для военнопленных. Там были больные и раненые американцы, англичане, французы, поляки. Всех их отправили в тыл. К вечеру прибыли в Кюрен, переполненный немецкими солдатами. Но сопротивления они не оказывали. Доложив об этом в штаб полка, Котцебу оставил основную часть своего дозора в городе, а сам на двух «виллисах» двинулся на восток к г. Штрела, где, по слухам, были русские. Однако, опасаясь нарваться в темноте на засаду противника, в 21.00 он вернулся в Кюрен. Командир полка дважды по радио приказывал лейтенанту возвратиться в расположение части, но тот предпочел ночевать в Кюрене.
Утром 25 апреля он со своими людьми снова в пути на восток. Хотя он нарушал приказ, но очень хотелось «встретиться с русскими». Этот интерес подогревался родословной, происхождением лейтенанта. Один из его предков драматург Август фон Котцебу был приближенным Екатерины II, другой — Отто Котцебу был моряком на русской службе и участвовал в экспедициях русских кораблей, открывших морской путь на Аляску. По дороге на восток лейтенант взял с собой поляка, который знал эту местность. Вскоре у г. Штрела подъехали к Эльбе. Вот как вспоминает Котцебу эти волнующие минуты: «Напрягая зрение, мы пытались рассмотреть, что происходит на противоположном берегу. Я увидел остатки понтонного моста, а на дороге, идущей параллельно берегу реки, колонну разбитых машин. Среди обломков бродили какие-то люди.
По моему приказу остановились. Все повыскакивали из джипов. В полевой бинокль я разглядел на том берегу людей в защитных гимнастерках. Я решил, что это русские, потому что однажды слышал, что, идя в бой, они надевают награды, а у этих солдат на гимнастерках, отражая солнечный свет, поблескивали медали. Да, это были русские. Взглянул на часы: было 12.05.
Я приказал рядовому Эду Раффу запустить две зеленые ракеты — опознавательный знак, о котором предварительно договорились наши армии. Американцы должны были стрелять зелеными ракетами, а русские — красными. Ракеты, выпущенные из ракетницы, прилаженной к дулу карабина Раффа, взмыли над Эльбой.
Русские красными ракетами не ответили. Вместо этого они толпой двинулись по дороге к берегу. Поляк закричал во все горло: «Американцы!» Русские в ответ прокричали, чтобы мы перебирались через реку.
На западном берегу понтонный мост был взорван. Сохранившаяся его часть нависала с восточного берега. Переправиться через Эльбу можно было только на лодке. Неподалеку к берегу были привязаны цепью две баржи и две парусные лодки. Отвязать их не удалось. Тогда я вставил гранату в сплетение цепей, дернул за кольцо и нырнул в укрытие. Взрывом разорвало цепи, и тогда семеро из нас прыгнули в одну из лодок. Кроме меня и рядового Раффа в группу вошли рядовой Джек Уилер, пулеметчик рядовой Ларри Хамлин, врач Стив Ковальски (которого мы взяли с собой как переводчика), рядовой Джо Половски и проводник-поляк.
Мы оттолкнули лодку от берега, и нас быстро понесло вниз по течению. Мы изо всех сил работали самодельными веслами. В конце концов уткнулись в просвет между двумя сохранившимися плавучими опорами моста. Мы вылезли из лодки, привязали ее к понтону и зашагали по мосту к восточному берегу. На восточном берегу показались трое русских. Они стали спускаться к нам. Это были старший лейтенант Григорий Голобородько, сержант Александр Ольшанский и фотокорреспондент в чине капитана.
Первым к нам подошел сержант Ольшанский. Поначалу все было очень официально. Мы отдали друг другу честь и пожали руки. Я объяснил через Ковальски, что мы — американский патруль и прибыли из Требзена для установления контакта с русской армией. Нам поручили договориться о скорейшей встрече между американским и русским командующими. Это было в 12.30. Старший лейтенант Голобородько сообщил, что командир полка подполковник Александр Гордеев уже уведомлен о нашем прибытии и выехал нас встречать.
Скованность вскоре прошла. Мы улыбались друг другу и обменивались поздравлениями. Пока мы ожидали командира полка, русский фотограф попросил нас попозировать.
Приехал подполковник Гордеев. Я отдал ему честь и сообщил, что являюсь командиром американского патруля, прибывшего для установления контакта с Красной Армией. Гордеев ответил мне, и мы пожали друг другу руки. Затем мы обменялись речами. Мы говорили о том, что мы горды тем, что являемся участниками этой встречи… и сколь велико ее историческое значение для наших стран».
Так выглядела первая встреча глазами американцев. А как ее увидели русские?
23 апреля, к вечеру, 175-й стрелковый полк (командир подполковник Александр Гордеев) с боями вышел к восточному берегу Эльбы у г. Штрела и захватил понтонную переправу через реку. Командный пункт временно развернули в поселке Крайниц. От Штрелы его отделяли 4 км. Стали готовиться к переправе через Эльбу, так как был приказ: там, где на западном берегу нет союзных войск, захватить плацдармы и удерживать их до подхода союзников. Аналогичный приказ имели и войска Эйзенхауэра, приближавшиеся к Эльбе. После войны Ольшинский вспоминал: «В первые минуты встречи возникла заминка, чувствовалась некоторая скованность. Из-за весенней распутицы мы с ног до головы были в окопной глине. Гимнастерки и брюки протерты на локтях и коленях от ползания по-пластунски. Обмундирование наших союзников было немного чище; они как и мы, были небриты.
Американцев удивило, что мы были без касок. Мы ответили, что сбросили их, как только перешли в наступление, так как каска хорошо защищает в обороне, когда сидишь в траншее, а в наступлении ты ведь открыт для пуль и осколков. Каска при этом только мешает, наползая на глаза, ухудшает обзор, да к тому же и тяжеловата.
Советские и американские солдаты встретились как боевые друзья, товарищи по оружию, обменялись крепкими рукопожатиями» .
А вот как вспоминает этот день Голобородько: День был солнечный, теплый. Наши солдаты впервые ходили в полный рост. Медали на гимнастерках блестели в лучах солнца. Было такое чувство, что война кончилась. Это были мгновения безмятежного счастья и надежды. Мгновения, которые я запомнил на всю жизнь».
Гордеев предложил Котцебу ехать в штаб 175-го стрелкового полка, который размещался на восточном берегу Эльбы в поселке Крайниц. Оттуда американский лейтенант дал радиограмму в свой полк:
«Задание выполнено. Договариваемся о встрече между командующими. Координаты 870170. Потерь нет». Но он ошибочно дал координаты другого селения. На поиск его была послана группа майора Крейга. Кончилось тем, что обе эти группы встретились в Крайнице и остались там ночевать.
Итак, первый контакт был установлен. Но в истории, как это нередко бывает, слава приходит не к тому, кто первый сделал нечто, а к тому, о ком впервые стало известно широкой публике. Так получилось и на Эльбе: о втором контакте русских с американцами стало известно раньше, чем о первом. Как же это произошло?
Командир взвода разведки 273-го пехотного полка, уже упоминавшийся лейтенант Уильям Робертсон, утром 25 апреля получил приказ проверить дороги в г. Вурцен, где дислоцировался полк, чтобы установить хотя бы приблизительно число беженцев, направлявшихся в город, а также составить план размещения и охраны лагерей для военнопленных. Лейтенант взял с собой трех солдат, один из которых говорил по-немецки. На их джипе был установлен пулемет, но рации не было. Они двинулись в северо-восточном направлении и скоро оказались в г. Торгау, на берегу Эльбы. В городе горело несколько зданий. Причиной пожаров был обстрел немецкого гарнизона советской артиллерией. Со стороны Эльбы слышались выстрелы. Было ясно, что на том берегу русские войска.
Робертсон не имел опознавательных зеленых ракет, да и ракетницы не было. Но он твердо решил встретиться с восточными союзниками, стрелявшими с того берега. Надо было только как-то подать знак русским. Отобрав у первого попавшегося немецкого беженца белую простыню, Робертсон решил сделать подобие флага США. Дальнейшие события он описывает так:
«Мы ворвались в аптеку и взяли там цветные порошки, красный и голубой. Смешав порошки с водой, нарисовали на нашей простыне пять горизонтальных полос красным и закрасили верхний левый угол голубым. Было 15.00. Мы осторожно двинулась к реке. Я хотел найти какое-нибудь высокое здание или башню, чтобы оттуда помахать флагом. Замок Хартенсфельс попался нам как раз кстати. Тем более что он стоял почти на самом берегу и у него была высокая башня.
Мы поднялись по винтовой лестнице на башню. Я оставил трех человек на верхней площадке, а сам вылез на крышу, стараясь не высовываться из-за укрытия, и начал махать флагом, крича по-русски «американцы» и «товарищ». Это было около 15.30.
Стрельба прекратилась.
Другой берег был ярдах в 500 —600, и там, еще ярдах в 200, по травянистому пологому склону в тени деревьев ходили по опушке леса русские солдаты. Они начали кричать, но я ничего не понимал. Я закричал, но они меня тоже не понимали.
Потом они пустили две зеленые ракеты (а вовсе не красные). Я не мог ответить, так как у нас вообще не было ракет. Они опять открыли огонь, но уже не только по башне, а по всему городу. Все это время немецкие снайперы стреляли в меня с тыла.
Я опять укрылся и замахал американским флагом. Без устали кричал то «американцы», то «товарищ», а то объяснял по-английски, что мы американский патруль.
Они прекратили стрельбу и снова принялись кричать. Я прикрепил древко флага к левому углу башни так, чтобы они могли видеть полосы на флаге. К этому времени я послал джип обратно в лагерь, чтобы найти русского военнопленного, говорящего хотя бы по-немецки.
Привезли русского военнопленного из лагеря. Объяснили ему по-немецки, что надо сказать его соотечественникам на другом берегу реки. Русский высунулся из башни и прокричал несколько фраз. Стрельба прекратилась. Небольшая группа русских солдат двинулась в направлении берега.
Мы слезли с башни, перебежали через двор и помчались к реке. Рядом с замком был мост, взорванный, по всей видимости, отступающими немцами. Хотя фермы моста были согнуты и скручены, одна из них все еще нависала над водой. На нашей стороне не было видно ни одной лодки.
Я направился к мосту, но освобожденный русский военнопленный опередил меня и двинулся в сторону противоположного берега. С другой стороны навстречу ему полез русский солдат. Вслед за русским военнопленным на мост залез и я и стал перебираться на ту сторону.
Военнопленный встретил русского солдата и, миновав его, продолжил путь на восточной берег, а его соотечественник двигался в нашем направлении. Примерно на середине Эльбы русский и я соскользнули вниз по огромному, в форме буквы «V» изгибу балки. В этом был некий символ, так как буква «V» обозначала Викторию — Победу. Но в тот момент мы не думали об этом».
А вот как вспоминает эту встречу командир взвода 173-го полка 58-й дивизии 5-й гвардейской армии лейтенант Александр Сильвашко:
«Вечером 24 апреля мы с боями вышли к берегу Эльбы напротив г. Торгау. Мой взвод был впереди. Днем 25 апреля на другом берегу появилась группа солдат в неизвестной форме. Вскоре в нашу сторону направились четверо, явно с мирными намерениями. Они кричали: „Москоу, Америка, Донт шут!“ (не стреляйте. — А. О.) Мы приближались друг к другу по мосту. Встретились посередине. Пожали друг другу руки. Языка никто не знал. Я увидел среди американцев офицера. Тот представился: Уильям Робертсон. Я тоже представился: гвардии лейтенант Сильвашко.
В 16.45 трое американцев уже были на восточном берегу. И американцы и русские радовались этой встрече. Все смеялись, хлопали друг друга по плечу, пожимали руки. Хозяева не понимали слов гостей, а те — их, но общее взаиморасположение, единство чувств было очевидно. И те и другие были братьями по оружию, разгромившие общего врага. Они выжили в этой страшной мясорубке».
В отчете о встрече на восточном берегу Эльбы корреспондент «Правды» Александр Устинов писал:
«Наши солдаты и офицеры окружили товарищей по оружию, до боли пожимали друг другу руки, крепко обнимались, обменивались значками, звездочками, угощались куревом. Да, не знали мы языка, и разговор шел большей частью при помощи жестов, объятий, похлопываний. Получилось просто здорово. Американцы оказались хорошими парнями, чуть позже к нам перебралась большая группа американских журналистов, а среди советских корреспондентов были Константин Симонов и Сергей Крушинский из „Комсомольской правды“.
К вечеру командир 58-й гвардейской дивизии генерал-майор Русаков встретил прибывшего с большой свитой американского генерала Райнхардта, командира 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии. Гости в сопровождении наших офицеров направились в какой-то старый замок. Короткий, но знаменательный марш под тремя государственными флагами: Советского Союза, США и Великобритании.
Нечего говорить, что на столах появилась красочная батарея бутылок с шампанским. Произнесли тост за чудесную встречу. Однако вижу — не клеится разговор. Тут комдив подозвал кого-то из своих офицеров, что-то сказал ему — вскоре на столах появилась русская водка».
Но почему же встреча взводов Робертсона и Сильвашко, которая произошла на 3,5 часа позже контакта между Котцебу и Голобородько, первой облетела мир? Подробности рассказали Александр Сильвашко, который привел Робертсона и его солдат в свой полк, и сам Робертсон.
«Как только я доложил, что встретил американцев, — пишет Сильвашко, — в мой окоп примчались майор Ларионов, заместитель командира полка, капитан Неда, комбат, и сержант Андреев. По приглашению Робертсона мы вечером отправились на его джипе в штаб американской дивизии, которая находилась километрах в сорока пяти. Дорога заняла около часа. По пути видели, как остатки немецких частей, разбитых нашими войсками, шли сдаваться американцам. Группа немецких офицеров и солдат остановила нашу машину, чтобы узнать дорогу на сборный пункт военнопленных. Они были поражены, увидев рядом с американцами нас. С наградами, веселые, при оружии, немцы двигались вереницей прямо к штабу дивизии, аккуратно складывали там винтовки, автоматы и пулеметы. Пленные свободно разгуливали и чувствовали себя как дома. Мы — четверо, вооруженные только пистолетами, — опасались какой-нибудь выходки, особенно со стороны эсэсовцев. Поздним вечером прибыли в штаб американского полка в Вурцене. Нас не ожидали — это было видно по суматохе, вызванной нашим появлением. Вскоре мы снова отправились в путь — в штаб американской дивизии в Требзене. Туда уже сообщили, и нас ждали. Несмотря на поздний час, нас встретили радушно, гостеприимно и даже празднично. Множество репортеров атаковало нас со всех сторон, и стоило немалых усилий, чтобы избавиться от них и наконец поужинать. Тот поздний ужин как-то незаметно перешел в ранний завтрак.
Нас принял командир 69-й дивизии генерал-майор Эмиль Рейнхардт. Мы произнесли тосты за наши армии, за наши страны. А потом сфотографировались на память и в сопровождении командования американской дивизии в тринадцати джипах поехали на Эльбу: американцы должны были встретиться со своими советскими боевыми товарищами».
Фотоснимок, на котором Сильвашко обнимает Робертсона, фоторепортер, не дожидаясь каких-либо согласований в более высоких инстанциях, тотчас послал в США. На следующий день он был опубликован, и фамилии этих двух офицеров были у всех на слуху. Вот что пишет Робертсон:
«Когда мой патруль вернулся с русской делегацией вечером 25 апреля на американские позиции, мы незамедлительно встретились с прессой. Новость облетела весь мир. Мы получили наибольшую известность, так же как и честь быть первыми на официальной встрече в Торгау. Тем временем Бак Котцебу и его люди остались у русских на ночь. У него не было возможности связаться с дивизией, не говоря уже о прессе, до того, как было объявлено об официальной встрече в Торгау».
Однако такая самодеятельность была воспринята командованием обеих сторон без энтузиазма. Когда Робертсон привез с собой к генералу Рейндхардту группу советских офицеров, тот принял русскую делегацию, а патруль Робертсона приказал арестовать за нарушение приказа — выход за пределы 5-мильной зоны. Шли слухи о предании их военно-полевому суду, но командующий 1-й армией Ходжес встретил известие о встрече с русскими с восторгом. Всех простили.
Лейтенант Сильвашко и сопровождавшие его в поездке к американцам офицеры также были подвергнуты взысканиям от своего командования за действия без приказа.
На фронты пришла директива Верховного Главнокомандующего Красной Армией. В ней говорилось:
«При встрече наших войск с американскими или английскими войсками Ставка Главнокомандования приказывает руководствоваться следующим:
1). Старшему войсковому начальнику, на участке которого произошла встреча, в первую очередь связаться со старшим начальником американских или английских войск и установить согласно с ним разграничительную линию. Никаких сведений о наших планах или боевых задачах наших войск не сообщать.
2). Инициативу на организацию дружеских встреч на себя не брать. При встрече с союзными войсками относиться к ним приветливо… При желании американских или английских войск — организовать торжественную или дружескую встречу с нашими войсками…»
Но несмотря на это ограничительное распоряжение на Эльбе, а затем и в предгорьях Австрийских Альп, и на других участках огромного фронта продолжались волнующие и радостные встречи воинов союзных армий. Дружеские рукопожатия, братские объятия, обмен сувенирами — это были незабываемые мгновения в жизни сотен тысяч воинов-победителей.
В районе Эльбы произошли встречи офицеров и генералов более высокого уровня. 26 апреля командир 58-й дивизии В. Русаков принял командира 69-й дивизии Э. Рейнхардта; 27-го встретились командиры корпусов — советского 34-го Г. Бакланов и американского 5-го Р. Хюбнер; 30-го — командующие армиями 5-й гвардейской А. Жадов и 1-й американской Э. Ходжес; 28-го апреля командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза И. Конев встретился с командующим 12-й группой армий генералом О. Брэдли.
На севере Германии фельдмаршал Монтгомери принял капитуляцию всех немецких войск в Нидерландах, на Фризских островах, на других островах Германии в Балтийском море и в Дании. Советские войска 2-го Белорусского фронта 5—6 мая овладели Свинемюнде и островом Рюген, встретились с англичанами в районе Ютландского полуострова.
В те же майские дни на юге в Австрии советские войска 3-го Украинского фронта соединились с американскими и английскими дивизиями в предгорьях Австрийских Альп.
Вот что происходило в Австрии. По мере того как войска американских 3-й и 7-й армий переправлялись через Дунай и захватывали новые плацдармы, немцы теряли свои последние естественные рубежи обороны, за исключением Баварских и Австрийских Альп. Будучи не в состоянии удерживать оборону где-либо вдоль Дуная, войска противника на юге в конце концов оказались столь же дезорганизованными и бессильными, как и те, которые пытались приостановить лавину войск 12-й группы армий, стремительно шедшей на восток. Немецкая 19-я армия, за исключением ее штаба, прекратила свое существование; ее войска были полностью уничтожены в результате наступления французов к швейцарской границе, где они были окружены в Шварцвальде. Остатки немецкой 7-й армии откатывались в восточном направлении, в Чехословакию, так что в Южной Германии остались только разбитые части немецкой 1-й армии.
26 апреля головные подразделения армии Паттона пересекли австрийскую границу у Дуная. Спустя несколько дней, в самом начале мая, подразделения 3-й и 7-й армий стремились обогнать друг друга и первыми оказаться в Берхтесгадене, на вилле Гитлера в горах. Слабое сопротивление здесь, а также в других проходах через Альпы говорило о том, что не было оснований беспокоиться по поводу возможного ожесточенного сопротивления последних опорных пунктов в Альпах.
Войска 1-й, 9-й и частично 3-й армий ожидали подхода с востока своего красного союзника. Стремясь войти в историю в качестве части, первой установившей контакт с русскими, дивизии состязались в изобретательности, чтобы обеспечить себе такую честь, а корреспонденты прессы и радио носились, точно встревоженные бабочки, от одного штаба к другому, если возникали слухи, что подчиненные этому штабу войска оказывались к тому времени впереди в этом состязании.
Навстречу американской 3-й и английской 8-й армиям двигались войска 3-го Украинского фронта. После взятия Вены советские войска вели бои с разрозненными группировками вермахта в Австрии, продвигаясь на запад. 8—9 мая, когда вопрос о капитуляции всех немецких войск был, по сути, решен, 3-й Украинский фронт получил задачу разгромить остатки войск противника в Австрии, принудив их к капитуляции, и соединиться с англо-американскими передовыми отрядами.
Первой выполнила задачу 7-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.
После ожесточенного боя с гитлеровцами гвардейцы передового отряда этой дивизии в середине дня захватили г. Амштеттен и к 18.00 вышли к восточному берегу реки Иббс, в 3 км юго-западнее города. Здесь десантники встретились с разведгруппой 11-й танковой дивизии американской 3-й армии. Командующий 3-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза Ф.И. Толбухин, учитывая важность этого события, доносил 8 мая в Ставку Верховного Главнокомандования:
«Передовые отряды 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и 170-й танковой бригады в 14—15.00 в районе Шлидсбер (10 км западнее г. Амштеттен) соединились с передовыми частями 11-й и 13-й танковых дивизий 3-й американской армии. С нашей стороны действовал усиленный подвижной отряд от 7 гв. ВДД и 170 тбр под командованием майора Раппопорта. С американской стороны разведгруппа 11-й танковой дивизии 12-го армейского корпуса под командованием старшего лейтенанта Элетсон Юджин и разведгруппа 13-й кавалерийской дивизии 20-го армейского корпуса под командованием старшего лейтенанта Смит Риужвельт».
Встреча с союзными войсками была очень теплой и дружелюбной: обменивались крепкими рукопожатиями, первыми сувенирами — знаками различия. Начальник разведдивизиона подполковник Фау сообщил командиру передового отряда, что командир 11-й бронетанковой дивизии генерал-майор Дегер пригласил советских офицеров в расположение своей части в предгорье Альп, по которым спускались главные силы американской армии. Командир отряда с шестью офицерами и четырьмя бойцами направились в г. Линц для встречи с командованием американской 72-й пехотной дивизии. В гостинице города наших офицеров и солдат принял командир дивизии генерал Рейнгардт и подарил им нарукавные знаки 72-й пехотной дивизии. Здесь условились о встрече генерала Рейнгардта с командирами 20-го гвардейского корпуса генералом Н.И. Бирюковым и 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генералом Д.А. Дрычкиным.
В первые же послевоенные дни состоялся взаимный обмен визитами командований американской 3-й и 4-й гвардейской армий, командований корпусов и дивизий. В ходе их вручались советские награды американским военнослужащим и американские награды — советским генералам, офицерам и солдатам.
На других участках фронта подобные встречи произошли 9 мая.
Автор этой книги в то время был командиром взвода управления 1-го танкового батальона 9-й гвардейской танковой бригады 1-го гвардейского мехкорпуса. Накануне наша бригада получила боевое распоряжение штаба корпуса, которым она была передана в оперативное подчинение 30-му стрелковому корпусу. В распоряжении указывалось, что в полосе действий 30-го корпуса противник начал отход. Подразделения бригады были срочно введены в бой и с 17.00 8 мая до 11.00 9 мая преследовали отходящего противника. Бригада совершила 270-километровый марш в трудных горных условиях, освободила лагерь военнопленных, где находилось около 200 тысяч человек, захватила в плен 8800 гитлеровцев и большое количество военной техники.
9 мая на мосту через реку Энн близ г. Линц произошла встреча с американцами 3-й армии. Улыбки, рукопожатия, сувениры. После войны на месте встречи был установлен обелиск с надписью:
«Здесь закончили свой славный боевой путь и встретились с союзными войсками США танкисты гвардейской Запорожской ордена Суворова танковой бригады. Май 1945 г. Действующая Красная Армия».
Южнее, близ австрийского г. Грац, состоялись встречи советских и английских войск. В те дни войска английской 8-й армии, вытеснявшие врага из Италии, подошли к южной границе Австрии и вошли в ее пределы.
В соответствии с предварительными соглашениями военно-политического руководства союзных стран была определена разграничительная линия между войсками СССР, Англии и США, проходившая западнее г. Грац на северо-запад в направлении г. Линц. В направлении Граца с востока наступала 57-я армия СССР (командующий — генерал-полковник М.Н. Шарохин), а с запада — английская 8-я армия (командующий — генерал-лейтенант Макрир).
6-й гвардейский стрелковый корпус 57-й армии с утра 9 мая 1945 г. прорвал оборонительную полосу врага и, развивая успех, к исходу дня занял Грац. Не встречая далее сопротивления противника, части армии продолжали движение вперед. Передовой отряд в составе 122-го отдельного самоходного дивизиона и приданных ему подразделений автоматчиков и саперов под командованием майора Демичева и представителя штаба 84-й стрелковой дивизии майора Лыкова в 20.00 9 мая 1945 г. встретился в районе г. Граден с разведывательным дозором 6-й танковой дивизии из состава английской 8-й армии, двигавшейся из Италии на север. Увидев колонну бронемашин с белым флагом, майор Демичев и офицеры его отряда вышли из машин. Их встретили майор, причем с русской фамилией — Пиняков, оказавшийся командиром 27-го танкового полка, и сопровождавший его майор Медликот, командир танкового батальона. Оба из английской 8-й армии. Офицеры союзных армий обменялись дружескими рукопожатиями и составили «Акт о встрече частей Красной Армии с войсками союзников в районе г. Войтсберг (Австрия) в 20.00 9 мая 1945 г.». Подписали акт от Красной Армии майор Лыков и майор Демичев, а со стороны английских войск — майор Пиняков и майор Медликот.
В последующие дни произошли встречи передовых отрядов союзных армий. 11 мая офицеры советской 104-й гвардейской стрелковой дивизии из нашей 26-й армии встретились в Юденбурге с командованием английского 27-го танкового полка. На следующий день в Ландсберге представители 299-й стрелковой дивизии советской 57-й армии приветствовали офицеров и солдат 38-й ирландской бригады.
Вслед за этим состоялись переговоры между командованием Красной Армии и западных союзников. Обсуждались вопросы о разграничительных линиях между советскими войсками и англо-американским войсками.
В последующие две недели встречались и не раз советские и англо-американские командиры различного уровня. По достигнутым договоренностям войска союзных армий выдвигались на согласованные рубежи в полосах 26-й и 57-й армий. Все встречи проходили в дружественной, деловой обстановке, часто заканчивались торжественными обедами и взаимными вручениями государственных наград и памятных подарков.
Встречи союзников и выход англо-американских войск и войск Красной Армии на установленные разграничительные линии означал, что Восточный и Западный фронты против Германии перестали существовать. История второго фронта в Европе завершилась.
Следует, однако, отметить, что все эти встречи представителей фронтов и армий, столь дружественные сами по себе, проходили на весьма драматическом политическом фоне. Да, стратегическое взаимодействие Красной Армии с экспедиционными силами союзников в последний период войны было налажено. Оно велось в различных формах: в обмене стратегическими планами на ближайшее будущее, разведывательной информацией; в организации и проведении воздушных «челночных» операций, в ходе которых американская стратегическая авиация совершала воздушные налеты на Германию из Италии и Англии с посадкой на аэродромах Полтавского аэроузла (Полтава, Миргород, Пирятин) и др. Координация действий между командованием Красной Армией и союзными войсками расстроило план гитлеровского руководства на раскол союзников осуществлением дерзкой Арденнской операции. Своевременная и помощь СССР ускорила провал немецкого наступления в Арденнах. Овладение союзными войсками Руром — промышленным центром Германии, — а советскими войсками — многими сырьевыми районами Германии резко ослабило способность вермахта к сопротивлению, что быстрее повело к завершению войны в Европе.
Но если военно-технические вопросы, возникавшие между СССР и западными державами после открытия второго фронта, решались к удовлетворению обеих сторон, то политические проблемы, по мере приближения конца войны, множились и обострялись. Несмотря на то что на совещаниях и конференциях различного уровня принимались согласованные решения, ряд инцидентов, связанных с боевыми действиями на Западном фронте, осложнял обстановку между союзниками.
Вопреки взятым на Крымской (Ялтинской) конференции глав правительств союзных держав обязательствам проводить согласованную политику по отношению к гитлеровской Германии, официальные представители США и Англии вступили весной 1945 г. в Швейцарии в сепаратные переговоры с высокопоставленными лицами гитлеровского рейха, стремившимися заключить соглашение о капитуляции немецко-фашистских войск в Италии, с тем чтобы прекратить войну на Западном фронте и использовать оставшиеся там силы для борьбы против наступающей Красной Армии.
Переговоры с фашистскими эмиссарами было поручено вести руководителю разведывательной службой США в Европе А. Даллесу. С германской стороны в них участвовали главный уполномоченный СС при группе армий «Ц» в Италии генерал СС К. Вольф и дипломат Р. Ран. Первая встреча состоялась 8 марта в Цюрихе. Предложение немцев прекратить военные действия на итальянском театре встретило поддержку командующего союзными войсками английского фельдмаршала Г. Александера. 9 марта в южношвейцарском местечке Аскона состоялась вторая встреча, в которой, наряду с К. Вольфом, А. Даллесом и сопровождавшими их лицами, приняли участие представители штаба Александера — начальник разведывательного отдела английский генерал Т. Эйри и заместитель начальника штаба американский генерал Л. Лемнитцер; всего — около 40 человек.
Вольф, стремясь убедить англо-американских союзников в несомненной выгоде для них его предложения, всячески подчеркивал, что «ситуация, сложившаяся в Италии, исключительно сложная»; влияние различных подрывных организаций быстро растет. Нельзя исключать в ближайшее время создания коммунистического правительства Северной Италии. Если же учесть, что к востоку от Северной Италии, в Югославии, верх взяли коммунисты во главе с Тито, а к западу, на юге Франции, французские коммунисты пользуются все более возрастающей поддержкой народа, то нетрудно увидеть угрозу большевистской гегемонии во всей южной Европе. Тут нужны скоординированные действия заинтересованных сторон, а не просто капитуляция…
Еще 12 марта советское правительство сообщило послу США в СССР А. Гарриману и английскому послу в СССР А. Керру о желании направить на эти переговоры своих представителей. Из ответных писем послов следовало, что их правительства ответили отказом.
Однако после обмена посланиями по этому вопросу между главами правительств Рузвельт и Черчилль сообщили Сталину о согласии на участие советского представителя на этих переговорах. Это решение, однако, ни к чему не привело, поскольку переговоры союзников с немецкими эмиссарами вскоре были прекращены.
С окружением войсками Эйзенхауэра последней крупной немецкой группировки в Руре, что ознаменовало конец Западного фронта вермахта, Черчилль пытался убедить Д. Эйзенхауэра двинуть англо-американские войска на Берлин, но тот не пошел на нарушение ялтинского соглашения, и еще один инцидент был исчерпан.
В дни агонии третьего рейха, в начале мая 1945 г., возник вопрос о порядке и процедуре принятия капитуляции германских вооруженных сил. Правительство Германии, возглавляемое после смерти Гитлера адмиралом Деницем, прилагало все усилия к тому, чтобы капитулировать только перед англо-американскими войсками и тем «сохранить для германской нации возможно большее число немцев и спасти их от большевизма». 6 мая в ставку Эйзенхауэра в Реймсе был направлен генерал-полковник Йодль. Он имел задачу — заключить перемирие с западными державами, чтобы позволить немецким войскам совершить отход с Восточного фронта и сдаться в плен войскам Эйзенхауэра. Переговоры с ним вел начальник штаба Эйзенхауэра генерал Беделл Смит. Когда Смит доложил Эйзенхауэру предложение Йодля о капитуляции вермахта только перед западными союзниками, тот сказал:
«Передайте Йодлю, что если они немедленно не прекратят выдвигать всякие предлоги и тянуть время, то я закрою весь фронт союзников, чтобы впредь не пропускать никаких немецких беженцев через нашу линию фронта. Я не потерплю дальнейшего промедления».
Когда это было доведено до Йодля, немецкая сторона была вынуждена согласиться на полную и безоговорочную капитуляцию Германии как перед западными союзниками, так и перед Советским Союзом. Подписание акта о капитуляции было назначено на 2.30 7 мая (фактически подписан в 2.41 по центральноевропейскому времени). Начальнику советской военной миссии при штабе Верховного Главнокомандующего объединенными экспедиционными силами союзников генерал-лейтенанту И.А. Суслопарову и представителю Франции Эйзенхауэр предложил участвовать в процедуре принятия капитуляции от имени СССР. Не имея указаний на то из Москвы — ответ на его телеграмму еще не пришел — Суслопаров поставил свою подпись с примечанием: данный протокол не исключает в дальнейшем подписания иного, более совершенного акта о капитуляции Германии, если о том заявит какое-либо союзное правительство. И действительно, советское правительство немедленно потребовало, чтобы капитуляция была принята в Берлине представителями верховного командования всех стран антигитлеровской коалиции. Акт о капитуляции фашистской Германии был подписан от имени германского верховного командования В. Кейтелем, X. Фридебургом и Г. Штумпфом, а со стороны стран антигитлеровской коалиции принят представителями СССР (маршал Советского Союза Г.К. Жуков), США (генерал К. Спаатс), Великобритании (главный маршал авиации А. Теддер) и Франции (генерал де Латр де Тассиньи). Произошло это в Карлхорсте; тогда предместье Берлина, 9 мая в 00.23 по московскому времени. Боевые действия были прекращены в 23.01 8 мая по центральноевропейскому времени — 01.01 9 мая по московскому. Война в Европе закончилась.
Но проблема «второго фронта» осталась. На Тихом океане продолжалась война США и Англии с Японией, и вопрос о том, чтобы открыть там второй фронт — фронт Красной Армии, дабы быстрее сломить врага и принудить Японию к капитуляции, ставился западными союзниками на всех конференциях глав правительств США, СССР и Великобритании: и в Тегеране, и в Ялте, и в Потсдаме.
Такой фронт был создан. И встреча русских и американцев состоялась снова, но уже на другом конце планеты — в Корее.
Как же это произошло?
Вопрос о вступлении СССР в войну на Дальнем Востоке был поставлен президентом США Ф. Рузвельтом на Тегеранской конференции. Сталин тогда пообещал, что после капитуляции Германии СССР выступит «общим фронтом» против Японии. На Ялтинской конференции глава советского правительства в беседе с Рузвельтом подтвердил согласие СССР вступить в войну с Японией через 2—3 месяца после разгрома третьего рейха, но при этом предложил уточнить политические условия участия Советского Союза в войне на Дальнем Востоке. Окончательное, согласованное с США и Англией решение предусматривало восстановление принадлежавших России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 г., а именно:
возвращение Советскому Союзу южной части Сахалина и всех прилегающих к нему островов;
интернационализацию торгового порта Дайрен в Китае с обеспечением преимущественных интересов СССР в этом порту и восстановление аренды на Порт-Артур (Китай) как на военно-морскую базу СССР;
совместную с Китаем эксплуатацию Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железных дорог при сохранении полного суверенитета Китая в Маньчжурии.
По этому решению Советскому Союзу передавались Курильские острова.
Все это восстанавливало историческую справедливость и учитывало роль СССР, какую он играл во Второй мировой войне.
Хотя СССР и не участвовал в войне с Японией в 1941 —1944 гг., но он оказывал существенную помощь союзникам, в том числе и на Дальнем Востоке. Действительно, сражаясь против главных сил Германии, Советский Союз в то же время держал от 32 до 59 своих дивизий на Дальнем Востоке, чем сковывал Квантунскую армию. А эта армия представляла собой немалую силу: 1 миллион человек, 1200 танков, 2 тысячи самолетов. Чтобы поддерживать свои войска в Маньчжурии в готовности к нападению на СССР, Япония затрачивала громадные материальные и людские ресурсы. Это не позволяло японскому командованию использовать значительную часть своих сухопутных войск для продолжения наступления на юге и, конечно же, облегчало англо-американским вооруженным силам ведение боевых действий на Тихом океане.
Еще 27 января 1942 г. английский фельдмаршал Дж. Дилл рекомендовал объединенному англо-американскому комитету начальников штабов настаивать на том, чтобы «русские держали японские силы в Маньчжурии в состоянии постоянной угрозы нападения на них». В феврале 1943 г. американские и австралийские солдаты, сражавшиеся на Тихом океане, писали защитникам Сталинграда: «Вы выиграли для нас драгоценное время. Пока мы собирали силы для будущих боев, вы сражались и проливали кровь».
Таким образом, отвлекая на себя в Европе главные силы Германии и сдерживая на Дальнем Востоке мощную Квантунскую армию, Советские Союз обеспечил для США и Англии возможность оправиться от поражений на Тихом океане и подготовить свои силы к наступлению.
«В начале войны, — писал начальник штаба армии США генерал Маршалл, — решающим фактором для страны (США. — А. О.) было время, необходимое для переброски войск через океан на фронт мировой войны. Это время мы получили благодаря героической борьбе советского народа».
Но по мере приближения военных действий к Японским островам ожесточенность сопротивления японцев возрастала, а потери союзников росли. Поэтому, не рассчитывая в короткий срок разгромить противника своими силами, опасаясь затяжной войны и больших жертв, США и Англия настаивали на как можно более быстром выступлении СССР против Японии. «Мы отчаянно нуждаемся в Советском Союзе для войны с Японией по завершении войны в Европе», — говорилось в памятке американской делегации на Ялтинской конференции.
Но Япония вовсе не собиралась сдаваться. 7 апреля 1945 г. премьер-министр Японии Судзуки заявил: «Мы будем неотступно продолжать движение вперед для успешного завершения войны». Даже после капитуляции Германии он выразил уверенность в том, что Япония все равно будет продолжать войну. При вторжении американо-английских войск в метрополию предполагалось сбросить их в море или в крайнем случае японцы уйдут в горы, воевать, применяя тактику «дождевого червя»: упорные оборонительные бои с использованием подземных убежищ. В критический момент император и японское правительство должны были эвакуироваться в Маньчжурию и уже оттуда руководить ведением войны.
Японская имперская ставка начала формировать 2 объединенные армии в составе 57 пехотных и 2 бронетанковых дивизий, а также авиационной армии. Одновременно создавался «народный добровольческий корпус». Кроме того, в это время японские милитаристы добились принятия закона «О чрезвычайных мерах военного времени», по которому планировалось за счет тотальной мобилизации к концу 1945 г. сформировать так называемую «народную армию» численностью до 28 миллионов человек.
В таких вот условиях правительства США и Англии считали, что если СССР не выступит против Японии, то им для вторжения на Японские острова потребуется армия в 7 миллионов человек, а сама война затянется очень надолго. «Начав вторжение в Японию, — писал военный министр США Стимсон президенту Трумэну в июне 1945 г., — нам придется, по моему мнению, завершить его даже более жестокими сражениями, чем те, которые имели место в Германии. В результате мы понесем огромные потери». Имелось в виду: до одного миллиона человек.
А основания для этого были. К августу 1945 г. вооруженные силы Японии насчитывали 7,2 миллиона человек, в том числе 6,5 миллиона в сухопутных войсках. На флоте имелось 109 надводных боевых кораблей и 58 подводных лодок. К концу 1945 г. планировалось довести количество японских микролодок и человеко-торпед (смертники) до 3 тысяч. В военно-воздушных силах было 10,5 тысячи самолетов, половина их экипажей — летчики-смертники. Особую, высокоорганизованную силу представляла собой Квантунская армия. Ее оборона опиралась на ряд сильноукрепленных районов.
Зная о столь значительных военных приготовлениях противника, американское командование рассчитывало на помощь СССР, особенно в разгроме мощных сухопутных сил Японии на Азиатском континенте. Начальник штаба армии США генерал Маршалл писал: «Важность вступления России в войну заключается в тем, что оно может послужить той решающей акцией, которая вынудит Японию капитулировать». И еще: «…Риск и потери будут в величайшей степени снижены, если перед нашим вторжением (в Японию. — А.О.) будет осуществлено наступление из Сибири».
Дальнейшее развитие событий полностью подтвердило стратегическую необходимость наступления советских вооруженных сил.
Президент США Трумэн писал позднее, что «русские… спасли нам много жизней в войне против немцев… Мы очень хотели, чтобы русские вступили в войну против Японии…».