ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ПРОРЫВЫ и ОТСТУПЛЕНИЯ, МОНС И ЛЕ-КАТО, 23–26 АВГУСТА 1914

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПРОРЫВЫ и ОТСТУПЛЕНИЯ, МОНС И ЛЕ-КАТО, 23–26 АВГУСТА 1914

Я видел Железные корпуса армии французов, построенные в каре под Ипром; я видел, как канадцы шли строем на Сен-Жюльен перед самой газовой атакой; я видел, как шли индийские солдаты в свой первый бой на европейской земле, и мне довелось видеть, как в сражении при Позьере поднимались в атаку австралийцы. Однако я не могу припомнить ничего, что так или иначе могло бы сравниться с первыми полками БЭС, которые уходили на битву при Монсе.

Капитан Королевской полевой артиллерии К. А. Л. Браунлоу

Колонны БЭС двигались походным маршем от побережья Ла-Манша до бельгийской границы, под грузом тяжелой амуниции солдаты изнемогали от летнего зноя, и многие из них хромали из-за волдырей, натертых неразношенными, только что выданными сапогами. А в это же время противник готовил свои силы для массированного вторжения во Францию. Как предписывалось планом Шлиффена, основной удар будет нанесен по Франции с севера, со стороны Бельгии.

Остается загадкой, почему, несмотря на данные, загодя собранные разведкой, и на обилие фактов, подтверждающих их достоверность, французский Генеральный штаб не хотел поверить, что основное вторжение во Францию немцы планируют совершить через Бельгию. В общих чертах план Шлиффена был известен в течение уже многих лет, и даже когда война уже началась, полковник Репингтон, военный корреспондент газеты «Таймс», опубликовал статью и сопровождающую ее карту с расположением германских сил, из которого было четко видно, что главные силы своей армии немцы сосредоточили на севере. Если нужны еще доказательства, тот факт, что Германия была готова действовать, рискуя в случае своего вторжения в Бельгию вовлечь в войну Великобританию (а точнее, будучи уверенной, что вовлечет), даже этот факт должен был бы указать на что, что такое вторжение будет производиться большими силами. Немцы не стали бы подвергать себя опасности возникновения войны большого масштаба только ради того, чтобы несколько кавалерийских бригад смогли напоить своих коней из Мааса.

Несмотря на все мольбы генерала Ланрезака, действия французов, направленные на то, чтобы отразить нависающую опасность, в лучшем случае можно назвать лишь неуверенными. Дело в том, что все свое внимание Генеральный штаб французских войск сосредоточил на неукоснительном исполнении директив Плана XVII и нанесении своих главных ударов по Германии к востоку от Эльзаса, Лотарингии и Арденн. Чтобы проанализировать события, благодаря которым части БЭС приняли участие в боевых действиях под Монсом, необходимо вернуться назад на несколько дней, предшествовавших сражению, и рассмотреть обстановку на севере. 15 августа было замечено появление германской кавалерии на реке Маас под Динаном, к югу от Намюра. В этот день Ланрезак получил разрешение сменить фронтальное направление его частей с восточного, в сторону Арденн, на северо-восточное направление, заняв позиции между реками Маас и Самбра по линии Живе — Мобеж, где 5-я армия Ланрезака должна будет состыковаться с БЭС. Заодно Жоффр, который к этому времени уже был встревожен тем, что немцы и в самом деле могут готовить нанесение основного удара через Бельгию, приказал французской 4-й армии, что располагалась справа от армии Ланрезака, подготовиться к обороне. Учитывая приверженность французов к l’offensive a outrance, (наступательным действиям), это была большая уступка со стороны французского Генерального штаба, однако она немного запоздала.

Немцы начали форсировать Маас 17 августа. Сторожевые заставы французской кавалерии, которые вели наблюдение за форсированием, доложили, что германские дивизии устремляются на север, в Бельгию, а не на юг во Францию. 12 августа 1-я германская армия захватила Брюссель, а 21 августа 2-я германская армия начала осаду города Намюра, расположенного при слиянии рек Самбра и Маас. К этому времени уже совсем прекратили сопротивление форты Льежа и стало ясно, что немецкие 1-я, 2-я и 3-я армии, имеющие в своем составе 16 корпусов, шесть приданных и пять кавалерийских дивизий, являются частью гигантского маневра частями в западном направлении. Результатом этого маневра будет обход левого фланга 5-й армии Ланрезака с последующим продвижением на юг в глубину Франции. На дальнем и самом северном участке этого фланга находились позиции четырех пехотных и одной кавалерийской дивизий Британских экспедиционных сил.

Подразделения БЭС продвигались все дальше к северу, и теперь вся тяжесть удара 1-й немецкой армии должна была бы обрушиться на них. Однако 22 августа, используя для прикрытия своего выдвижения кавалерийскую дивизию Алленби, британские пехотные дивизии заняли позиции вдоль берега широкого канала, который на протяжении 16 миль между Монсом и Конде проходил строго с востока на запад, и представлял собой удобный рубеж обороны. При ширине в 64 фута (примерно 20 м) и средней глубине 7 футов (примерно 2,14 м), канал имел не менее 18 мостов, соединяющих его берега. Однако эти мосты можно было уничтожить или же держать под прицельным огнем. Когда ранним утром 23 августа выдвижение было завершено, позиции БЭС были расположены в следующем порядке, начиная с запада.

На крайнем левом фланге находились позиции только что прибывшей 19-й пехотной бригады. Она была послана фельдмаршалом Френчем с целью усиления фланга II корпуса Смит-Дорриена и заполнения стыка между этим корпусом и 84-й дивизией французской Национальной гвардии к западу от него. Затем, по мере продвижения на восток, располагались позиции дивизий из корпуса Смит-Дорриена, начиная с 5-й дивизии, закрепившейся на берегу канала от Ле-Пти-Крепина и до самого Монса. Немного западнее Монса канал, прежде чем вновь устремиться на восток к Самбре, поворачивал на север, огибая город по широкой дуге, оканчивавшейся у Обера, в трех милях от Монса. Этот изгиб образовывал выступ, направленный вперед, позже он был назван Монсский выступ. И хотя сейчас там занимали позицию войска 3-й дивизии II корпуса, этот участок не считался пригодным к обороне, потому что, если немцы сосредоточат на нем свои усилия, он будет простреливаться с трех сторон. Смит-Дорриен разместил штаб корпуса в Сар-ля-Брюйер в 5 милях (примерно в 8 км) от канала. Связь с подразделениями была плохой и осуществлялась только с помощью посыльных и вестовых. На то чтобы прокладывать телефонные линии и устанавливать телефонную связь вдоль всех 24 миль (примерно 38,5 км) линии обороны корпуса, времени не было, а местная телефонная сеть не была развитой.

Первый корпус Хейга занимал позиции фронтом на восток и изо всех сил старался не терять контакта с левым флангом армии Ланрезака, хотя разрыв между частями постоянно расширялся. А тем временем сам Френч разместил штаб-квартиру БЭС в Ле-Като и устроил передовой штаб в Бавэ. После того как развертывание дивизий БЭС было подобным образом завершено, оставалось ждать новых приказов или подхода противника. Если Френч и не был доволен тем, что Смит-Дорриен командовал одним из двух его корпусов, первые дни военной кампании содержат мало свидетельств, подтверждающих это. И тем не менее решение Китченера послать Смит-Дорриена вместо Плюмера в конце концов привело к одной из великих личных трагедий той войны. Любая ссора между высшими военачальниками, оказавшимися на одном участке Западного фронта, должна удерживаться в определенных пределах, если речь идет о войне, которая унесла такое количество человеческих жизней. Однако здесь будет уместным вспомнить о ней, потому что благодаря этой ссоре Великобритания не смогла в полной мере использовать ум и опыт хорошего генерала, а еще потому, что она в полной мере раскрывает характер фельдмаршала Френча, который в течение многих лет копил свою ненависть к Смит-Дорриену. Это враждебное чувство он хранил даже после войны, даже тогда, когда оно оказалось просто за пределами понимания.

Корни неприязни Френча к Смит-Дорриену можно отыскать в 1907 году, когда Френч покинул пост командующего военным округом в Олдершоте и на его место заступил Смит-Дорриен. Ознакомившись с положением дел на месте своего нового назначения, последний сразу же вмешался в процесс подготовки кавалерийских войск, горячо любимых Френчем, и приказал увеличить объем занятий по огневой подготовке и тактике боевых действий в пешем строю в ущерб освоению приемов ведения боя с саблей и пикой. Выяснилось, что Смит-Дорриен намерен преобразовать кавалерию в столь ненавистную конную пехоту, и это всего лишь через несколько недель после ухода Френча.

Подобные разногласия могут служить источником великих обид. Смит-Дорриен настаивал на своей точке зрения и делал все для того, чтобы кавалерийские подразделения Олдершотского военного округа как минимум хотя бы знали тактику боя в пешем строю и имели огневую подготовку. Эту точку зрения он подчеркивал и в своей автобиографии много лет спустя.

«Для многих военачальников уже давно очевидно, что, будь то в конном или в пешем строю, беглый огонь может оказаться решающим фактором в бою, что дни атак, проводимых большими формированиями кавалерии, сочтены и что в крупномасштабных боевых действиях главной ценностью лошадей будет их способность быстро доставить кавалеристов на позицию, где они смогут спешиться и быстро открыть огонь. Это было убедительно доказано в 1904 году под Мукденом, когда японцы заставили отступить русскую армию.

В силу этого я вовсе не был доволен, узнав, что кавалерийская бригада в Олдершоте демонстрирует безнадежно плохие результаты на ежегодных смотрах по огневой подготовке и что во время маневров ее кавалеристы практически не слезают с седла и проводят великолепные, но невыполнимые атаки в сомкнутом строю против обороняющейся пехоты. В силу этого обстоятельства 21 августа 1909 года, приказав всем кавалерийским офицерам собраться для совещания в столовой 16-го уланского полка, я недвусмысленно изложил перед ними свои взгляды по данному вопросу. Результатом этого совещания стало то, что появилось более серьезное отношение к боевым действиям в пешем строю. Смею утверждать, что мои действия были оправданы последующим развитием событий в Первую мировую войну, но мне известно, что в то время мой взгляд на кавалерию вызывал негодование»

«Memories of Forty-Eight years’ Service», pp. 358–359.

Смит-Дорриен слыл человеком вспыльчивым и далеко не самым тактичным, а Френч, к тому времени генерал-инспектор вооруженных сил, был наверняка обижен действиями своего преемника, и он хранил свою обиду годами. Олдершот являлся главным военным округом Соединенного королевства, но за все время своего пребывания на посту генерал-инспектора Френч никогда не приезжал к Смит-Дорриену, за исключением тех случаев, когда это являлось частью его обязанностей: являясь генерал-адъютантом короля, он был обязан раз в год сопровождать его в инспекционной поездке по Олдершотскому военному округу. В силу этого обстоятельства Смит-Дорриен был человеком, которого Френч меньше всего хотел видеть рядом с собой в августе 1914 года. Однако такова уж логика мира военных, что Френч получил именно Смит-Дорриена.

Китченеру было хорошо известно о неприязни Френча к Смит-Дорриену. Генерал сэр Чарлз Дуглас, который сменил Френча на посту начальника имперского Генерального штаба, говорил военному министру, что назначение такого рода поставит Смит-Дорриена в тяжелое положение, поскольку Френч уже давно и в течение многих лет испытывает зависть и враждебность по отношению к Смит-Дорриену. Китченер говорил Смит-Дорриену, что он сомневается, правильно ли будет направлять его во Францию. Но в конце концов такое решение было министром принято, и вечером 20 августа Смит-Дорриен заступил на свой новый пост в Бавэ, что находился в 18 милях (примерно в 29 км) к северо-востоку от Ле-Като. Оттуда он поехал представиться сэру Джону Френчу и, по его собственным словам, «был принят дружественно».

Генерал-лейтенант сэр Орас Смит-Дорриен был интересным человеком. Он родился в Хертфордшире в 1858 году и был одиннадцатым ребенком в семье, где всего было пятнадцать детей. Его отец был военным, и это не могло не повлиять на решение Ораса пойти в армию. В феврале 1876 года он поступил в Королевский военный колледж в Сандхэрсте. Распределенный для несения службы в стрелковую бригаду (95-й стрелковый полк), он в январе 1877 года получил окончательное назначение в часть, которая станет 2-м батальоном полка Шервудских лесных стрелков, и направился прямо в свой полк в Ирландию.

Смит-Дорриен был вспыльчивым, высоким человеком с впалыми щеками, добрым, хотя и неуживчивым по характеру. Он беспокоился об условиях жизни его подчиненных, а в бытность командующим округом в Олдершоте принимал меры, чтобы улучшить условия быта и отдыха солдат в казармах, и положил конец вечернему патрулированию города нарядами военной полиции, поскольку считал, что нет необходимости тревожить солдат в то время, когда они свободны от несения службы. Смит-Дорриен изучал все составляющие его профессии, он показал себя очень способным командиром в полевых условиях, и все в армии признавали, что он — хороший воин. Ему также довелось и повоевать немало, главным образом в Индии, Египте и Южной Африке.

В 1877 году Смит-Дорриен был направлен в Южную Африку. Там он участвовал в зулусской войне 1879 года и оказался единственным из пяти английских офицеров, кто смог спастись от ужасной резни, которую устроили британским и африканским войскам зулусские «импи»[24] в сражении при Инсандхлвана. Когда противнику удалось сокрушить линию обороны британских войск, Смит-Дорриен смог пробиться к реке Буффало, переплыть ее, освободить одного из своих коллег-офицеров и, пройдя пешком 20 миль и отстреливаясь из револьвера от преследовавших его зулусов, добраться до города Хельпмакаара.

По окончании этих полных тревог и опасностей событий Смит-Дорриен на короткое время вернулся в Ирландию, а затем во время арабской кампании 1882 года он служил в Египте под началом сэра Гарнета Уолсли. После этого Смит-Дорриен прослужил некоторое время в Индии, а потом его откомандировали в английскую Египетскую армию для участия в Суакинской кампании против дервишей. Здесь он принимал участие в сражении при Джиннисе — в последнем бою, во время которого английские солдаты были одеты в свои традиционные красные мундиры.

В период с 1887 по 1889 год Смит-Дорриен учился в штабном колледже, и после завершения курса обучения его вновь направили в Индию. Здесь во время Тирахской кампании 1897–1898 годов ему пришлось принимать участие в боевых действиях в провинции Северо-Западная граница. В мае 1898 года Смит-Дорриен вернулся в Египет и, получив под свою команду Суданский батальон, участвовал в Нильской кампании Китченера, завершившейся разгромом дервишей под Омдурманом. После этой победы он сопровождал Китченера в его походе вверх по течению Нила для встречи в Фашоде с начальником французской экспедиции исследователем Маршаном.

В 1899 году, накануне англо-бурской войны, Смит-Дорриен имел чин подполковника и командовал 1-м батальоном полка Шервудских лесных стрелков, но в феврале 1900 года он получил повышение и стал командовать 19-й пехотной бригадой. Вскоре после этого Смит-Дорриен был повышен снова: он стал генерал-майором. Во время англо-бурской войны ему пришлось принимать активное участие в боевых действиях, и на последних ее этапах он командовал эвакуацией войск. После этого Смит-Дорриен был послан в Индию для службы в должности генерал-адъютанта и прослужил на этом посту с 1902 по 1903 год. В период с 1903 по 1905 год он командовал 4-й дивизией Индийской армии Великобритании, а в 1907 году, имея к этому времени чин генерал-лейтенанта и Рыцарский крест Великобритании, Смит-Дорриен был назначен на пост командующего военным округом в Олдершоте. Быть командующим округа, который по сути является самым сердцем армии Великобритании, — это очень престижная должность. Согласно данным автобиографии Смит-Дорриена, если не считать двух лет, проведенных им в штабном колледже, это было его первое служебное назначение в пределах Соединенного королевства за все 27 лет службы.

Нет никакого сомнения, что генерал-лейтенант сэр Орас Смит-Дорриен был рожден для великих дел. Когда Смит-Дорриен оставил пост командующего Олдершотским военным округом, ему было предложено командовать войсками Южной Африки, однако он предпочел возглавить Южный военный округ со штаб-квартирой в Солсбери, где ему представилась возможность познакомиться с Территориальными войсками Великобритании, формирование которых только-только началось. Смит-Дорриен пришел в восхищение от высокоразвитых и полных служебного рвения солдат Территориальных войск, свободных от постоянного пребывания в казарме. Он оставался командующим Южным военным округом до того самого дня августа 1914 года, когда его направили во Францию для службы под началом Френча.

Уж если вся армия знала об отношении Френча к Смит-Дорриену, вряд ли можно говорить, что о нем ничего не знал сам генерал. Ни один человек не отдаст себя по собственной воле в распоряжение своего врага. Однако здесь имели место совершенно исключительные обстоятельства, и не в последнюю очередь то, что в августе 1914 года единственным местом, где подобало оказаться профессиональному солдату, были БЭС во Франции. Что бы ни чувствовал Смит-Дорриен в отношении Френча, он тут же согласился на предложение командовать соединением действующей армии, и спустя два дня после того, как он прибыл в Бавэ, II корпус вступил в сражение под Монсом.

В тот день 22 августа, когда БЭС еще продолжали свое выдвижение, Ланрезак начал отходить, испытывая давление со стороны немецкой 2-й армии, наносившей удары по его центру и по правому флангу. Головные походные заставы кавалерии Алленби, действовавшие впереди и на левом фланге БЭС, наткнулись на германскую кавалерию и скоро доложили о концентрации больших сил противника впереди по фронту. Однако эти донесения, равно как и те, что были доставлены летчиками-наблюдателями авиационного корпуса, не принимались в расчет в штаб-квартире Френча. Левый фланг последнего был полностью открыт, и чтобы защитить его, не имелось никаких сил, за исключением французской Национальной гвардии и корпуса французской кавалерии под командованием генерала Сорде. Однако в гораздо большей степени командующий БЭС был озабочен положением дел на своем правом фланге, где корпус Хейга, казалось, совсем терял контакт с 5-й армией Ланрезака. Беспокойство Френча было вполне понятным, потому что к вечеру 22 августа части БЭС оказались примерно на десять миль впереди 5-й армии, и разрыв между флангами двух армий возрастал. И чем глубже отступит Ланрезак или чем дальше продвинутся вперед БЭС, тем шире будет становиться этот разрыв.

В конце концов Френч решил остановить свое выдвижение на линии канала Монс — Конде и ответил отказом на просьбу Ланрезака, которая поступила к нему 22 августа и согласно которой ему надлежало на следующий день повернуть фронт своих войск вправо, чтобы пресечь любую попытку немцев нанести удар по левому флангу 5-й армии. Тем же вечером Ланрезак поставил в известность Жоффра, что БЭС, заняв позиции на значительном удалении от фронта, фактически оказались «эшелонированными в тылу 5-й армии». Это утверждение не только не соответствовало действительности, но и было абсолютно нелепым. Когда еще позже той же ночью британская пехота вышла к южному берегу канала Монс — Конде и начала окапываться, и в штаб-квартире БЭС, и в штаб-квартире французской 5-й армии царил хаос.

Положение БЭС было критическим, но винить в этом фельдмаршала Френча нельзя. В соответствии с приказом Китченера Френч был обязан действовать в тесном взаимодействии с французской армией, что он и пытался делать, выполняя приказ Жоффра о выдвижении в северном направлении. Причиной ошибки являлись действия французской 5-й армии, оборона которой рушилась под натиском немцев, позволяя тем самым 3-й германской армии продвинуться до Шарлеруа и вбить клин между 5-й и 4-й французскими армиями последней командовал генерал Лангль де Кари, и она располагалась справа от Ланрезака. Сам Ланрезак, стараясь не потерять контакт с французской армией справа от него, был готов к тому, чтобы покинуть своих британских союзников на левом фланге. Решение проблемы лежало в обеспечении более тесного взаимодействия и в создании силами БЭС и 5-й французской армией единого фронта для отражения готовящейся атаки с северо-восточного направления, но ни того, ни другого сделано не было. Что же касается Френча, то он принял решение закрепиться по берегу канала и готовиться дать бой при Монсе.

Местность вокруг Монса мало подходит для ведения боя в обороне. Официальная история описывает ее как «одну большую и неприглядную деревню, которую пересекают мощеные дороги и над которой высятся только шахтные терриконы и кучи шлака, часто имеющие высоту более 100 футов (более 30 м). Это — местность, где настолько мало ориентиров и пространства для совершения маневра, что еще ни одна армия не заходила сюда, чтобы воевать здесь с цивилизованным противником и в какой-нибудь серьезной кампании» (т. I, с. 63). Генерал Смит-Дорриен, который приехал знакомиться с позицией, заметил, что местность вокруг «Монсского выступа» мало пригодна к обороне, и предложил отвести его солдат из этого выступа и подготовить вторую, более короткую линию обороны примерно в миле (1,6 км) к югу от канала. Согласно первоначальному оперативному построению корпус Смит-Дорриена должен был оборонять позиции протяженностью более 20 миль (более 32 км) вдоль канала и вокруг города Монс — фронт слишком большой для обороны силами двух дивизий и приданной бригады. Однако канал сам по себе был удобной преградой, и II корпус остался на позициях первоначального оперативного плана. Основной удар германского наступления должен был прийтись на II корпус Смит-Дорриена, а не на I корпус Хейга, расположенный далее к востоку.

В 6 часов 00 минут утра 23 августа фельдмаршал Френч созвал в штаб-квартире Смит-Дорриена совещание командующих корпусами. Он дал оценку оперативной обстановке и сообщил своим подчиненным, что перед фронтом БЭС будут действовать «от силы» два корпуса неприятеля и, возможно, кавалерийская дивизия. По воспоминаниям Смит-Дорриена, Френч «великолепно выглядел»… и пребывал в блаженном неведении в отношении действительного положения вещей. Главнокомандующий БЭС приказал командирам корпусов быть готовыми к выдвижению вперед. Правда, одновременно с этим он приказал усилить боевое охранение, а саперы II корпуса получили приказ подготовить к уничтожению мосты через канал.

Смит-Дорриен указал на ряд недостатков, органически присущих растянутой вдоль канала линии обороны, особенно уязвимость Монсского выступа, который в случае наступления противника будет простреливаться с трех сторон, и добавил, что он уже приказал подготовить вторую линию обороны в двух милях (примерно 3,2 км) к югу от Монса. Френч одобрил его решение, но когда раздались первые выстрелы сражения при Монсе, он еще вел в Сар-ля-Брюйер это совещание с командующими корпусов.

С той или иной степенью подробности сражение при Монсе описано во многих исследованиях Первой мировой войны, но на самом деле это было короткое и незначительное по масштабам столкновение. Примерно в шесть часов утра боевое охранение британских войск вступило в перестрелку с головной походной заставой немцев, а в десять часов, когда он проезжал через Жемапп, Смит-Дорриен увидел, как немецкий снаряд разорвался на дороге перед его машиной. Примерно в течение часа артиллерия противника вела огонь по Монсу, и теперь сражение шло как на Монсском выступе, так и вдоль всего канала. К 18 часам того же дня британские войска были вынуждены отступить под натиском значительно превосходящих сил противника, так что все сражение при Монсе длилось около двенадцати часов, и с британской стороны в нем участвовал лишь один усиленный пехотный корпус.

По своему характеру сражение при Монсе было «встречным боем», в котором участвовали передовые части 1-й немецкой армии генерала фон Клука, которая, пройдя Брюссель, делала поворот в южном и западном направлении, и пехота БЭС, окапывавшаяся вдоль канала Монс — Конде. Ни конная, ни пехотная разведка Клука не могли сообщить своему генералу особенно много разведданных. В силу этого последний до тех пор, пока его части не попали под плотный и прицельный огонь, который британские войска вели со своих позиций в районе Монсского выступа, не имел никакого представления о том, что англичане разворачивают здесь свою оборону. Мало-помалу, поскольку 1-я армия все еще делала поворот для движения на юг, начала возрастать концентрация немецких войск у берега канала, и боевые действия стали расширяться в западном направлении.

Вскоре два корпуса армии Клука — III и IX корпуса, имевшие в своем составе четыре пехотные дивизии и еще кавалерийскую дивизию, — вели ожесточенный бой с дивизиями корпуса Смит-Дорриена, в то время как на участке I корпуса Хейга все было спокойно. Вскоре подошло еще больше немецких дивизий, и они тоже были направлены на штурм Монса. По данным германского Генерального штаба, позиции третьей дивизии атаковали три с половиной немецких дивизии, а на позиции пятой дивизии были брошены две с половиной дивизии — всего шесть немецких дивизий против двух дивизий II корпуса БЭС. Если бы атакующие были должным образом организованны и имели артиллерийскую поддержку, такого количества солдат было бы достаточно, чтобы подавить всякое сопротивление на британских позициях. Однако у немцев не было надлежащей организации боя, а британские войска имели лучшие условия для ведения огня на поражение.

Боевые действия в Южной Африке научили английскую пехоту, как занимать удобные и хорошо скрытые позиции и как огнем своих винтовок поражать намеченные цели; и это умение поддерживалось постоянной практикой в огневой подготовке. За одну минуту средний британский пехотинец мог сделать двадцать прицельных выстрелов, а многие солдаты даже больше. Тактика боя, избранная немцами, просто обеспечивала этих метких стрелков превосходными мишенями. В сражении при Монсе именно германская пехота наступала, «тесно сплотив свои копья, шиты свои сдвинув вплотную, сомкнут был щит со щитом и с воином воин». В силу этого, сидя в своих окопах, британские стрелки обрушили на сомкнутые цепи противника настолько плотный и точный огонь, что последний поверил, что здесь ведется заградительный пулеметный огонь.

Дело не только в плотном винтовочном огне; дело еще и в том, как вести его. Перед тем как отдать приказ на открытие огня, английские офицеры велели своим солдатам выжидать и не открывать стрельбу до тех пор, пока немцы не подойдут на расстояние максимально эффективного поражения цели. Командиры отделений отобрали лучших стрелков и поставили перед ними отдельную задачу: выискивать и уничтожать офицеров и унтер-офицеров в цепях наступающего противника. После того как командный состав был выбит, началась откровенная бойня. Атака немецкой пехоты захлебнулась, потому что наступавшие лишились своих командиров, а их цепи заметным образом поредели благодаря точному огню обороняющихся англичан, позиции которых немцы даже не смогли увидеть. Однако на смену остановленной пехотной атаке вступила в игру артиллерия, и она стала испытывать на прочность оборону англичан огнем своих пушек. Как это говорится в одном из рапортов командованию БЭС: «Неожиданно на нас обрушился дождь пуль и снарядов».

На Западном фронте Первой мировой войне суждено было стать войной артиллерии. В период с 1914 по 1918 год 58 процентов всех потерь английских войск во Франции и в Бельгии пришлось на потери от артиллерийского огня, так что, если в сравнении с масштабами последующих артиллерийских налетов обстрел в Монсе и выглядел пустяком, все равно это было тяжелое испытание для войск, не привыкших к нему. Это сражение с участием пехоты и артиллерии, с массированными пехотными атаками, разрывами падающих снарядов и треском винтовочного огня продолжалось все утро, медленно перемещаясь вдоль канала на запад, по мере того как подходило и ввязывалось в бой все большее число немецких батальонов.

Как уже говорилось, германские силы, которые в сражении при Монсе наступали на II корпус, включали в себя войска III и IX корпусов, а также 9-й кавалерийской дивизии II кавалерийского корпуса — все из 1-й армии Клука. Британские войска, оборонявшие Монсский выступ, были с трех сторон охвачены полнокровной немецкой дивизией, а именно 18-й пехотной, и вскоре их положение стало трудным. Однако там, где бои шли вдоль берега канала, атаки противника отражались без особого труда. Тем не менее Смит-Дорриен полностью отдавал себе отчет, что позиция, занимаемая его частями, была изначально не пригодна для обороны. Давление со стороны немцев усиливалось, все большее число их дивизий вступало в бой, а у него не было резервов, чтобы пополнить ими линию обороны, которая и так была чересчур длинной и совсем не глубокой. У немцев был несомненный перевес в живой силе и в крупнокалиберных орудиях, поэтому раньше или позже они форсируют канал и выйдут во фланг Смит-Дорриену.

Винтовочный огонь англичан приводил немцев в ужас. Немецкий писатель Вальтер Блём, который тогда служил в Бранденбургском полку, вспоминает, как его командир оплакивал потерю своего «гордого, прекрасного батальона, выбитого англичанами до последнего человека. Теми самыми англичанами, которых мы высмеивали». Именно так складывалась обстановка на всей линии обороны в течение утра и части дня — не прекращающиеся массированные атаки немецкой пехоты и ее массовая гибель под плотным огнем. Когда раздаются обвинения, что генералы Великобритании, и как это представляется, только генералы Великобритании, подобным образом отправляли на смерть своих солдат, следует вспомнить о тактике данного боя. При Монсе немцы строили свою тактику боя на том, чтобы опрокинуть британскую линию обороны, введя в действие большое количество пехоты и принимая как должное большие потери. Только ближе к вечеру численный перевес немцев стал давать свои плоды настолько ощутимо, что перед Смит-Дорриеном встала проблема, как отвести свои войска, когда они все еще находятся в состоянии тесного контакта с неприятелем.

Но к счастью для фельдмаршала Френча, который в этом сражении участия не принимал и провел весь день в разъездах по другим соединениям своих войск, генерал Смит-Дорриен знал, что делать. Когда к середине второй половины дня стало ясно, что удерживать Монсский выступ далее невозможно, он приказал начать отход батальонам, оборонявшим его. В первую очередь оставил свои позиции 4-й батальон королевских стрелков, оборонявший мосты в самом Монсе. После этого, начиная с правого фланга и последовательно смещаясь к левому, начала оттягиваться назад вся линия обороны британских войск. Это было не волнообразное движение справа налево, а осуществлявшийся по частям отвод войск тогда и там, где роты или взводы оказывались в состоянии подавить огонь противника перед своей позицией и отойти назад под надежное прикрытие. Обилие садов и дома Монса обеспечивало безопасный отход, в силу чего этот маневр, выполнявшийся хорошо обученными и дисциплинированными войсками, прошел без всяких ненужных осложнений. Его ни в коем случае нельзя было назвать отступлением под давлением превосходящих сил противника, ни тем более беспорядочным бегством. Взрыв мостов через канал стал сигналом для всеобщего отступления, и к 16 часам 40 минутам большая часть оборонявшихся британских войск была выведена из соприкосновения с противником и отходила на заранее подготовленные позиции в двух милях к югу от канала.

О каких-то серьезных потерях можно было говорить только применительно к выступу, где подразделения 8-й пехотной бригады оказались окруженными наступавшими немецкими войсками. Чтобы овладеть этой позицией, немецкие войска примерно в 17 часов 30 минут повторили свою атаку. Она была встречена артиллерийским огнем и еще более губительным ружейным огнем Королевских шотландцев, хайленеров Гордона и стрелков Королевского ирландского стрелкового полка. Немцы отступили, после этого их сигналисты подали сигнал «Прекращение огня», дав отбой всем атакам на сегодняшний день. Солдаты германской армии на собственной шкуре испытали возможности солдат Великобритании и не пришли в восторг от полученных ощущений.

Такой была знаменитая битва при Монсе. Она длилась двенадцать часов, и если не считать ряда тактических решений, принятых по ходу боя, и также приказа отступать, отданного в начале вечера, высшему командованию корпуса и даже самому генералу Смит-Дорриену не нашлось особенно много работы. С того самого момента, когда прозвучал первый выстрел, исход сражения зависел от твердости духа и меткости солдат и от тактического мастерства командиров батальонов; ни те, ни другие не подвели Смит-Дорриена. Общее количество потерь во II корпусе составило 1600 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести; корпус потерял также две пушки. Потери I корпуса Хейга составили всего сорок человек, а в кавалерийской дивизии Алленби они были и того меньше.

Поскольку в этом сражении участвовал только II корпус, ему следует воздать должную похвалу. А что касается вины, например, за то, что корпус Смит-Дорриена оказался вынужденным воевать против такого количества немецких дивизий, то ее следует возложить на генерала Ланрезака и, в определенной степени, на фельдмаршала Френча, который утерял контроль за ходом кампании, отказался согласовывать действия с французскими союзниками или настоять на проведении несомненно важного совещания с Ланрезаком и вынудил БЭС без всякого прикрытия двигаться навстречу наступающим немцам.

В наступившей ночи части II корпуса продолжали отходить из зоны непосредственного соприкосновения с противником. Войска нуждались в устранении некоторого неизбежного в таких условиях беспорядка, в переформировании, в приеме пиши и хоть в каком-то отдыхе. Что же касается их командира Смит-Дорриена, от него требовалось произвести перегруппировку своих сил, обеспечить солдат необходимым довольствием, связаться с Френчем, доложить обстановку и получить новый приказ. А пока он, отведя свои части на подготовленные оборонительные позиции в двух милях южнее канала, отдал им приказ окапываться и готовиться к возобновлению сражения на следующий день. Усталые солдаты II корпуса приступили к выполнению этого приказа, но в 23 часа от Френча поступил приказ Смит-Дорриену сейчас же послать офицера-штабиста в ставку главнокомандующего в Ле-Като и получить новую директиву.

Согласно Генри Вильсону, предпосылкой этого вызова послужили следующие события. Во второй половине дня 23 августа, в то время как II корпус вел бои в Монсе, Вильсон сделал расчет и пришел к выводу, что силы, которые противостоят БЭС, не превышают двух корпусов. Раз это так, то он подготовил проект приказов от имени Френча, которые предписывали II корпусу, кавалерийской дивизии и 19-й пехотной бригаде на следующий день, 24 августа, провести наступление в северо-восточном направлении от Монса. К счастью, в это время от Жоффра поступили более свежие данные, из которых следовало, что немцы действуют на этом участке фронта значительно большими силами, и проект приказа о наступлении был отложен на неопределенный период. Вслед за этим в ставку главного командования пришло тревожное известие, что 5-я французская армия, стоящая на правом фланге БЭС, откатывается назад, и сообразно с этим тут же были подготовлены новые приказы, предписывавшие войскам Великобритании отступить на линию Мобеж — Валансьен. Теперь эти приказы надлежало довести до войск, и глава штаба II корпуса, бригадный генерал Форестье-Уокер, был отправлен в штаб-квартиру БЭС, для того чтобы получить их.

Необходимо иметь представление о возможностях коммуникации, существовавших в Северной Франции во втором десятилетии XX века. У штаба Хейга имелась телефонная связь с Ле-Като; у Смит-Дорриена такой связи не было. Этим и объясняется приказ командировать офицера штаба II корпуса в штаб-квартиру командования БЭС на предмет получения инструкций ставки. Правда, поскольку Френч уже принял решение об отступлении, остается непонятным, почему приказ такого содержания нельзя было отправить непосредственно Смит-Дорриену с помощью вестового, примерно так же как он был передан Хейгу по телефону.

Но, так или иначе, пока Форестье-Уокер ездил в ставку и обратно, было потеряно несколько драгоценных часов. Точно так же и приказы, которые он привез с собой, не содержали ни ценных указаний, ни каких-то задач особой сложности. Единственное, что в них было, — это совет, чтобы командующие двух корпусов проводили подготовку к отводу войск совместно, хотя при этом высказывалось пожелание, чтобы части I корпуса прикрывали отход второго. Было три часа утра 24 августа, рассвет начинался в 5 часов, солдаты не спали двое суток, и не было никакого сомнения, что бой возобновится, как только станет настолько светло, что артиллеристы на своем командном пункте смогут наблюдать, куда ложатся разрывы. И на самом деле, германская артиллерия начала обстрел новых позиций II корпуса в 5 часов 15 минут утра, так что, если оба корпуса были намерены отойти без потерь, время терять было нельзя.

В 5 часов 30 минут I корпус уже был на марше; однако когда примерно в 7 утра германские войска вновь пошли в атаку на II корпус, их пехота была встречена градом ружейно-пулеметного огня, который английские солдаты вели со своих надежно укрытых позиций. 3-я дивизия II корпуса смогла оставить свои позиции с боем, но без ненужных потерь. Однако 5-я дивизия, которой пришлось отбиваться от трех германских дивизий, которые пытались обойти с левого фланга линию британской обороны, была прижата к земле артиллерийским огнем, а после этого подверглась массированной немецкой атаке. Солдаты регулярной армии Великобритании смели цепь атакующей немецкой пехоты, а контратака, которую с доблестью провели 9-й уланский и 4-й конногвардейский драгунский полки, позволила вывести из-под угрозы захвата немало пушек. И лишь только после этого пехота смогла отступить.

Некоторые из батальонов Смит-Дорриена понесли тяжелые потери, и не всем из них удалось отступить; так, 1-й Чеширский полк был отрезан неприятелем, и когда у него кончились боеприпасы, он был вынужден сдаться. Но и в этих условиях II корпус, как показал конец этого дня, смог отбить все атаки немцев и организованно отступить, потеряв при этом еще 2000 человек убитыми, ранеными или попавшими в плен. И снова I корпус Хейга практически не участвовал в боевых действиях, и за весь день 24 августа он потерял только 100 человек. В целом БЭС оставались по-прежнему полнокровным и по-прежнему готовым биться соединением, но его солдаты были сильно утомлены и очень нуждались в пище и отдыхе.

Фельдмаршалу Френчу в тот день пришлось тоже очень много поработать, правда, его деятельность не принесла особой помощи ни подразделениям под его командой, ни совместным действиям союзников в целом. 24 августа он отправил послание Ланрезаку, которое гласило: «В случае возникновения угрозы левому флангу БЭС я намерен отступать к своим линиям коммуникации (то есть в юго-восточном направлении, к Амьену), и в этом случае генерал Ланрезак должен будет сам позаботиться о левом фланге, поскольку британские войска больше не смогут отвечать за обеспечение его прикрытия». Возможно, что это письмо, задуманное как форма ответного удара, доставило Френчу значительное удовлетворение, но оно было изумительно мелочным и глупым. Ведь левый, или западный, фланг БЭС уже оказался под ударом немецких войск, и поэтому у Френча не было иного выбора, кроме отвода своих войск строго на юг и обеспечения какого-то взаимодействия с французской армией.

Ланрезак ничего не ответил на это послание, но он направил его к Жоффру, который предложил, что, коль скоро фельдмаршалу Френчу приходится отводить войска БЭС, ему следует делать это в направлении Камбре. Тогда Френч послал телеграмму Жоффру, сообщая последнему, что намерен отходить к Мобежу и Валансьену. Большую часть дня 24 августа Френч провел в своей передовой штаб-квартире в Бавэ, но оттуда он выезжал в корпус Хейга, а также для встречи с генералом Сорде, командующим французским кавалерийским корпусом. Еще он выезжал приветствовать подразделения 4-й дивизии генерала Сноу, которые выдвигались на передовую. Но по какой-то причине он даже не попытался встретиться со Смит-Дорриеном — на тот день единственным командующим корпуса, части которого находились в постоянном боевом контакте с противником. В конце дня Френч вернулся в Бавэ; Смит-Дорриен прибыл туда к 18 часам, чтобы получить указания по характеру движения на следующий день. Согласно воспоминаниям Смит-Дорриена, Френч сказал ему, что «он волен поступать как хочет», а что касается Хейга, то на следующий день, 25 августа то есть, последний намерен начать отход своих войск в 5 часов утра.

Желая больше всего на свете избежать еще одной утренней стычки с противником, Смит-Дорриен доложил, что к полночи он намерен начать движение своих солдат, так чтобы к рассвету пересечь дорогу Валансьен — Бавэ. К этому времени стало известно, что отступают все три французских армии, которые находились на правом фланге БЭС, поэтому приказ выступать в ночь был отдан по всем частям и подразделениям английских войск. Поэтому, после задержки, вызванной необходимостью пропустить кавалерийский корпус Сорде, маршрут которого пересекал направление движения войск БЭС, подразделения английских войск начали движение в южном направлении в ночь на 25 августа, а Френч перенес свою штаб-квартиру южнее, из Jle-Като в Сен-Квентин.

И тут возникла еще одна проблема. На пути движения БЭС лежал Мормальский лес — большой и густой лес, с прекрасными путями сообщения как в западном, так и в восточном направлении, но с полным отсутствием дорог с севера на юг. Учитывая данное обстоятельство и необходимость избежать заторов, было принято решение, чтобы I корпус двигался вдоль восточной опушки леса, а II корпус — вдоль западной. Предполагалось, что, как только они обойдут лес, оба корпуса повернут навстречу друг другу и встретятся. Однако этого не случилось, и между войсками Смит-Дорриена и корпусом Хейга образовался разрыв в несколько миль, устранить который удалось лишь через шесть дней. 25 августа, после того как началось движение войск, Смит-Дорриен отметил в своем дневнике, что «организация связи с I корпусом — вещь исключительно сложная… В течение целого дня я не имел никаких сообщений от I корпуса… и никаких сведений о нем не поступало ко мне из ставки главнокомандующего. Мне представлялось, что согласно приказу мы должны были встретиться этим вечером в Ле-Като».

К 18 часам того дня, после еще одного изнурительного марша по жаре, части I корпуса встали на постой в Ландресье и в Мариолле. Солдаты Хейга практически не участвовали в боях, и их потери были ничтожно малы. Но жара, волдыри на ногах и постоянное недосыпание тоже были тяжелым испытанием для каждого. Что касается II корпуса, 19-й бригады и кавалерийской дивизии Алленби, то те, наоборот, постоянно находились в боевом соприкосновении с частями германской 1-й армии, которая пыталась, обогнув западный фланг, либо отсечь их, либо заставить все части БЭС войти в крепость Мобеж, где их можно было окружить, а позже уничтожить. В конечном счете и солдаты II корпуса, и их братья-кавалеристы смогли отразить эти наскоки немцев, но с тем неизбежным результатом, что и сам корпус, и поддерживающие его части оказались разбросанными и рассеянными как по фронту, так и в глубину. Поскольку дороги были до предела забиты толпами бельгийских и французских беженцев, спасавшихся от наступающих германских войск, задача объединения всех частей корпуса в одну боеспособную единицу становилась еще более сложной.

«Тому, кто там не был, трудно представить себе, какой мрак и неизвестность, присущие войне, окружали нас в ту ночь, — пишет Смит-Дорриен в своих мемуарах. — Самым трудным делом было обеспечение надежной связи, и хотя связисты корпуса со своими проводами и кабелями творили настоящие чудеса, тем не менее сведения о расположении частей можно было получить только спустя несколько часов, после того как они (связисты) добирались до них. Кроме того, мои обязанности не ограничивались только II корпусом, мне приходилось вести работу во взаимодействии с кавалерийской дивизией, 19-й пехотной бригадой и 4-й дивизией. Ни одна из этих частей не была подчинена мне, они докладывали о своих действиях и получали боевые приказы из ставки главнокомандующего, расположенной в 26 милях (примерно 42 км) от передовой. Действительно, в 13 часов 25 августа ставка выпустила приказ, согласно которому 19-я бригада переводилась в подчинение II корпусу, но тогда она воевала совместно с кавалерийской дивизией, и только одному Богу известно, когда до нее дошел этот приказ. Лично мне удалось поймать их только на следующее утро, когда они отправлялись на юг из Ле-Като».