ГЛАВА ТРЕТЬЯ ГЕНЕРАЛЫ ВСТУПАЮТ В БОЙ, АВГУСТ 1914

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЕНЕРАЛЫ ВСТУПАЮТ В БОЙ, АВГУСТ 1914

«Обязанности генерала в значительной степени будут зависеть от того, какие силы находятся в его подчинении».

Устав полевой службы, 1909, часть 1, глава VII

Четвертого августа 1914 года Великобритания объявила войну Германской империи и Австро-Венгрии и стала готовить свои силы для предстоящих боев. Некоторые шаги по подготовке к грядущей войне уже были сделаны. После смотра в Спитхеде, на котором король Великобритании лично проинспектировал боевые корабли, выстроившиеся в линию длиной в 40 миль (74 км), 1-й морской лорд адмирал принц Луис Баттенбергский[16] отдал приказ, запрещавший уходить от родных берегов флоту, который защищал побережье Великобритании. После этого Уинстон Черчилль, который только что был назначен на пост 1-го лорда Адмиралтейства, приказал Королевскому военно-морскому флоту встать на боевое дежурство и быть готовым отразить любое вторжение кораблей германского военно-морского флота в пролив Ла-Манш.

Вскоре армия тоже пришла в движение, хотя мало кто в Европе считал, что эта внезапная и неожиданная война продлится долго. Общественность Великобритании была убеждена, что «к Рождеству все закончится», а кайзер уверил свои уходящие на фронт легионы, что «еще до листопада они будут снова дома». В общем и целом война рассматривалась как короткая вспышка, вызванная той напряженностью, что накапливалась в континентальной Европе в течение последних нескольких лет, и после короткого периода боевых действий государства придут к какому-то компромиссу, и мир будет восстановлен снова.

В августе того года большинство молодых людей Европы больше всего боялись, что они опоздают и это великое приключение закончится без их участия. Этим радужным оценкам суждена была гораздо более короткая жизнь по сравнению с тем временем, которое фактически потребовалось, чтобы окончить эту войну, и лишь некоторые из политиков и высшего армейского командования полностью осознавали, что дорога, по которой пошли европейские государства, может иметь только полный боли конец. Однако в тот момент подобные мысли можно было приписать лишь одной стороне, тогда как английская и французская армии прилагали усилия к тому, чтобы вместе занять позиции на бельгийской границе.

Лондон с большой результативностью стал воплощать в жизнь мероприятия, предусмотренные мобилизационным планом, а 5 и 6 августа работа в этом направлении рассматривалась на двух заседаниях Военного совета с участием Кабинета министров, фельдмаршала лорда Китченера, фельдмаршала сэра Джона Френча, генерал-лейтенанта сэра Дугласа Хейга, генерал-майора Генри Вильсона и членов Генерального штаба. Целью этих встреч была выработка решения о дальнейших действиях, и здесь состоялось обсуждение ряда направлений, включая высказанное Френчем предложение направить БЭС не во Францию, а в Антверпен. На совещании была утверждена структура построения БЭС и подготовлен приказ, по которому БЭС были направлены на войну. Первоначально было решено направить во Францию весь состав экспедиционных сил — все шесть пехотных и одну кавалерийскую дивизию. Однако вновь назначенный военный министр Китченер вскоре отклонил это решение. По его мнению, некоторые части своей регулярной армии Великобритании следовало оставить для нужд обороны страны. Предложение сократить численность экспедиционных сил привело в ярость ярко выраженного франкофила генерала Генри Вильсона, но согласно окончательному решению во Францию были направлены только четыре пехотные и одна кавалерийская дивизии. Если потребуется, вслед за ними будут посланы дополнительные силы.

Эти первые четыре пехотные дивизии были объединены в два корпуса. Командование первым корпусом, состоявшим из 1-й и 2-й дивизий, будет поручено генералу Хейгу. Второй корпус, в составе которого будут 3-я и 5-я дивизии, возглавит генерал-лейтенант сэр Дж. Грирсон. Командиром кавалерийской дивизии станет генерал-майор Э. Алленби, а командование всеми силами возьмет на себя фельдмаршал сэр Джон Френч с генерал-лейтенантом А. Мюрреем в качестве начальника штаба, генерал-майором Вильсоном в качестве заместителя начальника штаба и генерал-майором сэром Уильямом Робертсоном в качестве генерал-квартирмейстера. Всего под командой Френча оказалось примерно 100 000 человек — довольно небольшие силы по сравнению с громадными армиями Франции и Германии, — но вполне боеспособные и вполне подготовленные, даже несмотря на то что примерно 60 процентов рядовых солдат были призваны из состава резервистов.

План переброски БЭС во Францию и их рассредоточения по линии Мобеж-Ле-Като-Ирсон на левом фланге французской армии и в непосредственной близости от бельгийской границы был разработан совместно штабами английской и французской армий еще в 1911 году, хотя этот план никогда не рассматривался, по крайней мере правительством Великобритании, как какая-то форма обязательства. Теперь же, однако, он мог быть приведен в действие, и по крайней мере хоть один офицер — Генри Вильсон — мог радоваться, огорчаясь при этом, что все семь полнокровных дивизий, предусмотренных ходом первоначального обсуждения, не будут одномоментно посланы во Францию… и не подчинены французскому командованию. Тем не менее даже такой урезанный контингент был отправлен на фронт не без некоторой полемики.

Герберт Асквит, премьер-министр тогдашнего правительства, уже потерял двух членов своего кабинета. Они, отказавшись выступить в пользу войны, предложили, чтобы Великобритания отказалась участвовать в этой континентальной ссоре, и вынуждены были подать в отставку, когда их предложение было отклонено. После того как весной 1914 года из-за Куррахского кризиса был вынужден подать в отставку полковник Джон Сили,[17] Асквит возложил на себя и обязанности статс-секретаря по военным делам (военного министра). Однако 5 августа он вызвал в Лондон фельдмаршала графа Китченера Хартумского и предложил ему занять пост военного министра. В это время Китченер находился в Дувре, он возвращался к исполнению своих обязанностей британского резидента в Египте. Однако он сразу же вернулся в Лондон и 6 августа занял предложенный пост.

Поскольку пост военного министра — это пост, занимаемый политиками, а не военными, и поскольку Китченер находился на действительной службе и в британской армии был самым старшим офицером после кавалера креста Виктории фельдмаршала лорда Робертса, в силу этого выбор Асквита создавал ряд проблем. Китченер был человеком властным, который мало считался с мнением других, он был в большей степени солдатом, нежели гражданским администратором, улаживающим споры конфликтующих сторон. И при всем при этом вставала гигантская проблема и в части администрирования, и в части материально-технического обеспечения, и для ее решения требовалось тесное сотрудничество с политиками как Великобритании, так и Франции. Только в силу одного своего характера Китченер был мало пригоден для этой работы, однако он сразу же приступил к выполнению своих новых обязанностей и засучив рукава взялся за увеличение боевой мощи британской армии и за создание военной промышленности, отвечающей данной задаче.

По всеобщему мнению, Горацио Герберт Китченер, 1-й граф Китченер Хартумский[18] или, как его часто называли, «К из X»,[19] являлся наиболее выдающимся солдатом Великобритании. Он окончил Королевскую военную академию в Вулвиче и получил патент офицера инженерных войск. В 1884 году, во время закончившейся неудачей экспедиции по освобождению генерала Гордона из рук обосновавшихся в Хартуме мятежников, Китченер был разведчиком в тылу войск Дервиша.[20] Его имя стало широко известным после военных кампаний 1898–1899 годов в Судане, где Китченер разгромил армии Дервиша в сражениях при Атабре и Омдурмане. Его служба в должности начальника штаба на последних этапах войны с бурами в Южной Африке была менее примечательной. Правда, это можно сказать о многих офицерах британской армии того времени, включая и лорда Робертса — предшественника Китченера на данном посту. Однако Китченер по крайней мере знал, какие шаги нужно сделать, чтобы сперва сдержать, а потом и одержать победу над отрядами бурских диверсантов, и в конце концов его действия привели войну в Южной Африке к успешному завершению.

После этой войны Китченер был направлен в Индию, где он вплоть до 1909 года занимал пост главнокомандующего британской армии в Индии. Большую часть этого времени он провел в полемике с вице-королем лордом Керзоном, споря о том, кто должен командовать армией, и победил в этом споре. После этого и до тех пор, пока он не был переведен в Египет на пост наместника Великобритании, Китченер возглавил реорганизацию этой армии, и эта задача включала создание в Кветте академии штаба британской армии в Индии. Когда началась Первая мировая война, Китченер, будучи в отпуске, находился в Англии, и правительство решило, что было бы ошибкой держать такого человека в Египте, когда гораздо более серьезные дела назревают на европейском континенте.

Герберт Китченер был человеком с непростым характером. Самой главной чертой этого характера было не знающее покоя честолюбие, и Китченер безжалостно сметал любого, кто стоял на его пути по лестнице к вершине военной иерархии. Он был также безусловным снобом и больше всего беспокоился только о том, чтобы безупречно выглядеть в глазах членов королевской фамилии, а также любого представителя аристократических кругов или военных институтов общества, который может оказаться полезным ему. На всех, кто занимал более низкую ступень или не мог служить его честолюбию, Китченер просто не обращал внимания. У него не было иных интересов помимо своего продвижения по службе, и он никогда не был женат. Китченер довольствовался достаточно своеобразной жизнью каирского общества и проводил много времени в компании молодых красивых офицеров, которым были дозволены такие вольности в обращении с «К из X», на которые никогда бы не осмелились другие офицеры, не наделенные его расположением до такой степени. Еще он коллекционировал фарфор и предметы искусства и был очень привязан к маленькому пуделю. Однако ничего из сказанного выше не подразумевает, что Китченер был гомосексуалистом. Просто в молодые годы он испытал сильное разочарование в любви и после полученного отказа решил всецело посвятить себя воинской службе. Подобная верность армейской карьере оказалась выгодной, поскольку жизненный путь Китченера был постоянно усыпан повышениями по службе и рядом великолепных назначений. Несмотря на определенные сомнения в части его способности к руководству войсками на поле боя, Китченер был грамотным офицером, одним из тех, кто уже с юных лет носил в ранце жезл фельдмаршала.

Личная храбрость Китченера не вызывала сомнений, и рубцы от ран, полученных в боях, служат тому подтверждением. Однако в присутствии противника его одолевали сомнения. В 1898 году, во время Суданской кампании, накануне битвы при Атабаре поведение Китченера вызвало оцепенение и в Каире, и на Даунинг-стрит. Тогда он получил от своих генералов взаимоисключающие советы и послал телеграммы в Каир лорду Кромеру, тогдашнему наместнику Великобритании в Египте, и кабинету министров в Лондоне, спрашивая, следует ли атаковать дервишей или же нет. Не в правилах английских генералов, командующих войсками, да еще в присутствии противника спрашивать советов по военным вопросам у своих политических хозяев, находящихся в тысячах миль от поля боя. В конце концов Китченер принял решение наступать, и сражение было должным образом выиграно. Однако его руководство пережило несколько неприятных моментов. И накануне сражения при Омдурмане он тоже проявлял осторожность, перед тем как начать массовое истребление дервишей, а потом демонстрировал подобную нерешительность в первые дни своего командования в Южной Африке. Хотя быть осторожным и не всегда бывает плохо для военачальника, не вызывает сомнения, что Китченер действовал более эффективно, находясь на некотором удалении от линии фронта.

Хотя укоренившееся в нем нежелание поручать любую задачу даже самым доверенным своим подчиненным и служило тормозом в его работе, уверенность Китченера в собственных силах возрастала с каждым новым его повышением. Организовав в Кветте Академию штаба британских войск в Индии, сам Китченер не имел штабной подготовки, и вопросы штабной работы его не интересовали. Говоря современным языком, он был «человек-оркестр», и, что более важно, он хотел, чтобы каждый танцевал под его музыку. Но с другой стороны, Китченер знал, как понравиться, и проявлял способность разрешать сложные и даже опасные политические ситуации.

В 1898 году, вскоре после победы под Омдурманом, Китченеру пришлось с небольшим отрядом отправиться вверх по течению Нила, имея целью преградить путь французской военной экспедиции, что вышла к реке у города Фашода и имела намерение заявить свои права на часть Южного Судана. Возможно, именно грамотное и тактичное решение деликатной проблемы, предложенное Китченером, предотвратило возникновение войны между Францией и Великобританией. И уж конечно, всякое менее умелое обращение с этой кризисной ситуацией послужило бы помехой на пути создания Антанты в 1904 году. Китченер всегда мог охватить всю картину в целом и обладал способностью почти на уровне интуиции судить о том, что следует делать и в какое конкретное время. Первые же решения, принятые им на посту военного министра, явились результатом рассуждения, которое было сбалансированным, в общих чертах правильным и которое хорошо послужит Великобритании в течение многих предстоящих месяцев и лет. Первым предложением Китченера, которое было принято правительством, было предложение оставить две дивизии регулярной армии в Британии, даже несмотря на то что это решение привело в ярость французов и их верного сторонника Генри Вильсона. Кроме того, Китченер был одним из немногих в Англии (вторым из них был Хейг), кто отдавал себе отчет в том, это эта война будет долгой и что Великобритании придется формировать, экипировать и обучать армии численностью в миллионы солдат и готовиться к сражениям, которые могут затянуться на годы. Он оказался прав как по первому, так и по второму пункту. Однако второе решение Китченера, сводившееся к тому, что внутренние Территориальные силы не могут служить основой для формирования этих громадных армий, было в лучшем случае спорным, если не ошибочным.

Существует мнение, что решение Китченера пренебречь развитием и подготовкой войск Территориальных сил и вместо этого остановить свой выбор на вновь формируемой армии обусловлено опытом знакомства с Национальной гвардией Франции, который он получил, когда служил добровольцем на франко-прусской войне 1870 года. То, что Территориальные силы Великобритании, в составе которых служили молодые и решительно настроенные солдаты, только находящиеся не на казарменном положении, решительным образом отличаются от увиденной им в 1870 году французской Национальной гвардии, ядром которой являлись состарившиеся, плохо вооруженные и уволенные с действительной службы военнослужащие, было совсем не тем мнением, которое был склонен разделять Китченер. Поскольку в Великобритании не существовало всеобщей воинской повинности и страна не была готова ввести ее накануне начинающейся войны, он вознамерился сформировать свою собственную добровольческую армию, рассчитывая на энтузиазм широких слоев общественности и полагаясь на тот огромный авторитет, которым он пользовался у тех вышедших в запас офицеров и унтер-офицеров регулярной армии, которым предстояло обучать вновь сформированные части.

Просто удивительно, что Китченер пользовался такой популярностью у простых солдат, поскольку он никогда не искал способа завоевать их расположение. Насколько известно, Китченер никогда не разговаривал с рядовыми солдатами, если только в этом не было необходимости, правда, при этом он всегда заботился о том, чтобы они не рисковали своими жизнями зря. Генерал сэр Ян Гамильтон, который командовал британскими войсками во время Галлиполийской катастрофы 1915 года и был другом и преданным соратником Китченера, утверждал: «Получить от него еще солдат — это все равно как вырвать кусок сала из пасти собаки».

Однако Гамильтон был исключением. Подавляющая часть офицерского корпуса не испытывала особых симпатий к Китченеру, и от него приходили в восторг далеко не все генералы и иные высшие офицеры британской армии. Для них он был «солдатом-колонизатором», ведь большая часть боевого опыта была почерпнута им во время службы в частях индийской и египетской колониальных армий Великобритании. Многие также завидовали его высокому званию и завоеванной им репутации, однако малый опыт службы в частях метрополии и недостаточное представление о жизни британского общества в целом оказались помехой в службе Китченера на новом назначении, и они вскоре привели его к конфликту с главнокомандующим БЭС, фельдмаршалом сэром Джоном Френчем.

Точно так же Китченер не смог добиться многого и в правительстве. Как и многие военные, он не доверял политикам и не любил их. Не имея привычки действовать как «член одной команды», Китченер не мог уяснить себе представления о коллективной ответственности кабинета министров в целом. Он считал, и совершенно справедливо, что кабинет может только говорить и говорить, лишь в редких случаях приходя к какому-то соглашению, и что это — роскошь, непозволительная во время войны. Еще он также считал, что через кабинет министров, как через сито, происходит утечка подробностей планов военных операций британской армии. Как общественный деятель он смог добиться наибольшего успеха в 1914–1915 годах, когда проводился набор в Новые армии — воинские подразделения, которые с гордостью именовали себя «Армией Китченера». Плакат, на котором присутствовали сам Китченер с указующим перстом, а также надпись «Ты нужен своей стране», до настоящего времени остается самым известным и наиболее эффективным в истории плакатом, призывающим вступить в армию.

Существуют самые различные мнения по поводу того, насколько мудрым было решение назначить Китченера на пост военного министра, и о том, как он исполнял свои обязанности. Однако если взвесить все «про» и «контра», окажется, что он был прав гораздо чаще, чем наоборот, и, за исключением его мнения по поводу Территориальных сил, Китченер был, что называется, «нужный человек на нужном месте» и в нужное время. В период с 1914 по 1916 год он хорошо послужил своей стране. Он обладал достаточными и опытом, и влиянием, чтобы убедить в своей правоте тех генералов, которые, подобно Френчу, не хотели тратить время на общение с политиками, с этими достойными презрения «фраками», но которым было трудно, если не вообще невозможно, пускаться в спор с человеком, который был не только их политическим хозяином, но и самым почитаемым военным страны.

Первейшей задачей Китченера как военного министра стала разработка приказов для главнокомандующего БЭС. В них находят отражение многие из тех трудностей, с которыми должен был столкнуться в полевых условиях фельдмаршал сэр Джон Френч, и подчеркивается тот факт, что по крайней мере до конца 1916 года БЭС представляли собой сравнительно малочисленную группировку, которой, для того чтобы иметь возможность вообще вести боевые действия, нужно было действовать в контакте с армией Франции.

«Находящиеся под Вашим командованием силы (Франция уведомлена об этом) должны оказывать поддержку и взаимодействовать с французской армией… при отражении вторжения Германии на территорию Франции и Бельгии с последующим восстановлением нейтралитета последней…

Численность британских вооруженных сил и возможности по их пополнению весьма ограничены… и не может быть сомнения в том, что необходимо обращать особое внимание на то, чтобы сводить до минимума число потерь… и обязывая Вас приложить все силы для обеспечения выполнения планов и намерений нашего союзника… Вам одновременно предписывается серьезно обдумывать всякое участие Ваших частей в наступательных действиях с участием крупных французских соединений, при которых Ваши части могут оказаться незащищенными должным образом перед ответным огнем противника».

А в заключение напоминается: «Очень желательно, чтобы у Вас было четкое понимание, что во всех вопросах управления войсками Вы всецело независимы и что ни в коем случае и ни в каком смысле Вы не должны подпадать под команду ни одного из генералов союзных войск».

Однако Китченер в своих приказах никогда не доходил до того, чтобы давать указания фельдмаршалу Френчу, как выполнять на практике положения своих приказов. В условиях войны, для того чтобы тесно взаимодействовать с союзником, не вовлекаясь при этом в боевые действия, чтобы чувствовать себя независимым в условиях, когда все ваши базы и линии коммуникации находятся в полной зависимости от вашего союзника, потребуется военачальник, куда более одаренный, чем Френч, и способный с умом исполнять подобные приказы. И тем не менее Френч принимал к руководству инструкции такого рода и, если не всегда, то по крайней мере в большинстве случаев старался следовать им, зачастую ценой существенного урона для своих войск. Понятны причины, вынуждавшие военного министра издавать такие приказы, ведь БЭС были слишком малы, чтобы действовать как самостоятельное воинское формирование. Однако когда дело доходило до разработки плана боевой операции, определения времени ее начала и длительности, а также участка проведения боевых действий, данные приказы оказались непосильной ношей как для Френча, так и для его предшественника Хейга. Эти важные составляющие плана действий в очень большой степени зависели от желаний и намерения французов, в отношении которых можно было не сомневаться, что в вопросах «взаимодействия и поддержки» они постараются выжать из БЭС все, что только возможно, если не более того. В этом, как оказалось, им помогал изменчивый характер командующего БЭС.

Подобно ряду других высших офицеров Великобритании фельдмаршал сэр Джон Френч был уроженцем Ольстера, сыном этой всегда готовой воевать области, которая, говоря словами историка Корелли Барнетта, «привела в британскую армию сословие, в наибольшей степени родственное прусским юнкерам». В 1914 году Френчу исполнилось шестьдесят два года. Свою военную карьеру он начал в военно-морском флоте Великобритании, но морская служба не пришлась ему по вкусу, и 1874 году Френч был уволен из состава военно-морских сил и переведен в 8-й гусарский полк, из которого он через несколько недель перешел в 19-й гусарский полк.

Френч был выходцем из небогатой семьи, и он с трудом мог поддерживать стиль жизни, подобающий офицеру фешенебельного кавалерийского полка. В конце концов Френч увяз в долгах, и скорее всего на последующем этапе своей службы, после того как он с большим ущербом для себя распорядился своими акциями Южно-Африканских золотых приисков, ему пришлось бы подать в отставку, но его выручил Дуглас Хейг, богатый офицер-однополчанин, который дал ему взаймы 2000 фунтов стерлингов (что в пересчете на современные деньги значительно больше 100 000 фунтов). У Френча было еще одно весьма дорогое увлечение — он очень любил женщин, был дважды женат и имел большое количество любовниц. В молодые годы Френч участвовал в скачках по пересеченной местности и играл в поло, однако он делал так, чтобы ни одно из этих спортивных увлечений не отвлекало его от овладения воинской профессией. У него развился интерес к военной истории, и Френч стал горячим поклонником Наполеона Бонапарта, приобретя среди прочих раритетов наполеоновский знак ордена Почетного легиона и столовую тарелку, которой пользовался император в своей ссылке на остров Святой Елены. По своему сложению Френч, по крайней мере в юности, был стройным молодым человеком невысокого роста, что в общем-то не так уж плохо для кавалерийского офицера, однако к 1914 году он располнел. На фотографиях того времени изображен полный мужчина с двойным подбородком, пышными седыми усами — образец самодовольного кавалерийского офицера.

Недостатки фельдмаршала Френча были обусловлены не его привычками и не жизненным опытом, а его характером. Вспыльчивый и склонный спорить, он был также человеком злопамятным. И тем не менее наиболее яркой чертой натуры Френча было его непостоянство. Он не только мог, но и на самом деле изменял свое решение в течение нескольких минут; он был всегда склонен обращать наибольшее внимание на мнение именно того человека, кто говорил с ним последним, в особенности если этим человеком был Вильсон или же горячо почитаемый Вильсоном союзник — сладкоголосый французский военачальник, генерал Фердинанд Фош. В разговоре со своими коллегами Френч временами доходил до сильного возбуждения, он даже был близок к истерике. Хейг однажды отметил, что говорить с Френчем — это «как откупорить бутылку с содовой водой — сплошные пузыри и пена без какой-либо способности думать трезво и приходить к разумному решению». Однако, поскольку Хейг был известен своей молчаливостью и поскольку в то время он сам норовил занять место Френча, данное замечание нельзя рассматривать как абсолютно непредубежденное. Но если это и так, непостоянство натуры Френча должно было время от времени проявлять себя и во Франции и служить суровым испытанием как для коллег френча, так и для его подчиненных.

Так же как и Китченер, Френч осваивал свою профессию на практике во время военных действий в Индии и Судане, а позже в англо-бурской войне. Он не участвовал в военной кампании 1882 года против полковника Араби в Египте, но в 1884–1885 годах, участвуя в посланной в верховья Нила экспедиции по спасению генерала Гордона, Френч находился в составе войск пустыни. Здесь он, будучи в тридцатидвухлетнем возрасте, впервые принимал непосредственное участие в сражении под Абу Клеа, где гусары 19-го полка составили часть каре английских войск и, сражаясь в спешенном строю, в отчаянной рукопашной схватке помогли отбить несколько массированных атак дервишей. В 1888 году Френч принял командование 19-м гусарским полком; с 1891 по 1893 год он служил в Индии, а после возвращения в Англию в 1895 году Френч, получив чин полковника, был назначен помощником генерал-адъютанта военного министерства.

В 1899 году началась англо-бурская война. В октябре того года о Френче заговорили после сражения при Эланслаагте. Кульминацией схватки стало преследование отступающих буров силами двух кавалерийских эскадронов — одного из 5-го уланского полка и другого из 5-го гвардейского драгунского полка, которые основательно поработали своими пиками и саблями. Большую часть той войны Френчу пришлось командовать кавалерией. После того как он избавился от участия в деблокировании осажденного Ледисмита, Френч повел свои части в вылазки на позиции буров вокруг Кольсбурга, и однажды буры в ряде кампаний, что привели к окончанию войны в мае 1902 года, оказались вынужденными перейти к тактике партизанской войны.

Френч оказался одним из тех немногих военачальников, которые возвратились из Южной Африки с еще более высокой репутацией в глазах общественного мнения, и его заслуги были отмечены присвоением ему звания генерал-лейтенанта, а также званий командора ордена Бани и командора орденов Святого Михаила и Святого Георгия. Ему также был предложен высокий и престижный пост главнокомандующего в Олдершоте. И вот в это самое время стали возникать первые сомнения в его пригодности к работе на высших командных постах. Френч был кавалерийским генералом, и он возвратился из Южной Африки с убеждением, что в современных боевых действиях кавалерия по-прежнему будет играть свою роль. Он не был одинок в этом вопросе, конные армии оставались важной составляющей армий многих государств, включая армию Германии и Красную Армию. Что же касается 1914 года, то тогда армии всех государств отправлялись на фронт, имея в своем составе крупные кавалерийские подразделения. Высшие офицеры того времени не могли представить себе военных действий без участия кавалерии; однако дальновидные высшие офицеры видели, что эпоха солдат, посаженных на лошадь и вооруженных пикой и саблей, уже подходит к концу.

И в военных действиях в Южной Африке кавалерия как таковая в широких масштабах вытеснялась «конной пехотой» — тем, что представляли собой войска буров: стрелками, которые в конном строю двигались к полю боя, но сражались в пеших порядках, вооруженные оружием пехотинцев. Френч прекрасно понимал, что конная пехота может быть очень полезной, но считал ее не более чем вспомогательными частями традиционных кавалерийских подразделений. По его мнению, кавалерия в большей степени должна быть вооружена саблей и пикой, нежели винтовкой, и ее задача — решать исход сражения традиционной кавалерийской атакой arme blanche («с холодным оружием»). Он отстаивал эту свою точку зрения и в своем написанном в октябре 1902 года письме к лорду Робертсу, в котором он анализировал причины неудачи боевой операции против буров, которую проводил 17-й уланский полк, которым командовал его хороший друг, в ту пору подполковник Дуглас Хейг.

«Лично я считаю, что очень жаль, что в той операции кавалеристы 17-го не воспользовались саблями. У меня нет никаких сомнений, что тогда бы они перешли в атаку, и даже случись им потерять несколько человек, они все равно смогли бы отбросить противника, вместо того чтобы давать ему повод к наступлению… с тех пор как я прибыл в эту колонию, это не первый случай, когда кавалерия страдает от отсутствия оружия для атаки в конном строю».

Остается тайной, что могут сделать солдаты с саблями там, где не смогли добиться успеха солдаты с магазинными винтовками (за исключением, пожалуй, внезапной атаки лавой на не ожидающего ее или на деморализованного противника). Однако все время своей службы в качестве главнокомандующего в Олдершоте Френч так и остался убежденным сторонником arme blanche. Казалось, он не замечал происходившего в те времена стремительного развития военной техники и посвящал всего себя делу пропаганды и обучения таким методам боевых действий, которые, без всякого сомнения, были устаревшими. В этом отношении он показал себя человеком зашоренным и отставшим от времени; это только молодым офицерам дозволяется вздыхать по славным подвигам прошлого; предполагается, что офицеры высшего состава дальновидны и готовят своих солдат к грядущим войнам. Кроме того, Френч не разделял мнения своих начальников, выраженного в директиве, согласно которой при повышении преимущество отдается офицерам, окончившим штабной колледж. Френч не имел подготовки поданному курсу, и для него опыт его собственной службы и продвижения по служебной лестнице служили доказательством того, что и без штабной подготовки офицер может хорошо и грамотно справиться с высшим уровнем командования войсками.

Еще более значительными оказались споры по поводу боевой подготовки кавалерии. Сын фельдмаршала майор Джералд Френч в своей книге «Жизнь фельдмаршала сэра Джона Френча» («Life of Field Marshal Sir John French») упоминает эту полемику, которой были заняты высшие умы армии в годы перед Первой мировой войной:

«С тех пор как окончилась англо-бурская война, не прекращались бурные споры, касающиеся реформы в боевой подготовке кавалерийских войск. Одна сторона… утверждала, что огнестрельное оружие приобрело большее значение, чем холодное… и что в будущем огневая подготовка будет играть ведущую роль в общей подготовке солдата-кавалериста. Другая сторона оставалась верной сабле и пике и в бою полагалась на ошеломляющее действие внезапной кавалерийской атаки, соглашаясь при этом, что умение обращаться с винтовкой тоже не должно быть оставлено без внимания.

Мой отец был ярым поборником последней концепции… и упорно боролся против любых стремлений превратить кавалерию в конную пехоту».

Затем следуют страницы переписки Френча с его руководством в военном министерстве, которую он вел все годы своей службы в Олдершоте. Во всех письмах Френч, забыв болезненные уроки англо-бурской войны, восхвалял преимущества сабли и пики, а также кавалерийской атаки сомкнутым строем и не жалел сарказма для практики ведения боевых действий, в которой кавалеристы оставляют своих коней и, вооружившись винтовкой, ведут бой в пешем строю.

Подобное упрямство и нежелание считаться с очевидными фактами свидетельствуют о том, что Френч не был тем военачальником, на которого можно было возложить верховное командование в войне, которая, какие бы эпитеты ей ни присваивали, несомненно, не была похожей ни на одну из войн, которые пришлось вести Великобритании, начиная с Крымской или даже столетием раньше — с наполеоновских войн. Убежденности Френча в том, что традиционное назначение кавалерии должно оставаться неизменным, суждено было в первые же недели начавшейся кампании повлиять на его отношение к одному из командиров, подчиненных ему.

Теперь, когда все вышеприведенное сказано, можно до некоторой степени и посочувствовать фельдмаршалу Френчу. Он был направлен воевать в страну, о которой у него не было никаких представлений, действовать вместе с союзниками и против противника, которые имели в своем распоряжении армии, гораздо большие, чем любые соединения, которыми когда-либо приходилось командовать ему. У него также не было опыта управления и такими силами, как БЭС, какими бы малыми они ни казались в сравнении с французской и немецкой армиями. Его можно сравнить с администратором, который имеет опыт, достаточный для управления небольшим концерном, и которого судьба заставила управлять огромной международной компанией. И на самом деле, ни один офицер армии Великобритании не имел соответствующего опыта для действий в подобных условиях, но у тех, кто пришел на смену Френчу на уровне руководства армией и ее штабом, было время учиться и прокладывать дорогу к высшим постам. Что же касается Френча, то его просто очертя голову бросили на эту роль, и не стоит удивляться, что она оказалась ему не по силам.

Френч оставил службу в Олдершоте в 1907 году, когда его пост был передан генерал-лейтенанту сэру Орасу Смит-Дорриену, а сам он стал генерал-инспектором вооруженных сил Великобритании. В этой своей должности в 1910 году он посетил Канаду с целью инспекции ее войск. В 1911 году Френч стал генерал-адъютантом нового короля Георга V, который в том году сменил на троне своего отца короля Эдуарда VII. В этом же году Френч в качестве гостя кайзера Вильгельма II был приглашен посетить летние маневры германской армии, а в 1912 году, уже будучи генералом армии, он стал начальником имперского Генерального штаба — фактическим главою всей британской армии Великобритании[21] и военным советником кабинета министров.

Казалось, Френчу самой судьбой уготовано получить все почести, какие только может даровать его профессия, и в 1913 году он получает чин фельдмаршала. А потом, в марте 1914 года, возникает Куррахский кризис, что приводит к краху профессиональной карьеры фельдмаршала.

Весной 1914 года Ирландия стала окончательно склоняться к гомрулю, то есть к самоуправлению в составе Британской империи, и к независимости от Англии, которой так долго добивалось большинство ее граждан-католиков. Однако тут существовала одна проблема. Возглавляемые сэром Эдвардом Карсоном протестанты из северной провинции Ольстер были полны решимости противодействовать введению гомруля, и, объединившись в организацию «Ольстерские добровольцы», они стали ввозить контрабандой винтовки и боеприпасы, чтобы в случае необходимости выступить с оружием против захвата власти католическим большинством на юге. Правительство Великобритании, в свою очередь, тоже было полно решимости провести через парламент закон о самоуправлении, и в марте 1914 года кавалер Креста Виктории бригадный генерал Губерт Гоф, который командовал 3-й кавалерийской бригадой, расквартированной в лагере Куррах около Дублина, получил телеграмму, предписывающую ему раздать своим солдатам винтовки и боевые патроны и быть готовым к маршу на Белфаст с целью остановить добровольцев Карсона и подавить любые очаги беспокойства, короче — сделать все, чтобы гомруль вступил в действие.

21 марта, на следующий день после получения телеграммы, на военном совете в Дублине было принято решение, согласно которому любой офицер родом из Ольстера, который не имеет желания принимать участие в этой попытке принудить протестантов к подчинению, может уйти в отпуск до тех пор, пока не окончится этот кризис. В то же время любой другой офицер, который намерен противодействовать проведению этой операции, должен поставить в известность свое руководство и подать прошение об отставке. Следствием подобного решения было то, что практически все офицеры 3-й кавалерийской бригады подали эти прошения. Внезапно правительству Великобритании стало более чем просто ясно, что армия не повернет оружия против протестантов и не поддержит никакую попытку запугать их. Офицеры были совершенно правы в этом своем решении. Солдаты должны выполнять все приказы, которые не противоречат закону. Однако приказ, требующий принудить своих сограждан к повиновению гражданам другой страны, — а согласно положениям данного закона о самоуправлении Ирландия фактически становилась таковой, — это не тот приказ, который они обязаны исполнять.

Последовали долгие прения, которые завершились тем, что правительство поручило военному министру полковнику Джону Сили, который был армейским офицером и одновременно членом парламента, уверить кавалеристов, что «в то время, как правительство сохраняет за собой абсолютное право использовать любые военные силы государства в любой точке королевства, включая и Ирландию, оно не намерено воспользоваться этим своим правом для подавления политической оппозиции политике или принципам Закона о местном самоуправлении».

Бригадный генерал Гоф, который сам был уроженцем Ольстера, отнесся к этим уверениям как к выдумке и написал пояснение, которое он приложил к этой декларации правительства и в котором он так излагал свое собственное видение проблемы: «Насколько я понимаю, изложенное в последнем параграфе означает, что войска, находящиеся под нашей командой, не будут призваны принуждать Ольстер подчиниться Гомрулю и что в этом мы можем уверить наших офицеров». Затем бригадный генерал показал написанное своему соотечественнику Френчу, который согласился с такой трактовкой вопроса и поставил на документе свою подпись вместе со словами: «Я понял документ так же. Дж. Ф., начальник имперского Генерального штаба», после чего данное мнение было утверждено полковником Сили. После этого офицеры-кавалеристы взяли назад свои заявления. Однако правительство отказалось признать и поправку Гофа, и согласие с ней, выраженное Френчем. После этого сэру Джону, его политическому руководителю Сили, а также генерал-адъютанту армии сэру Джону Иворту ничего не оставалось сделать, как подать в отставку, а Гоф стал вызывать резкую антипатию у некоторых вестминстерских политиков. Куррахский кризис очень обеспокоил французов и послужил поводом для большого ликования в Германии.

Куррахский кризис вызвал сильный всплеск общественного негодования. Более того, казалось, что тогда, в марте 1914 года, за пять месяцев до начала Первой мировой войны, карьере Френча положен конец. Но британские фельдмаршалы сохраняют свое звание пожизненно, и когда в конце июля на горизонте встала война, Френч был призван к исполнению своих обязанностей, и ему было сообщено, что в случае войны он будет назначен главнокомандующим Британскими экспедиционными силами.

Все это не заставило себя ждать. 14 августа 1914 года фельдмаршал сэр Джон Френч и его штаб погрузились на борт крейсера «Сентинел» военно-морского флота Великобритании, и в 17 часов 30 минут того же дня фельдмаршал прибыл в Булонь, где он встретится с величайшим из вызовов, брошенных ему когда-либо в течение всей долгой и выдающейся карьеры.

После того как была объявлена война Германии, правительству Великобритании потребовалось знать дела и намерения их французских союзников. Поэтому в ответ на запросы британской стороны Франция направила в Англию военную миссию, возглавляемую полковником Юге, офицером, который раньше был военным атташе при посольстве Франции в Лондоне. Юге был знаком с высшим военным руководством Великобритании, он хорошо говорил по-английски, но назвать его великим почитателем постановки военного дела в Великобритании было нельзя. Имя полковника Юге появляется во множестве мемуаров, посвященных событиям 1914–1915 годов, и не в последнюю очередь из-за того, что его приезд во Францию привел к большой перебранке между лордом Китченером и генерал-майором Генри Вильсоном, заместителем начальника штаба фельдмаршала Френча.

Если бы Генри Вильсон не был такой яркой личностью, его вполне достоверно можно было бы называть ?minence grise[22] — серым кардиналом Френча. Джон Террейн писал, что если большую ответственность и большой объем работ френч был готов возложить на своего начальника штаба, генерал-лейтенанта сэра А. Мюррея, то в части новых решений он гораздо больше полагался на Вильсона. И на самом деле, у последнего никогда не было недостатка в идеях, правда, у него еще была идея фикс, заключавшаяся в том, что все военные усилия Великобритании должны быть тесно переплетены, если не совсем подчинены, с военными усилиями Франции.

Генри Вильсон был типичным франкофилом и очень интересным человеком. Родившийся в 1864 году в Ирландии, он был потомком английской семьи, переселенной в Ирландию во времена короля Карла II с целью укрепления «протестантского доминирующего влияния». Будучи ребенком, Генри рос под постоянным присмотром сменявших друг друга гувернанток-француженок, и они привили ему любовь ко всему французскому и научили прекрасно владеть французским языком. Однако в других дисциплинах он преуспел в гораздо меньшей степени, и хотя Генри посещал две очень хорошие общедоступные школы в Мальборо и Веллингтоне и имел желание получить профессию военного, он не менее пяти раз проваливался на вступительных экзаменах и в Сандхэрсте, и в Вулвиче.[23] В конце концов он поступил в армию «по черному ходу», получив офицерский патент в ирландской милиции (милиция тогда выполняла примерно ту же самую роль, что и Территориальные войска в более позднее время).

Так или иначе, в 1884 году Вильсон был назначен в стрелковую бригаду и послан в 1-й батальон в Индию, и здесь он принимал участие в военной кампании в Бирме в 1887 году. Здесь однажды на него напал дэкойт (вооруженный бандит), Вильсон был ранен, и его лицо навсегда осталось обезображенным шрамом… а нужно учесть, что он и так не был красавцем. Шутливая телеграмма, посланная коллегой-офицером по адресу: «Самому безобразному офицеру британской армии, казармы Виктории, Белфаст», нашла Вильсона без труда. Генри Вильсон обладал безграничным ирландским очарованием, он был полон жизни (что было видно из его любви ко всякого рода розыгрышам) и, поскольку он был хорошим солдатом, пользовался расположением как однополчан-офицеров, так и своих солдат. Однако сложности с продвижением по служебной лестнице у него возникали не от недостатка способностей, а из-за его характера. После первых трудностей, связанных с поступлением на службу, Вильсон последовательно поднимался по армейской служебной лестнице. В 1892 году он учился на штабном колледже, где вместе с ним занимались такие будущие генералы Первой мировой войны, как Роулинсон, Сноу и Гамильтон. Здесь Вильсон слушал курс военной истории и тактики, который преподавал офицер с отличной репутацией — майор Дж. Р. Гендерсон, и принимал участие в «штабных учениях» (ранней разновидности штабных тактических маневров, проводящихся без привлечения личного состава частей и подразделений), во время которых можно было проводить теоретическую проработку различных форм и тактики ведения боевых действий. Во время учебы на штабном факультете он также сделал первую из своих многочисленных поездок по местам сражений франко-прусс кой войны.

После окончания курса Вильсон вместе с Роулинсоном, который теперь стал его близким другом, совершил еще одно путешествие по местам сражений и после этого был направлен в Департамент разведки армии, а эта работа вновь привела его во Францию для согласования вопросов с французским командованием. В одной из такой поездок Вильсона сопровождал капитан а’Кор. Позднее он стал военным корреспондентом газеты «Таймс», подписывавшим свои сообщения псевдонимом «полковник Репингтон», а также еще одним из близких друзей Вильсона. Затем Вильсон был назначен бригадным майором во 2-ю пехотную бригаду, и в 1899 году он вместе с ней отправился на англо-бурскую войну.

В Южной Африке ему довелось много раз участвовать в боевых действиях. Он воевал при Колензо, на реке Моддер и Спайон-Коп, и его наблюдения за ходом боев и всей кампании в целом оказались и аккуратными, и содержательными. Очень скоро ему стало ясно, что генерал сэр Рэдверс Баллер, который командовал войсками, пока в 1900 году его не заменил на этом посту лорд Робертс, не справлялся с возложенной на него задачей, что, кстати, отмечал и сам Баллер. Но Вильсон при этом обратил внимание на то, что многие другие английские генералы в равной степени тоже уступали командирам буров. Вот запись в дневнике Вильсона, сделанная в 1900 году, во время неуклюжих, но многократных попыток Баллера деблокировать осажденный Ледисмит: