Глава 12 ДЕЛО БЕРИЯ — ТЕАТР АБСУРДА
Глава 12
ДЕЛО БЕРИЯ — ТЕАТР АБСУРДА
Итак, вы прочитали, в чем были изобличены Берия, Меркулов, Кобулов, Гоглидзе, Деканозов, Влодзимирский и Мешик. Понятно, что их преступления совершены при «руководящей и направляющей» роли Берия. Хотя, наверное, заметили, что целый ряд конкретных злодеяний почему-то в приговор не попал. Нет убийства Бовкун-Луганца с женой, похищения жены маршала Кулика и других конкретных эпизодов. И все же я думаю, следует разобраться, все ли правильно с точки зрения закона было сделано и в ходе следствия, и в ходе суда для того, чтобы записать в приговор, например, такое:
«Виновность подсудимых суд считает установленной в измене Родине, совершении террористических актов и участии в антисоветской, заговорщической, изменнической группе, то есть в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58–1 «б», 58–8, 58–11 Уголовного Кодекса РСФСР».
Здесь не все так просто. Из приговора видно, что все эти лица признаны виновными только в совершении государственных преступлений, главное из которых — измена родине (ст. 58–1 «б» УК РСФСР). Здесь же просматривается и квалифицирующий признак «шпионаж», то есть все они, говоря проще, были шпионами. А это уже абсурд. Доказывается это просто. Нужно внимательно прочитать ст. 58–1 УК РСФСР тех лет, где раскрывается само понятие контрреволюционного преступления. Особенно где идет речь о «свержении, подрыве или ослаблении власти рабоче-крестьянских советов».
Было ли все это в действиях наших «героев»? Был ли у них умысел на указанные действия? В пользу какой разведки они работали?
Отмечу, что в 2000 году при рассмотрении в надзорном порядке в Военной коллегии Верховного суда РФ дела Берия и других названных лиц представитель Главной военной прокуратуры — начальник Управления реабилитации жертв политических репрессий генерал-майор юстиции В. Кондратов давал заключение по этому делу в суде. Он предлагал оставить все без изменения. Это же предлагал и главный военный прокурор генерал-полковник юстиции Ю. Демин в своем письменном заключении, на основании которого проходило это судебное заседание.
Однако другой главный военный прокурор (тоже бывший) А. Катусев считает иначе. Вот его мнение, опубликованное в книге К. Столярова «Палачи и жертвы».[154]
«Абсурдно, с точки зрения закона, выглядит утверждение, будто Берия и его подчиненные занимались «шпионажем для захвата власти».
Какого числа, в каком месяце и в каком году намечался Берия день мятежа? Кто готов был участвовать в нем? Какие силы собирались для этого использовать? Не ищите ответов на названные вопросы — в материалах дела Берия их нет».
Надо сказать, что подобного мнения придерживаются практически все специалисты, с которыми я говорил на эту тему. Среди них бывший главный военный прокурор Б.С. Попов, генералы юстиции В.Г. Провоторов, И.Ф. Янгаев и многие другие. Да и в самом Управлении реабилитации жертв политических репрессий Главной военной прокуратуры большинство не считают Берия и его «сподвижников» шпионами.
И все же хотелось бы подробнее поговорить на эту тему.
Многие действия Берия и других абсолютно правильно изложены в приговоре и должны оставаться в нем навсегда, за исключением фигурирующей там «партийно-политической терминологии».
Все это было. Все установлено и доказано. Только содержит состав не контрреволюционного преступления (ст. 58 УК РСФСР), а воинского (ст. 193–17 «б» УК РСФСР) — злоупотребление властью.
А. Катусев в указанной уже книге пишет:
«Чем же объяснить, что крупнейшие наши юристы-практики под руководством Р.А. Руденко предъявили обвинение, не подкрепленное надлежащими доказательствами?
Ответ лежит на поверхности — еще до начала предварительного следствия были обнародованы постановление июльского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС и Указ Президиума Верховного Совета СССР, в которых содержалась не только политическая, но и правовая оценка содеянного Берия».
Все судьи, причастные к этому делу, уже ушли из жизни, не оставив, к сожалению, своих воспоминаний. И мы не располагаем сведениями о том, как велась подготовительная работа. Однако есть интересные факты из других источников.
В 1955 году в Тбилиси шел процесс над «грузинской группой» ответственных сотрудников МВД (Рапава, Рухадзе и др.), и там возник вопрос о правильности квалификации их преступных действий как государственных, поскольку все они тоже обвинялись только по 58-й статье. О досудебной подготовке по этому делу вспоминал член Военной коллегии Верховного суда СССР генерал-майор юстиции в отставке А.А. Долотцев, принимавший участие в рассмотрении этого дела:
«1 августа 1955 года председателя военной коллегии Чепцова, Костромина и меня пригласили к председателю верховного суда СССР Волину, который сообщил о решении поручить военной коллегии в таком составе подготовку и ведение открытого судебного заседания по обвинению сатрапов Берия.
Изучив дело, в кабинете Чепцова, мы подробно обсудили ситуацию. По нашему с Костроминым мнению, назрела необходимость просить согласия первого секретаря ЦК КПСС Хрущева на свободу суда и изменение юридической оценки действий подсудимых с государственной на должностную. Было известно, что по данному делу есть специальное решение президиума ЦК КПСС, с указанием о конкретной квалификации и даже мер наказания.
Однако Хрущев предупредил Чепцова, что поскольку уезжает из Москвы, то его примет Каганович.
Спустя два дня Каганович назначил час встречи.
Возвратился Чепцов из Кремля часа через полтора крайне возбужденный. Выяснилось, что совершенно неожиданно он попал на заседание президиума ЦК КПСС, созванное Кагановичем, по этому вопросу. Никто, в том числе и Руденко, Чепцова не поддержал, не пожелал даже вникать, согласуется ли с законом предполагаемая правовая квалификация действий обвиняемых. Безрезультатный разговор грубо подытожил Каганович, фактически показав Чепцову на дверь: «Ступайте и рассматривайте дело, как Вам сказано!..»
Напомню, что все рассказанное А. А. Долотцевым происходило в 1955 году, когда ситуация стала поспокойнее. Какие указания давали судьям в 1953 году по делу Берия, можно только догадываться.
О дальнейшем «театре абсурда» нужно поговорить подробнее.
Берия и советская дипломатия
Вот выдержка из приговора:
«В 1953 году, после того, как Берия стал Министром внутренних дел СССР, участники заговорщической группы вновь совершили ряд изменнических, преступных актов. Так, в мае-июне 1953 года в осуществление изменнических целей Берия и Кобулов предприняли попытку установить тайную связь с Тито[155] Ранковичем[156] в Югославии».
Надо сказать, что отрицательное отношение к Югославии сложилось еще при Сталине. Ему не нравился путь, который избрал Иосип Броз Тито для развития своей страны: необычный, неконтролируемый СССР. Еще со «сталинских» времен у нас в стране все в один голос ругали Тито, даже называли его «фашистом» и наемником «империалистического коммунизма». Обвиняли Тито и в попытке присвоить себе всю власть не только на Балканах, но и в придунайских государствах. Характер у Тито был твердый, что, естественно, не нравилось Сталину, а значит, и всему его окружению.
Известно, что в 1953 году готовилось даже покушение на Тито. В одном из вариантов наш разведчик-боевик И. Григулевич, проникнув на официальный прием к Тито в качестве дипломата одной латиноамериканской страны, должен был его застрелить, а в другом — ввести в него смертельную дозу бактерий легочной чумы из специального механизма, замаскированного в одежде. Об этом пишет в своих мемуарах П. Судоплатов. Со смертью Сталина от этой идеи отказались.
А в 1952 году за проигрыш Югославии на Олимпийских играх в Хельсинки по указанию Сталина «разогнали» команду ЦДКА по футболу, игроки которой — офицеры Советской армии составляли костяк олимпийской сборной. Лучшего форварда Всеволода Боброва, правда, не тронули, во имя его дружбы с сыном Сталина Василием, формально учтя, что он был игрок не ЦДКА, а ВВС.
С эстрады распевали частушку:
Все вершит Иуда — Тито
По указке Уолл-стрита
Ты скажи-ка, гадина,
Сколько тебе дадено.
Из истории советской дипломатии известно, что в июне 1948 года по инициативе ВКП(б) совещание Информационного бюро коммунистических и рабочих партий приняло резолюцию «О положении в коммунистической партии Югославии». В ней отмечалось, что «руководство компартии Югославии проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма». Югославскую компартию обвинили в недружелюбной по отношению к Советскому Союзу и ВКП(б) политике, национализме и сближении с капиталистическими странами. В июле 1948 года на 5-м съезде КПЮ было принято решение об отношении к этой резолюции, в котором говорилось, что критика несправедлива, что ЦК КПЮ не отошел от марксизма-ленинизма, правильно применяет его в конкретных условиях Югославии. С этого времени отношения между КПЮ и ВКП(б) (позже КПСС) обострились, а в дальнейшем были прерваны и межгосударственные связи с СФРЮ, которые начали восстанавливаться лишь в 1954 году.
Так вот, у Берия, в период его 118 дней, возникла идея нормализовать дружеские отношения с Югославией. В июне 1953 года Берия как первый зам. председателя Совмина СССР поручил советнику посольства СССР в Югославии Федосееву через Ранковича выйти на Тито и передать ему, что он, Берия, и его «друзья» стоят за необходимость коренного пересмотра отношений с Югославией. На следствии Федосеев был допрошен об этом, и попытка наладить отношения с Югославией пошла Берия в обвинение. Правда, на измену родине она явно не тянет. История все расставила по своим местам. И уже в 1954 году после казни Берия отношения с Югославией стали дружественными, а послом туда позже уехал известный нам генерал МГБ А.А. Епишев.
Любопытно, что Хрущев и руководство СССР того периода, объясняя «прохладные» отношения с Югославией до 1953 года, уже после расстрела Берия всю вину в этом пытались свалить на… на кого бы вы думали? На Берия. Это он, мол, поссорил нас.
Во время первого визита в Югославию Хрущев сразу же по прибытии в Белград 26 мая 1955 года прямо у трапа самолета назвал югославских руководителей «дорогими товарищами» и сказал следующее:
«Мы искренне сожалеем о том, что произошло, и решительно отметаем все наслоения этого периода. Со своей стороны к этим наслоениям мы с несомненностью относим провокаторскую роль, которую сыграли в отношениях между Югославией и СССР ныне разоблаченные враги народа — Берия, Абакумов и другие. Мы обстоятельно изучили материалы, на которых основывались тяжкие обвинения и оскорбления, выдвинутые тогда против руководителей Югославии. Факты показывают, что эти материалы были сфабрикованы презренными агентами империализма, обманным путем пробравшимися в ряды нашей партии»[157].
Тогда-то и пошла в народе гулять уже другая частушка:
Дорогой товарищ Тито,
За тебя я очень рад.
Как сказал нам наш Никита:
Ты ни в чем не виноват.
Берия как «иностранный шпион»
Из приговора:
«Действуя, как иностранный шпион, Берия использовал в своих преступных целях и других агентов иностранных разведок, оберегая их от разоблачения и заслуженной кары.
Судом установлены факты прямого покровительства, оказываемого подсудимым Берия с помощью подсудимых Кобулова и Деканозова преступникам, изобличенным в измене Родине и шпионской деятельности в пользу германской и английской разведок».
Для начала вспомним, что такое «шпионаж» и как производное — «шпион», да еще и «иностранный».
Из УК РСФСР (ред. 1926 г.).
Ст. 58–6: «Шпионаж, т. е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам, влечет за собою…»
Слово «иностранный» или «иностранец» понятно всем без комментариев.
Так вот. Ничего этого в действиях Берия и других не было.
Что касается «покровительства преступникам, изобличенным в измене Родине», речь, видимо, идет об уже известном нам племяннике жены Берия Т. Шавдия, которого привезли из Парижа в 1945 году и осудили на 25 лет в 1952 году. Кобулов в 1953 году приказал этапировать Шавдия в Москву, по своей инициативе. Шавдия так и отсидел свой срок в тюрьме. «Покровительство» Берия ему не помогло.
Р. Гесс разоблачен Берия в связи с англичанами.[158]
Из протокола судебного заседания.
«Берия: Я о Шавдия узнал только в процессе следствия. Никакого отношения к этому делу не имел никогда.
Член суда Кучава: Почему дело Шавдия, когда вы стали министром внутренних дел в 1953 году, было срочно затребовано в Москву, куда из места заключения был доставлен и Шавдия, с которым беседовали Кобулов и Влодзимирский.
Председатель Конев: По чьему распоряжению он был доставлен в Москву?
Берия: До 1953 года я ничего о Шавдия не знал. В период работы Рухадзе я слышал, что Шавдия был арестован. Жена также мне говорила об этом В 1953 году, когда я стал министром внутренних дел, мне Кобулов сказал, что Шавдия нужно доставить в Москву. Я ему ответил, что не надо этим заниматься. Но, как оказалось, Шавдия уже был вызван в Москву Кобуловым.
Председатель Конев: Подсудимый Кобулов, что вам известно о доставке Шавдия из лагеря в Москву?
Кобулов: Я поручений о доставке Шавдия ни от кого не получал, из ИТЛ[159] его вызвал по своей инициативе».
Как видите, Берия никому не покровительствовал. Кобулов — замешан, а Деканозова сюда записали «для связки слов», как бывшего зам. министра иностранных дел СССР.
Берия и границы СССР
Выдержка из приговора по делу Берия:
«Готовясь захватить власть, Берия стремился получить поддержку со стороны империалистических государств ценой нарушения территориальной неприкосновенности Советского Союза и передачи капиталистическим государствам части территории СССР».
Этот тезис попал в приговор на основе того, что один из помощников Берия — Б. Людвигов (начальник секретариата в МВД) показал, как накануне ареста 23 июня 1953 года Берия в беседе с ним в присутствии двух других помощников — Шария и Ордынцева высказывал мысль о том, что для улучшения международного авторитета СССР можно было бы отдать немцам Кенигсберг, финнам — Карельский перешеек, а японцам — Курильские острова. Никаких практических мер для осуществления этой идеи Берия не предпринимал. Включать мысли в обвинение и расценивать их как преступные никаких оснований не было. За мысли, как известно, не судят. Тем более высказанные только секретарям. Что же касается стремления Берия «получить поддержку со стороны империалистических государств», то в материалах дела об этом вообще нет ни единого слова.
Как одно из самых тяжких преступлений Берия в области международных отношений рассматривалось и его предложение, сделанное на заседании Президиума Совета Министров СССР 27 мая 1953 года: отказаться от строительства социализма в Германии и рассматривать ее как единое демократическое буржуазное государство (в то время ФРГ еще не была членом НАТО).
Берия считал, что это привело бы к существенному оздоровлению международной обстановки, созданию в Европе пояса нейтральных стран (Швеция, Германия, Австрия, Швейцария), своеобразного «водораздела» между противостоящими друг другу странами с различным общественно-политическим строем. Свое предложение он мотивировал и тем, что единая Германия стала бы серьезным противовесом американскому влиянию в Западной Европе.
Берия поддержал Маленков, но против решительно и безоговорочно выступили все представители «старой сталинской гвардии» — Молотов, Хрущев, Каганович, Булганин и более молодые Сабуров и Первухин. Своеобразным компромиссом стало издание 2 июня 1953 года распоряжения Совета Министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР», что, кстати, не привело к улучшению ситуации, более того, уже 16 июня 1953 года в ГДР начались массовые выступления. Их подавили главным образом силой советских войск, оставленных там после победы еще в 1945 году.
Через полвека Германия объединилась. Но произошло это для нас на неизмеримо менее выгодных условиях, чем те, на которых это объединение могло состояться в 1953 году. Ведь невозможно подсчитать, во что обошлось нам существование ГДР. Таким образом, самый беспристрастный судья — время — показал, что в этом вопросе Берия был прав.
Что же касается уголовно-правовой оценки данного эпизода, то для нее в этой ситуации просто нет предмета, ведь имело место только предложение в качестве одного из вариантов решения проблемы, от которого сам же вносивший его потом и отказался, подчинившись мнению большинства. Если же говорить чисто юридическими категориями, то здесь отсутствует не только состав какого-либо преступления, но и само событие противоправного деяния.
Берия и грузинские меньшевики-эмигранты
Из приговора:
«На всем протяжении преступной деятельности Берия с помощью своих сообщников Меркулова, Деканозова и других поддерживал тайные связи с контрреволюционными грузинскими меньшевиками — эмигрантами, агентами ряда иностранных разведок».
Никаких «тайных связей» и тем более никаких «агентов ряда иностранных разведок» у Берия никогда не было и в помине. Наоборот, он, с сотоварищи виновны в том, что без всяких оснований видели в честных людях «врагов народа» и шпионов, чинили беззаконие, слепо повинуясь распоряжениям сверху.
Теперь о грузинских меньшевиках-эмигрантах. Они были и «шли» по линии Нино Берия. Родственники эти жили в Париже, но один нашелся даже в Америке. Они действительно пытались выйти на Берия и его жену. В материалах дела данные об этом есть. Однако их попытки остались без ответа. И Берия здесь ни при чем, а уж Меркулов, Деканозов и другие — тем более. За рубежом Берия с 1945 года не был ни разу.[160] «Американского языка», как говорили, не знал.
Интересен и такой факт. В 1938 году НКВД Грузии получил сомнительные сведения о «контрреволюционной деятельности» родственника жены Берия — Н. Гегечкори и его связях с находившимся в эмиграции в Париже Е. Гегечкори.
Доложили Берия как первому секретарю ЦК КП Грузии. На протоколе допроса он наложил резолюцию: «Т. Гоглидзе. Лично размотайте». Этот документ приобщен к материалам дела Берия. Только вот возникает вопрос: разве это свидетельствует против Берия? По-моему, наоборот, — за.
Резолюция Л. Берия «Т. Гоглидзе. Лично размотайте». А между прочим, Гегечкори — родственники Берия
Можно вспомнить, что в начале 1945 года по заданию Берия его помощник Шария выезжал в Париж для переговоров о музейных ценностях, вывезенных грузинскими меньшевиками из Грузии еще в 1921 году. В беседах с представителями грузинской эмиграции поднимался вопрос о возвращении некоторых из них на родину. Год спустя по поручению Берия в посольство СССР в Париже был направлен секретарь ЦК КП(б) Грузии Тавадзе, которому поручались переговоры с лидерами грузинской эмиграции о прекращении политической борьбы против СССР и возвращении некоторых из них в Грузию. По предложению ЦК Компартии Грузии Политбюро ЦК ВКП(б) 26 мая 1947 года приняло постановление «О возвращении грузинских эмигрантов из Франции». В соответствии с этим решением 59 грузинам было разрешено вернуться в Грузию.
Думаю, что это сыграло свою роль в обвинении Берия, несмотря на то, что все изложенное выше было санкционировано государством в лице руководства ЦК ВКП(б) и ЦК компартии Грузии еще в 1947 году.
Берия и «захват власти»
Из приговора:
«Готовясь захватить власть, подсудимый Берия и его сообщники, используя свое служебное положение, установили шпионаж и слежку за руководителями Коммунистической партии и Советского Правительства.
В марте 1953 года подсудимые Берия и Б. Кобулов дали распоряжение о сборе клеветнических фальсифицированных материалов в отношении ряда руководящих работников партийных и советских органов, полученных в разное время заговорщиками путем применения избиений и пыток к арестованным, а также другими провокационными методами».
Действительно, такие распоряжения Берия и Кобулов давали. Зачем? Берия ответил так: «Хотел доложить в ЦК!» Как видите, о захвате власти данных нет. Власть у них и так имелась, и дополнительно захватывать ее никакой необходимости не было.
В ходе следствия были допрошены сотрудники технической службы госбезопасности Колобашников, Карасев, Васин, Лапшин. Они показали, что и во время войны, и в 1953 году устанавливали по поручению своего руководства аппаратуру подслушивания на квартирах и дачах у Г.К. Жукова, С.М. Буденного, К.Е. Ворошилова, А.Н. Поскребышева, Василия Сталина. С какой целью устанавливалась «прослушка», они не знали. Однако прослушивать без всяких оснований чужие разговоры запрещено, даже если это необходимо для доклада в ЦК. Но при чем здесь захват власти и шпионаж? Нужно вспомнить и о том, что Берия был инициатором того, чтобы на демонстрациях прекратили носить портреты руководства. По этому вопросу было принято специальное решение ЦК. В кулуарах многие руководители, портреты которых перестали носить, «костерили» Берия.
После его ареста это решение было отменено, и транспаранты с портретами руководителей страны «гуляли» на праздниках по площадям и улицам Советского Союза еще несколько десятилетий — вплоть до 1991 года, а позиция Берия тогда была расценена как «другие провокационные методы» в борьбе с ЦК.
Берия и ослабление советской разведки
Из приговора:
«Как до начала Великой Отечественной войны, так и в 1953 году подсудимый Берия с помощью подсудимых Меркулова, Деканозова, Кобулова совершил ряд преступлений, направленных к ослаблению советской разведки.
Судом установлено, что перед началом Великой Отечественной войны подсудимые Берия и Деканозов предприняли преступные меры к ослаблению советской разведки против гитлеровской Германии, жестоко расправившись с теми сотрудниками НКВД, которые пытались довести до сведения правительства об этих преступлениях».
Вопрос об осведомленности руководства страны о готовящемся нападении Германии на СССР исследован давно. Документально доказано, что все передвижения германских войск у наших границ в 1940–1941 годах, а также планы Гитлера были известны Политбюро ЦК ВКП(б), лично Сталину, Молотову и другим. Донесения наших разведчиков шли регулярно со всех концов света — от запада до востока. Они докладывали руководству страны, однако мер не принималось почти никаких. Деканозов вообще так «надоел» со своими донесениями, что его хотели отозвать из Германии с должности полпреда (т. е. посла) за его паникерство и «дезу» в отношении планов Гитлера.
Обвинять одного Берия в неготовности к войне неправильно, тем более через восемь лет после победы в ней, это по меньшей мере лукавство. Никаких мер «к ослаблению советской разведки против гитлеровской Германии» он и другие осужденные не предпринимали. И с «сотрудниками НКВД, которые пытались довести до сведения правительства об этих преступлениях» (кстати, каких? — Авт.), «жестоко» не расправлялись. Они жестоко расправлялись со многими сотрудниками НКВД, но совсем по другим причинам. И за это должны отвечать. По этому вопросу были допрошены ответственные лица, занимавшиеся вопросами разведки, — С. Савченко, А. Короткое и П. Фитин. Они заявили, что подсудимые скрывали разведданные о готовящейся войне от руководства страны. Так, в 1940 году Берия и Меркулов не доложили руководству страны сведения о предстоящей немецкой оккупации Румынии. Этого хватило, чтобы обвинить Берия и других фигурантов в преступлении — измене родине.
Между тем о планах Германии напасть на Советский Союз советскому руководству было известно еще задолго до ее начала. Информация о предстоящей агрессии регулярно поступала от советских военных атташе из Германии и Румынии, от наших разведчиков Рамзая (Рихард Зорге), Дора (Шандор Радо), Отто (Леопольд Треппер), которые указывали даже точную дату нападения на Советский Союз: утро 22 июня 1941 года. Однако Сталин считал эти сообщения дезинформацией, полагая, что Германия, занятая войной против Англии и Франции, не рискнет напасть на Советский Союз и вести войну на два фронта. А пока она будет воевать на Западе, Советский Союз успеет завершить реорганизацию своих вооруженных сил.
Еще 17 июня 1941 года Меркулов как нарком госбезопасности СССР направил Сталину агентурное сообщение из Берлина, где источник из штаба военно-воздушных сил сообщал об объектах налетов немецкой авиации на территории СССР. Сталин наложил резолюцию: «Товарищу Меркулову. Можете послать Ваш источник из штаба германской авиации к ё… матери. Это не «источник», а дезинформатор». Нецензурные слова Сталин не только написал, но и подчеркнул дважды. Все это есть в архивах.
С. Савченко, как вы уже читали, в суде показал, что Берия в 1953 году сокращал штаты разведки, без необходимости объединил два нужных отдела в один, необоснованно отозвал из-за границы резидентов, сократил аппарат уполномоченных МВД в Германии в шесть-семь раз, снял с должности его, Савченко, обещая «посадить в подвал и согнуть в бараний рог».
Все это не только пошло в актив обвинения «по развалу разведки», но и было расценено как шпионаж. Хотя какой уж это шпионаж?
Если говорить по существу, то в этом эпизоде формально действительно усматривается должностное преступление, но никак не государственное. А «сгибать в бараний рог» начальника ПГУ конечно же нельзя.
Берия и кадровая политика в МВД.
Борьба с националистическим подпольем
Читаем:
«Став в марте 1953 года Министром внутренних дел СССР, подсудимый Берия, подготовляя захват власти и установление контрреволюционной диктатуры, начал усиленно продвигать участников заговорщической группы на руководящие должности, как в центральном аппарате МВД, так и в его местных органах.
Намереваясь использовать для захвата власти органы МВД, подсудимые Берия, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский противопоставляли Министерство внутренних дел Коммунистической партии и Советскому правительству. Установлено, что заговорщики принуждали работников местных органов МВД тайно собирать клеветнические, фальсифицированные данные о деятельности и составе партийных организаций, пытаясь таким преступным путем опорочить работу партийных органов. Берия и его сообщники расправлялись с честными работниками МВД, отказывавшимися выполнять эти преступные распоряжения.
В своих антисоветских изменнических целях Берия и его сообщники предприняли ряд преступных мер для того, чтобы активизировать остатки буржуазно-националистических элементов в союзных республиках, посеять вражду и рознь между народами СССР и в первую очередь подорвать дружбу народов СССР с великим русским народом».
Оценивать вышеприведенное с юридической точки зрения как измену родине или какое-либо другое государственное преступление абсурдно, несерьезно. Но в приговор все это попало не случайно.
Бывший министр внутренних дел Литвы П. Кондаков, как вы помните, на суде показал, что Берия потребовал от него докладывать компрометирующие материалы на руководство республики. Позже он, Кондаков, был снят Берия с работы.
Бывший министр внутренних дел Белоруссии М. Баскаков и на следствии, и на суде тоже показал, что Берия снял его с должности за то, что основные свои действия он, Баскаков, как министр согласовывал не с МВД, а с ЦК КП Белоруссии.
Генерал-лейтенант МВД Г. Жуков показал на допросе, что 19 мая 1953 года Берия издал специальную директиву, согласно которой обязал МВД союзных республик, УВД краев и областей «выявлять недостатки, перегибы и ошибки в работе местных партийных и советских органов, применяя для этого в том числе и оперативные разработки». Далее, продолжал Жуков, в 1953 году Берия снял с работы в органах МВД в Прибалтике, Белоруссии и на Украине большое количество сотрудников русской (! — Авт.) национальности, что, по мнению Жукова, «вело к национальной розни». Интересно, может ли привести к национальной розни то, что на местах убирают русских, а назначают местных?
Послушаем А. Катусева:
«Бездоказательно и обвинение в том, что Берия сеял вражду и рознь между народами Советского Союза. Из материалов дела усматривается, что с весны 1953 года Берия выдвигал на руководящие должности в системе МВД на Украине, в Белоруссии и в Прибалтике преимущественно национальные кадры и требовал, чтобы новые руководители непременно владели языком народа той республики, где они работают. Разве это означало сеять рознь и подрывать дружбу с русским народом?..»
Теперь по вопросу националистического подполья. Ситуация на местах была тогда сложной.
Время показало, что Берия оценивал положение верно: последний схрон оуновцев в Западной Украине был ликвидирован только в 1962 году. Националистическое движение в Литве, Латвии и Эстонии действовало нелегально еще долгие годы, несмотря на энергичные меры МВД и КГБ; на территории Западной Украины и Прибалтики продолжали скрываться полицаи, каратели и прочие пособники нацистов. До сих пор там не все в порядке.
Поэтому вопрос борьбы с националистическим подпольем нуждается в более подробном исследовании.
Речь идет о записках Берия в Президиум ЦК КПСС от 8 и 16 мая 1953 года, где поднимались вопросы работы органов МГБ Литовской ССР и Украинской ССР по борьбе с антисоветским националистическим подпольем. В этих записках, разработанных на основе агентурных данных, Берия отметил, в частности, что вооруженное националистическое подполье не только опирается на «бывших», не только подпитывается с Запада, но и в значительной степени инициируется ошибками центральной власти в национальной политике. Эта политика носила «русификаторский» характер. Руководящие посты, вплоть до директоров МТС, занимали русские. По существовавшему тогда положению на ответственную работу нельзя было выдвигать людей, чьи родственники жили за границей или находились в годы войны на оккупированной территории. Литва же практически вся была оккупирована, 800 тысяч литовцев находились за границей. Многие семьи имели репрессированных родственников. (В Литве было репрессировано 270 тысяч человек.) Аналогичная ситуация складывалась в Латвии, Эстонии, на Западной Украине и в западных областях Белоруссии.
В записке по Литве отмечалось особое положение и влияние католической церкви, а также то, что насильственная коллективизация разрушает налаженное хуторское хозяйство.
Разрубить этот «гордиев узел» Берия предлагал довольно смело и оригинально: выдвигать на руководящую работу национальные кадры — вот единственный выход. И начал «с себя», с органов МВД союзных республик. Особое внимание он уделил привлечению на сторону советской власти интеллигенции, для чего предлагал ввести специальные ордена союзных республик для награждения выдающихся деятелей культуры. Он пытался наладить контакты с представителями западноукраинской интеллигенции, находящимися в эмиграции.
Берия даже освободил из сибирской ссылки двух сестер С. Бандеры, собираясь отправить их к брату в ФРГ, с тем чтобы он прекратил борьбу против советской власти.
На заседании Президиума ЦК КПСС 20 мая 1953 года эти записки Берия были обсуждены. Президиум ЦК одобрил меры по перестройке работы органов МВД Литовской и Украинской ССР, постановил приложить записки Берия к протоколу заседания Президиума ЦК и поручить Г. Маленкову, Л. Берия, Н. Хрущеву, Л. Кагановичу, М. Суслову, П. Поспелову и Н. Шаталину совместно с руководством соответствующих союзных республик выработать проекты постановлений ЦК КПСС.
26 мая 1953 года на заседании Президиума ЦК были приняты два постановления ЦК КПСС: «Вопросы западных областей Украинской ССР» и «Вопросы Литовской ССР». 12 июня 1953 года аналогичные решения были приняты на основании записки Хрущева по Латвийской ССР и записки Берия по Белорусской ССР.
Вот пример по Литве.
«1. Признать неудовлетворительной работу ЦК КП Литвы и Совета Министров Литовской ССР по укреплению советской власти в республике.
2. Обязать покончить с извращениями советской национальной политики, создающими у населения неправильное представление о политике советской власти в отношении экономического, политического и культурного развития советских республик…
3. Считать главной задачей Литовской партийной организации в ближайший период подготовку, выращивание и широкое выдвижение литовских кадров во все звенья партийного, советского и хозяйственного руководства…
4. Отменить ведение делопроизводства во всех партийных, государственных и общественных организациях Литовской ССР на нелитовском языке…».
При этом записки Берия вместе с протоколом заседания Президиума ЦК КПСС были разосланы руководящим партийным органам республики и областей «для сведения и руководства». 2–4 июня 1953 года в Киеве прошел пленум ЦК Компартии Украины с повесткой дня: «О постановлении пленума ЦК КПСС от 26 мая 1953 г. «Вопросы западных областей Украинской ССР в докладной записке тов. Л.П. Берия в Президиум ЦК КПСС»».
После ареста Берия в соответствии с постановлением Президиума ЦК КПСС от 2 июля 1953 года эти его записки были изъяты из протоколов Президиума ЦК, а принятые по ним решения отменены как способствующие «активизации буржуазно-националистических элементов».
О том, что руководители страны месяц назад поставили свои подписи под этими решениями, было забыто навсегда.
Берия и «урожайность сельского хозяйства»
А это уже больше, наверное, похоже на анекдот.
«Действуя, как злобный враг советского народа, подсудимый Берия, с целью создания продовольственных затруднений в нашей стране, всячески саботировал, мешал проведению важнейших мероприятий Партии и Правительства, направленных на подъем хозяйства колхозов и совхозов и неуклонное повышение благосостояния советского народа».
Абсурд? А между прочим, в приговор это попало не случайно!
Здесь «поработал» помощник первого заместителя председателя Совмина СССР (т. е. Берия) по вопросам сельского хозяйства Б. Савельев.
Вот фрагменты судебного заседания.
«Председатель Конев: Член суда Михайлов имеет вопрос.
Член суда Михайлов (обращается к Берия. — Авт.): Вы говорите, что искали вопросы, которые необходимо поставить перед Правительством, а вот по сельскому хозяйству…
Берия: Прошу уточнить вопрос.
Член суда Москаленко (обращается к Берия. — Авт.): Вы признаете, что, пробираясь к власти и желая создать продовольственные затруднения в нашей стране, саботировали и мешали проведению важнейших мероприятий партии, направленных на подъем хозяйства колхозов и совхозов и на неуклонное повышение благосостояния советского народа?
Оглашаю показания Савельева:
«…Министерством сельского хозяйства примерно в середине апреля этого года было внесено предложение о повышении заготовительных цен на овощи. В этих же предложениях был ряд других мероприятий, направленных на повышение урожайности овощей — картофеля. Берия отверг необходимость повышения цен без указания мотивов, а все остальные вопросы вообще не стал рассматривать и они остались нерешеными….
Через десять дней, когда был представлен новый проект предложений, в котором был уменьшен план заготовки овощей, картофеля, а вопрос о повышении цен исключен, Берия и этот проект отверг, мотивируя тем, что проект велик по объему и, как мне заявил Ордынцев, Берия тут же сказал: «Я им сорву работу».
Вы подтверждаете это?
Берия: Я это отрицаю. Вопросы сельского хозяйства меня касались только как члена Президиума ЦК. Наоборот, я ставил вопрос о большей заготовке овощей и фруктов.
Член суда Москаленко: Почему вы мешали этому проекту?
Оглашаю показания Ордынцева:
«…Этот проект относительно мероприятий по повышению урожайности овощей обсуждался длительное время и представлялся Берия несколько раз, но Берия откладывал его рассмотрение, материалы не читал или потому, что некогда было, либо не хотел ими заниматься. Когда был представлен ему новый вариант предложений для обсуждения на комиссии, он заявил, что не подготовлен к этому вопросу, и наверное сорвет его обсуждение. В таком духе я передал слова Берия Савельеву. Материалы лежали без движения потому, что после первого обсуждения проектов, более заседания комиссии не созывалось…».
Председатель Конев: Вы подтверждаете это?
Берия: Я не собирал комиссии, этот вопрос обсуждался не на бюро, а обсуждался в комиссии ЦК под председательством Председателя Совета Министров. Речь шла о картофеле Мое участие в этой комиссии заключалось в том, что я высказывал свое мнение о ценах на картофель. Одни выступали за повышение цен на картофель, другие против…
Председатель Конев: Вы говорите не по существу, отвечайте суду на вопрос, как вы тормозили развитие сельского хозяйства?
Берия: Это я категорически отрицаю. Одни считали, что цены на картофель надо поднять, а я считал, что этого не надо делать. Я считал, что надо провести другие мероприятия, как например, механизацию сельского хозяйства, повышение производительности труда и другие меры.
Председатель Конев: Эти мероприятия не требуют объяснений. Отвечайте, вы заявляли Савельеву, что проекты, представленные Министерством сельского хозяйства, надо сорвать?
Берия: Я категорически отрицаю, что саботировал мероприятия в области развития сельского хозяйства. Это какое-то недоразумение. Если материалы и задерживались рассмотрением, то это не моя вина.
Член суда Михайлов: Ваши показания на этот счет фальшивые и лживые. Без материальной заинтересованности колхозников нельзя поднять производительность и повысить урожайность. По вашей вине тормозилось развитие сельского хозяйства.
Берия: Я понимаю, что я говорю, там, где я виновен — там виновен. Где совершил преступление — я преступник, но там, где я не совершил ничего, то я не могу себя считать виновным. Может быть, я ошибался, но я считал, что нельзя повышать цены на картошку».
На этом «изобличение» Берия было закончено, и все указанное выше стало основанием для включения в приговор эпизода по сельскому хозяйству и противостоянию министра внутренних дел СССР «неуклонному повышению благосостояния советского народа».
Берия и «признание своей вины»
Из приговора:
«Виновность всех подсудимых в предъявленных им обвинениях установлена подлинными документами, вещественными доказательствами, собственноручными записями подсудимых, показаниями многочисленных свидетелей и потерпевших, а также показаниями арестованных участников заговорщической группы.
Изобличенные доказательствами подсудимые Берия, Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский на судебном следствии подтвердили показания, данные ими на предварительном следствии, и признали себя виновными в совершении ряда тягчайших государственных преступлений».
У судебно-следственных работников есть такая специфическая фраза: «Выводы суда не соответствуют материалам уголовного дела и противоречат полученным доказательствам». Это мы имеем и здесь. Дело в том, что и на следствии, и в суде все осужденные виновными себя в «тягчайших государственных преступлениях» не признали. А указание на это в приговоре является вымыслом суда. С первого до последнего дня они говорили о том, что совершали все свои действия, основываясь на приказах руководства страны, и просили расценивать совершенное как должностное преступление.
Об этом свидетельствует «последнее слово» каждого из подсудимых. В протоколе судебного заседания читаем.[161]
«22 декабря 1953 года.
20 часов 20 минут.
Председатель Конев: Судебное следствие объявляю законченным. Подсудимый Гоглидзе, вам предоставляется последнее слово.
Гоглидзе: Мое преступление заключается в том, что я выполнял все установки Берия, в результате чего были расстреляны невиновные люди. Значит, я не оказался на высоте своего положения, не сумел разобраться в обстановке.
Я признаю себя виновным в том, что участвовал в репрессиях в 1937–1938 годах, когда в результате применения незаконных методов следствия к арестованным и избиений пострадало много невиновных. Однако я действовал без контрреволюционного умысла, а слепо подчиняясь преступным распоряжениям Берия.
Прошу суд изменить квалификацию моих преступных действий на статьи о должностных преступлениях.
Председатель Конев: Подсудимый Кобулов, вам предоставляется последнее слово.
Кобулов: Только ознакомившись со всеми материалами дела, я убедился в том, что Берия — старый враг, втершийся в партию. Даже он вынужден был здесь на судебном следствии признать свое участие в мусаватистской контрразведке в качестве ее агента. Мое несчастие в том, что ранее я принимал Берия за честного человека и безоговорочно выполнял его преступные распоряжения. Сейчас мне видно, что многие из указаний Берия являлись преступными. Я принимал участие в выполнении этих указаний и поэтому должен отвечать перед судом, но в то время, когда я получал его указания, я не думал о том, что они преступны. Сознательно преступлений я не совершал. Я слепо доверял Берия, который занимал особое положение в государстве, и выполнял все указания Берия. Прошу суд переквалифицировать мое обвинение со статей о контрреволюционных преступлениях на другие статьи, которых я заслуживаю.
Председатель Конев: Подсудимый Деканозов, вам предоставляется последнее слово.
Деканозов: Действительно, я был близок к Берия. Главнейшие черты характера Берия это — карьеризм, честолюбие, выпячивание своей роли в государстве. Однако все это как-то проходило мимо меня. Я и другие лица, близкие к Берия, смотрели на его отрицательные черты сквозь пальцы.
Мною совершены некоторые преступления, но они не являются преступлениями контрреволюционными. Я виновен в избиении Борового и сейчас очень рад, что он жив. Отрицаю свою виновность в деле Кедрова, Голубева и Батуриной. Здесь была большая провокация со стороны Берия, и расправа, совершенная над Батуриной, Кедровым и Голубевым, является преступлением Берия. Это дело носит неприятный характер, так как, арестовывая Батурину, Кедрова и Голубева, Берия рассчитывал нанести удар по другим лицам, занимавшим более высокое общественное положение. Проводя наблюдение за Кедровым, Голубевым и Батуриной, я лишь выполнял преступное распоряжение Берия.
Я признаю факты своего морального разложения. Во время суда, когда исследовались вопросы, связанные с моим моральным обликом, я выглядел очень плохо и хотя некоторые факты преувеличены, но и то, что мною совершено, я считаю для себя совершенно недопустимым.
Прошу суд учесть, что контрреволюционных преступлений я не совершал и осудить меня по другим статьям уголовного кодекса.
Председатель Конев: Подсудимый Влодзимирский, вам предоставляется последнее слово.
Влодзимирский: О том, что в НКВД, а затем в МГБ и МВД совершались преступления, я узнал лишь при ознакомлении с делом. Еще раз заявляю, что близким человеком Берия я не был. Подтверждаю, что я участвовал в избиении арестованных, но, поступая так, я полагал, что Берия отдает распоряжения об избиениях, предварительно согласовав их.
Заключения о расстреле 25 арестованных я подписал, датировав их задним числом, по распоряжению Меркулова.
Постановление об аресте Константина Орджоникидзе было подписано мною на основании распоряжении Кобулова.
Я еще раз прошу суд оценить объективно все доказательства, собранные в отношении меня, и изменить квалификацию моего обвинения.
Председатель Конев: Подсудимый Мешик, вам предоставляется последнее слово.
Мешик: Я признаю себя виновным в том, что оказался пособником ряда преступлений Берия, не зная о том, что он враг. В этом я виновен. Я хочу, чтобы мне вынесли самую суровую кару с этой формулировкой. Я не хочу снисхождения, а судите меня за то, в чем я виноват. Однако я не признаю себя виновным в совершении преступлений во время работы на Украине.
У меня есть семья, и я прошу суд, чтобы его приговор не отразился на моей семье.
В 21 час 15 минут Председатель объявляет перерыв до 23 декабря 1953 года.
Пятый день судебного заседания.
23 декабря 1953 года.
12 часов 45 минут.
Председатель Конев: Судебное заседание продолжается. Подсудимый Меркулов, вам предоставляется последнее слово.
Меркулов: Статьи о контрреволюционных преступлениях были предъявлены в обвинение мне неправильно. Произошло роковое для меня стечение обстоятельств.
Одним из центральных пунктов моего обвинения является составление списка о расстреле 25 арестованных. Однако, участвуя в составлении этого списка, я поверил словам Берия о том, что расстрел арестованных согласован.
Я виновен в том, что стал причиной смерти невиновного человека — Скпизкова,[162] который был расстрелян, но это преступление я совершил в силу допущенной халатности, а не умышленно. Лишь на следствии я впервые узнал, что оказался причиной смерти невиновного человека. Я готов за это нести любое наказание, но считаю, что допустил не контрреволюционное, а должностное преступление.
Мне сейчас стыдно за близость свою к Берия. Я многое сделал для него, помогал ему, но я думал, что Берия является честным человеком. Сейчас я понимаю, что человек с таким нравственным обликом, как Берия, не мог быть честным членом партии и государственным деятелем. Если бы он не был своевременно разоблачен, то нанес бы непоправимый вред социалистической Родине.
Берия также нанес тяжелый удар моей семье,[163] но я прошу Вас не переносить на меня Вашу справедливую ненависть к Берия.
Я прошу одного — снять с меня контрреволюционные статьи и осудить меня по другим статьям Уголовного Кодекса.
Председатель Конев: Подсудимый Берия, Вам предоставляется последнее слово.
Берия: Я уже показал суду, в чем я признаю себя виновным. Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако я заявляю, что, даже находясь на службе там, не совершал ничего вредного.[164]
Полностью признаю свое морально-бытовое разложение Многочисленные связи с женщинами, о которых здесь говорилось, позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии.
Признаю, что, вступив в связь с Дроздовой, я совершил преступление, отрицаю факт насилия.