Глава 10 ДОПРОС СВИДЕТЕЛЕЙ В СУДЕ

Глава 10

ДОПРОС СВИДЕТЕЛЕЙ В СУДЕ

22 декабря 1953 года суд приступил к допросу свидетелей. Но сначала он предоставил подсудимым право задать друг другу уточняющие вопросы, заявить ходатайства. Этим правом воспользовались Мешик, Меркулов, Деканозов, Кобулов и Влодзимирский. Берия и Гоглидзе молчали.

Мешик просил суд приобщить к делу план по розыску и ликвидации главарей ОУН Лемеша и Орла, который разрабатывал он, Мешик. Суд это ходатайство отклонил. Хотя мог бы и удовлетворить.

Меркулов спросил Берия о том, было ли указание «инстанции» на составление списка из 25 человек, которых расстреляли в 1941 году. Берия ответил утвердительно, но от кого именно, не сказал, а Меркулов, так же как и суд, не спросил.

Деканозов хотел рассказать об обстановке в Грузии в 1953 году. Суд счел это не относящимся к делу.

Кобулов просил приобщить к делу материалы, о которых он говорил при ознакомлении с делом в конце следствия.

Конев дал распоряжение разыскать эти материалы, но что это за материалы и какова их судьба — не ясно. В деле их нет.

Влодзимирский поднял два вопроса. Первый — о присвоении ему воинского звания генерал-лейтенанта взамен спецзвания НКВД старший майор госбезопасности, второй — о том, что он не был доверенным человеком Берия. Конев ответил, что это суду уже известно. После этого суд перешел к допросу свидетелей.

Первым был приехавший из Львова генерал МВД Тимофей Амвросиевич Строкач[140]. Интересно, что сразу же после ареста Берия, еще 28 июня 1953 года, Строкач направил заявление Хрущеву, в котором подробно изложил весь негатив о своих бывших начальниках — Берия и Мешике.

Хрущев разослал это заявление всем членам Президиума ЦК, а Маленков огласил его в докладе на июльском пленуме со своими комментариями под «бурные и продолжительные аплодисменты».

Говоря языком зарубежного правосудия, Строкач, как, впрочем, и другие свидетели по этому делу, были «свидетелями обвинения». Все они пострадали от Берия, подвергались с его стороны унижениям, оскорблениям, наказаниям, он смещал их с должностей. Короче, обижаться на него они имели все основания, за исключением, пожалуй, его заместителя по кадрам Обручникова (у которого на даче жила Ляля Дроздова с ребенком), да Штеменко, который во время войны был консультантом Берия на Кавказе, а потом долгие годы поддерживал с ним хорошие отношения.

Однако и с Обручниковым, и со Штеменко власть провела нужную подготовительную работу, отстранив для начала их обоих от занимаемых постов, а Штеменко еще и понизив в генеральском звании, сразу на две ступени (с генерала армии до генерал-лейтенанта), что сразу превратило их из друзей Берия в свидетелей обвинения.

Допрос Строкача начался с его рассказа о том, какие ошибки, по его, Строкача, мнению, допустил Берия при реформировании МВД летом 1953 года на Украине.

Напомню, что в результате этого реформирования сам Строкач был снят с поста начальника Львовского областного управления МВД и в декабре 1953 года (на момент суда) находился «в распоряжении МВД». Это означало, что должности ему к тому времени еще не подобрали. Уже после суда Строкач пошел «вверх» и к 1956 году достиг должности зам. министра внутренних дел СССР по войскам. Естественно, Строкач, затаив обиду на Берия, начал в суде «громить» его. Для начала он вспомнил о том, что вместе с Мешиком, Кругловым, Серовым, Обручниковым и Ивашутиным в период с 14 по 20 марта 1953 года дважды присутствовал на совещаниях, где Берия давал им установки. Какие — нетрудно догадаться. Строкач показал, что «ЦК для Берия не существовал», что с приходом Берия в МВД, как следовало из заявления последнего, все изменится, что тот считал себя руководителем не только МВД, но и всей страны. Строкач рассказал, как на совещании, когда Ивашутин докладывал кадровую обстановку по МВД Украины, Берия грубо оборвал его, сказав, что никакой работы там не ведется и нужно менять едва ли не всех начальников областных управлений. В результате были сняты с работы Коваль, Сердюк и другие (в том числе и он, Строкач). Строкач процитировал Берия, который на том совещании, обращаясь к Мешику, сказал: «Нам нужны хорошие работники, чекисты, а не такие люди, которые только с трибун умеют болтать: «Ленин — Сталин!» От себя скажу: в этом Берия был прав.

Строкач рассказал, как Берия грубо разговаривал с первым секретарем ЦК КП Украины Л. Мельниковым и грозил, что посылает к нему Мешика, который наведет на Украине порядок. Строкач вспомнил, как Берия говорил о том, что чекистам надо иметь одного хозяина, и, глядя на Мешика добавил, что партийные работники не должны вмешиваться в работу органов МВД.

Далее Строкач «взялся» за своего бывшего непосредственного начальника Мешика. Он рассказал, как тот, прибыв в Киев 21 марта 1953 года, сразу начал продвигать установки Берия, причем все указания шли устно. Мешик и Берия требовали собирать сведения о национальном составе партийных кадров и качестве их работы. Строкач рассказал и о личном конфликте с Мешиком. Отношения их не сложились, потому что он, Строкач, не соглашаясь с ним, постоянно спорил. Берия по телефону обещал стереть его, Строкача, в «лагерную пыль». В конечном итоге его сняли с работы. А другие областные управления МВД на Украине возглавили недостойные, по мнению Строкача, Погребной, Шерубалко, Жеваго, Поперека.

Обо всем этом Строкам писал в том заявлении от 28 июня 1953 года, которое зачитал на пленуме Маленков.

Однако в протоколе допроса Строкача в суде есть запись, которая для меня до конца не ясна. Но она, как видно, сыграла немалую роль в признании Берия виновным во всех его послевоенных грехах. Читаем.

«Строкам: Я все время думал над указаниями Берия о создании своих банд для борьбы с оуновским подпольем. Очевидно, в развитие этого указания Мешик создал план организации на Украине легализованного центра ОУН, руководителем его предполагался Шрах, ярый националист, бывший товарищ председателя Украинской Рады. Он находился на свободе только потому, что втерся в агентуру МВД. В Москве по этому плану была создана платформа этого центра. Размер этого липового центра в несколько раз превышал число оуновцев на Украине. Я хочу зачитать выдержки из этого плана.[141] Разрешите?

Председатель Конев: Разрешаю.

Строкам: Зачитывает пункты 5, 7 и 8 плана.

Председатель Конев: Когда это было?

Строкам: Недели полторы — две назад.

Председатель Конев: Кем подписан был этот план?

Строкам: Всеми заместителями министра внутренних дел СССР, начальниками управлений, в том числе Кобуловым. Этот план я направил Генеральному прокурору СССР тов. Руденко.

Председатель Конев: Суд определил — затребовать этот документ для обозрения в судебном заседании. (В материалах дела его нет. — Авт.) Свидетель Строкач, продолжайте показания.

Строкам: В этом плане предусматривалось восстановление униатской церкви, которая являлась самым злостным врагом Советского Союза и деятельность которой направлялась Ватиканом. Во время войны она активно помогала немцам, в мирное время — бандитам ОУН. Ликвидирована она по ходатайству самих верующих, а Мешик хотел легализировать эту церковь.

Недавно, разбирая документы в министерстве внутренних дел Украины, я обнаружил записки Мешика, на которых написано: «Указания Л.Б.». Там сказано: «Монастыри пускай откроют нелегально. Год-полтора пусть молятся потихоньку, а затем напишут заявления, что поддерживают советскую власть. Как открыть их — надо посоветоваться с агентурой, занятой в этом деле». Подсудимые могут сказать, что это является агентурной комбинацией. Но такая комбинация нужна была им для выполнения их вражеских замыслов и не связана с политикой нашей партии. Кое-что Берия удалось сделать, и украинские националисты воспряли. Но сознательные люди клеймили Берия за докладную записку Центральному Комитету о борьбе с ОУН. В ней Берия не указал, что бандитами замучено и убито свыше 28 тыс. честных советских людей (председателей сельсоветов, председателей копхозов, солдат, офицеров и генералов Советской армии), которые были убиты из-за угла. В числе убитых были такие известные люди, как генерал Ватутин, писатель Ярослав Голан и другие. Если бы у зверя Берия (так в протокопе. — Авт.) было хотя бы немного человеческого чувства, он бы этого не забыл. Я не понимаю, для чего нужно было записывать в план мероприятия, предусматривающие передачу за границу сведений о том, что в Западной Украине убито 100 тыс. бандитов. Это было записано в план по указанию Берия.

Председатель Конев: Подсудимый Берия, вы давали такие указания?

Берия: Нет, таких указаний я не давал».

О чем говорил Строкач во всем этом запротоколированном эпизоде, до конца так и не выяснено, но ясно одно — Берия и здесь выглядит негодяем. Для обвинения достаточно.

* * *

Следующим предстал приехавший из Минска свидетель генерал МВД Михаил Иванович Баскаков.[142]

5 июня 1953 года Баскаков, министр внутренних дел Белоруссии, был вызван в Москву на совещание. Берия, недовольный положением дел в Белоруссии, у себя в кабинете отдал распоряжение заместителю по кадрам Обручникову подготовить приказ о снятии Баскакова с должности. Баскаков прямо с Лубянки сразу поехал в Белорусское представительство и по телефону связался с первым секретарем ЦК КП Белоруссии Н. Паголичевым. Тот успокоил Баскакова, сказав, что «партия его не забудет». Свое слово он сдержал: когда через 20 дней Берия арестовали, Баскаков вновь стал министром внутренних дел Белорусской ССР. С этого Баскаков и начал свои показания в суде.

Он рассказал о том, что Берия полагал, что в Белоруссии имеются серьезные факты извращения национальной политики, которые, как записано в протоколе, «оскорбляют национальные чувства белорусов». Берия считал ошибкой, что в республике руководящие посты в партийных и советских органах занимаю только русские. Об этом ему, Баскакову, неоднократно говорил сам Берия, а также по телефону передавал недовольство шефа Кобулов. Ему, Баскакову, было предложено собрать сведения на руководителей республики и представить их в МВД. Об этом он доложил Патоличеву. Такие сведения, согласованные с ЦК КП Белоруссии, он привез в Москву, где 5 июня 1953 года и был снят с должности министра.

На вопрос Конева, за что же его отстранили от должности, Баскаков ответил: «По видимому, во-первых, за то, что я не коренной белорус; во-вторых, за то, что я был не угоден Берия и, в-третьих, что, вопреки его указаниям, я эти сведения получил в ЦК КП Белоруссии».

На этом допрос Баскакова закончился. Правда, Кобулов задал ему два незначительных вопроса по поводу его, Кобулова, распоряжений, и после этого Баскаков покинул зал судебного заседания.

* * *

Следующим свидетелем был заместитель Берия по кадрам генерал-лейтенант Борис Павлович Обручников.[143]

Напомню, что к декабрю 1953 года проверка в органах МВД в связи с делом Берия набрала максимальные обороты. Велось несколько больших уголовных дел, многие генералы были арестованы. Обручников хотя и был на свободе, но «ходил под колпаком». Это, наверное, и сыграло главную роль в том, что Борис Павлович неожиданно стал в суде одним из главных свидетелей обвинения, рассказал даже такие вещи, о которых его не спрашивали. (Правда, о Ляле Дроздовой, проживавшей у него на даче, он почему-то промолчал.)

Такую позицию Обручников занял, видимо, в надежде, что все это учтется при решении его собственной судьбы. Но он ошибся. Показания его, пожалуй, самые подробные после Строкача, записали в судебный протокол, и они легли в основу приговора Берия, а самого Обручникова позже с позором уволили из органов, лишив генеральского звания.

Громить Берия его кадровик начал с заявления о плохой кадровой работе в МВД, сказав, что назначение на руководящие посты ранее уволенных отстраненных от работ в органах Кобулова, Мешика, Мильштейна, Райхмана, Савицкого, Влодзимирского, Кузьмичева (забыл Деканозова. — Авт.) было ошибкой Берия. Порядок согласования кадров с партийными органами был ликвидирован. Он, Обручников, неоднократно приносил Берия документы для отправки в ЦК КПСС для согласования кандидатур на руководящие посты, но Берия их не подписывал, высказывая в грубой форме свое недовольство. Обручников вспомнил, как Берия, узнав, что на должность начальника инспекции планируется бывший работник аппарата ЦК КПСС Безответный, назначение его запретил. Начальником инспекции тогда стал Райхман.

Обручников поведал суду, что Берия подчинил органы МВД на транспорте не центральному аппарату, как требовал ЦК КПСС, а областным управлениям.

Берия запрещал ему, Обручникову, обращаться в ЦК КПСС и ругал его, что он «суется не в свои дела». Обручников вспомнил, что возвращенные на работу в МВД Кузьмичев и Эйтингон ранее находились под стражей, а по поводу назначения в МВД бывшего работника ЦК КПСС Максименко Берия сказал, что он для работы в органах не подходит, поскольку у него «лицо бандита». Берия, продолжал Обручников, не любил «людей Игнатьева» — бывшего министра госбезопасности, относя к ним Лялина, Епишева и его, Обручникова.

В протоколе записаны показания Обручникова о том, что Берия часто называл его ишаком, дубиной, дураком, свиньей, грозил посадить в подвал, сопровождал угрозы оскорблениями и нецензурной бранью.

После этого суд задал Обручникову ряд вопросов, на которые последний отвечал подробно, охотно и, как мне кажется, даже с удовольствием.

Обручников рассказал, что о «злом умысле» Берия (так и записано в протоколе) говорит отзыв им из-за границы 150 резидентов, которых он намеревался поменять, причем всех одновременно. Это совпало с событиями в ГДР[144], а из-за отсутствия там разведчиков МВД ЦК был лишен своевременной информации.

Неожиданно пожелал задать вопросы Обручникову сам Берия. Читаем протокол суда.

«Берия: Может быть, свидетель Обручников укажет, кого мы уволили из МВД СССР из числа лиц, присланных ЦК КПСС?

Обручников: Это — Безответнный, Лялин, Никифоров, Максименко, Цыпляков и другие.

Берия: Против каких кандидатур возражало управление кадров?

Обручников: Например, против назначения Райхмана.

Берия: Разве переподчинение транспортных отделов МВД местным управлениям МВД означало отдаление их от партийных органов?

Обручников: Да, если раньше они могли непосредственно идти в обком или горком партии, то теперь они вынуждены были это делать через управление МВД области, города.

Берия: Пусть свидетель Обручников скажет, кто просил у Н С. Хрущева прислать на работу в МВД СССР сотрудников из аппарата ЦК?

Обручников: Вы. Но потом Вы от всех этих товарищей отказались.

Берия: Говорил ли Обручников, что Егоров придирается к нему?

Обручников: Нет, этого не было.

Берия: Свидетель Обручников, разве Лялин и Епишев были уволены из органов МВД?

Обручников: Берия говорил, что их нужно откомандировать.

Член суда Зейдин (обращается к Обручникову. — Авт.): На следствии Вы показывали, что со стороны Берия было высказывание о том, что чекистам нужен один хозяин Как вы поняли это высказывание?

Обручников: Я это понял, как желание устранить партийный контроль над работой органов МВД».

На этом допрос Обручникова был закончен.

* * *

Далее перед судом предстал начальник первого спецотдела МВД СССР Александр Семенович Кузнецов.[145] Он возглавлял этот отдел в течение последних шести лет.

Показания Кузнецова были, пожалуй, самыми короткими. Он рассказал, что в 1953 году после слияния МВД и МГБ Кобулов приказал ему принять дела от бывшего начальника отдела «А» МГБ СССР[146] Герцовского, а затем собрать все особые архивы и хранить их у себя, что он и сделал. Далее в протоколе записано следующее:

«В апреле с.г. я был вызван к Берия, который приказал мне принести материалы из особой папки с показаниями Ежова о Поскребышеве. Я нашел эти материалы, но они Берия не удовлетворили. Я понял, что Берия и Кобулова интересовали материалы на видных деятелей партии и советского государства.

Берия и Кобулов проявили большой интерес к розыску этих материалов. Тогда же в апреле Берия приказал мне связаться со всеми начальниками управлений МВД СССР и передать им его приказание сдать на хранение в архив все оперативно-агентурные материалы, собранные на руководящих работников партийных и советских органов, в том числе на руководителей партии и правительства.

Такие материалы были нам сданы. Мы составили описи этих материалов. 25 мая с.г. эти описи я передал Кобулову с моим рапортом на имя Берия. В рапорте я указывал, что ряд материалов носит провокационный характер и поэтому необходимо создать комиссию для их просмотра и уничтожения. Кобулов оставил у себя описи и мой рапорт.

Я пришел к выводу, что они собирали провокационные материалы в отношении руководителей партии и правительства.

Больше по делу Берия мне нечего сказать».

* * *

И все же основное внимание суд уделил не этому, т. е. не фактам собирания Берия «компры» на руководство страны: этого было недостаточно для серьезного обвинения. Намного колоритнее выглядят обвинения в шпионаже, измене родине, развале разведывательных органов страны.

Наверное, поэтому среди свидетелей, вызванных в суд по делу Берия, было несколько разведчиков, в том числе и сам генерал Сергей Романович Савченко[147] — до марта 1953 года начальник Первого главного управления МГБ СССР, занимавшегося внешней разведкой.

Кстати, после войны, когда Савченко был министром госбезопасности Украины, где первым секретарем ЦК был Хрущев. Судоплатов в своей книге описывает случай, когда в 1947 году Савченко по указанию Хрущева участвовал в физическом уничтожении архиепископа Украинской униатской церкви Ромжи, который, поданным МГБ, активно сотрудничал с главарями бандитского движения, поддерживал связь с Ватиканом и вел активную борьбу с советской властью на Украине вместе с бандеровцами.

Вначале планировалась «автокатастрофа» в Ужгороде. Однако она не удалась, и Ромжа только попал в больницу. Тогда на Украину из Москвы был командирован Майрановский со своей «коллекцией» ядов. Медсестра, а по совместительству она же агент госбезопасности, и сделала Ромже в больнице смертельную инъекцию.

Операция санкционировалась Сталиным, Молотовым, Абакумовым. Принимал участие в ней и Судоплатов. Савченко за это был награжден.

Как следует из запротоколированных показаний, Савченко тоже был недоволен работой с Берия.

Он рассказал, что Берия и Кобулов резко сократили численный состав аппарата разведки — в шесть-семь раз. Берия объединил два отдела — американский и английский — в один, чем, как выразился Савченко, «разведывательная работа против главного нашего противника была по существу свернута». Без всякой необходимости Берия, по словам Савченко, отозвал из капиталистических стран всех резидентов, что отрицательно сказалось на состоянии закордонной работы. Была нарушена, а с частью агентуры вовсе потеряна связь, резко сократилось поступление разведывательной информации. Кроме того, внезапный и массовый вызов работников резидентур привел к расшифровке наших разведчиков.

Под видом улучшения работы, продолжал бывший начальник ПГУ, по указанию Берия и Кобулова в апреле — мае 1953 года были вызваны из стран народной демократии все советники МВД СССР. Вызов старых и назначение новых, менее подготовленных советников Берия и Кобуловым были произведены без предварительного согласования с ЦК.

В первых числах июня под видом улучшения работы аппарата уполномоченного МВД СССР в Германии его штат был сокращен в семь раз, в 14 округах[148] ликвидированы оперативные сектора. Все это привело к тому, что ко времени событий 16 июня 1953 года в Германии аппарат уполномоченного МВД СССР был дезорганизован. За два месяца до июньских событий из Германии было вызвано в Москву около 200 работников, хорошо знавших немецкий язык и работу. Как говорил Савченко, многие сотрудники были крайне удивлены такими мероприятиями. Он пытался возражать, хотел внести некоторые поправки, но Берия вызвал его к себе и предупредил в грубой форме, чтобы он не сопротивлялся проводившейся им реорганизации работы органов. Через некоторое время он, Савченко, был Берия снят с должности.

Свои показания генерал Савченко дополнил воспоминаниями пятнадцатилетней давности:

«Должен сказать суду, что точно такое же положение было и в 1938 г., когда Берия пришел в НКВД СССР. Он и тогда точно так же поступил с нашими резидентами. Я считаю, что все эти факты являются враждебными мероприятиями Берия, направленными на развал советской закордонной разведки.

Судья Зейдин задан Савченко уточняющий вопрос.

Член суда Зейдин: Берия угрожал посадить вас в подвал и согнуть в бараний рог?

Савченко: Да. Это было 18 апреля с.г., когда я высказал сомнение в правильности действий Берия и Кобулова. Берия вызвал меня и стал угрожать, что посадит меня в подвал. (Про «бараний рог» записи в ответе нет. — Авт.)

Слово попросил Берия.

Берия: Свидетель Савченко, кто вас назначил первым заместителем начальника разведки?

Савченко: Эту должность я исполнял до объединения МГБ и МВД в одно Министерство. (Ответ не соответствует вопросу. — Авт.)

Вопрос возник у Кобулова.

Кобулов: Были ли у свидетеля Савченко какие-либо претензии к моему руководству за время совместной работы в течение трех месяцев?

Савченко: У меня были претензии к Кобулову. Не нужно было ему вызывать наших резидентов из капиталистических стран. К моменту приезда резидентов и оперативного состава резидентур отделами Главного разведывательного управления были подготовлены конкретные предложения и намечены задачи каждой резидентуры, что позволило быстро рассмотреть вопрос об улучшении их работы. Однако Кобулов эти предложения под различными предлогами не рассматривал, резидентов не принимал. В результате, резиденты длительное время бездельничали в Москве.

В течение двух месяцев Кобулов нашим управлением не занимался.

Неожиданно со стула встал Мешик:

Я полностью подтверждаю показания Савченко. Савченко мне неоднократно говорил, что ему очень трудно работать в созданной Берия и Кобуловым обстановке».

* * *

На этом допрос Савченко был закончен. В зал вызвали нового свидетеля — генерала МВД Петра Павловича Кондакова.[149]

Кондаков тоже имел все основания обижаться на Берия и Кобулова: во время их «ста дней» он был снят с должности министра внутренних дел Литовской ССР.

Кондаков рассказал небольшой, но вполне характерный эпизод о последних для него совещаниях у Берия в 1953 году.

20 апреля 1953 года Кондаков делал доклад о борьбе с националистическим подпольем в Литве. Берия был раздражен и, не дав ему закончить доклад, стал задавать вопросы, смысл которых сводился к получению сведений о партийных органах Литвы, а также предложил охарактеризовать секретарей ЦК и обкомов Компартии Литвы. Кондаков дал положительный отзыв. Тогда Берия обозвал его дураком и чиновником в погонах.

Берия спросил: «Кто может быть первым секретарем ЦК Компартии Литвы, кроме Снечкуса?» Он, Кондаков, заявил, что ему трудно отвечать на этот вопрос, так как эта должность является выборной, к тому же Снечкус работает хорошо.

Берия обрушился на него со всевозможными оскорблениями и заявил, что снимает его с поста министра внутренних дел Литовской ССР.

Однако через три дня Берия опять вызвал Кондакова к себе. Читаем протокол допроса Кондакова.

«Не удовлетворившись моим докладом, Берия приказал вызвать в Москву моих заместителей — Мартавичуса и Гайлявичуса. 23 апреля я вместе с ними прибыл к Берия. На этом приеме Берия дал указания нам выехать в Литву, собрать материалы о состоянии партийного и советского аппарата и этот материал доложить ему через три дня. Мы выехали в Вильнюс, а вместе с нами, в качестве наблюдающего, Берия был направлен Сазыкин. Была подготовлена объективная докладная записка, однако ею Берия не удовлетворился. Он снова ругал нас и обвинял в том, что мы якобы пытаемся скрыть действительное положение дел в Литве. Снова мы выехали в Литву. 5 мая с.г. я и мой заместитель Мартавичус были опять вызваны к Кобулову. Нам объяснили, что мы приглашены для участия в подготовке проекта записки Президиуму ЦК КПСС. В действительности же оказалось, что проект указанной записки был уже подготовлен Кобуловым. В этой записке данные о репрессированных были увеличены, сюда включили даже задерживаемых, а цифру погибших от рук антисоветского националистического подполья Кобулов слишком завуалировал. По указаниям Берия в органах МВД Литвы было проведено большое сокращение штатов, ликвидированы областные управления МВД и заново расставлен руководящий состав как в министерстве, так и в периферийных органах. Это привело к полнейшей дезорганизации работы органов МВД Литвы и к тому что националистическое подполье подняло голову и активизировало свою антисоветскую подрывную деятельность».

На этом допрос Кондакова был закончен.

* * *

Последним из бывших сослуживцев подсудимых, вызванных в суд в качестве свидетелей, был разведчик Александр Михаилович Короткое.[150]

Это был легендарный разведчик. Его имя в истории этой спецслужбы стоит рядом с именами Зорге, Абеля. Одних только орденов у этого 45-летнего генерала было 10 штук.

Однако, как часто бывает, Короткое не достиг больших высот в службе, дойдя «лишь» до генерал-майора. Ветераны рассказывают, что характер у него был прямой, твердый, да и за словом в карман он не лез, перед начальством не лебезил. Все это привело к тому, что с должности зам. начальника ПГУ он был «сослан» в ГДР на не очень престижную должность уполномоченного КГБ СССР по Восточной Германии. В 1961 году Коротков скоропостижно умер от сердечного приступа во время игры в теннис. Кстати, партнером по корту в тот момент у него был сам И. Серов.

Я думаю, что в суд Короткова вызвали для того, чтобы еще раз закрепить показания Савченко, обвинив Берия в развале разведки.

Допрос Короткова в судебном заседании шел недолго. Как истинный разведчик, он говорил мало и по существу. Кроме того, как мне кажется, раздраженно и без всякого желания. (Не в пример, скажем, Обручникову.)

Читаем протокол.

«Коротков: Как в первый раз, так и во второй приход на работу в МГБ — МВД, Берия разрушал наши разведывательные органы, дезорганизовал нашу разведывательную работу.

В 1938 г., став народным комиссаром внутренних дел СССР, Берия вызвал из-за границы наших резидентов как легальных, так и не легальных. Он охаивал нашу заграничную разведку, убирал наших разведчиков. Так было с резидентом Костенко, которого в 1938 году Берия вызвал из Парижа, арестовал его и расстрелял. Все наши товарищи считали его честным работником. Отец его и сестра — члены партии, были расстреляны белыми в 1917 году. Костенко был одним из лучших резидентов. Я считаю, что Берия боялся нашей заграничной агентуры, которая могла разоблачить его в связях с иностранными разведками. Только поэтому он, приходя в органы МВД, сразу же уничтожал наших резидентов.

Так он сделал и в 1953 году. Под предлогом, что агентурная сеть за границей себя не оправдывает и резиденты якобы негодные, Берия дал распоряжение отозвать всех резидентов из капиталистических стран в Советский Союз. Резидентов вызвали, но в течение двух месяцев с ними никто не разговаривал. Массовый выезд резидентов в Москву привел к тому, что была нарушена агентурная работа, это привело к расшифровке работников, вызванных в Москву. Таким образом, у Берия существовала система, при помощи которой он разрушал нашу агентурную сеть за границей. Это — первое.

Второе — Берия и его пособники скрывали от Советского Правительства и ЦК КПСС донесения агентов. Так, в 1936 году было получено донесение агента о том, что Германия готовится оккупировать Румынию. В 1940 году из Германии от наших резидентов поступили данные о подготовке Германии к войне. НКГБ[151] не реагировал на эти сообщения. Больше того, тогда же было принято решение похитить из сейфа Геринга документы о подготовке Германии к войне, но Меркулов запретил это делать.

Должен сказать, что Берия и Кобулов на проводимых совещаниях неоднократно огульно охаивали всю работу разведки.

Вот и все, что я хотел сказать по делу Берия».

Суд дал возможность подсудимым задать свидетелю вопросы.

«Берия: Свидетель Короткое, какое я имел отношение к Костенко?

Короткое: Была составлена положительная справка о работе резидента Костенко. На этой справке имеется Ваша резолюция: «Деканозов, доложите». После этого Костенко был арестован. Я с Костенко работал в Париже. Мы были отозваны в Москву. Здесь Деканозов стал требовать от меня дать в отношении Костенко компрометирующие показания. Я отзывался о Костенко только положительно. Тогда Деканозов назвал меня дураком и сказал: «Пойди подумай».

Берия: Свидетель Короткое, вы подтверждаете, что в 1939 году все руководство иностранного отдела НКВД СССР во главе со Слуцким было разгромлено, так как руководители этого отдела оказались врагами народа?

Короткое: Я Слуцкого не знаю. В разведке работало много рядовых работников. Не Слуцкий же, сидя в Москве, добывал сведения, а рядовые разведчики.

Берия: Пусть скажет свидетель Короткое, кто его самого послал в Германию?

Короткое: В Берлине находился Амаяк Кобулов, который никакого отношения к агентуре не имел. (Ответ не соответствует вопросу. — Авт.)

Деканозов: Свидетель Короткое, скажите, когда были отозваны резиденты в Москву, до моего прихода на работу в НКВД или позже?

Короткое: Резидентов тогда вызывали в Москву в два приема. Часть до прихода Деканозова, вторая часть — подавляющее большинство — была вызвана в период работы Деканозова. Костенко был вызван при Деканозове.

Деканозов: Может ли свидетель Короткое подтвердить, что я его тогда встретил хорошо и обещал сохранить на работе?

Короткое: Как только я приехал из Парижа, мне сразу объявили об увольнении меня из органов НКВД. В течение двух часов я добивался у Деканозова объяснить мне причины увольнения. Он мне не ответил. Уходя от Деканозова, я сказал ему, что буду писать заявление в ЦК. Через два месяца я был восстановлен на рядовую работу».

На этом допрос Короткова был завершен. Суд подходил к концу.

Еще будут допрошены два генерала Советской армии В. Сергацков и С. Штеменко. У них будут выясняться вопросы организации битвы за Кавказ в 1942 году, где Берия был представителем Ставки. В конечном итоге он был признан виновным в плохой, даже в преступной организации битвы. Речь об этом пойдет в другой главе.

Закончилось же судебное заседание последними словами подсудимых,[152] которые вы тоже еще прочитаете.

23 декабря в 13 часов 40 минут суд удалился для постановления приговора.

В тот же день в 18 часов 45 минут Конев его огласил. Вот полный текст приговора.