Глава 7 ДЕЛО РУХАДЗЕ, РАПАВА И ДРУГИХ КАК ЗЕРКАЛО РЕЖИМА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

ДЕЛО РУХАДЗЕ, РАПАВА И ДРУГИХ КАК ЗЕРКАЛО РЕЖИМА

Откровенно говоря, когда читаешь материалы уголовного дела в отношении Берия и иже с ним, испытываешь особое чувство. С одной стороны, все ясно — Берия негодяй, подлец и преступник, вдохновитель массового террора, организатор беззакония, произвола и т. п.

С другой стороны, его деятельность на государственных постах, особенно наркома внутренних дел СССР в годы войны, первого заместителя председателя Совета Министров СССР в период продвижения атомного проекта говорит и о его большом вкладе в обороноспособность страны. А с третьей стороны, когда изучаешь дело, то видишь, что шести месяцев предварительного следствия было явно недостаточно для всестороннего изучения всей картины беззакония. Создается впечатление, что дело спешили закончить к каким-то календарным срокам, а это привело к тому, что многие эпизоды преступной деятельности Берия и его соучастников не вошли в уголовное дело, а следовательно, не отражены в материалах ни в ходе следствия, ни, естественно, в ходе суда.

Обвинительное заключение «перегружено» общими фразами, похожими на лозунги, изобилует обобщениями, а зачастую отсутствием конкретных обвинений. Между тем УПК РСФСР и тогда требовал, чтобы эпизоды преступной деятельности были расследованы, а значит, и описаны в процессуальных документах объективно, полностью и всесторонне. Выйти за границы уголовного дела сейчас и дополнительно обвинять Берия и его соучастников в других преступлениях по закону уже нельзя. Поздно. Нужно оперировать только тем, что добыто в ходе следствия, а приговор должен базироваться на тех доказательствах, которые получены тогда, в 1953 году.

Но определенные дополнительные выводы сейчас мы можем сделать, ознакомившись с другими уголовными делами, возбужденными в отношении ответственных сотрудников НКВД — МГБ — МВД в тот период. Эти выводы, повторюсь, не могут быть положены в процессуальном порядке в обвинение Берия, но дополнить общую картину, а тем самым еще раз подтвердить размах беззакония в стране, порожденного Берия и его окружением, эти сведения позволяют. Как известно, в 1953 году и позже в органах МВД прошла невиданная чистка, прокатилась волна арестов. В основном правомерных. Было закончено еще несколько «громких» уголовных дел на ответственных работников органов МВД и госбезопасности. Особое место среди них занимает «грузинское дело» Рухадзе, Рапава и других.

У его истоков лежало знаменитое «мингрельское дело», начатое еще при Сталине (искали «большого мингрела»), «закрытое» при Берия и «открытое» при Хрущеве после ареста Лаврентия Павловича.

Об этом периоде бывший заместитель генерального прокурора СССР А. Катусев, комментируя книгу писателя К. Столярова «Палачи и жертвы», писал:

«Рухадзе арестовал Рапава, а Рюмин[117] арестовал Рухадзе, причем каждый из них обвинял свою жертву в государственной измене, в связи с иностранными разведками, во вражеских намерениях и т. п.

На Рухадзе эта цепочка не оборвалась: Рюмина арестовали люди Берия, а три месяца спустя был арестован и сам Берия, которому предъявили то же обвинение».

В отличие от дела Берия дело Рухадзе, Рапава и других расследовалось довольно спокойно, без спешки и рассматривалось в суде не случайными лицами, назначенными «инстанцией», а специалистами-профессионалами Военной коллегии Верховного суда СССР. Это свидетельствует о том, что выводам по делу Рухадзе, Рапава и других можно доверять больше, чем выводам по делу Берия.

Бывшие министры государственной безопасности Грузинской ССР А.Н. Рапава, Н.М. Рухадзе, заместитель министра госбезопасности республики Ш.О. Церетели, ответственные сотрудники НКВД, НКГБ, МГБ Грузинской ССР Н.А. Кримян, К.С. Савицкий, А.С. Хазан, Г.И. Парамонов, С.Н. Надарая обвинялись в совершении тяжких (контрреволюционных) преступлений.

19 сентября 1955 года в 11.00 прозвучал приговор: Рапава, Рухадзе, Церетели, Кримяну, Савицкому, Хазану — расстрел, Парамонову — 25 лет, а Надарая — 10 лет лишения свободы. Все они лишались своих воинских званий, кроме того, предусматривалась конфискация их имущества. Одновременно возбуждалось ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР о лишении их государственных наград — орденов и медалей Советского Союза.

3 ноября 1955 года Президиум Верховного Совета СССР ходатайства о помиловании тех, кто получил высшую меру наказания, отклонил, и 15 ноября 1955 года приговор был приведен в исполнение.

Военный судья генерал-майор юстиции Александр Александрович Долотцев, участвовавший в рассмотрении этого дела в 1955 году, к несчастью, уже ушел из жизни, но его неопубликованные воспоминания еще раз рисуют общую картину беззакония в Грузии в 30-е годы.

Материалы дела Рухадзе и других не только раскрывают новые эпизоды, не рассмотренные в деле Берия и других, но порой подтверждают уже известные детали. Эти данные из дела Рухадзе и других согласуются сданными в деле Берия, что очень важно: значит, расследуемые независимо друг от друга в разных делах преступные эпизоды действительно имели место и полностью доказаны.

Сразу отмечу, детям и людям со слабыми нервами читать это не рекомендуется.

Материалы дела свидетельствуют о масштабах и жестокости, и беззакония в Грузии в печально известные 30-е годы. Заслушав показания подсудимых и 48 свидетелей, многие из которых стали жертвами произвола, исследовав 118 уголовных дел, сфальсифицированных подсудимыми, множество других документов, суд обнажил чудовищный механизм преступлений, выявил не только конкретных исполнителей, но и «вдохновителей», организаторов этого террора. Рядом с подсудимыми в зале незримо присутствовали Берия, Меркулов, Гоглидзе, Кобулов.

Напомню, Гоглидзе и Кобулов при активной поддержке Берия стали соответственно наркомом и заместителем наркома внутренних дел Грузии, а позже вместе с Меркуловым вошли в руководство МВД страны.

Для расправы с неугодными лицами Берия, Гоглидзе, Меркулов, Кобулов привлекали в кадры аппарата НКВД Грузинской ССР, потом НКВД — МВД СССР преданных себе людей, готовых ради своих «благодетелей» на любое преступление. Любопытная деталь: Рухадзе, Церетели, Кримян, Савицкий, Хазан, Парамонов, Надарая не имели даже среднего образования, да и биографии их были небезупречны. Так, Церетели в период первой мировой войны служил обер-лейтенантом в «грузинском легионе» немецкой армии, в 1918–1919 годах служил штабс-капитаном в Белой армии, в 1920 году убил милиционера. И все это не помешало ему стать заместителем наркома внутренних дел республики. Когда же Берия занял пост наркома внутренних дел СССР, Церетели возглавил один из самых зловещих отделов в аппарате наркомата — отдел по тайным похищениям и убийствам людей (служба так и называлась — «отдел индивидуального террора»). Он заслужил звание генерал-лейтенанта, 14 орденов, в том числе 7 орденов Красного Знамени.

Рухадзе продвинулся по должностной лестнице до министра госбезопасности Грузии, также став генерал-лейтенантом.

Среди тех, кто слыл самым напористым «колуном», выделялся Кримян, «интеллект» которого исчерпывался четырьмя классами. Берия назначил его наркомом государственной безопасности Армянской ССР.

Савицкий и Хазан считались «интеллектуалами» — им поручалось «стряпать» так называемые обобщенные протоколы допросов. Изощренными способами они вынуждали арестованных людей подписывать сфальсифицированные показания, причем подчас сами прибегали к мерам физического воздействия. Кроме того, Хазану как помощнику Кобулова доверялось вести «формуляры-разработки» на сотрудников НКВД.

Парамонов, будучи еще следователем-стажером, проявлял особую жестокость, что помогло ему дойти до заместителя начальника следственной части по особо важным делам МВД СССР. Сам Парамонов всегда пользовался неограниченной поддержкой Берия, а преданностью ему компенсировал нехватку образования и способностей. Надарая от начальника тюрьмы дошел до зам. начальника личной охраны своего могущественного покровителя.

В своей деятельности все они руководствовались лишь распоряжениями Берия, Меркулова, Гоглидзе, Кобулова. Защитнику Апраксину на суде Кримян цинично ответил: «Я с законом был очень мало знаком. В 1937 году в НКВД Грузии существовал один закон — кто не бьет, тот сам враг».

Угождая Берия, его приспешники вовсю практиковали массовые аресты партийных, советских и военных деятелей, писателей, поэтов, ученых, представителей культуры. А те сотрудники НКВД Грузии, кто пытался противостоять беззаконию или уклонялся от выполнения преступных приказов, сами лишались свободы, а подчас и жизни.

Существовало своеобразное распределение обязанностей. Рухадзе, Кримян, Савицкий, Хазан, Парамонов вели следствие: зверским избиением, пытками добывали «улики» о существовании в Грузии различного рода шпионских, террористических, националистических и других антисоветских организаций. Гоглидзе, Церетели и Рапава выступали в роли судей, входили в «тройку», на чье рассмотрение передавались сфальсифицированные дела. По ее приговору невинных жертв ждали расстрел либо в редких случаях длительные сроки тюремного заключения.

Вот несколько свидетельств.

««Несуществующий террор» против Берия настолько вошел в быт, что считалось необходимым в каждом деле иметь признания арестованных в том, что они готовили теракт против Берия, — сообщил Цанава. — Эти признания в прямом смысле слова выколачивались из арестованных. Несчастные говорили только то, что требовал Кобулов, который вызывал к себе помощников — Кримяна, Савицкого, Парамонова и других, распределял среди них показания, какие должны дать арестованные, и начиналась «работа». Избивали до тех пор, пока арестованные не давали нужные Кобулову показания».

«Следствия как такового не велось, — показал бывший сотрудник НКВД Грузии Арзанов, — было сплошное избиение арестованных».

Ни один человек, привлеченный к ответственности без всяких оснований, не мог рассчитывать на благополучный исход следствия.

Установлены факты, когда «тройка» обрекала на расстрел беременных женщин, несовершеннолетних подростков, лиц, обвиняемых в действиях, за которые закон не предусматривал исключительную меру наказания.

О массовых арестах в Гагрском районе, условиях содержания в тюрьмах, методах следствия рассказал чудом уцелевший бывший заместитель Рухадзе по Гагрскому горотделу НКВД Васильев, еще в 1937 году посылавший Ежову и его заместителю Фриновскому рапорты о творившемся в Абхазии беззаконии. Сотрудники Гагрского отдела получили в 1937 году установку Рухадзе активно разоблачать государственных преступников. Это означало упрощенное ведение следствия и применение в широких масштабах физических мер, для которых выдавались специальные жгуты и валерьяновые капли — на случай, если вдруг кто-то из жертв потеряет сознание. Мягкосердечие к арестованным, предупреждал Рухадзе, будет расцениваться как сочувствие врагам народа.

Невинных людей избивали резиновыми палками, металлическими прутьями, шомполами, плетками, линейками, ремнями, длительное время вынуждали стоять с поднятыми вверх или разведенными в стороны руками. Некоторые следователи каблуками сапог давили обнаженные пальцы ног несчастных, затягивали половые органы специальной петлей, лишали обреченных сна, пищи, воды и т. д.

Из переполненных камер, исключавших любую возможность сесть, рассказывал Васильев, вытаскивали тех, кого вызывали на допрос. Летом мучения усиливались жарой Гагр. Порой еще живые узники продолжали стоять рядом с мертвыми соседями. А «следствие» шло своим чередом — согласно лимиту, определенному для оперативных работников: ежедневно заканчивать по десять дел для передачи на «тройку». Вот выдержки из протокола судебного заседания.

«Председательствующий Чепцов (к Васильеву): Кто решал вопросы об аресте того или иного человека?

Васильев: Этот вопрос решал Рухадзе, как начальник отдела, или на этот счет поступали указания из Сухуми, т. е. из НКВД Абхазии. Случалось так, что человека арестовывали, а уж потом оформляли документально его арест. Прокуратура фактически была устранена от надзора за законностью производившихся арестов.

Такие «порядки» ведения следствия, содержания под стражей распространялись и на аппарат НКВД Грузии. Руководил этим Берия.

Дополнительно к набору средств, помогавших вырывать «признания», по распоряжению Рапава во внутренней тюрьме, возглавляемой Надарая, оборудовали так называемые «горячие» и «холодные» камеры. Как свидетельствовала бывший фельдшер тюрьмы Тестова, «в «горячих» камерах вдоль стен были проложены трубы, по которым подавался пар, а в «холодных» камерах на пол набрасывался снег и заключенный помещался в них без одежды.

Председательствующий Чепцов (к Курели):[118] Какие последствия наступали от длительного пребывания в «горячих» камерах?

Курели: Как правило, паралич сердца».

С изощренной жестокостью «работал» со своими жертвами Кримян. Его «методы» испытал на себе бывший сотрудник НКВД Петросян, необоснованно арестованный по указанию Кримяна. Петросян показал: «В период следствия Кримян и Савицкий меня систематически избивали кулаками, ногами, ременной плетью, заставляли меня танцевать и всячески издевались, постоянно истязали так, что я не менее 30–35 раз терял сознание… Кримян выбил мне кулаком четыре зуба. Он же заставлял меня лизать кровь на полу». На суде Кримян не отрицал, что бил плетками, веревками, ремнями. Он признался, что арестованных по его указанию раздевали догола, клали на диван и избивали.

Он подтвердил также, что иногда заходил к Савицкому и Парамонову и помогал в избиении арестованных.

Не располагая никакими доказательствами вины людей, следователи начинали допрос, по свидетельству Савицкого, стандартной фразой: «Мы вас предупреждаем, что в распоряжении следствия имеются исчерпывающие материалы, изобличающие вас как члена контрреволюционной организации. Будете сами говорить правду или мы вынуждены будем приступить к изобличению вас».

Потерпевший Чарян показал, что на очной ставке с Демирчаном по требованию Рухадзе и Мартиросова они избивали друг друга палками, а те, видя эту картину, хохотали.

С ведома Надарая фабриковались акты, где причина гибели человека замалчивалась, подменяясь диагнозом о неизлечимой болезни. Вот несколько примеров.

Арестованный сотрудник НКВД Арутюнов скончался вскоре после того, как к нему были применены пытки по распоряжению Хазана. В медицинском же заключении записано, что он страдал многочисленными заболеваниями, от чего и скончался в камере.

На допросе умер бывший нарком социального обеспечения Грузии Вашакидзе. Одним из поводов к его аресту было то, что весной 1935 года в его кабинете «троцкист» Папулия Орджоникидзе[119], критикуя Берия, употребил «уличное выражение» (так в протоколе. — Авт.) в адрес последнего, а Вашакидзе скрыл этот «контрреволюционный» выпад.

Бесследно исчез в стенах НКВД Грузии бывший заместитель постоянного представителя Армянской и Грузинской союзных республик в Москве Левон Вермишев. Ни в следственных, ни в тюремных материалах, ни в документах «троек» нет никаких сведений о его судьбе. Впервые «рассекретил» на допросе эту тайну в 1955 году Савицкий. Вот выдержка из протокола допроса: «Во второй половине 1937 года в НКВД Грузии был доставлен из Москвы зам. постоянного представителя Армянской и Грузинской республик Вермишев. Показаниям его придавалось особое значение, так как ими интересовался сам Берия. Добиваясь признательных показаний от Вермишева, Кримян так его избил, что на следующий день тот умер в камере».

Нередко к Рухадзе и другим руководителям НКВД Грузии поступали предсмертные письма, в которых обреченные на смерть люди буквально кричали о помощи. Прощальную весть из камеры послал, в частности, бывший ответственный работник ЦК КП (б) Грузии Долидзе:

«Говорю свое последнее слово вам. Я и вместе со мной весьма многие преданные сыны нашей великой сталинской партии ни в чем не виноваты. Мы погибаем в результате провокации врагов народа, которые сумели оговорить лучших, преданных товарищей. Система же следствия в нашем НКВД такова, что оговор находит подтверждение. От нас же не выслушивают никаких оправданий, никаких выводов, заставляют подписывать и показывать всякую чушь и ерунду. Говорят, были и такие, которые ничего не показали, их тоже расстреливали. Кому это нужно, как не врагам…

Почему не подумаете над тем, что весь актив, который не раз доказывал свою преданность ленинско-сталинской партии, вдруг стал врагом строя, за который они боролись, врагом той партии, которая их воспитала и создала? Ведь это ерунда и чушь!

Совершаются ужасные, чудовищные преступления — истребляются люди, беспредельно преданные партии Сталина, беззаветно преданные вождю партии великому Сталину!

Моя просьба перед смертью — подумайте над этим. Мои показания, как и многих, сплошной вымысел, выдуманный под пыткой. Прощайте! Долидзе, камера № 21».

Материалы дела сподвижников Берия убеждают, что под ширмой борьбы с «пятой колонной», троцкистами, террористами, членами повстанческих и других «контрреволюционных» формирований творился геноцид против грузинского парода. Массовые аресты, дикие расправы создали в республике чрезвычайно тревожную обстановку.

Сохранились документы того периода, отобразившие невиданный размах репрессий в Грузии. В собственной «оперативной автобиографии» Рухадзе, к примеру, похвалялся: «Лично вскрыл немецкую резидентуру, возглавляемую пчеловодом Леткеманом. По Гаграм были выявлены и разоблачены 17 шпионов немецкой разведки. Все осуждены к ВМН. Под моим непосредственным руководством агентурными и следственными мероприятиями было разоблачено и арестовано до 700 человек врагов народа, уличенных во вредительской, диверсионной и террористической деятельности. Большая часть была осуждена к ВМН, остальные на разные сроки наказания».

Тогда же Хазан «заслужил» лестную характеристику. В его личном деле читаем: «С мая 1935 года возглавлял 1-е отделение 4-го отдела УГБ НКВД Грузии по борьбе с антипартийными контрреволюционными формированиями. За это время при непосредственном его участии изъято 1400 членов троцкистской организации Грузии и ликвидирован ряд террористических групп».

Масштабы преступлений в Грузии отчетливо видны из показаний Кримяна, которого Гоглидзе считал в те годы «молодым талантливым чекистом, подающим большие надежды». Вот его показания: «Помню дело Мгалоблишвили (председатель СНК Закавказья. — Авт.). Он был арестован в июле — августе 1937 года. Дело вели Хазан и Твалчрелидзе. Я видел, как Твалчрелидзе со своим помощником жестоко избили Мгалоблишвили. Я имел возможность ознакомиться с показаниями Мгалоблишвили и заявляю, что они надуманы и он осужден неверно. На основании его вынужденных показаний были арестованы и осуждены сотни невинных людей. Под воздействием Твалчрелидзе он дал показания о наличии 1500 повстанцев, затем довел эту цифру до 4000 человек, а потом до 7000 человек. В числе руководителей этой «повстанческой организации» были названы все секретари райкомов КП(б) Аджарии и Абхазии».

О том, как обнаруживались иногда «контрреволюционные организации», показал бывший секретарь комсомольской организации одного из колхозов Эрьян: «16 или 17 июля 1937 года ко мне приехали сотрудники НКВД и попросили составить список самых активных комсомольцев и их родственников. Эту просьбу я выполнил. Ночью начались аресты лиц, указанных в списке. За ночь было арестовано человек тридцать, а на другой день арестовали и меня… Началось «следствие». Всех арестованных следователи жестоко избивали и требовали признания вины в принадлежности к «контрреволюционной организации». Через месяц мне объявили, что я осужден на 10 лет лишения свободы, и отправили меня в лагерь. Из арестованных остались в живых только 6 человек».

После арестов и осуждения «врагов народа» наступал черед их семей.

Бывший политический цензор местной газеты «Заря Востока» Васина, арестованная 7 декабря 1937 года, провела в тюрьме свыше двух месяцев. Все это время ее принуждали подписать заранее подготовленный протокол о совершенных ею контрреволюционных преступлениях, где назывались также фамилии ее соучастников. Вот ее показания: «В результате систематических и длительных избиений все мое тело было в кровоподтеках. Однако мои страдания ни в какой мере не могут сравниться с пытками, которым была подвергнута Сария Лакоба (жена председателя СНК Абхазии Нестора Лакоба. — Авт.), находившаяся в одной камере со мной. О ее мучениях можно написать целую книгу. Сария Лакоба была красивой женщиной, имела пышные волосы. Однажды, когда она возвратилась с допроса, я увидела, что половина ее волос вырвана, она была страшно избита. Сария говорила, что Твалчрелидзе, Кримян и Савицкий таскали ее за волосы, сломали ей челюсть. В следующий раз ее принесли с допроса с перебитыми ребрами… Она говорила, что на ее глазах избивали ее сына и требовали признаться в том, что она намеревалась убить Сталина».

Предварительным следствием было еще раз установлено, что сообщники Берия занимались сбором клеветнических материалов на Серго Орджоникидзе. Берия получал ложные сведения о том, что в кругу руководящих партийных и советских работников Орджоникидзе выражал ему политическое недоверие. В рапорте на имя Гоглидзе 16 декабря 1936 года, еще до смерти Орджоникидзе, Кобулов докладывал: «Левон Гогоберидзе со слов Орджоникидзе передавал контрреволюционные, клеветнические измышления о тов. Берии».

Савицкий с Парамоновым сумели выбить «признания» Чахвадзе об участии в «контрреволюционной организации правых» 131 человека, в том числе бывшего секретаря ЦК КП(б) Грузии Левона Гогоберидзе и бывшего секретаря Заккрайкома ВКП(б) Мамии Орахелашвили. По приказу Берия Орахелашвили арестовали в Москве, где он заведовал отделом Института Маркса — Энгельса — Ленина, а позже этапировали в Тбилиси. Дело поступило к Кобулову и Кримяну. В результате их усердия арестованному понадобилась медицинская помощь. Вот что рассказала на суде бывший фельдшер внутренней тюрьмы НКВД Грузинской ССР Ароян:

«…У меня сохранилось в памяти, что на спине у Орахелашвили имелись зияющие кровоточащие раны, и я их смазывала йодом. Орахелашвили тогда жаловался на сильные боли и испытываемые им страшные мучения. Я, как могла, старалась облегчить его страдания».

По приговору «тройки» Мамию Орахелашвили расстреляли. Как вы помните, он «изобличал» в измене родине Серго Орджоникидзе.

Ложные подтверждения «вины» самого Орджоникидзе вымогались также у Элиавы Дзиндзигури, Сусаны Киладзе, Эмилии Вашакидзе.

Следом за Мамией Орахелашвили попала в тюрьму и его жена Мария — начальник одного из управлений наркомпроса РСФСР в Москве, бывший народный комиссар просвещения Грузинской ССР. Ее арестовали в Москве.

По указанию Берия с Марией «работали» Кобулов и Хазан. Ее сокамерница Васина показала: «Я очнулась, придя в сознание в камере, и увидела Марию Орахелашвили, не похожую на прежнюю Марию. Она была изуродована до неузнаваемости. Однажды, в середине декабря 1937 года, Марию Орахелашвили вызвали на допрос, а через некоторое время ее принесли в камеру на носилках. Она была в таком состоянии, что притронуться к ее телу было нельзя. Она была вся избита, руки у нее были вывернуты, ребра переломаны, и она даже не могла оправиться и нуждалась в нашей помощи, она кричала от боли на всю камеру.

Мария мне сказала: «Ты еще молода, крепись и ничего не подписывай, а я все подписала, но прошу, если увидишь дочь мою Кетусю, то передай ей, что я ни в чем не виновата перед партией и Сталиным».

Когда из Марии «вытрясли» нужные «улики» против Серго Орджоникидзе, ее расстреляли. Смертный приговор подписали Хазан, Кобулов и Гоглидзе.

Хазан, Кримян, Савицкий, Парамонов сфальсифицировали дело на бывшего секретаря ЦК КП(б) Грузии Михаила Кахиани, близкого друга Орджоникидзе.

Кахиани, уехав из Грузии в 1929 году, работал секретарем Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б), позже — членом редакционной коллегии газеты «Правда», а накануне ареста был уполномоченным Комитета партийного контроля по Северному Кавказу. В августе 1937 года Кримян на допросе вырвал у Кахиани первые «показания» о его контрреволюционной, террористической, вредительской и повстанческой деятельности. Кахиани «признался» даже в том, что за несколько месяцев работы уполномоченным Комитета партийного контроля по Северному Кавказу успел «создать широкую сеть повстанческих групп в горах, чтобы поднять восстание против Советской власти в момент возможного вторжения английских войск на территорию СССР». По традиции в протоколе отражалось и «намерение» Кахиани совершить террористический акт против Берия.

Берия настолько заинтересовался делом Кахиани, что лично вместе с Гоглидзе жестоко избил его на допросе. Однако, когда Михаил полностью отрекся от прежних своих «признаний», настаивая на отстранении Кримяна от следствия по его делу, Берия и Гоглидзе удовлетворили его просьбу и… дали других палачей; истязания продолжили Савицкий с Парамоновым, которые принудили-таки Кахиани к клевете на Орджоникидзе. А 3 декабря 1937 года по решению «тройки» Кахани был расстрелян.

Жестокую расправу учинил Берия и над близкими родственниками Серго Орджоникидзе. Едва Орахелашвили написал «собственноручное заявление» о брате Серго Орджоникидзе Папулии, как Рапава сразу же возбудил уголовное дело на него. За «подготовку террористического акта» против Берия Гоглидзе и Церетели как члены «тройки» приговорили Папулию Орджоникидзе к расстрелу.

По постановлению Рапава арестовали жену Папулии Нину, тоже якобы избравшую Берию объектом террористических замыслов. Кроме того, к ее «преступлениям» добавлялась «контрреволюционная агитация». Единственным поводом для таких обвинений послужило убеждение Нины в невиновности своего мужа.

29 марта 1938 года «тройка» осудила Нину Орджоникидзе на 10 лет заключения в ИТЛ. Однако это не удовлетворило Берия. 14 июня того же года та же «тройка» пересмотрела дело, и на следующий день Нину Орджоникидзе расстреляли.

7 августа 1937 года Хазан, выполняя указания Берия, с санкции Рапава арестовал при отсутствии каких-либо компрометирующих фактов другого брата Серго — Дмитрия Орджоникидзе. Как только Савицкий и Парамонов завершили «следствие», по решению «тройки» НКВД Грузинской ССР, принятому с участием Церетели, Дмитрия расстреляли.

Год спустя, в августе 1938 года, Савицкий и Парамонов взяли под стражу еще одного брата Серго — Ивана Орджоникидзе с женой Антониной Михайловной. Опираясь на сфальсифицированные в НКВД Грузии материалы, особое совещание при НКВД СССР «за проведение антисоветской агитации» осудило их на длительные сроки.

Репрессиям подвергались и работники правоохранительных органов Грузии. Все это происходило в основном по прямым указаниям Берия и его сообщников Кобулова, Гоглидзе, Меркулова.

Так, прокурор Авнатамов, осуществлявший надзор за местами заключения, «провинился» в том, что рискнул поднять голос в защиту арестованных. И сразу по распоряжению Хазана очутился за решеткой. Тогда же, не выдержав «обработки», он «покаялся» во «вредительстве по линии прокурорского надзора» (? — Авт.). По решению «тройки» его расстреляли.

30 июня 1937 года Берия арестовал командира грузинской дивизии Буачидзе, поскольку, как ему услужливо донесли, комдив возражал против выдвижения Берия по партийной линии. Сфабриковать материалы на Буачидзе помогли «разоблачения», добытые в результате истязаний от Чахвадзе, Мдивани, Мгалоблишвили. Чуть больше месяца понадобилось, чтобы 6 августа 1937 года Буачидзе скончался в больнице тбилисской тюрьмы от зверских побоев, прикрытых в свидетельстве о смерти диагнозом «паралич сердца».

В деле комдива имеется только один протокол допроса с собственноручной его подписью. Буачидзе показал, что считал Берия способным привнести в руководство партийной организации чекистские методы, поэтому при обсуждении и голосовании не согласился с его кандидатурой на должность секретаря ЦК КП(б) Грузии.

В те годы репрессии затронули всю Грузию, в том числе и творческую интеллигенцию.

23 апреля 1937 года Савицкий и Кримян с участием Кобулова выбили из известного общественного деятеля Грузии Буду Мдивани абсурдные показания о вредительстве, которым якобы занимался поэт Паоло Яшвили, «воспевая и популяризируя проблему орошения Самгорской степи». После ареста поэта Тициана Табидзе Кримян лишь через два месяца составил первый протокол его допроса. Все это время он с присущей ему жестокостью требовал от поэта не только «признаний» в собственной «контрреволюционной» деятельности, но и поклепа на коллег.

Горькую долю Табидзе разделили литераторы Джавахишвили и Яшвили, попавшие в руки Кримяна. О том, какие муки пришлось им вынести, показали свидетели, бывшие сотрудники НКВД Грузинской ССР.

Из протокола допросов.

«Свидетель Хемчумов: «У меня в памяти осталось два случая, когда Кримян до полусмерти избил двоих арестованных, один из которых был писатель Джавахишвили, а фамилию другого не помню. Этот второй на следующий день после избиения Кримяном умер. Избивал его Кримян каким-то крученым жгутом у себя в кабинете…»

Свидетель Арзанов: «У Кримяна был арестованный поэт Тициан Табидзе, которого Кримян жестоко избивал, требуя признаться, что он был в шпионской и какой-то еще вражеской организации. Тициан Табидзе категорически отказывался, но все же Кримян сломил его сопротивление, и Табидзе потом целую неделю писал «собственноручные показания»».

Из дела видно, что истерзанный пытками Табидзе «согласился» со своей принадлежностью к «организации», назвал среди сообщников даже национального героя Грузии Георгия Саакадзе. Кримян не обратил внимания на этот абсурд, и под пером «интеллектуала» Хазана родилось дело очередного «контрреволюционера» — Георгия Саакадзе.[120] А Табидзе «тройка» отправила на расстрел. Столь же печально завершился жизненный путь крупного грузинского прозаика Михаила Джавахишвили, автора исторического романа «Арсен из Марабы», включенного Горьким в серию лучших исторических романов. Причем Берия лично избивал писателя. Это подтверждено материалами дела.

Поэт Паоло Яшвили, затравленный пытками и издевательствами, покончил с собой. Свое решение он объяснил в предсмертной записке: «Мне не стоит больше жить, так как мое имя оскорблено врагами грузинского народа. Об одном прошу Сталина — будьте уверены, ухожу с этого света и уношу с собой безграничную ненависть к людям, которые пытались погубить Грузию и зверски вредили ее счастливому процветанию. Прошу Сталина помочь моей семье: дать возможность моей 13-летней дочери закончить образование и стать полезным человеком для общества».

Рапава и Рухадзе, имея поддержку Берия, настолько уверовали во вседозволенность, безнаказанность, что не считались ни с решениями судов, ни даже с предписаниями прокурора СССР. К примеру, военный трибунал Закавказского военного округа оправдал в 1939 году Чакобения, обвиненного в государственном преступлении, но по постановлению, завизированному Рухадзе, и с согласия Рапава его продолжали держать в заключении. Не было выполнено и требование прокурора СССР от 26 апреля 1940 года о немедленном освобождении Чакобения. Он так и скончался в тюрьме в июле 1942 года, незаконно пробыв там три года.

Вот такая «социалистическая законность» была в Грузии во время Л. Берия. Это, как вы понимаете, уже не «реставрация капитализма» и «не возрождение частной собственности», а нечто другое. За это нужно отвечать.