ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Разве ты не доволен тем, что теперь мы живем не в Крефельде? – спросила Анна-Луиза.

– Ты сказала, что здесь есть львы, тигры и другие дикие звери, – недовольным тоном ответил мальчик.

– Здесь есть и львы, и тигры, а вчера в лесу около фермы фрау Рихтер я видела даже слона.

– Ты просто придумываешь все это, – сказал мальчик, фыркнув от смеха.

– Ты съел яйцо? Тебе пора идти в школу. Уже почти девять часов.

Ганс торопливо собрал книги и тетради.

– Возьми дождевик, – продолжала она. – Сегодня будет дождь.

Анна-Луиза проверила, как мальчик застегнул пуговицы, все ли учебники и тетради он взял, поправила на нем воротник, провела гребнем по его коротко подстриженным волосам. Убедившись, что у мальчика все хорошо, она шутливо приставила руку к виску и отчеканила:

– Все в порядке, герр лейтенант! Попрощайся с папой.

Мальчик с важным видом взял под козырек и вышел. Анна-Луиза достала второе яйцо и осторожно опустила его в кипящую воду.

– Завтракать, герр Бах! – крикнула она.

Ни маленький мальчик, ни его отец, для которого она готовила сейчас завтрак, не состояли с Анной-Луизой ни в каких родственных отношениях. Она была членом военизированной трудовой организации, оказывающей помощь матерям и нуждающимся семьям военнослужащих. Немногим более года назад она начала работать у фрау Бах в Крефельде, расположенном в двенадцати километрах отсюда, в районе Рура. Работа ей нравилась, она очень полюбила мальчика, а сама фрау Бах оказалась довольно покладистым человеком. Приблизительно через месяц после того, как Анна-Луиза приступила к своей работе, фрау Бах погибла во время воздушного налета. Герр Бах и его старший сын Петер, рядовой солдат, которому едва исполнилось восемнадцать лет,. были возвращены с русского фронта в Германию. Начальство предложило эвакуировать Ганса в гитлеровский детский лагерь в протекторате Чехословакия, но герр Бах предпочел оставить мальчика под присмотром Анны-Луизы. Ему хотелось иметь какое-то место, о котором он мог бы думать как о своем домашнем очаге, хотя аренда квартиры для одного десятилетнего ребенка обходилась обер-лейтенанту непомерно дорого.

Двоюродный брат герра Баха Герд Белль предложил им занять домик в небольшом городке Альтгартен, неподалеку от нидерландской границы. Когда-то этот домик принадлежал отцу Герда и с тех пор, как тот умер, пустовал. Август Бах, командир радиолокационной станции «Горностай», принял предложение двоюродного брата и, поселившись в его домике, стал называть Альтгартен своим родным городом.

Сейчас, когда его радиолокационная станция находилась на побережье Нидерландов, он имел возможность довольно часто видеться со своим младшим сыном. В прошлое рождество его старший сын Петер также провел свой отпуск дома. Это было отличное время.

– Завтрак готов, герр Бах, – еще раз позвала АннаЛуиза.

– Вы слышали гром? – спросил Бах.

– Я сказала Гансу, чтобы он взял дождевик.

– Это летняя гроза, – заметил Бах. – Она пройдет очень быстро.

– Хорошо бы, – согласилась Анна-Луиза. – Вам ведь так далеко ехать.

Когда Август Бах сел за стол, Анна-Луиза заметила, что он был одет в свой лучший мундир. Он очень нравился ей в форме. Несмотря на свои сорок шесть лет, это был высокий и стройный мужчина, а седеющие волосы лишь мягко подчеркивали его загорелое лицо. На шее у него сверкал орден «За заслуги».

– А где яйцо для вас, Анна-Луиза?

– Их было только два, герр Бах. Куры плохо несутся.

– Тогда возьмите вы. – Он передал ей яйцо и с интересом стал смотреть, как она начала его есть. Она подняла голову и улыбнулась. Анна-Луиза была очень красивой девушкой.

– Герр Бах, – обратилась она к нему после некоторого молчания, – а это правда, что многие девушки будут работать на зенитных батареях? Говорят, что из них даже будут формировать орудийные расчеты?

Бах постоянно опасался, как бы в одно прекрасное время Анна-Луиза не решила, что присматривать за маленьким Гансом – это недостаточный вклад в военные усилия.

– Вы недовольны вашей работой, Анна-Луиза? – спросил он. – Хотите уйти от нас?

– Я никогда не оставлю вас, герр Бах, – ответила она. – Никогда! Я готова присматривать за Гансом всю свою жизнь.

– Ну-ну, Анна-Луиза, таких слишком обязывающих обещаний давать нельзя.

– Но это правда, герр Бах. Я люблю Ганса как родного сына.

– Но тогда почему же вы спрашиваете меня о девушках, которые будут обслуживать зенитные батареи? – спросил Август. Анна-Луиза молча поднялась из-за стола и начала убирать посуду. – Ну что же вы не отвечаете, Анна-Луиза?

– Герр Бах… – медленно начала она. В этот момент она стояла у раковины, повернувшись к нему спиной. Он посмотрел на ее длинные стройные ноги и сильные молодые руки. «Обнаженная, она выглядела бы…» Август сразу же подавил мысль об этом. Она ведь совсем еще ребенок – наверное, на год или два старше его сынапехотинца. Он должен заботиться об этой девушке, а не волочиться за ней.

– Скажите, герр Бах, – опять нерешительно начала Анна-Луиза, – а на вашей радиолокационной станции работают девушки?

Август Бах не рассмеялся, хотя ее слова о девушках в этом пустынном и безлюдном местечке на побережье Голландии красноречиво говорили о том, что Анна-Луиза не имеет ни малейшего представления о строгих и суровых условиях его службы на станции.

– Там нет никаких девушек, Анна-Луиза, – ответил Август. – Об этом там можно только мечтать, – добавил он шутливо, но, взглянув на девушку, заметил на ее лице слезы. Бах достал носовой платок и подошел к ней, чтобы вытереть их. – В чем дело? Что случилось, Анна-Луиза? – спросил он.

Она подняла к нему свое лицо, и в этот момент Август не удержался и горячо поцеловал ее.

– Я люблю вас, герр Бах, – тихо произнесла девушка.

Он погладил ее светлые волосы, и несколько раз прищелкнул языком, надеясь, что эти звуки приостановят ее слезы.

– Я люблю вас, – повторила она. – Что делать, если я люблю вас?

– Во-первых, перестаньте называть меня герр Бах.

– А что скажут люди? – тревожно спросила она.

– А вы думаете, они еще не сплетничают о нас?

– Сплетничают, – согласилась Анна-Луиза, – но это не имеет никакого значения. Я люблю вас.

– И я люблю вас, – медленно произнес он и ясно осознал, что действительно любит ее. Все свои отпуска за минувшие месяцы он провел в одном доме с этой девушкой. И если соседи говорят что-нибудь о них, то удивляться здесь нечему. Он уже не раз спрашивал себя, в какой мере он спешил попасть сюда, в этот дом, чтобы увидеть сына, и в какой мере из-за того, что этот семейный очаг создала Анна-Луиза. Ведь это она готовила ему любимые блюда и проигрывала на патефоне его любимые пластинки. – Я люблю тебя, Анна-Луиза, – повторил он. – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Она умоляюще взглянула на него:

– Но ведь у меня есть родители, герр Бах. Вам надо или побывать у них, или по крайней мере написать им.

– Я сделаю это сегодня же, – сказал Август.

Он снова нежно погладил ее волосы, взял ее руку в свою. Это была тонкая рука, покрасневшая от тяжелой работы, от мытья полов, стирки белья Ганса и рубашек Августа. Часы на расположенной по соседству церкви пробили девять. Мимо их дома, громыхая, проехала повозка, запряженная лошадью. От того, что всего в нескольких метрах от них город жил своей жизнью, интимность в их отношениях казалась еще более заговорщической. Август вытащил шпильки из ее волос, они распустились, и ее лицо в их обрамлении стало еще красивее. Он никогда не видел ее с распущенными волосами. Она улыбнулась, поцеловала его, и он медленно увлек ее в спальню…

– Ты знаешь, – прошептала Анна-Луиза, – я видела эту комнату тысячу раз с самых различных мест. Я видела ее даже из-под кровати, когда забиралась туда, протирая пол… Но мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь увижу эту комнату вот из такого положения…

На прохладной, туго накрахмаленной простыне тело Анны-Луизы казалось теплым, а кожа бархатистой.

– Отныне ты будешь видеть эту комнату из такого положения так часто, как тебе захочется, – сказал он, улыбаясь.

– О, я всегда буду хотеть видеть ее отсюда, – сказала Анна-Луиза серьезно. Она коснулась его лица пальцами, и он уловил резкий запах кухонного мыла, смешанный с запахом ее одеколона. – Герр Август, – прошептала она, – я теперь всегда буду спать в этой кровати?

– Всегда, – ответил он.

Она крепко обняла Августа и прижалась лицом к его сильной руке, обливая ее слезами радости. Он взял со столика манильскую сигару и закурил. Ему хотелось рассказать Анне-Луизе обо всем, что он когда-либо делал или видел, но времени до отъезда оставалось очень мало.

– Ты всегда будешь добрым и ласковым со мной, Август?

Он поцеловал кончик ее носа:

– Доброта в мужчине – это такое качество, которым восхищаются лишь немногие женщины, особенно среди очень молодых и очень красивых.

– Я всегда буду восхищаться тобой, Август. Расскажи мне о твоем ордене, об ордене «За заслуги».

«Почему ее так интересует этот покрытый синей эмалью крест? – подумал Август Бах. – Что он может значить для нее?»

Самолеты были совсем иными, когда он заслужил этот орден. Это были маленькие хрупкие бипланы, сделанные из брусьев, проволоки и пропитанной краской ткани. Не то что современные сложные машины из металла! Их тогда покрывали бесформенными розовато-лиловыми, красноватыми и серыми пятнами. Он помнил даже запахи бензина и аэролака – резкие запахи, от которых першило в горле.

– Я помню день, когда сбил первого англичанина. Была чудесная солнечная погода, на небе ни облачка…

– А тебе было страшно? – спросила Анна-Луиза.

– Я боялся тогда, что кто-нибудь может подумать, будто мне страшно, – ответил Август. Это был обычный ответ на такой вопрос.

– Ты видел пилота этого английского самолета?

– Это был двухместный самолет, – с трудом вспоминал Август Бах. – Я видел, как над открытой кабиной развевался конец белого шелкового шарфа пилота. Я зашел на самолет со стороны солнца.

– А ты гордился тем, что сбил самолет?

– Я убил тогда двух человек, Анна-Луиза. Это ужасная вещь. Позднее я сходил к месту падения самолета, чтобы взять в качестве трофея опознавательный знак, но вся ткань, на которой были нарисованы эти знаки, пропиталась кровью убитых летчиков. Они оба погибли. Часовой сообщил мне, что белый шарф английского пилота взял один из санитаров. «Он продаст его за пять марок», – сказал часовой. Я очень расстроился тогда…

Неожиданно комнату осветило ярким красным светом.

– Одна тысяча, две тысячи… – отсчитывала АннаЛуиза. Когда прогремел гром, она заявила, что гроза разразилась в четырех километрах от них. Шума дождя пока еще не было слышно.

– А ты знаешь, как определить, далеко ли гроза? – спросила она.

– Да, но это не особенно точно, – ответил Август.