Вторник, 9 сентября 1941 г

Вторник, 9 сентября 1941 г

Риттер фон Лееб

Оценка обстановки командующим группой армий «Северу».

…Противник предпринимает попытки выйти в тыл войскам, блокировавшим Неву. Большими силами он атакует 12-ю танковую дивизию у железнодорожной линии Волховстрой — Мга и превосходящими силами — 18-ю пехотную дивизию на Волхове.

В ходе сегодняшнего наступления 4-й танковой группы и 38-го корпуса возникли тяжелые бои. По всему видно, что противник имеет четкое намерение удерживать всеми силами внешний пояс обороны, который местами удалось прорвать частям 36-й моторизованной и 1-й пехотной дивизий…

Примечание: С 9 сентября начался наиболее кризисный этап боев за Ленинград. Несмотря на приказ Гитлера не брать город, командование группой армий «Север» все делало для того, чтобы создать благоприятную ситуацию для изменения этого решения. Если бы не кардинальные, даже жестокие меры, принятые Г. К. Жуковым, исход боев мог бы быть другим. Оценки Лееба последовательно это подтверждают. — Ю. Л.

Абрам Буров

Опасность, нависшая над городом, возросла еще больше. Перегруппировав силы, враг перешел в решительное наступление. Основной удар он нанес из района западнее Гатчины в направлении на Красное Село. Отбив первые атаки, наши части не смогли полностью отразить последующие удары.

Бои шли также южнее Колпино и на Ораниенбаумском направлении.

Елена Скрябина

Вчера, в пять часов вечера, мы стояли на балконе: моя мать, тетка и я. Обсуждали наше безвыходное положение…Загудели сирены, а затем посыпались бомбы, стали рушиться дома. Несмотря на весь грохот, Юрик спал крепким сном…Я не выдержала, схватила спящего Юрика на руки и побежала в подвал. Там полно народу, особенно детей. Они громко плачут, прижимаются к обезумевшим матерям. При каждом новом взрыве женщины, из которых многие были коммунистками, судорожно крестятся, шепчут молитвы. В эти минуты антирелигиозная пропаганда забыта.

Бомбежке, казалось, не будет конца. Сегодня узнали, что очень пострадал наш район. Некоторые картины мне навсегда врезались в память. Вот дом, разрушенный почти до основания. Но одна стена, оклеенная васильковыми обоями, уцелела. Даже картина висит, не покосившись. От другого бывшего дома над грудой кирпича, цемента, балок остался целый угол одной из верхних квартир. В углу икона, на полу детские игрушки, повсюду разбросанные, будто дети только что играли. Дальше — наполовину засыпанная обломками комната, но у стены кровать со взбитыми подушками и лампа. Случайно уцелевшие домашние вещи, открытые взору прохожих, — словно немые обличители того, что кто-то чужой, безжалостный ворвался в личную жизнь людей и варварски ее изуродовал.