Глава 2 Поход монгольских войск в Туркестан

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Поход монгольских войск в Туркестан

В начале XIII в. на степных просторах нынешнего Северного Казахстана, от Иртыша на запад, в Дешт-и Кипчаке, располагались кочевья кипчаков. Империя гур-хана кара-китаев занимала земли от области уйгуров в Восточном Туркестане до Аральского моря. В десятые годы XIII в. часть этой территории захватил Кучлук, возглавлявший монгольское племя найман, а северная часть Семиречья подчинялась Арслан-хану — предводителю тюрков-карлуков. Страну между Таласом, Чу и озером Иссык-Куль занимали канглы. Города-крепости и примыкающие к ним районы бассейна Сырдарьи, а также Мавераннахр и большая часть Ирана принадлежали хорезмшаху Ала ад-дину Мухаммаду.

После нашествия монголов мы видим иную картину, новые политические структуры. Вытесненные Чингиз-ханом из окрестностей Байкала, а затем и с берегов Иртыша группы меркитов и найманов, действовавшие сообща, были разбиты в 1209 г. уйгурским идикутом (титул главы уйгурского княжества в Восточном Туркестане) при попытке пройти через его владения. В результате они разделились: меркиты подались к кипчакам в Восточный Дешт-и Кипчак, а найманы во главе с Кучлуком направились в Семиречье во владения кара-китаев.

За этими событиями последовало другое. В 1211 г. в Семиречье впервые появилось монгольское войско, во главе которого стоял Хубилай-нойон, один из полководцев Чингиз-хана. Глава карлуков Арслан-хан велел убить кара-китайского наместника в Каялыке и добровольно подчинился монголам. Правитель Алмалыка (в долине реки Или) мусульманин Бузар также признал себя вассалом Чингиз-хана, ему в жены была отдана дочь Джучи, старшего сына Чингиз-хана. Однако корпус Хубилая в том же году отбыл на восток, так как Чингиз-хан начал войну с Китаем и все свои вооруженные силы направил туда.

Лишь в 1216 г., после возвращения из Северного Китая в Монголию, Чингиз-хан поручил Джучи добить бежавших на запад меркитов. Давние противники сошлись в ближнем бою около Иргиза. Тургайская степь стала полем брани. Меркиты потерпели полное поражение и рассеялись в разные стороны. Джучи торжествовал. Но тут произошло непредвиденное. На рассвете следующего после победы дня перед монголами возникло шестидесятитысячное войско хорезмшаха Мухаммад-султана, который из Дженда, с нижнего течения Сырдарьи, выступил в поход против кипчаков[88].

Монгольские военачальники решили не вступать в бой с хорезмшахом и объявили, что они посланы Чингиз-ханом только против меркитов, и у них нет разрешения на войну с хорезмшахом. Но султан не внял их словам и своими действиями принудил-таки Джучи вывести воинов на поле боя. Монголы сражались отчаянно смело. Даже был момент, когда хорезмшах чуть не угодил в плен, и лишь смелый бросок его отважного сына Джалал ад-дина, отразившего нападение, спас султана от верной гибели. По сведениям Ибн ал-Асира, «убито было с обеих сторон столько, что и не сочтешь, но не обратился в бегство ни один из них… Дошло дело до того, что иной из них слезал с коня и пеший бился со своим противником. Дрались они на ножах, и кровь текла по земле до такой степени, что лошади стали скользить по ней от множества ее».

Оба войска отошли на свои стоянки, чтобы наутро вновь начать битву. Монголы зажгли сторожевые костры, но оставив их горящими, сами скрытно покинули лагерь и быстрым маршем двинулись на восток. Утром, когда военная хитрость монголов обнаружилась, их уже невозможно было догнать. Султан вернулся в Самарканд. Так на территории нынешнего Казахстана произошла первая встреча двух войск — монгольского и мусульманского. То было мимолетное столкновение, оно не выявило победителя, однако имело тяжелые последствия.

Изложение последующих событий следует хронике ан-Насави. Ан-Насави был очевидцем крушения державы хорезмшаха. Ан-Насави исполнял ответственные поручения, возглавлял важные посольства, был верен своему государю, султану Джалал ад-дину, и со скорбью воспринял весть о его гибели. Вот как он описывает свой замысел составить жизнеописание султана: «Может ли быть цель более важная, чем установить события, увековечить сведения о них, извлечь из них опыт и назидание, и именно в отношении превратностей судьбы Джалал ад-дина» (ан-Насави. Введение).

По словам ан-Насави, храбрость монголов произвела на хорезмшаха сильное впечатление. В своем кругу он говорил, «что не видел никого, подобного этим людям храбростью, стойкостью в тяготах войны и умением по всем правилам пронзать копьем и разить мечом» (ан-Насави. 4). По мнению В. В. Бартольда, именно тягостное впечатление хорезмшаха от первого боя с монголами было одной из причин, по которой он впоследствии не решился встретить их в открытом сражении[89].

Вскоре отношения между хорезмшахом и предводителем монголов привели к «Отрарской катастрофе», давшей Чингиз-хану формальный повод для объявления войны. Развитие конфликта и начало военных действий протекали следующим образом.

Хорезмшах Мухаммад был владетелем одного из могущественных государств на мусульманском Востоке и полагал, что в Азии не было силы, способной противостоять его могуществу и богатству. Хорезмшах, достигнув вершин власти и величия, уже не мог сравнить себя по величию ни с кем, кроме как с легендарным Искандаром. Поэтому он ввел при дворе новую церемонию и установил наубу Зул-Карнайна. Науба — музыкальный салют, отбиваемый на ударных инструментах военными музыкантами в честь правителя. В арабской литературе Зул-Карнайн, букв. ‘Двурогий’, было именем Александра Македонского. По словам ан-Насави, «эту наубу исполняли во время восхода и заката солнца. Для нее использовали двадцать семь золотых литавр, палочки которых были унизаны различными самоцветами, точно так же как все инструменты, необходимые для наубы. В первый же день, избранный для того, чтобы она была исполнена, он ради своего величия повелел сделать это двадцати семи государям из числа наиболее значительных владетелей и сыновей султанов» (ан-Насави. 11).

Весть о победах, одержанных Чингиз-ханом в Китае, породила массу толков о грядущем бедствии. Хорезмшах, стремясь проверить слухи и получить достоверные сведения об этом завоевателе и его мощи, отправил в Монголию в 1215 г. посольство. Чингиз-хан со своей стороны также направил послов в Хорезм. Согласно ан-Насави, возглавляли монгольское посольство три мусульманина: Махмуд из Хорезма, Али Ходжа из Бухары и Йусуф Кенка из Отрара. Весной 1218 г. хорезмшах принял послов, вероятно, в Бухаре. Ему были переданы ценные подарки и письмо Чингиз-хана, в котором тот сообщал о своих завоеваниях в Северном Китае и Стране тюрков, чем, вероятно, решил устрашить хорезмшаха. В письме также предлагалось заключить мирный договор с гарантиями безопасности для купцов, занятых торговлей между двумя государствами. Султан Мухаммад выразил свое согласие на мирный договор с правителем Монголии.

После возвращения послов Чингиз-хан отправил в Среднюю Азию торговый караван во главе с Омар-Ходжой Отрари, Джамалом Мараги, Фахр ад-дином Бухари, Амин ад-дином Харави. Караван из пятисот верблюдов, нагруженных золотом, серебром, шелком, мехами, индийской медью, китайским фарфором и другими дорогими предметами, сопровождали четыреста пятьдесят человек, включая и монголов-лазутчиков, по приказу Чингиз-хана присоединившихся к среднеазиатским купцам. В середине 1218 г. караван прибыл в город Отрар, на правом берегу Сырдарьи. Правитель Отрара, наместник султана Мухаммада, Гаир-хан Йиналчук, обеспокоенный странным для торговцев поведением людей из этого каравана, объявил, по словам ан-Насави, что прибывшие в Отрар, хотя и имеют облик купцов, — не купцы. То ли с ведома хорезмшаха, то ли самовольно он задержал купцов, а затем истребил их. Караван был разграблен, все богатство убитых перешло к Гаир-хану. Удалось бежать только одному человеку, который и доставил весть об отрарской резне Чингиз-хану. Повелитель монголов отправил к хорезмшаху посольство во главе с Ибн Кафрадж Богра, в сопровождении двух татар, с требованием выдачи Гаир-хана Йиналчука и обещанием в этом случае сохранить мир. Хорезмшах не только не исполнил это требование, но велел убить неповинных послов, вероятно, считая войну с монголами неизбежной.

Война между Чингиз-ханом и хорезмшахом Мухаммадом действительно была неизбежной, и причина крылась не в той жестокой расправе хорезмшаха или его отрарского наместника с купцами. Для крупных скотоводческих хозяйств необходимы были обширные пастбища. Завоевательные войны обеспечивали кочевую знать военной добычей и новыми землями. Война расширяла жизненное пространство кочевников. Кроме того, знать использовала войну как средство для ослабления социальных противоречий в монгольском обществе, хотя бы временное, — зависимым кочевникам полагалась доля военной добычи. Чингиз-хан понимал, что только завоевательная политика может обеспечить ему верность монгольской кочевой знати, удержать ее от измен, заговоров, междоусобиц, а созданную им империю — от быстрого распада. С этой точки зрения монгольский поход в Среднюю Азию был лишь эпизодом, звеном в общей цепи запланированных обширных завоеваний. Как показывают данные источников, Чингиз-хан и не думал ограничиваться захватом империи хорезмшаха. В его планы входило завоевание всей Западной Азии и Восточной Европы, и он заранее отдал в удел старшему сыну Джучи еще не покоренные страны к западу от Иртыша и Аральского моря.

В 1218 г. Чингиз-хан послал против найманов Кучлука двадцатитысячный отряд под командованием полководца Джебе. Кучлуку к тому времени удалось создать большое государство на территории Кашгарии, части Семиречья и Ферганы. Следует отметить, что в своих владениях он преследовал мусульман, и те восприняли приход монголов как освобождение из-под власти найманского притеснителя. Кашгарцы даже оказали монголам помощь — подняли восстание против Кучлука и перебили воинов, размещенных в их домах. Сам Кучлук бежал в Бадахшан, но был настигнут и убит. Восточный Туркестан и часть Семиречья оказались во власти монголов.

Дорога на Мавераннахр теперь была открыта[90].

Чингиз-хан придавал военной кампании против хорезмшаха Мухаммада большое значение и готовился к ней с особой тщательностью. Ведь он начинал войну против мусульманского государства. Действовать нужно было очень осторожно, чтобы не оказаться в глазах мусульман врагом ислама. Согласно сведениям Рашид ад-Дина, после отрарской резни Чингиз-хан в пламенении гнева «поднялся в одиночестве на вершину холма, набросил на шею пояс, обнажил голову и приник лицом к земле. В течение трех суток он молился и плакал, [обращаясь] к Господу, и говорил: „О, великий Господь! О творец таджиков и тюрков! я не был зачинщиком пробуждения этой смуты, даруй же мне своею помощью силу для отмщения!“. После этого он почувствовал в себе признаки знамения благовестия и бодрый и радостный спустился оттуда вниз, твердо решившись привести в порядок все необходимое для войны» (Рашид ад-Дин. Т. I. Кн. 2. С. 189).

Началу похода предшествовал сбор сведений о внутреннем состоянии и военных силах государства хорезмшаха. Сведения поступали от мусульманских купцов и перебежчиков. Изучив полученную информацию и составив на ее основе глубоко продуманный план действий, Чингиз-хан и люди из его окружения сумели так подготовить войну, что вся вина в глазах мусульман-современников возлагалась на хорезмшаха.

К началу войны Чингиз-хан собрал большое войско. О его точной численности сведений нет. Наиболее вероятным считается число в сто двадцать — сто пятьдесят тысяч человек вместе с ополчениями вассальных владетелей — семиреченских (Арслан-хан карлукский, Сукнак-тегин) и восточнотуркестанского (уйгурский идикут Барчук). Поход начался в сентябре 1219 г. с берегов Иртыша, где Чингиз-хан провел лето.

Судя по данным источников, он вел свои орды от Иртыша до Сырдарьи тем же путем, что и прежние завоеватели: не через безотрадные степи к северу от Балхаша, а через Семиречье. При подходе к Отрару предводитель монголов разделил свои силы. Несколько туменов во главе с сыновьями Чагатаем и Угедеем он оставил для осады Отрара, другую часть войска во главе с Джучи отправил вниз по течению Сырдарьи на Дженд и Янгикент. Третий отряд должен был покорять города по верхнему течению Сырдарьи. Сам Чингиз-хан и Тулуй с главными силами направились к Бухаре.

К Отрару монгольские войска подошли осенью 1219 г. Осада города продолжалась пять месяцев. Правитель города Гаир-хан, знавший, что ему нечего ждать пощады от монголов, защищался отчаянно, до последней возможности. Под его началом, согласно ан-Насави, было двадцать тысяч всадников. По Джувайни, хорезмшах дал ему пятьдесят тысяч «внешнего войска». В обороне Отрара Гаир-хану помогал Караджа-хаджиб с десятитысячным отрядом, незадолго перед осадой посланный хорезмшахом на помощь городу. На исходе пятого месяца Караджа-хаджиб пал духом, покинул город через ворота Суфи хане и сдался со своим войском монголам. По приговору царевичей Чагатая и Угедея он вместе с приближенными был предан казни за измену своему господину. Монголы ворвались в город и начали грабеж. Внутренняя крепость пала через месяц. Чингиз-хан «велел привести к нему Гаир-хана, затем приказал расплавить серебро и влить ему в уши и глаза. Так он был убит в мучении и был наказан за позорный свой поступок, за гнусное дело и за происки, осужденные всеми» (ан-Насави. 16).

Перед старшим сыном Чингиз-хана Джучи стояла задача покорить города по нижнему течению Сырдарьи. Первым был Сыгнак (город-крепость на правом берегу Сырдарьи). С жителями этого города Джучи вступил в переговоры. Своим представителем он отправил мусульманского купца Хасан-хаджжи, ранее поступившего на службу к монголам. Послу было поручено уговорить жителей сдаться без боя, но «злодеи, чернь и бродяги» возмутились и, умертвив предателя, приготовились к «великой, священной войне». Монголы семь дней и ночей непрерывно осаждали Сыгнак. Наконец взяли его приступом и, «закрыв врата пощады и милосердия», перебили все население. Управляющим той местности был назначен сын убитого Хасан-хаджжи.

Продвигаясь дальше, монголы взяли Узгенд и Барчылыгкент, население которых не оказало особого сопротивления, и потому всеобщей резни не было. Затем монгольский отряд подошел к Ашнасу. Город, «большинство воинства которого составляли бродяги и чернь», оказал упорное сопротивление, но пал в неравной борьбе, и множество жителей было перебито.

Следующим был Дженд. К тому времени город уже покинули войска хорезмшаха, а Кутлук-хан, возглавлявший их, бежал в Хорезм. Узнав об этом, Джучи отправил в город для переговоров Чин-Тимура. Посланник монголов был плохо принят жителями и вернулся живым только потому, что напомнил джендцам о печальной судьбе, постигшей Сыгнак из-за убийства Хасан-хаджжи. Выпустив Чин-Тимура, жители заперли ворота.

Монголы приставили лестницы, спокойно взошли на стены и без кровопролития взяли город. Жители не оказали никакого сопротивления. Их всех выгнали в поле. Девять дней они оставались там, пока шло разграбление города. Убиты были только несколько человек, оскорбивших своими речами Чин-Тимура. Управлять Джендом был назначен бухарец Али Ходжа, который уже много лет тому назад перешел на службу к монголам. Тогда же один тумен, посланный Джучи, занял Шехркент (Янгикент, город в низовьях Сырдарьи), и там был посажен новый глава.

Столь же успешно действовал и главный корпус во главе с Чингиз-ханом. К маю 1220 г. весь Мавераннахр был в руках монголов. Летом и осенью 1220 г. они взяли Мерв, Туе и другие города Хорасана (северо-восточные районы Ирана). В результате зимней кампании 1220–1221 гг. был завоеван Хорезм. Весной 1221 г. Чингиз-хан переправил свое войско через Амударью, и война развернулась на территории Хорасана, Афганистана и Северной Индии.

Но вернемся к событиям в Южном Приаралье. Джучи оставался весь 1220 г. в Дженде. Оттуда, с берегов Сырдарьи, он повел свой корпус на Хорезм. Чингиз-хан отправил ему на подмогу из Бухары — Чагатая и Угедея со значительными силами.

На подступах к Гургенджу передовые отряды монголов хитростью заманили хорезмийцев в западню, перебили до тысячи человек и следом за беглецами ворвались в город. Однако напор защитников заставил их отступить. Тем временем подоспели основные силы монголов, численностью до пятидесяти тысяч воинов. Город был обложен со всех сторон, и началась осада. Жители не только защищались с большим упорством, но и сами активно действовали. К тому же между Джучи и Чагатаем вспыхнула старая вражда, и дела войны пришли в упадок. «Вследствие этого, — пишет Рашид ад-Дин, — хорезмийцы перебили множество монгольского войска, так что говорят, что холмы, которые собрали тогда из костей убитых, еще теперь стоят в окрестностях старого города Хорезма» (Рашид ад-Дин. Т. I. Кн. 2. С. 216).

Город не сдавался. Удача как будто отвернулась от монголов, а главной причиной был раздор между Джучи и Чагатаем. Первый старался спасти от разрушения цветущий город, а второй желал скорой победы любой ценой. Когда весть об этом дошла до Чингиз-хана, он разгневался на старших сыновей и назначил начальником всего войска Угедея, их младшего брата. Через семь дней город был взят. Жителей вывели в степь, отделили ремесленников, малолетних детей и молодых женщин, чтобы угнать в полон, а остальных жителей перебили.

Зиму 1222–1223 гг. Чингиз-хан провел в Самарканде. В начале 1223 г. он выступил оттуда с намерением устроить весеннюю охоту в степях Присырдарьи. Джучи получил приказ пригнать диких куланов из Кипчака. Исполняя волю отца, он пригнал табуны куланов и, кроме того, в виде подарка, еще двадцать тысяч белых лошадей. Встреча Джучи с отцом и братьями произошла на равнине Кулан-Баши, в нескольких переездах от Сайрама. Устроили курултай, состоялась грандиозная облавная охота с участием всех царевичей. Лето 1223 г. они провели все вместе в тех пределах. Затем, покинув степи Кулан-Баши, медленно продвигаясь, достигли Иртыша. Там они разбили лагерь и провели лето 1224 г. Осенью того же года Чингиз-хан последовал с войском на восток. Сыновья возвратились вместе с ним, за исключением Джучи, своенравного первенца, который остался в полюбившихся ему Кипчакских степях, чтобы заняться делами правления.

За четыре года войны произошли страшные события. О масштабности перемен пишет современник, мусульманский историк Ибн ал-Асир.

«О вторжении татар в страны мусульманские. Несколько лет я противился сообщению этого события, считая его ужасным и чувствуя отвращение к изложению его: я приступал к нему и опять отступал. Кому же легко поведать миру о гибели ислама и мусульман, да кому приятно вспоминать об этом? О, чтобы матери моей не родить меня, чтобы мне умереть прежде этого и быть преданным вечному забвению! Хотя многие из друзей моих побуждали меня к начертанию этого события, но я приостанавливался. Потом, однако же, я сообразил, что неисполнение этого не принесет пользы. Пересказ этого дела заключает в себе воспоминание о великом событии и огромном несчастии, подобного которому не производили дни и ночи и которое охватило все создание, в особенности же мусульман.

Если бы кто сказал, что с тех пор, как Аллах Всемогущий и Всевышний создал человека, по настоящее время мир не испытывал ничего подобного, то он был бы прав: действительно, летописи не содержат ничего сколь-нибудь сходного и подходящего. Из событий, которые они описывают, самое ужасное то, что сделал Навуходоносор с израильтянами по части избиения их и разрушения Иерусалима. Но что такое Иерусалим в сравнении с теми странами, которые опустошили эти проклятые, где каждый город вдвое больше Иерусалима? И что такое израильтяне в сравнении с теми, которых они перебили! Ведь в одном отдельно взятом городе жителей, которых они избили, было больше, чем всех израильтян. Может быть, род людской не увидит ничего подобного этому событию до преставления света и исчезновения мира, за исключением разве Гога и Магога. Что касается Антихриста, то он ведь сжалится над теми, которые последовали за ним, и погубит лишь тех, которые станут сопротивляться ему; эти же, татары, ни над кем не сжалились, а избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародыши» (СМИЗО. Т. 1. С. 1–2).

Не все современники событий восприняли вторжение монголов как огромное несчастие. В средние века война была обычным делом. Если столько государств рухнуло под монгольским напором, значит, эти государства не обладали внутренней силой. Осознание этого факта открылось не всем. Врач Абд ал-Латиф из Багдада (ум. 1231–1232) знал, почему хорезмийцы уступили монголам. «Хорезмшах Мухаммад ибн Текеш был вор и насильник, а его солдаты были сбродом <…> большинство из них были тюрки — либо язычники, либо невежественные мусульмане <…>. Он имел обыкновение убивать часть племени, а оставшихся брать к себе на службу, и сердца их были полны ненависти к нему. Ни по отношению к своему собственному народу, ни по отношению к врагам он не вел осмотрительной политики <…>. И вот выступили против него эти татары, все сыновья одного отца, с одним языком, одним сердцем и одним вождем, которому они повиновались»[91].