Глава 2 «ВОСКРЕСШИЙ» ЦЕСАРЕВИЧ
Глава 2
«ВОСКРЕСШИЙ» ЦЕСАРЕВИЧ
«Я прочитала вашу книгу „Тайны уходящего века“. Меня заинтриговала глава „Пропавшая княжна“ о судьбе Анастасии, дочери царя Николая II. Дело в том, что мой дед служил в 20-х годах в ОГПУ на Алтае. Бабушка под большим секретом рассказывала мне со ссылкой на деда об одной странной истории.
На Алтае в начале 20-х годов ходило много слухов о скрывавшемся под чужим именем в тех краях наследнике престола цесаревиче Алексее. Он якобы был не один, а с чудом спасшимися сестрами. Дед говорил бабушке, что их всех переловили, за исключением одной — Анастасии. Ей якобы удалось скрыться то ли в Литве, то ли в Румынии. Может, это была та самая Шанковска, о которой вы упоминаете в своей книге? Что произошло с царевичем Алексеем? Поищите в архивах, а вдруг там найдете какие-нибудь следы».
Такое вот письмо принесла мне почта из города Барнаула от читательницы В. С. Ромашиной. Не рассчитывая особо на успех, я начал наводить справки. И вот что выяснилось.
Докладная прокурору
24 сентября 1926 года краевому прокурору Сибири поступила докладная записка. Она имела гриф «Совершенно секретно» и была подписана его старшим помощником по Барнаульского округу Вяткиным. Привожу ее с сохранением стиля и орфографии.
«Ознакомившись с делом № 71/СО ОГПУ по обвинению Шитова Алексея, Горбунова Петра и др. по 62 ст. УК, возникшему согласно шифртелеграммы от 14 сентября с. г. в отношении за № 43987/СО от того же числа ПП ОГПУ по Сибкраю, докладываю:
Слухи о пребывании на Алтае находящегося якобы в живых и скрывающегося под чужим именем сына царя Николая 2-го и наследника Российского престола „Алексея Николаевича“ носились еще в 1923 году, главным образом, в Бийском и Рубцовском округах, тогда еще бывшими „уездными“ Алтайской губернии. К выявлению источников, распускаемых эти слухи, принимались меры, но безрезультатно. Вследствие чего разработок никаких не было.
В марте месяце 1926 года в Бар[наульском] окр[ужном] отделе ОГПУ были получены сведения, определенно указывающие лиц, распускающих слухи о пребывании на Алтае „наследника“ и под каким именем он проживает. Были приняты меры к разработке этих сведений; добыты сравнительно выясняющие дело результаты, о чем и сообщено было мне Окротделом ОГПУ и последним были произведены аресты фигурирующих в данном деле лиц и начато следствие.
В процессе следствия выяснились следующие обстоятельства:
В 1924 году Шитов Алексей Иванович, член ВЛКСМ с 1920 года, сын бедного крестьянина, проживал в городе Бийске, работая поденно рабочим в Бийском отделении Госторга.
На квартире Шитов жил в одном доме с Кусовой Натальей, которая оказывала ему всяческое внимание, оказывая даже материальную поддержку, несмотря на то, что сама существовала поденной работой и жила впроголодь. Шитов это внимание принимал как за желание Кусовой женить его на своей дочери Анне.
Но однажды выяснилось, что здесь были совершенные иные причины. Оказалось, что Кусова считает Шитова за сына царя Николая 2-го, что и сказала ему. Шитов, услыша, что его считают царским сыном, обеспокоился, сознавая возможность неприятных последствий от этих разговоров; протестовал, приведя Кусовой ряд доказательств о своем происхождении. Причем просил ее больше подобных вещей не говорить ни ему, ни другим, дабы не арестовали его. После этого Кусова о принадлежности Шитова к царской семье некоторое время ничего не говорила, и Шитов успокоился.
Вскоре после Пасхи в 1924 г. Шитов был у своего знакомого, иоанита (религиозные последователи Иоанна Кронштадтского, верного дому Романовых. — Н. З.) Бушуева Николая Андреевича, с которым работал в Госторге, так как последний там служил сырьевщиком, где ему пришлось снова услышать о своем „царском происхождении“. Шитов не помнит, жена Бушуева Татьяна Степановна или Кусова, бывшая там же, предложила посмотреть фотографическую карточку с молодого человека, чрезвычайно похожего на него. Под карточкой была подпись на иностранном языке, и показавшие ее выдавали за фотографию сына царя Николая 2-го — Алексея. Кусова и Бушуева подводили Шитова к зеркалу и заставляли его сравнивать себя с фотографией. Причем когда он пытался протестовать и заявлял, что ничего общего с „наследником“ не имеет, ему не верили и говорили: „Напрасно Вы, Алексей Николаевич, скрываетесь от нас, мы Вас знаем хорошо“. Шитов, видя бесполезность протестов, изорвал карточку и ушел домой, решив больше не ходить ни к Бушуевым, ни к Кусовой.
После этого к Шитову прибежала Бушуева, взяла у него изорванную карточку и попросила его не сердиться и приходить к ним по-прежнему. Дня через два Шитов утром зашел к Бушуеву. Зашел, чтобы вместе с ним идти на работу. Бушуев попросил его на работу не выходить, а побыть у них дома, так как они с женой собирались ехать в какой-то монастырь, и дома оставаться некому. Шитов согласился.
Бушуевы запрягли лошадь и уехали, но минут через 10 вернулись, причем пришла и Кусова. Войдя в комнату, Бушуева подозвала Шитова к окну и показала на женщину, одетую по-крестьянски, направлявшуюся к их дому. Шитов на женщину не обратил внимания, не зная ее. Но через несколько минут она вошла в комнату, подошла к нему и со слезами начала выражать радость, что наконец-то они „опять встретились“ и упрекать его в том, что не рад встрече с сестрой.
Не понимая, в чем дело, Шитов сказал женщине: „Я Вас не знаю“, чем вызвал у нее поток слез и упреков, закончившихся истерикой. После этого случая у Шитова, по его словам, родилось к этой женщине чувство жалости, и он решил ей не противоречить и не отказываться от нее, как от знакомой.
В дальнейшем выяснилось, что Кусова и Бушуевы эту женщину выдают за „великую княжну Марию Николаевну“, за которую и она себя выдает. Шитов, дабы не выдавать слез и истерики у „Марии Николаевны“, не противоречил ей в том, что она его считает за своего брата „Алексея“.
Шитов и „Мария Николаевна“ с этого момента сближаются. Причем она его выдает за своего брата „Алексея Николаевича“, и начинают разъезжать по иоанитским притонам.
В момент знакомства Шитова с „Марией Николаевной“ в Бийске был руководитель барнаульских иоанитов Карленко Михаил Павлович, говорил с ними обоими и дал свой барнаульский адрес.
Первый выезд Шитов и „Мария Николаевна“ совершают в деревню Енисейскую, что в 15–18 верстах от Бийска, где были у какого-то иоанита. Она взяла какие-то вещи, после чего приехали обратно в Бийск.
На второй день выехали в Барнаул, остановились у Карленко и, пробыв у него одни сутки, поехали через Новосибирск в Свердловск, где пробыли вместе около недели.
„Мария Николаевна“ уехала или в Челябинск, или близко к Челябинску, якобы к какому-то доктору, у которого будто бы хранились оставленные бежавшей царской семьей вещи, а Шитов поступает агентом в Свердловске по собиранию адресов к уполномоченному Нацменпроса.
Шитов, находясь на этой службе, через некоторое время попадает в Челябинск, работает там с месяц, не имея никаких сведений о „Марии Николаевне“.
Возвращается в Свердловск. Там ему в союзе „Нарпит“ сообщают о том, что его сестра „Мария Николаевна“ лежит при смерти в бывшем Свердловском женском монастыре у монашек. Он идет туда. В монастыре Шитов „Марии Николаевны“ не застает, но его там принимают любезно. Осведомившись о его фамилии, сообщили, что „великая княжна“ уехала неизвестно куда. При этом рассказали, что у нее было две корзинки и два больших узла вещей и показали самовар из какого-то белого металла, который она якобы оставила, не желая с ним возиться.
Не найдя „Марии Николаевны“, Шитов из Свердловска едет обратно в Челябинск, а оттуда через некоторое время, уже осенью 1924 года, по делам же службы едет в Барнаул, где на квартире останавливается у иоанита Карленко.
В Барнауле Шитов начинает получать от „Марии Николаевны“ письма. В одном из них она ему сообщает, что нашла сестру „Асю“ („Великую княжну Анастасию Николаевну“). Потом получает телеграмму от нее же, из которой он узнал о ее якобы тяжкой болезни, и едет обратно в Свердловск, к ней.
Приехав в Свердловск, Шитов обратно идет в монастырь, надеясь там узнать, где „Мария Николаевна“, что и узнает от монашек. „Мария Николаевна“ оказалась лежащей в больнице. Он идет к ней. Они видятся, и она тут же выписывается из больницы и поселяется у монашек в монастыре. Проживают они в монастыре более недели. За это время Шитов узнает, что монашки называют себя почитательницами Иоанна Кронштадтского, всего их там пять человек, в числе коих бывшая игуменья этого же монастыря.
Монашки были отлично осведомлены о том, что Шитов наследник престола, и относились к нему с должным вниманием.
Через некоторое время „Мария Николаевна“ уезжает неизвестно куда, а Шитова посылает за „сестрой Асей“, дав ему адрес ее, чтобы он взял ее с собой в Барнаул. Шитов по данному адресу едет в деревню в верстах в 30-ти от Свердловска, название которой он якобы не помнит, и находит там „Асю“, которая оказалась монашкой лет 25–26-ти. „Ася“, оказывается, тоже была осведомлена о Шитове как о наследнике и искренно верила этому, но сама признать себя „великой княжной“ никак не хотела и Шитову заявила, что ее по ошибке „Мария Николаевна“ считает сестрой. Шитов, веря искренне „Марии Николаевне“, и „Асю“ считал сестрой и заявлениям последней, что она не княжна, не верил. Сам же ей якобы тоже говорил, что его по ошибке признали „наследником“, но она его заявлению тоже не верила.
Через два дня Шитов и „Ася“ едут в Барнаул и поселяются опять у Карленко. У Карленко Шитов „Асю“ выдает за „великую княжну“. Проживает она с ним неделю и уезжает неизвестно куда.
Шитов после знакомства с „Марией Николаевной“ и Карленко, несмотря на то, что состоит в комсомоле, начал ходить в церковь и после отъезда „Аси“, что было поздней осенью 1924 года, изъявил желание исповедаться, о чем сообщил Карленко. Карленко, желая услужить „наследнику“, идет к священнику Топоркову Федору, как боек уважаемому и популярному в народе, и сообщает ему, что у него проживает „великий князь Алексей Николаевич“ и желает исповедаться.
Топорков идет на дом к Карленко и исповедует там Шитова, будучи предупрежден, кого он исповедует. Топорков нашел „наследника“ таким, каким он должен быть, и поверил после этого о пребывании наследника в живых. И нахождение его в Барнауле становится известным не только иоанитам, но и части Тихоновского духовенства.
От Топоркова о Шитове, как о „наследнике“, узнают монархически настроенные его жена, дочь, священник Языков Михаил и его жена, дьякон Малыш Семен и его жена, заведующий магазином Мехтреста Бадьин Александр и его жена. Все эти лица, узнав о „наследнике“, стараются с ним познакомиться, оказать ему должное внимание и материальную поддержку, имея надежду, что он со временем будет возведен на Российский престол.
В это же время и барнаульские иоаниты во главе с Карленко оповещали своих единоверцев о „наследнике“, о котором знали уже во многих селах и деревнях, не только в Барнауле.
Шитов, свыкшись, по его словам, с разговорами о нем, как о наследнике, молчал, посещал многих в качестве гостя и принимал исключительное внимание ото всех как должное. Так длилось до середины 1925 года.
В половине 1925 года Шитов, пользуясь квартирой и содержанием, жил у Бадьиных. В это время к нему неизвестно откуда приезжала „Мария Николаевна“ с каким-то мужчиной, которого назвала „великим князем Владимиром“, и стали звать его в центр России, где, по их словам, можно жить безопаснее и лучше. Шитов не успел еще этого вопроса решить и уехал в Бийск по делам службы, так как в это время служил еще в Нацменпросе, а „Мария Николаевна“ и „Владимир“ остались в Барнауле.
Когда Шитов через неделю вернулся из Бийска, то их не застал. Они уехали неизвестно куда, оставив письмо, в котором они ему писали, что за ним приедут.
После чего до начала 1926 года Шитов получает с разных мест от „Марии Николаевны“ письма. А где именно она находится, он якобы не знал. В это время Шитов по личному желанию выходит из комсомола. По его словам, „по религиозным убеждениям“.
В начале 1926 года к Шитову приехал „Владимир“ и стал звать его в Москву, чтобы ходатайствовать у какого-то консула о выезде „Марии Николаевны“ за границу, на что Шитов согласился, и они поехали.
Шитов и „Владимир“ по пути в Москву заезжали в Свердловск к „Марии Николаевне“, которая в это время была у иоанитов, откуда уже уехали все втроем.
По приезде в Москву, на второй день с утра, к какому-то консулу ходил „Владимир“. Потом вместе с ним „Мария Николаевна“, а часа в 4 дня пошли все втроем. В кабинете консула были Шитов и „Мария Николаевна“, а „Владимир“ их ждал в приемной.
Что говорилось у консула, Шитов, якобы, точно не помнит, но знает, что их намерения остались без последствий, так как консул дать выезд „Марии Николаевне“ отказался.
От консула Шитов и „Владимир“ пошли прямо на вокзал и поехали поездом в город Сычев, что в верстах в 350-ти от Москвы, в сторону Ленинграда, а „Мария Николаевна“ осталась в Москве у каких-то монашек, тоже почитательниц Иоанна Кронштадтского.
В Сычеве „Владимир“, устроив Шитова на квартире, немедленно выехал обратно в Москву за „Марией Николаевной“ и приехал через двое суток.
В Сычеве Шитов жил у какого-то бывшего купца, „Владимир“ — у священника, „Мария Николаевна“ — у монашек, почитательниц Иоанна Кронштадтского, живших в отдельном доме, где жила в это время и „Ася“. Местом ежедневных свиданий „Марии Николаевны“, „Владимира“, „Аси“ и Шитова была квартира монашек.
В Сычеве Шитов прожил неделю и уехал обратно в Барнаул, куда приехал перед пасхой 1926 года. После пасхи вскоре барнаульские иоаниты нашли пребывание „наследника“ у них небезопасным. Отправили его на станцию Поспелиху, что верстах в 200-х от Барнаула. И жил там он под видом фотографического ученика у иоанита Целищева Дмитрия Ивановича, занимавшегося фотографией, где и был арестован.
После приезда из Сычева до ареста Шитов от „Марии Николаевны“ получал несколько писем, в которых она его звала приехать в город Ржев Тверской губернии и указала, где их найти. Причем на дорогу обещала выслать денег. Шитов собирался ехать в Ржев, но не пришлось, так как помешал арест.
Многие положения, выявленные следствием, говорят за широкий масштаб действий лиц, фигурирующих в данном деле, и обнаруженные факты, которые необходимо проверить, ввиду чего Барнаульским окр[ужным] отделом ГПУ сделано ряд запросов:
Свердловский Окротдел запрошен об установлении фамилий, имен и отчеств и местонахождения монашек, проживающих в 1925 году в церкви бывшего Свердловского монастыря, где имели неоднократное местопребывание Шитов и так называемая „великая княжна Мария Николаевна“, которые там принимались как дети царя Николая 2-го. Упомянутые монашки, среди которых находилась бывшая игуменья Свердловского женского монастыря, согласно показанию Шитова, должны знать многое о деятельности „Марии Николаевны“, а также распространяли слухи о пребывании в живых „наследника Российского престола Алексея Николаевича“ (Шитова) и одну из своих подруг выдавали за „великую княжну Анастасию Николаевну“.
Томский Окротдел запрошен Бар[наульским] Окротделом ГПУ об установлении местопребывания и аресте мужа и жены Бадьиных, которые до апреля 1926 года проживали в городе Барнауле, давали бесплатную квартиру Шитову, укрывая его у себя, как „наследника Российского престола Алексея Николаевича“. Принимали к себе „великую княжну Марию Николаевну“, снабжали их средствами для разъездов и распространяли слухи среди населения о Шитове как о спасшемся от расстрела „наследнике“. Из Барнаула Бадьины уехали с определенной целью — скрыться от ареста, так одна из знакомых, некая Раевская, угрожала донести о их связи с Шитовым властям.
Бийский Окротдел запрошен о проверке показаний Шитова о его происхождении, об аресте первоисточника слухов о Шитове как о „наследнике Российского престола“ иоанитки Кусовой Натальи и мужа и жены Бушуевых, а также о высылке следственного дела на так называемую „великую княжну Марию Николаевну“, привлекавшуюся в 1924 году именно как „великую княжну“, в коем она от принадлежности к дому Романовых отказалась, тогда как, [по] агентурным сведениям, среди крестьян известна была как „Мария Николаевна“.
Два первых запроса Бийским Окротделом выполнены и ожидается высылка следственного дела.
Тверской Губотдел об аресте так называемой „великой княжны Марии Николаевны“ и неизвестного мужчины, разъезжающего с ней и выдающего себя за „великого князя Владимира“, которые проживают в городе Ржеве, и о высыпке их в распоряжение Барокротдела ГПУ.
Тверскому Губотделу Окротделом ГПУ были высланы подлинные письма „Марии Николаевны“ и „Владимира“, в коих указаны их точный адрес, а также фотографические карточки обоих, но на этот запрос последовал ответ, что, „несмотря на тщательную разработку, указанных лиц в Ржеве обнаружить не представилось возможным“.
Запрос Окротделом ГПУ повторяется и даются дополнительные сведения, где могут пребывать „Мария Николаевна“ и „Владимир“.
О дальнейшем в каждом отдельном случае мною будет сообщаться Вам дополнительно».
Заявление арестованного
8 октября 1926 года арестованный Алексей Иванович Шитов сделал заявление следователю Барнаульского окружного отдела ОГПУ Грушетскому.
«Не считая себя виновным в том, что обо мне был распространен слух Кусовой и другими, якобы я есть находящийся в живых сын царя Николая II и его наследник Алексей Николаевич, так как в первые моменты распространения этих слухов, мной принимались меры к прекращению этих разговоров.
Как Кусовой, так и другим доказывал свое крестьянское происхождение, указывая село, где я вырос и где живут мои родные, и также показывал документы, удостоверяющие мою личность, и предлагал навести справки обо мне раньше, чем говорить небылицы. Отрицал то, что я сын царя Николая II, с первых дней начала этих слухов и до дня ареста никому никогда не говорил о своем якобы царском происхождении, что, надеюсь, подтвердится показаниями всех арестованных по моему делу.
Зная, что окончание моего дела во многом зависит от ареста так называемой великой княжны Марии Николаевны и неизвестного мужчины, разъезжающего с ней, называющего себя великим князем Владимиром, арест коих, вследствие неимения их точного адреса, может быть произведен нескоро, и дело может принять затяжной характер, вследствие вышеизложенного прошу освободить меня из-под стражи под какую угодно гарантию в том, что я от суда и следствия не скроюсь и явлюсь по первому Вашему требованию, я же, дабы ускорить окончание дела, обязуюсь разыскать и передать в руки властей вышеупомянутых так называемых великую княжну Марию Николаевну и великого князя Владимира, в чем даю какое-угодно обязательство.
Кроме того, добавляю, что мой разъезд с так называемой Марией Николаевной был не потому, что я решил себя выдавать за наследника, ибо я с ней все время говорил, что она, признавая меня таковым, заблуждается, а это было последствием того, что с момента моего знакомства с ней я искренне поверил тому, что она действительно дочь царя Николая и, видя ее слезы в несчастном положении, жалел ее и хотел просто помочь, в общем она умела каким-то образом на меня влиять».
На документе резолюция: «Возбудить ходатайство перед ПП о временном освоб. под подписку и обязат. разыскать остальных преступников, имея в виду невозможн. закончить дело, не разыскав остальных. Приложить копию этого заявления. 8/Х 26».
Показания свидетельницы
17 января 1927 года в городе Сычевка Смоленской губернии была допрошена монахиня местного Троицкого монастыря Наталия Федоровна Федорова. Вот что она рассказала о встречах с «членами царской семьи» уполномоченному ОГПУ Борзову.
«В Филиппов пост 1925 года к нам в сторожку приехали двое — мужчина и женщина, которые изображены на предъявленной мне фотокарточке. Мужчина назвался Николаем Трофимовичем Ковшовым, а женщина Леонорой Юрьевной Дойскурдайте.
Сразу же по приезде она назвалась великой княжной Марией Николаевной Романовой — дочерью Николая II. Княжна же Ковшова называла вначале своим телохранителем, а потом сказала, что он ее двоюродный брат князь Андрей Владимирович.
Первую ночь они вместе ночевали у нас на диване за занавеской. Мы ничего не и против того, что они спали вместе, т. к. считали их братом и сестрой. Следующие три-четыре дня князь Андрей ночевал где-то в городе, а где — не знаю, а княжна Мария ночевала у нас. Она каждый из прожитых у нас дней уходила в город, а к кому ходила — не знаю. Затем они вдвоем уехали, а куда — не знаю. В это посещение я князьям денег не давала.
Княжна Мария рассказывала нам, что она вся изранена большевиками в тюрьме в Екатеринбурге. Ран своих она не показывала. Она говорила, что у ней грудей нет — отрезаны. Говорила она, что вся царская семья сидела в нижнем подвале, что ей кто-то из приближенных ключников дал ключи и что она своих всех выпустила тайным подземным ходом, а сама уходила последней и была поймана, и ее стали мучить. Ее положили в больницу, и доктор, когда она вылечилась, за нее поручился, и она уехала.
Она говорила, что царь, царица и все другие — за границей. В России осталось только трое — она, младшая сестра Анастасия и брат Алексей, что Алексей в Орловской губернии, а сестра Анастасия в Сибири. Она же говорила, что их в Екатеринбурге хорошо принимали в монастыре игуменья Хеония и другая игуменья Магдалина.
После отъезда Дойскурдайте и Ковшова к нам никто из царской семьи до масленицы 1926 года не приезжал, кроме Ковшова, который приехал в мясоед или на рождественские святки или же скоро после святок. Он у нас не ночевал, а, побыв несколько часов, ушел в д. Ходыкино Артемовской волости к Евдокии и Матрене. Этих двух женщин Ковшов знал еще раньше от архимандрита Кирилла, у которого он, Ковшов, был вместе с Дойскурдайте в первый свой приезд в 1925 году.
Примерно за несколько дней до масленицы 1926 года к нам приехали, с их слов, из Москвы Ковшов Николай Трофимович и Шитов Алексей Иванович. О княжне Марии они сказали, что она осталась в Москве. Они у нас не останавливались, а остановились у Костылева Василия Александровича, члена церковного совета нашей церкви. К нему же они прямо и приехали. Шитов у Костылева был прописан и жил у него около двух недель.
Затем Ковшов поехал за Марией, якобы в Москву. Шитов же оставался один у Костылева.
Спустя несколько дней Ковшов с Марией пришли к нам в сторожку. Они говорили, что привезли Алексея, что ему здесь плохо жить, что он привык хорошо жить. В то время, когда у нас в сторожке были Ковшов и Дойскурдайте, приехала неизвестная нам молодая, лет 30-ти, монашка и назвала себя Анастасией. Она сказала, приехала из Екатеринбурга и едет в Саровский монастырь. При встрече с Ковшовым и Марией Анастасия поцеловалась и обнялась. Ковшова она назвала Котей. Затем она пошла с Марией за занавеску и там с ней о чем-то долго шепталась. В этот день Мария и Анастасия ночевали у нас, а Ковшов пошел к Костылеву.
Добавляю, что Мария сказала, что эта монашка Анастасия является ее родной сестрой, т. е. тоже дочерью царя Николая II.
На другой день трое — Мария, Анастасия и Ковшов уехали на лошади в деревню Ходыкино к двум сестрам, Матрене и Евдокии. Наследник же Алексей в этот же уехал куда-то на поезде.
Пробыли они в д. Ходыкино неделю или даже немного больше. Ковшов с Марией уехали, а куда не знаю. Анастасия же одна оставалась в деревне. Дней через пять или неделю Ковшов приехал за Анастасией. Она заходила к нам прощаться. Ковшов не заходил. Прощаясь, она на вопрос матушки Раисы, куда она едет, ответила, что едет в Саров.
В июне или в июле снова приезжала Мария одна и остановилась у нас в стороже. Пробыла она у нас несколько часов — от поезда до поезда. Она просила у нас деньги, но мы не дали ей.
В Филиппов пост 1926 года Ковшов снова приехал в Сычевку и три раза к нам в сторожку заходил, но матушки Раисы не застал. Заходил он даже раз спустя неделю. На мой вопрос, что он тут в Сычевке живет, он ответил, что уезжал и снова приехал.
В бытность Ковшова в Сычевке в последний раз матушка Раиса получила письмо из Бежицы от Марии (письмо не было подписано, но мы догадывались, что оно от нее; причем в письме адреса указано не было), в котором о Николае Ковшове ничего сказано не было. В письме она ругалась, что мы ничего им не помогали. После этого письма мы получили еще два. Причем в последнем письме она писала, чтобы Котя (Ковшов) скорее приезжал, что девочка померла. Очевидно, у них был ребенок…»
С этим тогда не шутили
29 августа 1927 года состоялось заседание коллегии ОГПУ. Слушали дело № 48136 по обвинению граждан Шитова Алексея Ивановича, Ковшиковой — Чесноковой Евдокии Михайловны, она же Малюгина, она же Андриевская, Карленко Михаила Павловича, Топоркова Федора Андреевича и других — всего 42 человек по статьям 58/6 и 58/12 Уголовного кодекса.
Восемь человек, в том числе Шитов, Ковшикова — Чеснокова, Карленко, Топорков, были приговорены к расстрелу. Семеро получили по десять лет концлагерей; девятеро, включая монахиню Наталию Федоровну Федорову, — по пять лет; шестеро — по три года. Остальные были высланы на разные сроки в Казахстан, Среднюю Азию и Западно-Сибирский край.