«За любовь к Отечеству». 1813 г.
«За любовь к Отечеству». 1813 г.
У старого дома в деревне Алексотен, на берегу Немана, сидел бывший «маленький капрал», а ныне грозный покоритель всей Европы. Он пристально вглядывался в противоположный тёмный берег. Там, в туманной, предрассветной дымке, простиралась необъятная, загадочная Россия. Завтра ему предстояло со своим несметным войском ринуться через Неман в эту таинственную страну. Что ему сулит этот поход? Он надеялся встретиться только с русской армией, уступающей ему почти втрое по силе, окружить её охватывающими ударами, разбить по частям, быстрым броском захватить оголённую Москву и… Россия покорена. Но судьба приготовила ему непредвиденный сюрприз. Ему неведомы были русский народ, его неразрывная связь с родной землёй, его пламенная любовь к своему Отечеству. После вторжения в тылу его армии развернулась ещё одна война — «малая», но особенно каверзная.
Крестьяне, понимая, что иноземное нашествие грозит жестоким угнетением и вечным рабством, начали оказывать упорное сопротивление врагу. Сначала они, вооружившись топорами, вилами, дубинами, косами, серпами — кто чем мог, в одиночку и небольшими группами отбивались от захватчиков-мародёров, грабивших и разорявших их дома; затем стали стихийно объединяться в отряды. Ненависть к грабителям росла и одухотворяла простых русских крестьян. Можно привести бесчисленное множество примеров стойкости и мужества их. Вот один из таковых, описанный в религиозном журнале «Кормчий» за 1912 год:
«…Лишь только Наполеон вступил в Смоленскую губернию, жители стали покидать свои жилища, и большая часть их уходила в леса, а другие следовали за русской армией и со всем имуществом, семействами и скотом, предавая пламени всё то, что могло быть полезным неприятельской армии. В одном селении несколько крестьян были захвачены французскими фуражирами, которые привели их к генералу Груши… Он принял их ласково и, приказав заплатить деньги за взятый у них скот, говорил:
— Зачем бежите от французов? Ведь мы вас не притесняем. Напротив, император Наполеон пришёл, чтобы дать вам свободу…
Долго молчали крестьяне, не отвечая ни слова… Наконец ротмистр 9-го польского уланского полка Пасков ласковым обращением заставил их говорить, и престарелый крестьянин, ободрившись, ответил генералу через переводчика:
— Нам свободнее оставаться в наших землях; быть подданными Государя Императора… Где нам, батюшка, отстать от своего быту. А на волю ведь и господин отпустит, коли быть этому. Говорить с вашей милостью мы не умеем. А и у вас, чаю, есть присяга, ну и у нас присягали все государю Александру Павловичу, грешно нам будет, православным, отстать от веры нашей… Воля ваша, делайте что хотите, хоть убейте. Бог примет наши души (перекрестясь), а мы вам подданными никогда не будем».[598]
Жестокость и мародёрство неприятеля умножали ответные действия населения, даже у малых детей вызывали ненависть и презрение. Любопытный пример по этому случаю приводит Фёдор Глинка в своих «Письмах русского офицера»:
«…На вчерашнем ночлеге, в избе одного зажиточного крестьянина разговорились о злодейских поступках французов… двенадцатилетняя девочка вслушивалась в наш разговор. „Ну, чтоб вы сделали, когда б французы пришли сюда? — спросил один из нас. — И, барин! — ответила малютка, не задумываясь, — да мы б им, злодеям, дохнуть не дали; и бабы пошли бы на них с ухватами!“»[599]
Партизанское движение ширилось и крепло. Мелкие, разрозненные крестьянские отряды объединялись в крупные, стало появляться множество народных героев и талантливых руководителей сопротивления, таких как Герасим Курин, бежавший из плена солдат Ермолай Чертвертаков, гусар Самусь, отставной майор Емельянов, отставной штабс-капитан Тимашев, рядовой Ерёменко, знаменитая старостиха Василиса Кожина и другие. Предводителя одного из отрядов — Шубина, французы сумели захватить под Смоленском, привезли в город закованным, и там, на площади, его демонстративно предали смертной казни. Эти простые самобытные таланты имели в своих отрядах по нескольку тысяч человек и так организовывали и направляли их действия, что наносили огромные потери французской армии.
Параллельно, а зачастую совместно с крестьянскими отрядами действовали армейские партизаны, отряды которых создавались преимущественно по инициативе офицеров, таких как Давыдов, Сеславин, Фигнер, Кайсаров, Кудашев, Ефимов, Ожаровский, и многих других. Отряды быстро множились, крепли и действовали во всех оккупированных районах. Вот короткие эпизоды из действий только одного отряда — Дениса Давыдова:
«…В самый день вступления Наполеона в Москву, — пишет в „Военных записках“ Давыдов, — узнав, что в село Токарево пришла шайка мародёров, мы на рассвете напали на неё и захватили в плен 90 человек, прикрывавших обоз с ограбленными у жителей пожитками».[600] И тут же — когда сообщили Давыдову, что к Токареву приближается другой отряд, он рассказывает так: «…Мы сели на коней, скрылись позади изб и за несколько саженей от селения атаковали его со всех сторон, с криком и стрельбою ворвались в середину обоза и ещё захватили 70 человек в плен. Тогда я созвал мир… раздал крестьянам взятые у неприятеля ружья и патроны… дал наставление, как поступать с шайками мародёров, числом их превышающих…»[601]
А вот достоверный рассказ о его дальнейших смелых действиях:
«…Не проходило дня, чтобы отрядом Давыдова где-нибудь не была перехвачена французская эстафета, не был отбит неприятельский транспорт с оружием или обоз с награбленным провиантом. Случалось приводить в плен разом до двухсот пятидесяти человек. Партизанский отряд, руководимый Давыдовым, с течением времени до того усилился, что под Красным взял в плен двух генералов, множество обозов и до двухсот солдат. 9 ноября Давыдов напал на Копысе на французский кавалерийский склад, охраняемый тремя тысячами человек, овладел складом и, взяв двести восемьдесят пять пленных, вплавь переправился через Днепр и выслал партии к Шклову и Староселью. За эти смелые дела поэт-партизан получил Георгия 4-й степени».[602]
Умелые действия армейских партизан поднимали дух населения во всех оккупированных губерниях России. Силы сопротивления разрастались, и партизанское движение превратилось в грозную силу для врага. Назначенный главнокомандующим русской армией М. И. Кутузов высоко ценил действия крестьянских партизан в тылу неприятеля и всемерно содействовал им. Он говорил о крестьянах, что они «…с мученической твёрдостью переносили все удары, сопряжённые с нашествием неприятеля, скрывали в лесах свои семейства и малолетних детей, а сами, вооружённые, наносили поражения в мирных жилищах своих появляющимся хищникам. Нередко самые женщины хитрым образом улавливали сих злодеев и наказывали смертью их, и нередко вооружённые поселяне присоединялись к нашим партизанам, весьма им способствовали в истреблении врага, и можно без преувеличения сказать, что многие тысячи неприятеля истреблены крестьянами».[603]
Действительно, в Отечественной войне французская армия от действий партизанских отрядов понесла потери более чем в 30 тысяч человек. В своём письме из России англичанин Терконель сообщал, что «…пленных приводят в таком множестве, что получаемыя неприятелем подкрепления едва ли могут заменить столь значащия ежедневныя потери».[604]
Кутузов, как мог, поощрял героев-крестьян, но он не располагал большими возможностями для награждения за смелые их действия. Поэтому, обращаясь к императору 24 октября с ходатайствованием об активных действиях крестьян в Московской и Калужской губерниях, писал ему: «…Многие тысячи неприятеля истреблены… подвиги сии… велики, многочисленны и восхитительны духу россиянина». Он просил Александра I одобрить эти действия официально через печать, чтобы «…возбудить подобное соревнование в жителях прочих наших губерний».[605]
Партизанское движение разворачивалось с невероятными успехами. О героических действиях крестьян стали поступать к императору ходатайствования и от других влиятельных лиц с тем, чтобы поощрить героев за их выдающиеся подвиги. О партизанах стала рассказывать периодическая печать — «Сын Отечества», «Северная почта», «Русский вестник», назывались имена крестьян, расписывались их боевые эпизоды. В такой обстановке невольно возникал вопрос о конкретных наградах для партизан. Знак отличия ордена св. Георгия предназначался его статутом только для нижних чинов регулярной армии и не мог быть использован для награждения простых крестьян. Поэтому при представлении Александру I ходатайства Ростопчина о поощрении сразу пятидесяти народных героев-крестьян было принято использовать для их награждения ранее обещанную медаль для народного ополчения «За любовь к Отечеству». Указание Александра I было отправлено министру финансов Д. А. Гурьеву. В нём сообщалось, что «…Государь император по дошедшему до его величества сведению о храбрых и похвальных поступках поселян Московской губернии, ополчившихся единодушно и мужественно целыми селениями против посылаемых от неприятеля для грабежа и зажигательства партий, высочайше повелеть соизволил начальствовавших из них отличить георгиевским пятой степени знаком (солдатским, без степени); а прочих серебряною на Владимирской ленте медалью с надписью „За любовь к Отечеству“».[606]
Согласно этому решению 23 человека из пятидесяти были представлены к награждению знаком отличия ордена св. Георгия, «…взятым (и) из таковых имеющихся на лицо без номеров», чтобы не было регистрации награждаемых крестьян-кавалеров в Капитуле орденов. А оставшиеся 27 человек представлялись к награждению медалью «За любовь к Отечеству».[607]
На лицевой стороне её — погрудное, профильное, вправо обращённое, изображение Александра I без каких-либо украшавших его императорских атрибутов; по кругу медали, вокруг портрета, надпись: «АЛЕКСАНДР I. ИМП. ВСЕРОСС.». На оборотной стороне — во всё поле медали, венок из дубовых листьев, перевязанных вверху и внизу лентами; внутри его горизонтальная четырёхстрочная надпись: «ЗА — ЛЮБОВЬ — КЪ — ОТЕЧЕСТВУ», а ниже, под фигурным прочерком, указан год — «1812».
Эта медаль, серебряная, обычного диаметра — 28 мм, предназначалась для ношения на груди на Владимирской (красной посредине и с чёрными по краям полосами равной ширины) муаровой ленте. Награждение ею было оформлено как разовое «всемилостивейшее пожалование» поимённо названных крестьян Московской губернии, чтобы она не приобрела статут массового награждения крепостных крестьян.[608]
25 мая 1813 года в Москве, в губернском правлении в торжественной обстановке, после зачтения царского указа, генерал-губернатор Ростопчин самолично вручил отличившимся крестьянам соответствующие награды. Но… вместо 23 крестов (знаков отличия Военного ордена) и 27 медалей «За любовь к Отечеству» было вручено только 22 креста и 25 медалей. Трое крестьян не дожили до этого торжественного дня, предназначавшиеся им награды были возвращены на монетный двор в переплавку.[609] Остальным кроме регалий были вручены гражданским губернатором Н. В. Обрезковым наградные грамоты, «…на коих изображены в лавровом венке крест и вензель государя императора с надписью „За веру и царя“».
После этого в доме Ф. В. Ростопчина последовало угощение, где поднимались тосты «За здоровье его императорского величества и августейшего его дома». На прощание сам хозяин дома — сиятельный граф, подарил кавалерам Георгиевского креста «синие бархатные шапки, на коих вышиты золотом слова „За бога и царя“», а награждённые медалями получили «синие тонкого сукна шапки с вышитым золотом же крестом и вензелем Государя императора».[610]
Затем во главе с Ростопчиным они посетили приходскую церковь на Лубянке, где при стечении огромного числа зрителей был совершён благодарственный молебен, выслушаны наставления генерал-губернатора. Награждённые крестьяне — Иванов Егор, Прохоров Павел, Колюганов Пётр, Минаев Емельян …и все остальные — были отпущены в свои деревни. А ровно через семьдесят лет, в 1883 году, фамилии этих крестьян можно было увидеть в списках героев, помещённых в золочёных рамах на вечные времена в величественном храме во имя Христа Спасителя, возведённого в столице нашего Отечества — Москве в память потомству грядущих поколений нашего российского народа.[611]