За победу при Чесме. 1770 г.
За победу при Чесме. 1770 г.
Одновременно с успешными действиями армии генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева в придунайских землях в Средиземном море крушила турецкий флот объединённая флотилия под официальным командованием Алексея Орлова, но по сути руководимая адмиралом Г. А. Спиридовым, которая была послана ещё летом 1769 года из Балтики.
Около года добирались до Греческого архипелага одна за другой три эскадры — Григория Спиридова, Джона Эльфинстона и датчанина Арфа. Последняя даже не успела подойти к Чесменскому сражению, но впоследствии пригодилась при блокаде Дарданелл.[214]
Переход был тяжёлым, старые, обветшалые корабли ломались при сильном шторме. От первой эскадры из 15 судов до Англии не дошла и треть их, а в Средиземное море прибыла только половина. За время похода умерло более 300 человек.
Цель экспедиции заключалась в подготовке и поддержке восстания в Греции, нужно было оттянуть как можно больше сил турецкого флота от придунайского театра военных действий, блокировать черноморские проливы и тем самым отрезать Турцию от основных баз снабжения.
И вот 8 апреля 1770 года две эскадры соединились у острова Цериго и двинулись на поиски турецкого флота. С приходом на остров Парос выяснилось, что противник накануне уже побывал здесь и, набрав питьевой воды, ушёл в неизвестном направлении. Стало очевидным, что он избегает боя с объединённой русской эскадрой. Началась долгая погоня, о которой Орлов писал в Петербург, что Спиридов «…в подкрепление Эльфинстону гоняется за турецким флотом, который… бежит сломя голову от них, но они его добудут хотя бы это было в Царьграде (Константинополе)».[215] На поиски противника были посланы многочисленные мелкие греческие суда.
23 июня 1770 года турецкий флот был обнаружен в проливе у острова Хиос. Чтобы он снова не ушёл от сражения дальше — к Дарданеллам, русские обошли остров и блокировали северный выход из пролива. Более чем двойное превосходство в силе турецкой эскадры поколебало уверенность командующего Орлова, но Спиридов настоял на том, чтобы дать бой. Он решил использовать ошибку турецкого адмирала, который слишком тесно расположил свои многочисленные корабли в Хиосском проливе.
В полдень 24 июля, в 11 часов 30 минут, русская эскадра двумя кильватерными колоннами атаковала турецкую боевую линию кораблей. Головным шёл линейный корабль Клокачева — «Европа», за ним флагман «Св. Евстафий», на котором находился командующий авангардом адмирал Г. А. Спиридов; следом шли корабль «Три святителя» и вся первая колонна. Во втором ряду на корабле «Три иерарха» находились командир кордебаталии контр-адмирал С. К. Грейг и сам верховный командующий Алексей Орлов. Замыкал колонну командир арьергарда англичанин Джон Эльфинстон, принятый на русскую службу контр-адмиралом «сверх комплекта». Он находился на корабле «Святослав». Бомбардирским судном «Гром» командовал дед А. С. Пушкина Ганнибал.
Первым под огонь турецкой артиллерии попал корабль «Европа», после повреждения вышедший из строя. Но на смену ему на авангард противника двинулся «Св. Евстафий». Без единого выстрела, с оркестровой маршевой музыкой, он подошёл к турецкому флагману «Реал Мустафа» на расстояние мушкетного выстрела и только тогда, развернувшись бортом, ударил по противнику из орудий. Турецкий корабль запылал. Среди грохота пушек, в пороховом дыму не сразу заметили, как два флагманских корабля сблизились. Музыка была прервана, начался абордажный бой, во время которого горящая мачта «Реал Мустафы» рухнула на «Св. Евстафия», огонь попал в крюйт-камеру, раздался оглушительный взрыв и вся надводная часть корабля взлетела на воздух. Погибло 34 офицера и 437 матросов. Адмирал Г. А. Спиридов, обер-прокурор Сената Фёдор Орлов, младший брат командующего, вместе со штабом были переправлены на другой корабль в самом начале абордажного боя. И тем были спасены.
У шедшего за «Св. Евстафием» корабля «Три святителя» от взрыва было нарушено управление, и он оказался в окружении вражеских боевых судов. Но несмотря на это, наносил с близкого расстояния по врагу сокрушительный огонь с обоих бортов. Проходя «сквозь строй», корабль «Три святителя» успел выпалить по турецким судам более 600 орудийных выстрелов, а команда тем временем починила мачту, и русский корабль сумел вырваться из окружения, продолжая вести бой.
«Свист ядер летающих и разные опасности представляющиеся, и самая смерть, смертных ужасающая, не были довольно сильны произвести робость в сердцах сражавшихся со врагом россиян, истинных сынов отечества», — писал об этом сражении А. Орлов.[216]
Сражение продолжалось с большим упорством около двух часов. Оглушительный гром канонады сотрясал окрестности, весь пролив заволокло пороховым дымом. Турки не выдержали такого сокрушительного огня, начали рубить якорные канаты и отходить в Чесменскую гавань.
Бухта Чесмы была тесной для многочисленного турецкого флота. У русского командования зародилась мысль — сжечь его. Для этого был сформирован особый отряд кораблей с четырьмя брандерами, на который возлагалась комплексная задача: войти в бухту, начать бомбардировку турецкого флота и, используя отвлекающий маневр, атаковать брандерами сосредоточенные в тесноте вражеские корабли. Командование операцией было возложено на контр-адмирала С. К. Грейга.
Четыре греческих судна были переоборудованы в брандеры. Накануне операции они были начинены горючими материалами и взрывчатыми веществами.
25 июля в 23 часа 30 минут русская эскадра заняла позицию у входа в Чесменскую бухту. Линейный корабль «Европа» приблизился к турецким кораблям и открыл артиллерийскую стрельбу. Вскоре к нему примкнуло бомбардирское судно «Гром», и объединёнными усилиями им удалось зажечь один из турецких кораблей. К этому времени стали подходить суда особого отряда, подключаясь к обстрелу турок. Воспользовавшись отвлекающим манёвром, Грейг выпустил первый брандер под командованием капитан-лейтенанта Дугделя, но его перехватили две турецкие галеры и потопили. Второй брандер под командованием Макензи (будущего адмирала) тоже не достиг цели. Он держался ближе к берегу и сел на мель. Макензи был вынужден сжечь его вхолостую. Брандер князя Гагарина сгорел, сцепившись с уже горевшим турецким кораблем. Так и осталось невыясненным, как это случилось. Но брандер лейтенанта Л. С. Ильина, умело лавируя в сложной обстановке боя, сумел подойти к большому линейному кораблю, сцепился с ним и запылал факелом, охватив пламенем рядом находившиеся турецкие суда. Впоследствии на эскадре долгое время пересказывали о том, как Ильин «…подошёл к турецкому кораблю с полным экипажем находящемуся; в глазах их положил брандскугель в корабль, и зажегши брандер возвратился без всякой торопливости с присутствием духа, как и прочие назад».[217]
Тем временем русские корабли продолжали бомбардировать турецкий флот, не давая возможности вражеским экипажам тушить пожары. И под этот гром русских корабельных орудий наступила «навеки» памятная ночь с 25 на 26 июля 1770 года. Турецкие корабли пылали, рангоут и такелаж соседних кораблей вспыхивали как серные спички, летели искры, горящие паруса, головёшки; в бухте сплошной стеной бушевала огненная стихия, языки пламени среди чёрного дыма взметались в небо, слышались оглушительные взрывы…
Чесменское сражение
(Художник И.Айвазовский)
Вот как писал об этом адмирал Грейг в «Собственноручном журнале»: «Пожар турецкого флота сделался общим к трём часам утра. Легче вообразить, чем описать, ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие неприятелем. Турки прекратили всякое сопротивление, даже на тех судах, которые ещё не загорелись; большая часть гребных судов или затонули или опрокинулись от множества людей, бросавшихся в них. Целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду; поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством несчастных, спасавшихся и топивших один другого. Немного достигли берега… цели отчаянных людей. Командир снова приказал прекратить пальбу с намерением дать спастись по крайней мере тем из них, у кого было довольно силы, чтобы доплыть до берега. Страх турок был до того велик, что они оставляли не только суда, ещё не загоревшиеся, и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями».[218]
Весь турецкий флот сгорел без остатка. И только один из двух уцелевших турецких кораблей, которые были взяты в плен, — «Радос» — был благополучно выведен из пожарища на буксире и вошёл в состав русской эскадры. Второй же загорелся в пути от попавших на него головёшек.
В четвёртом часу утра всё было кончено. Корабли спецотряда возвращались на свои места в эскадре. Команда во главе с полковником Обуховым сошла на берег для занятия и обследования Чесменской крепости, где уже не было ни гарнизона, ни жителей города. А вдоль и поперёк бухты всё ещё сновали мелкие вёсельные суда — русские моряки, проявляя гуманность к поверженному врагу, спасали оставшихся в живых турок. По приказу командующего, «…дабы флот имел себе более славы», снимались «с прогоревших неприятельских днищ» турецкие медные пушки.[219]
Бухта представляла собой печальное зрелище. Среди горевших обломков кораблей и разного мусора плавало множество растерзанных взрывами мёртвых тел, встречались и живые, которых Орлов приказал собрать и «…привезти на корабль для перевязывания ран и подания возможной помощи».[220]
В этом бою турки потеряли 15 линейных кораблей, 6 фрегатов и более сорока мелких судов: погибло в бою и утонуло 11 тысяч человек. Русский же флот понёс небольшие потери, в основном пострадало парусное оснащение, по которому вели артиллерийский огонь турки, пытаясь парализовать управление судами.
В своём донесении Адмиралтейств-коллегии Г. А. Спиридов докладывал в манере суворовских реляций — коротко и ясно: «Честь всероссийскому флагу! С 25 по 26 неприятельский военный флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили и в пепел обратили… а сами стали быть во главе архипелага… господствующими».[221]
В результате свершившейся победы русский флот стал полновластным хозяином Эгейского моря. Пролив Дарданеллы был блокирован русскими кораблями.
В память о Чесменском сражении Екатерина II приказала воздвигнуть ростральную колонну на озере Екатерининского парка в Царском Селе (ныне г. Пушкин). Постройка её велась архитектором А. Ринальди и была закончена в 1778 году. Возвысилась эта колонна над водой на 22 метра. На пьедестале её помещена пространная надпись, прославляющая подвиги русского флота в Средиземном море.
Участники сражения были щедро награждены. Сам командующий Архипелагской экспедицией Алексей Орлов получил высшую степень ордена св. Георгия и жалован персональной именной золотой медалью с надписью: «Гр. А. ГР. Орлов. Победитель и истребитель турецкого флота» (выполнена мастером Иоганном Бальтазаром Гассом). Вместе с медалью Орлов получил и титул «Чесменского».[222]
Подобными медалями из золота и серебра были жалованы также и некоторые влиятельные участники сражения.[223] «Лейтенант Д. С. Ильин за смелое управление брандером был награждён орденом Георгия 4-й степени».[224]
В память об этом сражении все нижние чины — моряки и солдаты-десантники, получили серебряные медали (диаметром 39 мм) с короткой надписью на оборотной стороне: «БЫЛ». Под ней изображены в клубах дыма пылающие турецкие корабли. Внизу, под обрезом, помещена надпись: «ЧЕСМЕ. 1770. ГОДА ИЮЛЯ 24 Д.». Это, по сути, последняя боевая медаль с развёрнутой композицией сражения. Дата «24 июля» на медали не соответствует действительности — по-видимому, перепутана при изготовлении штемпелей.
Медаль за сражение при Чесме была учреждена именным указом Адмиралтейской коллегии, подписанным самой императрицей 23 сентября 1770 года:
«Желая изъявить Монарше Наше удовольствие находящемуся теперь в Архипелаге Нашему флоту, за оказанную им тамо 24 и 25 прошедшего Июля важную нам и Отечеству услугу победою и истреблением неприятельского флота, Всемилостивейше повелеваем Мы Нашей Адмиралтейской Коллегии учинить находящимся на оном предписанныя Морским уставом за флаги, за пушки, взятые корабли и прочие награждения, кто какое потому имел случай заслужить; сверх же того жалуем Мы ещё всем находившимся на оном во время сего счастливаго происшествия, как морским, так и сухопутным нижним чинам, серебряныя, на сей случай сделанные медали и соизволяем, чтобы они в память того носили их на голубой ленте в петлице».[225]
Автор лицевой стороны медали (она идентична кагульской) Тимофей Иванов, а оборотную сторону выполнял работавший с ним в паре русский мастер Самойла Юдин.
В Эрмитаже находится серия гуашей и картина маслом, выполненные современником Екатерины II — Гаккертом, удивительно талантливо передавшим все этапы Чесменского сражения.
Прежде чем написать эти работы, ему пришлось тщательно изучать ход боя по подробным рассказам самих участников сражения. А для того чтобы художник мог зримо увидеть морской бой, по специальному распоряжению императрицы были даже сожжены на плаву несколько устаревших кораблей.[226]
Очень хорошо передал эту историю Валентин Пикуль в своём романе «Фаворит»:
«…Никто не верил, что для натуры русские пожертвуют двумя кораблями.
— Можно рвать, — конкретно доложил Грейг.
— Так рви, чего публику томить понапрасну…
В небо выбросило чудовищные факелы взрывов, долго рушились в гавань обломки бортов, мачты и реи, а горящие паруса ложились на чёрную воду. Алехан (Алексей Орлов) картины Чесменского боя купил и переправил их в Эрмитаж…»[227]