Московская торговля

Московская торговля

Основная водная магистраль, способствовавшая росту Москвы, – река, давшая название городу. Москва-река достигала ширины, вполне доступной для судоходства, по крайней мере, с места впадения в нее реки Истры. Но большие суда ходили только по Волге, от Каспия до Нижнего Новгорода; так как путь по Москве-реке и Оке изобиловал прихотливыми мелями, здесь могли ходить лишь малые суда.

Итак, важнейшими дорогами были Москва-река, Ока и далее Волга. По Москве-реке добирались до Коломны, в среднем за четверо-пятеро суток. Город этот уже в ХIV веке имел большое торговое и стратегическое значение; существовала даже особая Коломенская епархия. У Коломны речной путь раздваивался: главным был путь вниз по Оке к Мурому, затем до Переяславля-Рязанского (современной Рязани), в летнее время за четверо-пятеро суток. Отсюда начинался сухой путь к верховьям Дона, где по списку русских городов начала ХV века указан город Дубок. Здесь струги везли на колесах. Дорога от Переяславля до Дона занимала четверо суток, от Дубка водное путешествие по Дону до Азова длилось около 30 дней. Таким образом, все путешествие от Москвы до устья Дона продолжалось чуть более 40 дней.

В устье Дона пересаживались на морские суда, по Азовскому морю плыли до Керченского пролива, а оттуда «на великое море», затем по Черному морю на Кафу (Феодосию) и Сурож. От Сурожа пересекали Черное море поперек и доходили до Синопа, от которого двигались вдоль берега Малой Азии до Константинополя.

Морское путешествие от устья Дона до Царьграда занимало месяц, а весь путь от Москвы до Царьграда – два с половиной месяца. Не бог весть как долго. Кафа и Сурож более всего посещались русскими купцами, торговавшими со средиземноморскими странами. Торговавшие с черноморским побережьем русские купцы, однако, носили название именно сурожан, а не какое-либо другое, которое мы могли бы произвести от Кафы, вроде «кафоржан». Интересно, что в 1318 году папа Иоанн ХI создал в Кафе епископство, включавшее всю территорию до границ России. Не значит ли это, что здесь и было некоторое разделение в базировании русских и западных купцов в Крыму?

Причины, выдвинувшие Сурож на первое место в русской торговле, легко объяснить его географическим положением. Желающие могут, конечно, обвинить нас в том, что мы всюду норовим найти ЕСТЕСТВЕННЫЕ, природные причины для человеческой деятельности, но куда ж деваться! Факт, Сурож был наиболее близким пунктом с хорошей гаванью на пути к Синопу на малоазиатском берегу. Поэтому Сурож и сделался пунктом, куда съезжались с севера русские и восточные купцы, а с юга – греки и итальянцы. В русских письменных источниках даже Азовское море иногда называется морем Сурожским.

В 1365 году Сурожем владели генуэзцы, однако вопрос о владении этим городом имел важное значение и для московских князей. Столкновение между Мамаем и Дмитрием Донским, как мы показали в одной из глав этой книги, в немалой степени было вызвано стремлением Мамая наложить свою руку на русскую торговлю со Средиземноморьем. Этим объясняется участие фрягов (итальянцев) в походах Мамая, а позже Тохтамыша на Москву, а также участие в походе князя Дмитрия против Мамая десяти гостей-сурожан. В общем, торговые интересы Москвы требовали непрерывного внимания к событиям, развертывавшимся в ХIV веке на берегах Черного моря.

Конечной точкой русской торговли на юге являлся Константинополь. В нем русы жили в пределах церкви Иоанна Предтечи, в непосредственной близости к Золотому Рогу, на северном берегу которого располагалась Галата, город генуэзцев, с его пестрым населением и особыми правами. Русские, видимо, жили и в самой Галате, иначе непонятно, почему неудачный кандидат на русскую митрополию во времена Дмитрия Донского Митяй, так и не доплывший до русских берегов (он умер на корабле в виду самого Константинополя), был отвезен в Галату и там погребен.

Путь из Москвы по Дону являлся кратчайшим, но вовсе не единственным. В некоторых случаях ездили из Москвы в Константинополь по волжскому пути. Сначала вплавь до средней Волги, а оттуда по суше к Дону. И вниз по нему, до Азова. Этой дорогой ходил в Царьград суздальский епископ Дионисий в 1377 году.

Наконец, существовал и третий путь из Москвы в Константинополь, который имел значение не столько для Москвы, сколько для западных русских городов: Новгорода, Смоленска, Твери. Этот маршрут пролегал по территории Литовского великого княжества, занимавшего территорию от Балтики до Черного моря.

Итак, все дороги с русского севера сходились к Константинополю, так что этот город на юге, а Москва на севере были конечными пунктами громадного и важного торгового пути, связывавшего Россию со Средиземноморьем.

Товары московской торговли XIV–XV веков. Венецианский кувшин цветного стекла

Торговые связи с югом интенсивно поддерживались и в ХV веке, и позже, когда в Константинополе (Стамбуле) обосновались турки. В конце ХV века главной базой русской торговли на берегах Черного моря стал уже не Сурож, а Кафа. И здесь, и в Азове правил турецкий губернатор, а главный поток русской торговли, по-прежнему направлявшийся в Стамбул и другие города Малой Азии, в основном шел через эти пункты.

Согласно И. Е. Забелину, «Москва, как только начала свое историческое поприще, по счастливым обстоятельствам торгового и именно итальянского движения в наших южных краях, успела привлечь к себе, по-видимому, особую колонию итальянских торговцев, которые под именем сурожан вместе с русскими заняли очень видное и влиятельное положение во внутренних делах».

Связи Москвы с итальянскими колониями в Крыму были постоянными и само собою разумеющимися. Поэтому фряги, или фрязины, не являлись в Москве новыми людьми. Причем московские торговые круги в основном были связаны не вообще с итальянскими купцами, а именно с генуэзцами. Выдвижение в митрополиты Митяя и поставление в митрополиты Пимена не прошли без участия генуэзцев. Пимен прибыл в Константинополь осенью 1376 года, а деньги, понадобившиеся ему для поставления в митрополиты, были заняты «у фряз и бесермен» под проценты. Перед нами приподнимается завеса над важными политическими интересами, вступавшими в борьбу между собой под прикрытием чисто церковного вопроса о том, кто будет русским митрополитом. Интересна тут и связь генуэзцев с «бесерменами».

В торговлю Москвы с Константинополем, Кафой и Сурожем втягивались русские, итальянские и греческие купцы. Причем за определенную мзду иерархи русской церкви брали на себя обязательства помогать иностранцам. Например, сохранился заемный документ, «кабала», выданная ростовским архиепископом Феодором совместно с митрополитом Киприаном, на одну тысячу новгородских рублей, полученную под обязательство помогать греческим купцам.

Основным русским экспортным товаром были меха. С ганзейскими (северонемецкими) городами наряду с мехами торговали воском и медом. Привозные товары состояли главным образом из тканей, оружия, вина и прочего. Из Италии везли также бумагу, впервые вошедшую в употребление в Москве. В торговом обиходе русских людей ХIV-ХVII веков встречаем некоторое количество слов, заимствованных из греческого: аксамит (золотая или серебряная ткань, плотная и ворсистая, как бархат), байберек (ткань из крученого шелка), панцирь и другие. Сурожский ряд на московском рынке и в более позднее время по традиции именовался шелковым. В казне великого князя хранились вещи, сделанные в Константинополе и отмечаемые в духовных как «царегородские».

Московские князья быстро учли выгоды поддержания добрых отношений с итальянскими купцами. Дмитрий Донской уже жаловал некоего Андрея Фрязина областью Печорой, «как было за его дядею за Матфеем за Фрязином». Пожалование подтверждало первоначальные грамоты, восходившие к временам предшественников Дмитрия Донского, начиная с Ивана Калиты.

Чего искал Андрей Фрязин на далеком Севере? Возможно, целью его пребывания в Печоре была покупка диких соколов, необычайно дорого ценившихся при владетельных дворах Европы. Считается, что дикие птицы входили в состав дани, платимой в «орду» еще в конце XIII века, и это еще одно указание на западное происхождения орды, так как именно с востока в Россию привозили ловчих птиц. Жители восточных земель не нуждались в наших птицах, они своих имели! А вот на западе соколиная охота была любимым занятием, например, императора Фридриха II и короля Сицилии, написавшего даже книгу о соколиной охоте. Следовательно, спрос на печорских соколов в Италии обеспечивался постоянно и поддерживался высшими кругами общества.

Вторым важнейшим направлением московской торговли было восточное. Волга связана с Москвой прямым водным путем, но все-таки Москва находилась в менее выгодном положении, чем стоящая на Волге Тверь, которая вела непосредственно торговлю с отдаленными странами Востока. Из Москвы до Волги добирались двумя водными путями: первый вел по Москве-реке и Оке, второй по Клязьме. Так, например, сообщалось, что в Казанский поход 1470 года москвичи пошли по Москве-реке до Нижнего Новгорода, а некоторые – Клязьмою. К первым по дороге присоединились владимирцы и суздальцы, ко вторым – муромцы. Дмитровцы же, угличане, ярославцы, одним словом, «вси поволжане», так прямо и шли Волгой. Местом встречи русских отрядов был Нижний Новгород.

Русские утвердились на Средней Волге еще в ХIV веке, причем «Волжский путь» от Казани до Астрахани, согласно летописи, проходил даже и в середине ХVI века по пустынным местам (куда-то девались многолюдные татарские Сараи). Сами же историки без краски в лице сообщают, что русские ЗАНОВО колонизовали эти земли. Вот беда какая! Разбежались, видать, татаромонголы, русских купцов (или историков?) увидавши.

В Нижний Новгород сходилось немалое количество армянских и прочих купцов. От Нижнего Новгорода поднимались вверх по Волге к Твери или по Клязьме ко Владимиру. Волжский путь посещался самыми различными торговцами, русскими и восточными.

В волжской торговле участвовали многие народы. Так, вместе с Афанасием Никитиным из Астрахани в Дербент ехали тезики (таджики, бухарские купцы) и 10 «русаков», а в другом судне 6 москвичей и 6 тверичей. Торговля Москвы с волжскими городами особенно усилилась после возникновения Казанского ханства, вступившего в тесные торговые связи с Москвой.

В конце июня на праздник Рождества Иоанна Крестителя в Казани собиралась ярмарка, на которую съезжались восточные и русские купцы. В их числе были и москвичи. Об этом нам говорят две митрополичьи грамоты к казанским ханам с просьбой об оказании помощи митрополичьим слугам, едущим в Казань.

Восточная торговля оказала большое влияние на русский торговый лексикон, дав не только некоторые обозначения денежных единиц (алтын), но и своеобразные понятия торговых сделок и угощений (магарыч – угощенье, маклак – посредник и так далее).

Волжский путь связывал Москву с отдаленными странами Востока, которые вовсе не были столь недоступными для русских купцов, как это порой представляется. Восточные купцы, в свою очередь, посещали Москву и пользовались в ней значительным влиянием (обращаем на это внимание некоторых «патриотов». Не надо говорить: «Понаехали»! Всегда вместе ради общей выгоды. Не войны двигатель цивилизации, а торговля.)

По Волге шли на восток меха, кожи, мед, воск; с востока привозились ткани и различные предметы обихода. Значение восточной торговли для русских земель ХIV-ХV веков было чрезвычайно велико, что нашло свое отражение в русском словаре, где восточные названия тканей и одежды утвердились очень прочно. Так, в духовной Ивана Калиты названо «блюдо ездниньское» – из Иезда в Персии, 2 кожуха «с аламы с жемчугом», что значит «богатые воротники с украшениями», от арабско-татарского слова «алам», значок (а не «ярлык», как можно подумать, читая учебники). Торговля Москвы с Востоком в это время приобрела систематический характер и достигла значительного объема.

Связи Москвы с отдаленным Севером поддерживались через город Дмитров, к северу от Москвы. Могущество его особенно возросло с ХV столетия, когда Дмитров сделался стольным городом удельного княжества, и как быстро это происходило, можно проследить по тем князьям, которые получали город в удел. Дмитрий Донской отдал Дмитров четвертому своему сыну, Петру. Василий Темный передал его во владение уже второму сыну, Юрию. Позже Дмитров попал также второму сыну Ивана III, Юрию Ивановичу. Таким образом, Дмитров в конце ХV – начале ХVI века доставался вторым сыновьям великого князя и, следовательно, считался самым завидным уделом, поскольку великие князья наделяли детей городами и землями по старшинству. Самым старшим и доставались лучшие уделы.

Экономическое значение Дмитрова основывалось на том, что от него начинается прямой водный путь к верхнему течению Волги (Яхрома, на которой стоит Дмитров, впадает в Сестру, Сестра в Дубну, а та в Волгу). Устье Дубны было местом, где речной путь разветвлялся на север и запад. Здесь товары нередко перегружались из мелких судов в большие.

Удобное положение Дмитрова особо отмечено Герберштейном: «Благодаря такому великому удобству рек, тамошние купцы имеют великие богатства, так как они без особого труда ввозят из Каспийского моря по Волге товары по различным направлениям и даже в самую Москву». Дмитров вел крупную торговлю с Севером, откуда везли соль, закупавшуюся не только дмитровскими купцами, но и монастырями, порой в очень больших количествах. Без посредства Дмитрова трудно было бы поддерживать торговые отношения с Севером! Владея Дмитровом и устьем Дубны, московские князья держали под своим контролем верхнее течение Волги, поэтому Углич, Ярославль и Кострома рано оказались в сфере влияния Москвы.

Речной путь от Дмитрова шел на север до Белоозера. В конце ХIV века появился «владычный городок» на Усть-Выми (при впадении Выми в Вычегду), сделавшийся резиденцией пермских епископов и оплотом московских князей на Севере. Вообще северный путь имел большое значение для Москвы, так как по нему в основном поступали меха, охотничьи птицы и соль, важнейшие товары Средневековья.

С легкой руки И. Е. Забелина сложилось представление о большом значении для Москвы новгородской торговли, хотя никаких свидетельств о раннем развитии московской торговли с Новгородом нет. Да это и понятно; ведь Новгород вел торговлю почти исключительно с ганзейскими городами, а Москва теми же товарами – с итальянскими республиками. То есть Новгород и Москва направляли свои торговые усилия в разные стороны: новгородцы ориентировались на северо-запад, москвичи – на юг.

Связи Москвы с Новгородом стали быстро усиливаться только в ХV веке, особенно во второй его половине, когда турки овладели Константинополем и итальянскими колониями в Крыму. Вот тогда-то Новгород и сделался отдушиной для московской торговли; тогда-то между Москвой и Новгородом установились прочные экономические связи, что сильно поспособствовало быстрому подчинению Новгорода московским князьям.

… Из Москвы по Ламе и Шоше можно было добраться от Волока Ламского к Волге, но этот путь в конечном итоге выводил к Твери. К тому же река Лама под городом Волоколамском настолько ничтожна по глубине и ширине, что никак не верится в ее торговое значение. Из Москвы к Твери легче было добраться или сухим путем, или по Волге от Дмитрова, причем путь от Дмитрова до Твери засвидетельствован летописями. Этой дорогой, например, великая княгиня Софья Витовтовна спасалась в Тверь (Шемяка догнал ее на устье Дубны).

Помимо наиболее безопасной и оживленной дороги в Новгород через Тверь был и другой, окружной путь. Он проходил через Волоколамск на Микулин и далее прямо на Торжок, в обход тверских владений. Такой длинный путь имел свои удобства, поскольку позволял объезжать тверские таможенные заставы, и по нему нередко ездили из Новгорода в Москву и обратно. Поэтому Новгород и Москва упорно держали Волок Ламский у себя в совладении, чтобы иметь прямой доступ из Московской земли в Новгородскую.

Кремль и Великий посад в узле дорог в XIV–XV вв. (По схеме М.Н. Тихомирова)

Московские товары для Новгорода состояли из мехов и сельскохозяйственных продуктов. Какое-то значение должны были иметь привозные итальянские, греческие и восточные предметы. Из Новгорода, вероятно, поступали оружие и ткани, в первую очередь сукна, привозимые из ганзейских городов. «Поставы ипские», штуки знаменитого фландрского сукна, известного на Руси под именем «ипского» (от города Ипра), неизменно упоминаются в числе подарков, поднесенных великому князю новгородцами.

Путь из Москвы на запад шел через Смоленск, куда вела сухопутная дорога, так как водный путь из Москвы к Можайску вверх по Москве-реке имел небольшое значение; верховье Москвы-реки слишком удалено от сколько-нибудь судоходных рек верхнеднепровского бассейна. Поэтому наши летописи и молчат о судоходстве от Москвы до Можайска или даже до Звенигорода. Верхнее течение Москвы-реки имело второстепенное значение; связи с Западом поддерживались главным образом сухопутными дорогами. Рост западной торговли привел, начиная с ХV века, к заметному подъему западных подмосковных городов: Рузы, Звенигорода, Вереи, Боровска.

Прямой путь из Смоленска в Москву в основном должен был совпадать с позднейшей Смоленской дорогой, так как Вязьма считалась промежуточным пунктом. Весь путь от Смоленска до Москвы в начале ХV столетия одолевался примерно в 7 дней.

XIV век стал переломным в установлении прочных экономических связей Москвы с Литовским великим княжеством. Конечно, торговля Литвы с Москвой велась и ранее, но она особенно усилилась в ХV столетии. Некоторые московские купцы являлись контрагентами литовских заказчиков.

Каждый год в Москву съезжалось «множество купцов из Германии и Польши для покупки различных мехов, как-то: соболей, волков, горностаев, белок и отчасти рысей». В этом известии итальянского путешественника Москва выступает основным центром торговли мехами наряду с Новгородом. Главным товаром, ввозимым с Запада, было сукно. Неспроста суконный ряд в московских торговых рядах ХVIII века носил название Суконного Смоленского ряда.

По мере роста населения значение сухопутных дорог росло, и центральное положение Москвы очень быстро превратило ее в подлинный узел таких дорог. Без них некоторые удобства географического положения Москвы не играли бы столь большой роли. Так, Москва сообщалась со своей северной гаванью (Дмитровом) только сухопутным путем и на относительно большом расстоянии в 70 километров.

Важнейшим путем из Москвы на юг была дорога на Коломну, выводившая далее к Рязани. На Коломну можно было ехать тремя дорогами: Болвановской, Брашевской и Котловской. Последняя была наилучшим и самым безопасным путем из Москвы в Коломну. По ней в 1390 году прибыл в Москву митрополит Киприан, возвращавшийся из Царьграда.

Сухопутным путем из Астрахани до Москвы добирались в полтора месяца, причем дорога сначала шла вдоль Волги, а потом через степь.

Очень рано в наших письменных источниках появляется Владимирская дорога. В сказании о перенесении Владимирской иконы в Москву в 1395 году она названа «великой» дорогой. Замечательнее всего то, что она подходила к Москве у Сретенских ворот, в районе Кучкова поля, следовательно, не с востока, как можно было бы ожидать, а с севера. Это показывает первоначальное направление Владимирской дороги, которая поворачивала от Клязьмы к Москве по кратчайшему расстоянию.

Направление старых сухопутных дорог обозначено названиями некоторых московских улиц: Стромынка, Тверская, Дмитровка. Из них требует объяснения только Стромынка, которая выводила на Киржач и далее на Юрьев-Польский. Она получила название от села Стромынь по дороге на Киржач, о котором известно с 1379 года. К перечисленным дорогам прибавляется группа западных сухопутных дорог: Волоцкая, Можайская и Боровская.

Краткий очерк тех путей, которые вели к Москве, показывает нам, что Москва ХIV-ХV веков принадлежала к числу крупнейших торговых центров Восточной Европы. Она имела несомненные преимущества и перед Тверью, и перед Рязанью, и перед Нижним Новгородом, и перед Смоленском. Она занимала по отношению к ним центральное место и одинаково была связана как с верхним течением Волги, так и с Окой, имея своими выдвинутыми вперед аванпостами Дмитров и Коломну.

Ни в каком другом средневековом русском городе мы не найдем такого пестрого смешения народов, как в Москве, потому что в ней сталкивались самые разнородные элементы: немецкие и литовские гости с Запада, казанские, среднеазиатские и армянские купцы с Востока, итальянцы и греки с Юга.

Для иностранца, прибывшего с Запада, Московия представлялись последней культурной страной, за которой расстилались неизмеримые степные пространства. Через Москву легче всего было добраться и в Среднюю Азию, как это сделал Дженкинсон во второй половине XVI века.

Москву ХIV-ХV веков по праву надо считать важнейшим международным торговым пунктом средневековой Восточной Европы, что подтверждается и ранним появлением в ней видных купеческих фамилий, связанных с крупной зарубежной торговлей.

Накопление капиталов в руках московских купцов было тесно связано с черноморской торговлей, поэтому ведущая купеческая группа и получила в Москве прозвание гостей-сурожан. Сурожский купец Тимофей Весяков построил в Китай-городе поблизости от Богоявленского монастыря во второй половине ХV века свой дом – «Весяков двор». Вероятно, он чем-нибудь выдавался среди окружающих его строений, так как упомянут в летописи.

О другой постройке, воздвигнутой купцом Тароканом у Фроловских ворот в Кремле, упоминает летописец в 1471 году: «Того же лета Тарокан купец заложи себе палаты кирпичны во граде Москве, у градной стены, у Фроловских ворот; единаго лета и сведе». Это была едва ли не первая гражданская кирпичная постройка в Москве, отмеченная по своей необычности в летописи.

Денежные капиталы держались в отдельных купеческих родах иной раз почти на протяжении целого столетия. В этом несомненный признак прочности торговых связей и денежных богатств, накопленных московским купечеством, некоторые фамилии которого приобретали земельное имущество и вступали в ряды родовой знати.

Верхушка московского купечества объединялась в две группы: гостей-сурожан и суконников. Деление торговых людей на Гостинную и Суконную сотни сохранялось и в ХVII веке, но тогда названия гостей и суконников оставались лишь по традиции. Иное было в ХIV-ХV веках, когда гости и суконники составляли не только особые корпорации, но и объединялись спецификой их торговой деятельности. Гости-сурожане торговали с Югом, суконники – с Западом; главным товаром первых были шелковые ткани; вторые в основном торговали сукном. В общественном положении сурожане стояли выше суконников и других торговых людей.

Богатство определяло общественное значение купеческой верхушки, в поддержке которой нередко нуждались даже великие князья, особенно во время междоусобных смут. Вообще роль купечества в ранней истории Москвы гораздо заметнее, чем это можно представить по учебникам истории.