Речь Гитлера

Речь Гитлера

Весь участвовавший в предстоящей операции начальствующий состав, включая командиров дивизий, 11 и 12 декабря был вызван Гитлером в его резиденцию под названием «Орлиное гнездо», возле Цигенберга, земля Гессен. Я и командиры двух моих танковых корпусов прибыли 11 декабря. В «Орлином гнезде» мы встретилась с фельдмаршалами Рундштедтом и Моделем. Генерал-полковник войск СС Зепп Дитрих уже был там.

Кроме армейских генералов, были вызваны генералы СС и командиры танковых дивизий СС. Стульев не хватило, и генералы СС услужливо уступили места своим старшим армейским коллегам, а сами остались стоять. Тогда у некоторых армейских генералов создалось впечатление, что к каждому из них приставлен офицер СС. Разумеется, это было заблуждением.

Состав собравшихся был очень пёстрым. На одной стороне зала сидели генералы — опытные солдаты, многие из которых прославили свои имена в прошлых сражениях, все прекрасные специалисты, люди, уважаемые своими войсками. Напротив них расположился верховный главнокомандующий вооружёнными силами — сутулая фигура с бледным, одутловатым лицом, сгорбившаяся в кресле. Руки у Гитлера дрожали, а левая то и дело судорожно подёргивалась, что он всячески старался скрыть. Это был больной человек, явно подавленный бременем своей ответственности. Его физическое состояние заметно ухудшилось со времени нашей последней встречи в Берлине, которая состоялась всего девять дней назад. Когда Гитлер ходил, он заметно волочил одну ногу.

Рядом с ним сидел Йодль, уже старик, переутомлённый, изнурённый чрезмерным трудом. Раньше у него было натянутое выражение лица, чопорная осанка. Теперь, истощённый духовно и физически, он выглядел иначе. Когда он разговаривал с офицерами, собиравшимися небольшими группами, в его голосе проскальзывали нетерпеливые и раздражительные нотки. Судя по виду Кейтеля, он не столь усиленно, как Йодль, занимался разработкой планов и разносторонней подготовкой к «решающей» операции.

Свою речь, продолжавшуюся полтора часа, Гитлер начал тихим, нетвёрдым голосом. Постепенно он стал говорить более уверенно, и это отчасти сгладило первое впечатление, которое произвёл его вид на тех, кто не встречался с ним в последние месяцы и хорошо не знал. И всё-таки казалось, что мы слушаем тяжело больного человека, страдающего полным расстройством нервной системы.

Он не сказал ничего нового для меня — всё это я уже слышал раньше. Речь Гитлера вызвала разочарование у большинства присутствовавших генералов, включая и меня, по той причине, что ему решительно нечего было сказать по вопросу, который интересовал нас в первую очередь на данном этапе подготовки контрнаступления, а именно: какие шаги предприняло верховное командование, чтобы преодолеть недостатки, столь сильно ощутимые уже сейчас, когда до начала операции осталось несколько дней. Вопреки моим ожиданиям, ни Гитлер в своей речи, ни Йодль в своём сообщении, сделанном позднее, даже не попытались рассеять наши опасения в связи с предстоящим наступлением. Однажды сам Гитлер сказал, что предварительным условием успешной операции является «формирование для целей наступления свежих, вполне боеспособных соединений». Это условие было выполнено только частично, несмотря на все попытки главнокомандующего войсками Западного фронта увеличить численность войск. Хотя Рундштедту в известной степени удалось усилить свои войска, он всё же не мог создать ударную группировку такого состава, какой был необходим для действий на направлении нашего главного удара. В результате берлинского совещания 2 декабря и двух визитов, которые нанёс мне в моём штабе министр вооружений и боеприпасов Шпеер, мне стало ясно, что ударные армии получили столько предметов снабжения и боевой техники, сколько в данных обстоятельствах могло быть произведено в Германии.

Во время совещания 11 декабря я не мог избавиться от впечатления, что, вопреки настойчивым донесениям старших военачальников, Гитлер и его свита нарисовали себе слишком оптимистическую картину нашей боевой мощи. В тот момент я был не в состоянии сказать, в какой степени они приукрашивали эту картину, так как не знал, да и не мог знать, общей политической и военной обстановки. Информация о силах противника, которой я располагал, тоже была отнюдь не полной.

Снова мы остро ощутили отсутствие советника, представляющего одновременно армию, авиацию и флот и обладающего достаточным авторитетом, чтобы передать Гитлеру общее мнение всех вооружённых сил.

На этом совещании я пришёл к выводу, что единственным обстоятельством, благоприятствующим контрнаступлению, было состояние противника, оценённое лично Гитлером. По его мнению (а он один имел доступ ко всем разведывательным материалам), операция должна была иметь успех. Гитлеру удалось убедить собравшихся, что планируемое наступление будет иметь решающее значение. Основной тезис Гитлера состоял в том, что каждое соединение, каждая часть должны стремительно продвигаться вперёд, не обращая внимания на фланги.

После совещания мы возвратились к своим войскам. Вместе с солдатами мы пошли в бой, исполненные решимости сражаться до конца и готовые, если это будет необходимо, умереть.