Поход 1742 года
Поход 1742 года
Очень удачно действовала баварская армия осенью 1741 года. Мы видели, что Карл Альбрехт дошел почти до Вены. Действуя скоро и решительно, он без всякой потери мог бы достигнуть своей цели и сесть на престол Австрии в самой ее столице. Впоследствии, имея империю и все ее средства в руках, он мог бы поддержать свое право и, удовлетворив союзников уступкой нескольких областей, прочно утвердиться на императорском престоле. Союзники шли на Вену, все еще надеясь, что Фридрих им поможет.
Но совет, данный Марии Терезии хитрым англичанином, возымел уже свое действие. Слухи о Клейн-Шеллендорфском трактате возбудили в союзниках зависть, подозрение и недоверчивость. Увлекаясь этими чувствами, курфюрст Баварский вдруг переменил свой план и вместо того, чтобы овладеть столицей империи, оставил Австрию и направил свои войска на Богемию, опасаясь, чтобы Август III не опередил его и не приобрел этой страны в свою пользу.
Французы, баварцы и саксонцы быстро установили контроль над Западной и Центральной Богемией. Карл Альбрехт стремительно подступил к Праге. После двенадцатидневной осады (26 ноября) он взял город. По примеру Фридриха 19 октября Карл короновался в соборе Святого Витта королем богемским и принял присягу новых своих подданных. Оттуда он отправился в Мангейм, чтобы достигнуть главной своей цели, короны императора.
24 января 1742 года желание его исполнилось: он был избран в римские императоры под именем Карла VII. Но приобретя таким образом тень власти, он навсегда утратил действительную власть: он носил титул императора, а императорский престол находился в чужих руках.
В своем стесненном положении Мария Терезия обратилась к венграм и назначила в Пресбурге (нынешняя Словакия до 1918 года входила во владения Венгерского королевства как части империи Габсбургов) государственный сейм. Она явилась на престоле в национальном костюме венгерских королей (Мария Терезия в то время не являлась императрицей, став ею лишь позднее в качестве жены своего супруга — императора Франца I. В 40-е годы она носила титулы эрцгерцогини Австрийской и королевы Венгерской), держа на руках своего младенца-сына (впоследствии императора Иосифа II). В кратких, но полных искреннего чувства словах она изложила печальное свое положение. Ее молодость, красота и пережитые несчастья возбудили в венграх неимоверный энтузиазм. Магнаты выхватили сабли из ножен и, подняв руку в знак клятвы, с воодушевлением воскликнули: «Жизнь и кровь за нашу королеву! Да здравствует Мария Терезия!»
За клятвой вскоре последовало и дело. Половина Венгрии встала под ружье. Пятнадцать тысяч дворян соединили под свои знамена многочисленные иррегулярные толпы кроатов, пандуров, валахов и тирольцев. Тем временем к боям против франко-баварцев В Богемии готовилась новая армия во главе с супругом императрицы — Великим герцогом Францем Лотарингским. Дополнительные силы из «германских» провинций империи сосредотачивались и в Вене.
Мария Терезия и Иосиф выступают перед венграми. 1742 год.
Основные наличные силы были сведены в армию под командованием фельдмаршала графа Людвига Антона фон Кхевенгюллера, которая имела задачей перенесение боевых действий на территорию противника — в Баварию. Последствия не заставили себя ждать: небольшой франко-баварский заслон, который не последовал за Карлом Альбрехтом в Богемию, был изгнан из Австрии. 27 декабря Кхевенгюллер пересек баварскую границу и «в самый день провозглашения Карла императором венгры завоевали его собственную столицу Мюнхен. Венгры опустошали Баварию с ненасытной жаждой мести». Тем временем вторая армия под командованием младшего брата Франца — фельдмаршала принца Карла Лотарингского приготовилась к тому, чтобы покончить с оккупацией Богемии отрезанными от своего тыла баварцами. Всякому стало ясно, что вслед за Богемией австрийцы вторгнутся и в Силезию.
Эти обстоятельства заставили Фридриха теснее примкнуть к его союзникам и подумать об их выгодах, тем более, что Австрия уже всюду трубила о Клейн-Шеллендорфском договоре, а между тем и не думала о заключении действительного мира с Пруссией. Надлежало оправдать себя в глазах союзных держав, и Фридрих решился снова взяться за оружие.
Однако к тому времени обстановка изменилась в корне: запланированное объединение прусских, французских и баварских войск не состоялось, так как баварцы стали быстро отходить на запад для защиты своей страны. Французская же армия де Брольи была слишком слаба для того, чтобы покинуть укрепленные предместья Праги и выступить против австрийцев в полевом сражении.
Чтобы отвлечь австрийские войска от Баварии, Фридрих (пожинавший плоды своих «дипломатических успехов») намерен был вторгнуться в Моравию, но так как последняя, по предварительным условиям, была уже обещана саксонскому курфюрсту и польскому королю Августу III, то он желал как можно более пощадить свое войско и потому хотел вытребовать главную армию для этого завоевания у Саксонии.
Отпраздновав в Берлине 6 января свадьбу своего брата, принца Августа Вильгельма, он немедленно отправился в Дрезден.
Но Фридрих скоро увидел, что достигнуть цели не так легко, как он думал. Сластолюбивый и беспечный Август III утопал в неге и удовольствиях; всеми государственными делами управлял его именем хитрый и корыстный министр, граф Брюль[28], который был на тайном жалованье у Австрии и неохотно одобрял все то, что могло служить ее ущербу. «Кроме того, Брюль, как и все мелочные души перед величием гения, чувствовал себя неловким и униженным в присутствии Фридриха и потому питал к нему тайное недоброжелательство».
Но Фридрих с первых слов понял своего антагониста и решил против него действовать его же оружием — дипломатическими хитростями.
Созвана была конференция в королевских покоях Августа. Кроме Фридриха и Брюля, в ней участвовали и некоторые саксонские генералы. На каждое предложение Фридриха Брюль находил возражения и ловкие увертки, которые Фридрих однако тут же опровергал самыми ясными доводами. Несогласия продолжались до тех пор, пока не вошел король Август III, заглянувший в конференц-зал случайно, как иногда богатый барин, сквозь дверь, бросает взгляд на потолок, который ему расписывает искусный живописец.
Брюль воспользовался обменом обычных вежливостей между королями и, зная характер своего государя, поспешно сложил карту Моравии, которая была развернута на столе. Фридрих пригласил Августа III присесть к столу, опять спокойно развернул карту и попытался растолковать Августу, на что были нужны его войска и как важны для него должны быть предполагаемые операции. Август слушал и на все вопросы Фридриха отвечал только «да», «это так», «конечно», но на лице его, наконец, стали появляться нетерпение и скука. Брюль, который мучился, как при пытке, в продолжение всей этой сцены, воспользовался счастливыми признаками монаршей скуки: в первую удобную минуту молчания он вынул часы из кармана и ловко заметил, что сейчас начнется опера.
Для Августа такое известие было слишком важно, чтобы он мог еще пожертвовать несколькими минутами. Он поспешно встал, но Фридрих, в свою очередь, воспользовался его нетерпением и не выпустил бедного короля до тех пор, пока тот не одобрил его плана и не объявил своего согласия.
Итак, во главе саксонской армии Фридрих пошел через Богемию в Моравию. В Ольмюце он соединился с корпусом прусского войска, которое, по его распоряжению, выступило в Моравию из Силезии. Первые дела были увенчаны успехом. Пруссаки проникли в Австрию. Гусары Цитена, составляя авангард, достигли почти самой Вены, и столице империи угрожала вторичная опасность.
Но вскоре Фридрих убедился, что все успехи не приведут его к желанной цели. Саксонцы портили самые лучшие его комбинации, мешали и вредили его действиям на каждом шагу. Саксонские генералы неохотно соглашались на его предложения, исполняли их вяло и нерадиво, а само войско думало больше о грабежах, чем о мужественной борьбе с неприятелем.
Фридриху понадобилось осадить крепость Брюнн (ныне Брно). Он потребовал у Августа необходимую для осады артиллерию. Август отвечал, что у него нет денег на орудия, а в то же самое время заплатил 400 тысяч талеров за весьма редкий зеленый бриллиант, который купил для знаменитой своей «Зеленой кладовой» в Дрездене.
Это выводило Фридриха из себя, и он дал слово никогда не действовать с помощью союзников или соединяться только с такими войсками, которые будут находиться в полном его распоряжении.
Между тем и австрийская армия вступила в Моравию. Фридрих принял решительные меры к обороне, но саксонские солдаты везде оказывались непокорными, трусами, а иногда даже и изменниками.
Потеряв терпение, Фридрих решил оставить намерение завоевать Моравию и, собрав свое войско, вывел его в Богемию, где стояла главная фридриховская армия.
Саксонский министр Бюлов, сопровождавший Фридриха в походе, старался всеми мерами отговорить короля от этого решения. Но Фридрих был неумолим. «Кто же доставит королю Августу моравскую корону, если вы нас оставите?» — воскликнул Бюлов. «Любезный друг, — отвечал Фридрих, — короны сперва добываются пушками, а потом украшаются бриллиантами».
Во время этих действий в Моравии другой корпус прусской армии под начальством принца Дессауского овладел крепостью Глац, и принц от имени короля принял присягу на подданство и верность всего графства Глацкого.
Фридрих разделил свою армию на два корпуса. Первый, под предводительством принца Ангальтского и фельдмаршала Шверина, он расположил в укрепленном лагере при Ольмюце, а другой разместил в Богемии между Эльбой и Сазавой.
Здесь прусские войска провели четыре месяца в совершенном бездействии. Фридрих душевно (думаю, что Кони надо бы взять это слово в кавычки) желал мира, и переговоры с Австрией начались снова; англичане приняли на себя посредничество. Но теперь им еще труднее было привести обе стороны к согласию. Фридрих неотступно требовал всю Силезию и графство Гладкое; Австрия, со своей стороны, несколько ободренная своими первыми успехами и надеясь на Венгрию и Францию, с которой вела тайные переговоры, неохотно соглашалась на такую значительную уступку.
Фридрих решил еще раз попытаться оружием принудить венский кабинет к уступке. Случай помериться силами скоро представился.
Брат мужа Марии Терезии, принц Карл Лотарингский[29], отличный и смелый воин (не в пример самому Францу), вместе с опытным фельдмаршалом Кенигсеком повели значительную армию через Дейчброд и Цвитау в Богемию. Они намеревались: мимоходом разбить пруссаков (число которых они посчитали вдвое меньше, чем оно было на самом деле), захватить их магазины в Нимбурге и потом отнять Прагу у французов и баварцев. Возникла прямая угроза коммуникациям прусской армии в Моравии, поэтому было принято решение возвращаться в Силезию.
Чтобы предупредить удар, Фридрих с авангардом 15 мая двинулся вперед, а принцу Леопольду Дессаускому приказал следовать за собой малыми переходами. В то же время он просил маршала Брольи, который с французскими отрядами стоял на Влтаве, присоединиться к его армии. Де Брольи отвечал, что не имеет на то предписания, но что тотчас же отправит эстафету с запросом в Париж и, получив разрешение своего правительства, немедленно последует за королем. Фридриху нельзя было медлить, и он решил действовать один.
Он продолжал поход, но едва вступил в Куттенбсрг, как принц Лотарингский повернул вправо, чтобы не встретиться с Фридрихом, и затем прямо пошел на принца Дессауского.
Принц Леопольд наскоро составил план действия, послал известить короля о перемене обстоятельств и расположил войска. К восьми часам утра 17-го числа король прибыл со своим авангардом и нашел обе армии в боевом порядке и в готовности вступить в битву. У пруссаков имелось более восьмидесяти орудий, что давало им значительный перевес над неприятелем, артиллерия которого была довольно слаба. Прусская армия расположилась на высотах, за местечком Хотузиц: она состояла из 30 тысяч человек; австрийцев было 40 тысяч. Фридрих сам распоряжался битвой; а австрийские военачальники действовали отдельными корпусами, каждый по своему усмотрению.
Битва длилась с восьми часов утра до двенадцати. Австрийская конница начала атаку. Она была встречена пушечным громом. Первым беспорядком, произведенным тремя залпами, воспользовалась прусская кавалерия, которая нагрянула на атакующих с фланга и опрокинула их. Но от этого стремительного маневра поднялась такая сильная пыль, что пруссаки не могли рассмотреть врага и таким образом лишились всех выгод своей контратаки. Потеряв ориентировку, фридриховские кавалеристы не сумели решительно атаковать австрийскую пехоту и были отброшены ружейным огнем.
После этого Кенигсек повел пехоту своего правого крыла против прусской инфантерии, довольно невыгодно поставленной близ Хотузица. Несмотря на все содействие прикрывавшей ее конницы, она должна была отступить. Австрийцы овладели местечком Хотузиц и зажгли его со всех концов.
Но вместо пользы они причинили себе значительный вред: пламя и сильный дым совершенно разделили обе армии; австрийцы вынуждены были остановить свое преследование, между тем пруссаки получили время для перегруппировки и восстановили порядок. Во время этого замешательства Фридрих с неимоверной быстротой атаковал левое крыло неприятеля, потеснил австрийскую конницу на ее правое крыло так, что она помешала собственной пехоте занять свои позиции и «произвела величайшую суматоху».
Кавалерийская стычка.
Между тем, чтобы отвлечь остальную часть неприятельской армии, находившейся близ Хотузица, и отнять у нее возможность подоспеть на помощь атакованным частям, Фридрих ложным маневром своей пехоты обнажил перед неприятелем свой вагенбург и парк. Австрийцы с жадностью кинулись на обозы и пороховые ящики и таким образом были отрезаны от главной армии. Этим ловким маневром Фридрих выиграл битву за три часа. Австрийцы обратились в бегство в величайшем беспорядке, несмотря на то что изо всей прусской пехоты только четыре полка были в деле. Стойкость этих частей, поддержанных, правда, огнем 76 пушек, развернутых против левого фланга австрийцев, сыграла важнейшую роль в сражении.
У бегущих было отнято 8 пушек, множество солдат и офицеров захвачено в плен. Остальная часть армии Карла Лотарингского отступила в порядке, однако общие ее потери составили 18 орудий и 12 тысяч человек пленными. Между последними находился австрийский генерал Полланд, который был тяжко ранен и не мог следовать за ретирующейся армией. Фридрих посетил его в палатке, специально для него разбитой, утешал умирающего надеждой на выздоровление, приставил к нему лучших полковых врачей и в обмен за свое участие узнал от него, что Франция ведет с Австрией тайные переговоры с намерением вступить в союз.
Это известие несколько обеспокоило и раздражило Фридриха. Изо всех нимфенбургских союзников одна Франция могла служить ему некоторой опорой, но и с ее стороны он испытывал вероломство. Такие обстоятельства заставили его подумать о прекращении войны с Австрией, тем более, что из восьми миллионов талеров сохранной казны, завещанной ему отцом, теперь оставалось в наличности не более полутора: шесть миллионов с половиной были потрачены на завоевание Силезии. Стало быть, продолжение войны могло сделаться тягостным для его казны и страны, а это никак не согласовывалось с правилами и образом мыслей короля.
В Хотузицкую битву Пруссия потеряла 4 тысячи человек убитыми и ранеными. Кроме того, примерно 1000 человек попали в плен. Урон Австрии, не считая указанного ранее числа пленных, «простирался» до шести тысяч. Фридрих очень хорошо знал, что этой победой обязан не столько своей распорядительности и военным талантам своих генералов, как одному из тех непостижимых случаев, которые само провидение посылает для решения судеб мира; не менее того он гордился ею, потому что этот новый блистательный успех приближал его к желанной цели. Среди поля битвы обнял он принца Леопольда и произвел его в генерал-фельдмаршалы. Всем генералам и офицерам был роздан орден «За достоинство» (Pour le Merite), солдаты получили денежные награды.
С самого поля битвы Фридрих отправил посольства ко всем своим союзникам с известием о победе. Королю французскому он адресовал следующие строки: «Ваше величество! Принц Лотарингский на меня напал, и я разбил его!»
Курфюрст Баварский, или император Карл VII, пришел в такой восторг при этом известии, что возвел прусского посланника, барона Шметгау, со всем его потомством в графское достоинство империи. Король Август III, получив также извещение о победе Фридриха, спросил посла: «А каково действовали мои саксонцы?» Добрый король и не знал, что его войска совсем не участвовали в этой войне.
Победа союзников над Австрией была близка, как никогда.
Но тут Фридрих вступил в тайные переговоры с Марией Терезией и в июне того же года заключил Бреслауский мир, по которому к Пруссии перешла почти вся Силезия. После Хотузица королева поняла, что борьба с Фридрихом может завести ее слишком далеко — надлежало решиться на уступку. В лагерь при Заславле, где находилась главная квартира Фридриха, был отправлен английский посол лорд Гиндфорт как посредник и миротворец. Фридрих уполномочил своего министра графа Подевильса окончить дело по его усмотрению. Переговоры начались в Бреслау 11 июня 1742 года. Условия мира были следующие.
Мария Терезия уступала Пруссии Верхнюю и Нижнюю Силезию и графство Глац, за исключением городов Троппау, Егерсдорфа и горной цепи по ту сторону реки Оппы. Пруссия за то принимала на себя австрийский долг в 1,1 миллиона ренхеталеров, занятых у Англии под залог Силезии.
Тотчас после обмена обоюдными «ратификациями» прусские войска вышли из Богемии; часть их через Саксонию перешла в бранденбургские владения, другая заняла границы Силезии, чтобы защищать вновь приобретенные провинции. Фридрих объявил своей армии о заключении мира, дал офицерам великолепный обед и первый провозгласил тост за здравие и счастье Марии Терезии.
До своего отъезда в Берлин он сперва объехал все крепости в Силезии, приказал их исправить, а некоторые города вновь укрепить. Из Бреслау он написал в Берлин следующее письмо:
«В восемь дней я кончил больше дел, чем комиссионеры дома „Австрия“ наделали их в восемь лет. И почти все мне удалось довольно счастливо. Я исполнил все, чего требовала честь моего народа, теперь приступаю к тому, чего требует его счастье. Кровь моих воинов для меня драгоценна: закрываю все каналы, из которых она могла бы еще пролиться».
В Берлин Фридрих прибыл 12 июля, а 28-го мир Пруссии с Австрией был окончательно заключен и подписан. Англия приняла на себя ответственность за точное исполнение договора. В Берлине мир был отпразднован торжественным образом, и жители столицы «всячески старались высказать свой восторг и любовь к победоносному своему монарху».
Вслед за тем все союзные дворы были извещены о заключении мира. Можно себе представить, какое волнение произвело это событие в европейских кабинетах. Когда Валори в ответ на сообщенную королем ошеломляющую новость сказал, что это обман, Фридрих позволил себе пошутить: «Но это значит не обманывать, а только выпутаться из дела».
Больше всех был поражен Флери. Старый политик не мог перенести мысли, что Фридрих, ученик в государственной науке, которого он хотел употребить как орудие для своих целей, перехитрил его. Он не верил глазам своим и несколько раз принимался перечитывать рескрипт прусского короля, почти не скрывая своей растерянности. Он писал Фридриху: «Я питал столь безграничное доверие к неоднократно повторявшимся обещаниям Вашего величества не предпринимать ничего иначе, как по соглашению с нами, и мы, со своей стороны, так верно соблюдали заключенный трактат, что не могу выразить изумления, с которым я узнал о неожиданной перемене в Вашем образе действий… Я слишком хорошо знаю прямой и благородный образ мыслей Вашего величества и не могу допустить малейшего подозрения, что Вы хотите нас оставить!»
Фридрих изложил кардиналу Флери необходимость такой меры и все причины, которые побудили его к решительному шагу; ответ был ясным и бесцеремонным: «Справедливо ли укорять меня за то, что я не намерен еще двадцать раз драться за французов? Это было бы работой Пенелопы, ибо маршал Брольи поставил себе правилом разрушать то, что созидали другие. Следует ли сердиться на меня за то, что для собственной безопасности я заключил мир и постарался высвободиться из союза?»
Кардинал на это возразил, что пишет ответ свой слезами и, скрипя зубами, заключил письмо так: «Ваше величество делаетесь теперь судьей целой Европы: это самая блистательная роль, какую Вы могли принять на себя».
В беседе с Иорданом Фридрих заявил, что «этот шаг стоил ему большой борьбы с самим собой». «Но что делать, — прибавил он, — где между необходимостью обмануть или быть обманутым нет середины, там для монарха только один выбор».
Несмотря на заключение мира, Мария Терезия была в совершенном отчаянии; она говорила, что «у нее из венца вынули драгоценнейший камень», и «если верить лорду Робинсону, то добрая королева плакала каждый раз, когда встречала силезца; но, к несчастью, почтенный джентльмен любил иногда приукрасить речь свою невинной риторической фигурой».
Итак, в боевых действиях наступил перерыв. Поскольку прусская армия была сильно расстроена войной, Фридрих, воспользовавшись передышкой, прежде всего занялся приведением ее в порядок, пополнением и укомплектованием своих полков. Прошедшие кампании дали ему большой полководческий опыт и открыли множество недостатков в армии, которые следовало спешно исправить. В то же время Фридрих увидел ряд преимуществ своих войск перед армией Габсбургов — эти преимущества надлежало всемерно развивать. В одном из своих стихотворений он заметил: «Чтобы государство не теряло своей славы, и на лоне мира должно заниматься военной наукой».
Эту «пиитическую» мысль король старался оправдать и на деле. Дурное устройство кавалерии было им вполне испытано в Силезскую войну. В этом роде войск Австрия имела над ним значительный перевес: венгерские гусары и вообще все иррегулярные конные формирования габсбургской армии тогда почитались образцовыми. Во время кампаний 1740–1742 годов Фридрих по достоинству оценил эти преимущества противника.
Итак, первой его заботой стала реорганизация прусской кавалерии (оставленной его отцом безо всякого внимания) по австрийскому образцу. Он утроил ее численность против прежней, устраивал непрерывные маневры и, с помощью Винтерфельда и особенно Иоганна Цитена, скоро довел свою конницу, особенно гусар, до высокой степени совершенства.
Как пишет Кони, «эти воинские заботы Фридриха… занимали его так сильно не потому, что он увлекся своими успехами и пристрастился к войне, но потому, что кусок, вырванный им из лап австрийского орла, был слишком лаком и должен был возбудить зависть в других державах. Он предвидел, что последствия Силезской войны поведут за собой еще новые брани и торопился быть готовым на всякий случай, чтоб лицом встретить каждого нового неприятеля».
Он устраивал своим войскам частые смотры, муштровал их, придумывал разные изменения в обмундировании и в тактических приемах, приучал их к быстрым и неожиданным маневрам. Постепенно из своей армии, еще недавно довольно типичной для Европы середины века, он сделал послушную, органичную машину, страшную для врагов.
Второй заботой короля стало укрепление Силезии, которая длинной полосой протянулась вдоль границ его врагов — Саксонии и Австрии. Количество крепостей было увеличено, многие города обнесены новыми стенами, старые укрепления исправлены и расширены.
На возвышенности в окрестностях Нейсе, в том самом месте, где Фридрих сам навел первую пушку на крепость, он основал новый форт. 30 марта 1743 года он лично присутствовал при закладке и своей рукой положил первые камни, соблюдая при этом масонские обряды, так что церемония закладки стала как бы собранием Королевской ложи «вольных каменщиков» Пруссии и Силезии, в которой Фридрих занимал степень гроссмейстера. Все постройки силезских укреплений производились под руководством инженер-генерал-майора фон Вальраве.
Впоследствии он был осужден за огромные растраты и казнокрадство. Умер в 1773 году в заключении в одном из магдебургских казематов, который сам и построил. Все свое огромное состояние он завещал королю, который, правда, приказал раздать его бедным офицерам. На вопрос магдебургского губернатора, где король прикажет похоронить Вальраве, Фридрих ответил: «Хорони его, где хочешь, только не в крепости: я не верю этому плуту даже после смерти».
Пограничный город Глац был превращен в одну из сильнейших крепостей Силезии; особое внимание Фридрих обратил на укрепление города Козеля, расположенного близ австрийской границы: он стал одним из главных пунктов пограничной линии. Магистрату и жителям Бреслау были оставлены все его старинные привилегии, а сам город получил статус третьей прусской столицы (после Берлина и Кенигсберга). Все изгнанные австрийским правительством за религиозные убеждения получили право вернуться в Силезию, а для дряхлых и увечных солдат были заведены инвалидные дома.
Поразительная разносторонность увлечений Фридриха и довольно противоестественная тяга к смешиванию «ратного и духовного» нашли отражение в его письме к Вольтеру, написанному в этот период:
«Во-первых, я увеличил силу государства пятнадцатью батальонами пехоты, пятью эскадронами гусар и одним эскадроном лейб-гвардии и положил основание нашей новой академии. Вольфа, Маунерцня, Вокансона и Альгаротти я уже приобрел; от Гравесанда и Эйлера жду ответа. Я учредил новый Департамент мануфактур и торговли и теперь зазываю на службу живописцев и ваятелей. Но всего труднее для меня основать во всех провинциях новые хлебные магазины, которые могли бы снабдить все государство хлебом на полтора года».
Наконец, в это же время владения Фридриха несколько увеличились: в 1743 году, после смерти последнего графа Остфрисландского, король присоединил его вотчину к Пруссии, так как Бранденбургский дом получил на эти земли императорскую инвеституру еще в 1644 году. Маленький Остфрисланд спустя два года после этого события стараниями Фридриха совершенно изменила свой вид: благодаря присоединению к Пруссии, его промышленность и торговля развились с необыкновенной быстротой.