НЕВА ВЗДУВАЛАСЬ И РЕВЕЛА…
НЕВА ВЗДУВАЛАСЬ И РЕВЕЛА…
День 6 ноября 1824 года с самого утра был очень неприятным. Дождь и пронзительно холодный ветер. К вечеру он еще больше усилился, предвещая Петербургу грозное бедствие. Только когда вода поднялась на три с половиной фута, на Адмиралтействе были зажжены сигнальные фонари и всю ночь (на 7 ноября) неоднократно раздавались пушечные выстрелы.
А ведь многие народные приметы, над которыми ученые люди того времени подсмеивались, предвещали катастрофу еще месяца за четыре до того рокового дня. Летом камень, лежащий близ берега на Каменном острове, был весь покрыт водой. По приметам старожилов, это предвещало необыкновенное повышение воды осенью.
Необыкновенно высоко устроили свои «склады» зимних запасов муравьи – на верхней перекладине ворот. И опять-таки старые люди увидели в этом предупреждение: когда быть большой воде, муравьи делают свои гнезда как можно выше.
За несколько дней до 7 ноября известный физик и механик Роспини увидел, что его барометры показывают такое низкое давление, какого он никогда еще не видывал.
За день до наводнения кошка в одном доме перетащила своих котят на ту ступеньку лестницы, до которой вода потом не поднялась. Во многих домах крысы и мыши из подвалов перебрались на чердак. Но большая часть жителей отнеслась к чудовищным порывам ветра с какой-то беспечной легкомысленностью, хотя ветер вздымал воду в реках и каналах Петербурга до самых берегов. Утром 7 ноября, когда на улицах появились шедшие по своим делам люди, ветер уже перешел в ужасную бурю, которая срывала крыши с домов и вырывала с корнями большие деревья.
Известный публицист и писатель того времени Фаддей Булгарин отмечал в своих записках, что «к 10 часам толпы любопытных все равно устремились, на берега Невы, которая высоко вздымалась пенистыми волнами и с ужасным грохотом разбивала их о гранитные берега.
Необозримое пространство Финского залива казалось кипящей пучиной, над которой высоко стоял туман от брызг. Белая пена клубилась над водяными громадами, которые беспрестанно увеличивались, а потом с яростью устремлялись на берег. Много людей погибло от беспрестанно прибывающей воды. Ветер усиливался, и потому возвышение воды в Финском заливе простерло бедствие на целый город. Нева, встретив препятствие в своем естественном течении, не могла излиться в море. Она возросла в своих берегам, переполнила каналы и через подземные трубы фонтанами хлынула на улицы».
К двенадцати часам дня уже две трети города оказались затопленными. Но между тем даже это обстоятельство не многих насторожило. Некоторые просто с любопытством наблюдали, как вода из решеток подземных труб била фонтанами. Другие как будто и примечали быстрое прибытие воды, но совсем не заботились о спасении собственности, да и жизни вообще.
А стихия уже разбушевалась вовсю. Вдруг разом на все улицы, со всех сторон хлынула невская вода. Она затопляла нижние этажи домов, экипажи, ломала заборы, разрушала мосты через каналы, фонарные столбы и несущимися обломками выбивала не только стекла, но и сами рамы в окнах, двери, перила, ограды… Только тогда смятение и ужас объяли петербуржцев. Никто толком не знал, за что взяться, потому что редкий человек находился там, где ему в этот момент надлежало быть.
В полдень улицы уже представляли собой быстрые реки, по которым носились барки, галеоны, полицейские будки, крыши с домов, дрова и вообще всякий хлам. Среди порывов ужасной бури со всех сторон неслись отчаянные людские крики, ржание коней, мычание коров и истошный лай собак. Исаакиевский мост, который представлял тогда из себя крутую гору, бурей был разорван на части, которые понеслись в разные стороны.
По затопленным улицам люди сновали на лодках, шлюпках и просто на спасательных плотах. Со всех сторон погибающие молили о помощи. Но ветер был так силен и неистов, что и собственная жизнь спасателей часто подвергалась опасности и они сами вынуждены были искать спасения на возвышенных местах. Многие при спасении вещей и товаров сами погибали в погребах.
Разъяренная Нева представляла собой страшную силу. По ней (с Васильевского острова к Охте) неслись барки с сеном, дровами, углем, плоты, бревна, различные суда и обломки строений. Самое ужасное зрелище представляли, наверное, Галерная гавань и казенный чугунный завод. В гавани многие дома, может быть, и могли бы еще устоять против ярости волн и ветра, но величайший вред им наносили большие суда. Они носились там с такой быстротой, что даже и крепкие дома при столкновении с ними разрушались мгновенно. Многие люди потом спасались на тех самых судах, от которых пострадали их жилища. Черная речка близ гавани была особенно завалена избами и разного рода строениями.
А.П. Бушуцкий, адъютант графа М.А. Милорадовича, писал впоследствии:
«Вода кипела в Неве, как в котле. Дома на набережной казались парусами кораблей, нырявших среди волн. На площади против дворца картина представала такая. Под небом, почти черным, темная зеленоватая вода вертелась, как в огромном водовороте; по воздуху, высоко и быстро крутясь, носились широкие листы железа, сорванные с крыши нового строения Главного штаба. Буря играла ими, как пухом.
Зрелища уничтожения и гибели особенно ужасны были на Чугунном заводе. С самого начала наводнения рабочим было позволено вернуться в свои жилища, расположенные отдельно от завода. Но вода прибывала так быстро, что вскоре стала неодолимым препятствием.
Александр I смотрел на ужасы наводнения с балкона Зимнего дворца. Едва вода настолько стекла, что можно было проехать по улицам, он поехал в Галерную гавань.
Страшная картина разрушений предстала перед ним. Пораженный, он вышел из экипажа и несколько минут стоял безмолвно. Слезы медленно текли по его лицу. Народ обступил Императора с воплями и рыданиями. "За наши грехи Бог нас карает!" – сказал кто-то из толпы. "Нет, за мои!" – ответил скорбно, с грустью Государь.
Целую неделю посещал он места разорения, принося пострадавшим помощь вещественную и утешение».
Много подробностей о том, как гибли несчастные люди, содержится в письмах И.И. Мартынова:
«У соседа моего Гофмана в подвале плавали две утонувшие женщины. У другого соседа, Геракова, потонуло семь человек. Одна из этих жертв подносит ко лбу своему руку с тремя сложенными перстами, чтобы перекреститься. В другой руке зажата 25-рублевая ассигнация.
Одна женщина лишилась приюта, бежит по воде с малолетней дочерью, выбирая высокие места. О своей жизни она уже не думает. Вдруг видит позади себя солдата, который плывет на бревне. Она бросает к нему через голову свое дитя. Солдат подхватывает девочку, а бедная мать на его глазах погружается в воду и тонет».
Из многих трагических эпизодов петербургского наводнения, описанных И.И. Мартыновым, выделяется только один светлый момент: «Жена одного солдата пошла за покупками на рынок и заперла комнату, оставив там двух своих малюток. По дороге она была застигнута водой и вынуждена была спасаться в чужом доме. На другое утро спешит она домой и с тоской думает, что не увидит более своих детей живыми. Но, отворяя дверь, к величайшей своей радости, она видит своих детишек спящими на столе посреди комнаты. Приход матери разбудил детей, и они рассказали: “Мы играли в комнате, и как вода стала входить сюда, то мы вскочили на стул, а потом на стол. Было очень весело, когда стол начал плавать по комнате. Но на нем было трудно держаться, тогда мы легли и уснули”».
Но таких счастливых случаев было очень мало. Вода неистово прибывала до двух часов, а в четверть третьего вдруг начала быстро спадать. Неописуемая радость охватила петербуржцев. Однако вслед за этим наступила почти ночная темнота, а к утру 8 ноября ударил мороз. Стужа особенно чувствительной сделалась для тех, кто спасался не в жилых помещениях, не в домах, а на крышах, чердаках и на деревьях, у кого не было под рукой ни еды, ни теплой одежды.
В Адмиралтейской части и везде, где строения были каменные, наводнение оказало не столь пагубное воздействие. Но затопление всех нижних этажей, магазинов, складов, лавок, лабазов и погребов нанесло несметные потери. За короткое время невозможно было спасти все товары и запасы, и на одной только Бирже пропало 300000 пудов сахару. Не меньше исчезло и соли. Совершенно негодными сделались крупа и овес, а также все колониальные товары.
Быков, лошадей, коров и прочей домашней живности в одном только Петербурге погибло 3609 голов. Их невозможно было свозить за город и закапывать, поэтому сжигали прямо в городе.
В городе погибло более трех тысяч человек, большей частью люди из низшего сословия. Но и те, которые уцелели, немногим отличались от мертвых – так они были измучены борьбой с волнами.
Наступающая зима грозила стужей. Там, где в зданиях вода доходила до печей, они приходили в совершеннейшую негодность, и топить их было невозможно. Мало-помалу разрушались не только кирпичи, но и сами изразцы. Вода подняла полы, а под полами повредила кирпичную выстилку, которую надо было обязательно переделывать.
Очевидцем наводнения был и А.С. Грибоедов, который впоследствии писал: «Ветер сильнейший, и в панораме пространное зрелище бедствий… Хаос, океан, смутное смешение хлябей, которые отовсюду обтекали видимую часть города, а в соседних домах, примечал я, как вода приступала к дровяным запасам, разбирала по частям, по кускам и их, и бочки, ушаты, повозки и уносила в общую пучину… Сошедши несколько ступеней, узнал, что пятнадцать детей, цепляясь, перелезли по кровлям и еще не опрокинутым загородам, спаслись в людскую, к хозяину дома, в форточку… Все это осиротело. Где отцы их, матери?».
Образную картину петербургского наводнения 7 ноября 1824 года дал в своей поэме «Медный всадник» А.С. Пушкин, хотя замысел и идея произведения, конечно же, намного глубже.
Как напоминание об этом страшном бедствии долгое время на стенах петербургских домов сохранялись пометки в виде жестяных, а кое-где и мраморных дощечек с надписью: «7 ноября 1824 г.».
Наводнения, большие и малые, угрожали Петербургу постоянно. В 1890 году случилось новое наводнение, которое от всех предшествующих отличалось необычайной стремительностью. И еще тем, что для всех явилось совершенной неожиданностью. Уровень воды едва не достигал лишь фута на два злополучной черты наводнения 7 ноября 1824 года. И только благодаря тому, что после 1824 года был прорыт Обводный канал.
К вечеру 16 августа уровень воды в Неве и на всем побережье Финского залива вдруг сильно снизился. Один из ораниенбаумских кораблей так основательно сел на мель, что его пришлось снимать посторонними средствами. Но спад этот продолжался очень недолго. Около 8 часов вечера вода стала быстро прибывать, а уже в 11 часов Петербург был затоплен.
Наибольшие размеры наводнение приняло в районе Васильевского острова, в особенности на его окраине – в Галерной гавани и на острове Голодай. Здесь вода из берегов Невской губы выступила еще 15 августа, но до домов пока не дошла. 16-го же числа ветер усилился до степени шторма, поднял воду в гавани и к 10 часам вечера залил улицы, дома и огороды. Но местные жители настолько были уверены в своей безопасности, что спокойно улеглись спать. Однако уже через 15 минут были разбужены водой, проникшей в нижние этажи. Только тогда глухая ночная пора и стремительность наводнения вызвали страшный переполох.
Собаки, свиньи, коровы подняли неимоверный рев и вой, к которым вскоре присоединились истошные вопли людей. Полы в нижних этажах домов размыло, они перегородили выход, и спросонья народ с трудом выбирался из своих жилищ. А выбравшись, увидели, что по гавани разнесло целые штабеля дров, по улицам плавает смытая с огородов капуста. Потом было подсчитано, что погибло около 1500 капустных грядок и унесено более 400 саженей сложенных дров. В довершение несчастья на углу Канареечной улицы и Среднего проспекта начался пожар, и пожарные добирались туда, по спицы утопая в воде.
Вода не убывала, и к трем часам ночи дошла до небывалого уровня – выше десяти футов. При неярком свете наступившего утра петербургские обыватели увидели, насколько велико было бедствие. Мостовые во многих местах обвалились, небольшие мостики смыло вообще. Рабочие Балтийского завода не могли попасть в свои цеха и мастерские, так как конки отходили только от Покровской общины. Да и они пробивались через большие препятствия, так как по улицам плавали вынесенные из сараев бочки, домашняя утварь и всевозможная мебель.
Во многих конюшнях водой подняло деревянные полы, так что лошади стояли в своих стойлах по брюхо в воде, а вывернутые доски плавали рядом с ними. Испуганные животные взбесились, и только после долгих усилий рабочие вывели их из конюшен на возвышенное место.
Те из петербуржцев, кто смог, – уходили на более высокие места. Кому это не удалось, проводили ночь на крышах.
Жуткую картину представляло собой Смоленское кладбище. Поступавшая сюда с Галерной гавани вода разломала забор и нанесла целые груды капусты, которая потом так и осталась лежать среди могил. Было размыто сорок могил, а некоторые, недавно вырытые, еще не успели осесть и были очень сильно повреждены. После спада воды картина представлялась мистическая. Кресты на многих могилах, которые были посолиднее, покосились. А деревянные почти все были смыты, да так и плавали по кладбищу вместе со столами, скамейками, венками и намогильными ящиками. Во многих могилах открылись зарытые в них гробы. Могильщики рассказывали потом, что на кладбище приплыло и несколько коров.
Водой было потревожено и немало прахов, особенно в задних рядах кладбища. Почва там еще долгое время представляла собой настоящий кисель, а запах напоминал о последствиях бедствия.
Более всех пострадал Васильевский остров, как самый низменный. Здесь почти все дачи были затоплены водой, на поверхности которой плавали доски, бревна и всякий хлам. Наводнение страшно перепугало дачников, которые из нижних этажей перебрались в верхние и даже на крышу.
Страшный переполох наделала нагнанная бурей вода среди гуляющей публики в Крестовском саду. Своей кульминации грозная стихия достигла на Елагином острове. В ночь на 17 августа здесь все одним разом очутилось под водой: дворец со всеми своими службами, дача министра финансов, Императорское садоводство, дачи придворного духовенства. Сообщение с ними поддерживалось на лодках. Всюду на острове видны были плавающие тумбы, сорванные мостики и пристани, опрокинутые киоски.
Вода застала дачных жителей настолько врасплох, что никто из них ничего не мог спасти из своего скарба. Даже куры, бывшие у администрации Императорского садоводства, и те все погибли. Убытки в елагинских садах составили более 300000 рублей.
В эту ночь плавал в воде и ресторан «Славянка». Все его террасы, биллиардные и кегельбанные помещения были затоплены водой. Выбегавшая публика и на улицах заставала такую же картину. За места в дилижансах дрались, извозчиков не было вовсе.
Публика из «Аквариума», где в тот роковой вечер, был бенефис его директора, спасалась от воды весьма оригинальным образом. Поздним пешеходам приходилось долго бродить по глухим закоулкам, отыскивая сухие места. Но их нигде не было! Тогда более храбрые снимали обувь и панталоны, закидывали их за спину и предпринимали путешествие по морю, «аки по суху».
В то время, когда вода затопляла аллеи Александровского сада, в Зоологическом саду еще даже и не подозревали, что вскоре будут врасплох застигнуты наводнением. В начале одиннадцатого часа вечера закончилось представление на открытой площадке, и публика направилась к веранде, наперебой занимая столики. Правда, администрация, не желая пока пугать народ, тем не менее приступила к спасению зверей – сначала мелких животных, так как они помещались в нижних местах сада.
Вскоре полиции все же пришлось предупредить публику об опасности, но та не придала большого значения этому сообщению и продолжала развлекаться. Только когда вода показалась из-за эстрады, где играют музыканты, – все, как один, повскакали со своих мест. Некоторые бросились к воротам, но оказались отрезанными бушующей уже водой. Так многим и пришлось опять вернуться на веранды.
Спасенных зверей размещали на сцене, в буфете, на террасах – словом, везде, куда вода не могла добраться. Когда слона вывели из стойла, он, почувствовав себя на свободе, стал метаться по саду, разыскивая сушу.
При наводнении особенно трудно было спасать серн, баранов, газелей. Со страху они никак не хотели следовать туда, куда их ведут, и все время порывались убежать.
Остроумнее всех поступил тюлень. Благодаря царившей кругом суматохе, он выбрался из своей небольшой клетки и, несмотря на погоню, улизнул через открытые ворота, получив столь желанную свободу.