Сталин меняет мнение

Сталин меняет мнение

За несколько недель до этого Берия решил, что у него уже накопилось достаточно данных из-за рубежа для того, чтобы представить Сталину доклад по атомной проблеме.

Оно начиналось так:

«КЗ4

СССР

Комиссариат внутренних дел

Март 1942. Москва

Государственный комитет обороны СССР

Товарищу Сталину

В различных капиталистических странах параллельно с исследованиями проблем деления атомного ядра в целях получения нового источника энергии начаты работы по использованию ядерной энергии в военных целях.

С 1939 года такого рода работы в крупных масштабах развернуты во Франции, Великобритании, Соединенных Штатах и Германии. Они имеют целью разработку методов использования урана для производства нового взрывчатого вещества. Работы ведутся с соблюдением условий самого строгого режима секретности».

Далее в меморандуме кратко излагались известные обстоятельства, которые привели к появлению британской программы создания атомной бомбы. Сообщалось, что главные месторождения урана находятся в Канаде, Бельгийском Конго, в Судетских горах (Чехословакия) и в Португалии. Для сведения Сталина были изложены основные принципы устройства и действия урановой бомбы со ссылкой на расчеты Пайерлса, согласно которым десяти килограммов урана-235 было достаточно для создания критической массы, взрыв которой эквивалентен взрыву одной тысячи шестисот тонн тринитротолуола.

Особая сложность при создании урановой бомбы, указывалось в меморандуме, состоит в процедуре отделения активной части урана — урана-235 — от других его изотопов, в создании оболочки, которая препятствовала бы дезинтеграции составляющих частей уранового заряда и обеспечивала бы необходимую скорость их относительного перемещения.

У Советского Союза к тому времени уже был агент Клаус Фукс, который работал над первой частью секретной проблемы — разделением изотопов. Но Берия не ссылался на того, чьи сообщения шли в Главное разведывательное управление Генштаба Вооруженных сил. Надпись от руки на первой странице дела «Энормоз» сообщает, что агент Лист получил информацию в конце 1941 года, что Маклин был источником информации и подтверждающих ее соответствующих документов.

Для того чтобы подчеркнуть серьезный характер британской ядерной программы и при этом не вызвать подозрений Сталина в том, что нам подсовывают дезинформацию, Берия завершил свой меморандум на пяти машинописных страницах перечнем финансовых расходов, структур управления и участвующих в этом деле заводов.

Меморандум завершался следующим:

«Принимая во внимание важность и срочность для Советского Союза практического использования энергии атомов урана-235 в военных целях, было бы целесообразно осуществить следующее:

1) Рассмотреть возможность создания специального органа, включающего в себя научных экспертов-консультантов, находящихся в постоянном контакте с ГКО в целях изучения проблемы, координации и руководства усилиями всех ученых и научно-исследовательских организаций СССР, принимающих участие в работе над проблемой атомной энергии урана.

2) Передать с соблюдением режима секретности на ознакомление ведущих специалистов документы по урану, находящиеся в настоящее время в распоряжении НКВД, и попросить произвести их оценку, а также, по возможности, использовать содержащиеся в них данные об их работе».

Здесь мы видим, что Берия думал примерно о том же самом и в то же самое время, что и Флёров. Его меморандум от марта месяца, подготовленный, как представляется, Квасниковым, получил неожиданную поддержку со стороны молодого настойчивого физика. Но там, где Флёров лишь просил дать ему шанс для вступления в соревнование со значительно лучше оснащенными зарубежными соперниками, Берия предлагает предоставить полученные его службами за рубежом секретные сведения в распоряжение отобранных для этой цели ученых своей собственной страны.

Сочетание научного потенциала государства с потенциалом государственных разведывательных служб стало отправной точкой советской программы создания атомного оружия.

Подготовив меморандум, Берия вновь отправляется в Кремль. Сталин — невысокий мужчина в военной форме и начищенных до блеска сапогах — как обычно сидел в кресле. Берия начинает свой доклад. Он знает, что всякий раз, когда находится у Хозяина, его собственная жизнь подвергается опасности. Так было со всеми людьми, которых мы называем «советские руководители».

Малейшая тень на тронутом оспой лице, прищур желтоватых глаз — и вот уже «советского руководителя» охватывает внутренняя дрожь и он не знает, что, может быть, его судьба уже решена, может быть, его уже этой ночью арестуют и на допросе выбьют все зубы, в то время как уже набирают заголовки газет, в которых объявят о его государственной измене. А может быть, все пройдет благополучно.

Важно было, чтобы каждая такая встреча завершалась конкретным результатом, чтобы уйти с нее с указанием сделать то-то и то-то, с чувством, что ты еще нужен и полезен верховному руководителю.

Как всегда, кратко, но емко, Берия доложил перечень сообщений, полученных разведывательными службами. Сталин был очень недоволен. О чем думают англичане? Он считал, что Великобритания и СССР договорились о взаимопомощи и взаимном содействии в военных вопросах. Незадолго до этого министр иностранных дел Молотов сообщил ему о договоренности в этом плане с послом Великобритании в Москве Стаффордом Криппсом об обмене научной и военной информацией. Естественно, Сталин совершенно не собирался делиться военными секретами с англичанами, которых он считал капиталистами, империалистами и до нападения гитлеровцев главным противником СССР. Но он считал абсолютным коварством с их стороны скрывать от него военные секреты.

Действительно ли они занимаются созданием атомной бомбы? Подозрительная натура Сталина не могла отказаться от мысли о том, что ему пытаются подсунуть дезинформацию. Ведь в конце концов, англичане являются союзниками Советского Союза в борьбе с нацизмом. И в их интересах способствовать поражению вермахта. Они направляли в Советский Союз по ленд-лизу самолеты, суда и оружие, так же как американцы посылали промышленное оборудование, грузовики, продовольствие, одежду и многое другое. Так почему же тогда они скрывают свои усилия по созданию атомной бомбы? Все это очень похоже на операцию по дезинформации, осуществляемую людьми Берия за границей, с целью разобщить союзников и ослабить Советский Союз.

Сталин пристально посмотрел на Берия. Лицо вождя, обычно тусклое и невыразительное, как гипсовая маска, приходило в движение и оживало по мере того, как он принимался изучать черты лица собеседника. Его глаза начинали блестеть и неумолимо следили за глазами возможной жертвы.

В то время как он выискивал признаки неискренности или напряженности и колебаний у собеседника, складки вокруг его глаз становились тяжелыми и жесткими. Он переводил разговор на какую-нибудь опасную или скользкую тему.

— Ты и твои люди неоднократно говорили мне, что мы не можем все время доверять нашим источникам информации. Ты сам говорил, что много сотрудников наших резидентур служат инструментом в руках врагов народа.

Берия очень хорошо понимал, на что намекал Сталин. С самого своего основания советские спецслужбы подвергались чисткам и всегда под предлогом устранения «врагов народа» — этот термин был введен Лениным для тех, кто не был согласен с линией партии, а Сталин возвел его в ранг социальной категории, которая охватывала всех тех, кто был не согласен лично с ним. Чистки Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) от врагов народа проводил Феликс Дзержинский, который умер в 1926 году, как считали, естественной смертью, однако его заместителя Вячеслава Менжинского впоследствии подозревали в том, что Железный Феликс был отравлен не без его участия. Чистку ГПУ, пришедшего на смену ВЧК, проводил Менжинский, который тоже умер, предположительно, неестественной смертью, а его заместителя Генриха Ягоду впоследствии также подозревали в отравлении своего шефа. НКВД, пришедший на смену ГПУ, подвергся чистке тем самым Ягодой, который был расстрелян в 1938 году. Обновленный НКВД чистил от врагов народа и Николай Ежов, расстрелявший Ягоду и людей из его окружения. Ежов устроил чистку в своей заграничной разведывательной службе, направив «летучие группы» Отдела специальных заданий (их называли тогда «эскадронами смерти») в Европу и Америку, где они охотились и убивали перебежчиков как реальных, так и предполагаемых. Убивали прямо на улице или убеждали клятвами и обещаниями вознаграждения добровольно вернуться в Москву, где их ждали мучители и палачи. Значительную часть этих жертв составляли преданные чекисты, полностью приверженные коммунистическому идеалу и лояльные к СССР. Такое невероятное отношение к своим сотрудникам вызвало волны паники по всему НКВД и породило в этом ведомстве инстинкт консерватизма и самосохранения.

Когда Берия принял под свое руководство «органы», как тогда называли службы государственной безопасности, ему предстояло провести в них чистку. Он начал с расстрела Ежова и людей из его команды, которые, разумеется, оказались врагами народа.

— Вы правы, товарищ Сталин, — ответил Берия. Наши разведывательные службы всегда ведут двойную игру, и случается, что они пользуются сомнительными источниками информации. Вот по этой причине мы и должны вычистить до основания наши резидентуры за рубежом. Однако некоторые из наших офицеров заслуживают доверия.

Чего Берия не мог сказать, так это того, что все чистки проводились по приказу Сталина, под его общим руководством и зачастую следуя его личным указаниям. Уничтожение наиболее опытных и квалифицированных сотрудников НКВД было делом его рук — не он ли был верховным Хозяином? Фактически причина уничтожения этих компетентных сотрудников заключалась в том, что их доклады не подтверждали предположений Сталина в отношении развития событий. Вождь и учитель был убежден, что нацисты будут соблюдать условия пакта Молотова — Риббентропа от 1939 года, что они предадут Европу огню и утопят ее в крови, но оставят в покое Советский Союз. Он считал, что Гитлер не настолько сумасшедший, чтобы ввязаться в войну на два фронта. Когда Европа истощит и разрушит себя в ходе долгого и опустошительного кровавого конфликта, Красной Армии останется только прийти и отхватить лакомые куски. Любые разведывательные данные, вступающие в противоречие или ставящие под сомнение такой взгляд на складывающуюся ситуацию, до начала войны считались дезинформацией.

А тем, от кого исходила дезинформация, наклеивали позорящий ярлык агентов иностранных держав или агентов внутренних врагов народа, а зачастую и то и другое вместе. Их обвиняли в двойной игре. При этом не требовалось никаких доказательств в подтверждение выдвинутых обвинений.

Зарубежные резидентуры разведки были разгромлены. Их смогли пополнить недостаточно опытными сотрудниками только накануне войны. Агрессия нацистов против Советского Союза, которую предсказывали задолго до ее развязывания опытные, но неосторожные разведчики, о которой почти с точностью до дня объявило британское правительство и которую подтверждали прямо в день нападения немецкие перебежчики, перебравшиеся вплавь через реку на советской границе и с риском для жизни сообщившие о гитлеровском нападении, за что в Советском Союзе их подвергли пыткам и обрекли на смерть, — все это вынудило Сталина проявлять несколько больше снисходительности и терпимости по отношению к внешней разведке. Разумеется, это не привело его к признанию своих ошибок, которые всегда начинались с недоверия ко всему и ко всем: к прекрасным источникам информации НКВД в Берлине Арвиду Харнаку (Корсиканец), Гарольду Шульце-Бойзену (Ветеран) и Брайтенбаху; недоверия к невероятно насыщенным информацией донесениям Рихарда Зорге и Шандора Радо (и тот и другой работали на военную разведку — ГРУ, которой руководил генерал Ян Берзин, казненный в 1938 году). Сталин не хотел им верить и был ошеломлен операцией «Барбаросса», которая началась под утро 22 июня 1941 года. Советский народ заплатил реками крови за это самовнушение и промедление в принятии военных мер.

А теперь, чтобы спасти лицо, Сталин придумал версию, согласно которой он якобы все предусмотрел и пакт Молотова — Риббентропа дал ему передышку. Все друзья Советского Союза за рубежом, все его политические попутчики приняли его версию вплоть до того, что ее приняла пресса свободного мира, и эта версия в итоге получила статус достоверного факта. Берия, как и всякий другой информированный человек в Советском Союзе, знал, что это не более чем еще один миф, но делал вид, что верил этому.

Тем не менее объем и сложность досье по британской атомной программе были таковы, что Сталин счел желательным посмотреть и на другую сторону медали. Он был очень не прочь иногда поменять мнение. Внезапные и резкие перемены мнения — это привилегия деспота, так как они заставляют его подчиненных все время держаться в напряжении.

Он задал Берия вопрос:

— Скажи мне, Лаврентий, почему англичане создают атомную бомбу втайне от нас? И почему они решили поделиться результатами своих научных экспериментов именно с американцами?

Берия уже подготовился к такому вопросу.

— Я считаю, товарищ Сталин, что Черчилль пришел к выводу, что он не может позволить себе ждать и гадать. Небо над Великобританией открыто для самолетов «Люфтваффе». Но, как сказано в донесении начальнику внешней разведки генералу Павлу Фитину, англичане прекрасно понимают, что они не в силах сами создать атомную бомбу. Им необходимы американцы, и именно поэтому они решили с ними сотрудничать.

— Следовательно, — подвел итог Сталин, — они готовят это оружие и против нас. Наши союзники предали свое обязательство работать совместно с нами над военными проектами. Наши разведывательные службы указывают нам путь, по которому мы должны следовать. Флёров прав, мы не можем тянуться в этой области в хвосте.

Сталин был решительным, но осторожным. Он предпочитал продвигаться вперед медленно, но обдуманно. Но после рекогносцировки местности он отдавал приказ двинуть вперед миллионы людей — в колхозах, на больших промышленных стройках, на фронтах. Решение о радикальном повороте военной промышленности к экспериментальным работам по ядерным исследованиям требовало такого же подхода.

— Так вот, Лаврентий, — подвел он итог. — Нам нужно проверить и перепроверить информацию из Лондона. Направь это досье обратно Фитину. Война продлится еще долго, и кто знает, может быть, это новое оружие будет способно оказать решающее влияние. А пока мы узнаем мнение наших самых крупных специалистов. Вызови ко мне Абрама Иоффе, Николая Семенова, Виталия Хлопина и некоторых других из Академии наук. Совещание состоится через два дня.

— Как! Они ведь эвакуированы и находятся далеко отсюда, — не удержался от возражения Берия.

Сталин никогда не отягощал себя размышлениями по поводу обстоятельств или деталей жизни людей, которых он хотел видеть. Если он назначал дату, то человек, о котором шла речь, должен был прибыть к нему без задержки. И точка.

— Ну и что? — повернулся к нему Сталин. — Пошли за ними самолет.