Спаренные агенты
Спаренные агенты
Генерал Фитин закончил чтение дела и приготовился сформулировать свое мнение в отношении Леонтины Пэтке. Прежде чем узнать результат его размышлений, дополним наше представление об этой даме и ее супруге сведениями из досье. Дело № 13 676 содержит фрагменты автобиографии, написанной супругами Крогер-Коэн, датированные уже восьмидесятыми годами, то есть намного позднее периода работы Фитина. Они относятся к временам, которые нас интересуют, и содержат довольно много личных деталей. Опять нам приходится иметь дело с текстами, переведенными на русский язык, так как их английские оригиналы хранятся в другом деле.
Вот как Моррис описывает историю своих любовных отношений с Леонтиной, или Лоной, как он ее называл:
«Сразу же после нашего с ней знакомства в Мэдисон-Сквер-Гарден мы отправились посидеть в кафетерий. Лона казалась довольно крупной в своем голубом английском костюме и маленькой белой шляпке. Кстати, ее единственным недостатком было то, что она выглядела слишком привлекательной, как молодая новобрачная, которая чрезмерно притягивает к себе мужские взгляды.
В дальнейшем это оказывало ей большую помощь в работе: своей обольстительной внешностью она при необходимости обезоруживала «полезных» мужчин. Хотя я сам, с моим слишком скромным и простым видом, производил совершенно противоположное впечатление, я дал себе слово добиться благосклонности этой девушки. В тот день в кафетерии я решился лишь на то, чтобы попросить у нее номер ее телефона, и после этого я уехал в Испанию. Вновь я увидел ее только через два года».
Леонтина Коэн приводит свою версию этой же истории:
«Когда я впервые повстречалась с Моррисом, мне он показался настоящим святым. Я постаралась уклониться от знакомства с ним, так как люди с ликом святого иногда делают вещи, от которых волосы на голове встают дыбом. Но Моррис был ладен собой и свободно, без оглядки на кого-либо, выражал свои мысли и мнения. А если они совпадали с мнениями других, его глаза загорались радостью и восторгом.
Когда наши глаза встретились в первый раз, Моррис отвернулся или от смущения, или от равнодушия ко мне, по крайней мере так мне тогда показалось. Это меня задело, так как до этого мне приходилось видеть в глазах каждого мужчины только восхищение. Мое женское самолюбие было уязвлено, и я почувствовала себя оскорбленной его отношением ко мне.
Я думаю, что самым важным качеством человека в жизни является терпение, способность выждать. Молодой Моррис очень хорошо умел ждать. Разумеется, он обладал завидным хладнокровием. Даже если иногда его нервы аж трещали от напряжения (в конце концов все мы люди) он, в отличие от других, умел скрывать свои чувства. Всё приходит к тому, кто умеет ждать. Терпение было основой и секретом его многочисленных успехов.
По его возвращении из Испании он не изменился. Такой же спокойный, корректный и неизменно вежливый, но, не знаю почему, очень осмотрительный в словах и действиях. Однажды я ему сказала: «Разве тебе не хотелось бы быть самим собой? Ты можешь быть скрытным, но не надо делать это чрезмерно. ФБР всегда очень интересуется людьми, которые очень скрытны и слишком осторожны, в особенности когда они исчезают из Нью-Йорка, и надолго. Прими это к сведению, а то ты сам привлечешь к себе внимание.
Он смущенно улыбнулся и сказал: «Если женщина что-либо хочет, у мужчины есть выбор: или сделать так, как она хочет, или поступить наоборот». И тогда он придумал объяснение для своих поездок — якобы он работает страховым агентом и, следовательно, ему нужно ездить по всей стране. Что вы хотите, ложь, продиктованная инстинктом самосохранения, иногда стоит дороже, чем правда.
Естественно, я стала подозревать, что он принимает участие в секретной деятельности, связанной с Советским Союзом. Мои подозрения основывались на том, что Моррис питал горячие симпатии к России и начинал проявлять внушающий опасения интерес к тому, что мною тогда воспринималось как просоветские идеи и убеждения.
22 июня 1941 года, как раз в день нападения нацистов на СССР, мы поженились, зарегистрировав наш брак в маленьком городке штата Коннектикут. Мы даже не знали, что между Германией и Советским Союзом разразилась война. Узнав об этом, мы срочно возвратились в Нью-Йорк. Моррис был поражен этой новостью и в течение нескольких дней пребывал в подавленном состоянии.
Наконец, в один из дней он вернулся домой с букетом алых роз, который спокойно поставил на маленький столик при входе. Я обратила на это внимание и стала ждать, что произойдет дальше. Я чувствовала, что он хочет чем-то поделиться со мной, но у меня язык присох к небу. Наконец Моррис заметил, что я хочу у него что-то спросить, и подвел меня к розам на маленьком столике. Однако он продолжал молчать. Я видела его взволнованность и грызущие его сомнения. Наконец меня прорвало: «Ну, давай, говори же!» Все напрасно. Он так и остался стоять, пошатываясь, перед столиком».
А теперь снова обратимся к воспоминаниям Морриса Коэна.
«Долгое время я не решался сказать Лоне о моих отношениях с советскими разведывательными службами. Я понимал, конечно, что не было смысла продолжать играть с ней в прятки. Особенно после того как меня известили о решении Москвы разрешить мне использовать ее в моей работе. Даже зная о том, что работать вместе, как добрая семейная пара, гораздо лучше, я не был уверен, следует ли говорить ей о моих тайных отношениях с Советским Союзом.
В конце концов, Лона и я — люди совершенно разные: она — очень темпераментная и эмоциональная, в то время как я — неприступная скала. Она может взорваться, а я держусь ровно. Она — само нетерпение, а я спокойный и уравновешенный. Она вечно торопится, а я спешить не люблю. Однако, несмотря на наши диаметрально противоположные характеры, я наконец решил, что, чего бы мне это ни стоило, я должен привлечь ее к нашему делу.
Когда я сообщил ей о моем сотрудничестве с русскими, хорошо еще, что она не обвинила меня в государственной измене.
Я считал тогда и считаю так же и сейчас, что, если бы я изменил моей совести, если бы я действовал вопреки моим идеям, которые составляли мое личное кредо, и все это по соображениям собственной корысти, тогда это было бы совсем другое дело. Так как, если тебя могут упрекнуть, что ты предал свою страну, своих друзей, своего любимого человека, тогда тебе следует подумать о твоих моральных принципах.
В те годы моя совесть была устроена таким образом, что я не мог безмятежно взирать на ту ненависть, которую американский правящий класс питал по отношению к социалистическому строю в Советском Союзе, в который я верил; на то, что Соединенные Штаты поддерживали фашистские режимы, которые я не мог поддерживать, и поэтому отправился защищать республиканскую Испанию, полностью отдавая себе отчет о своих действиях; на то, что администрация США дала зеленый свет разработке и производству атомной бомбы, которая могла привести человечество к катастрофе планетарного масштаба. А если я с Божьей помощью боролся за общее дело, в том числе и за мои собственные убеждения, тогда здесь нет никакой измены. Как раз наоборот, это проявление настоящей смелости. И когда я объяснил все это Лоне, я помню, как она схватила букет роз с маленького столика и расцеловала каждый из его пяти цветков».
А теперь воспоминания Леонтины.
«При необходимости Моррис умел доказать свою точку зрения по политическим вопросам. Его метод был довольно прост: он делал вид, что уступает доводам оппонента, и в то же время вел себя так, как будто спор все время разрешался в его пользу. Вероятно, он стал навязывать таким образом свою точку зрения по той причине, что в течение всей своей жизни считал обязательным для себя бороться за социалистические идеи. С самой своей молодости он ввязывался в драку, не оглянувшись назад.
Он вступил в коммунистическое движение в шестнадцать лет, и с того возраста его убеждения не изменились. В течение долгого времени он без чьей-либо помощи изучал Маркса и Ленина. Он рассказывал мне, что нашел множество идеологических друзей среди русских, находившихся в Испании. Именно там он обрел убеждение в том, что все люди в мире должны бороться за мир, за идеалы свободы, равенства, братства, против всякой дискриминации, против кастовых и классовых привилегий.
Со временем я поняла, что в этом деле с его стороны не было никакой измены: его биография, социальные корни и классовые интересы четко подтверждают это. Просто он хотел бы привнести в этот мир немного здравого смысла и еще хотел, чтобы я помогла ему в этом.
Он говорил мне: «Ты должна помочь мне, Лона. Когда муж и жена делают одно дело, это вернее и разумнее для них обоих».
Когда я спрашивала его, почему русским нужны агенты в Америке, в то время как воюют-то они с Германией, он отвечал мне без тени сомнения: «Может показаться странным, но сегодня для советских людей разведка — это главная линия обороны. Поэтому мы должны им помочь».
«Но ведь это шпионаж!» — возражала я.
«Мне наплевать на то, как это называется, — отвечал он. — Когда идет война и тысячи или даже миллионы советских людей отдают свои жизни, то не время дискутировать, надо действовать».
Со своей стороны Моррис писал:
«Я мог объяснить Лоне, что на протяжении веков многие страны вели разведку не только для выяснения сил и ресурсов противника, но и в качестве наилучшего средства обеспечения своей собственной безопасности. Люди ищут и анализируют информацию с незапамятных времен. Еще за четыре века до Иисуса Христа китайский министр Сун-Цзы указывал, что хорошая разведка более важна, чем сама война, что победить в ста битвах — не есть верх искусства военачальника и что высшее мастерство заключается в том, чтобы обеспечить свою безопасность, не ввязываясь в конфликт. Таким образом, расцвет и упадок народов и государств зависят от их умения получать и использовать информацию о своих соседях, жизненно важную для их собственного выживания.
После такого исторического экскурса я попросил Лону никому не говорить об этом нашем разговоре. Я добавил, что, лишь соблюдая полную тайну, мы сможем сохранить не только наши собственные жизни, но и жизни тех советских людей, которые работают в Нью-Йорке.
Удивленная моим замечанием, она робко спросила меня: «Тебе не страшно?»
Я ответил: «Да, конечно, иногда кажется, что каждый прохожий в упор смотрит на тебя и знает, кто ты есть. А кроме того, все время преследует мысль, что ты подвергаешься опасности и тебя могут арестовать».