Узурпации, положившие начало самостоятельности Золотой Орды
Правители Улуса Джучи, начиная с момента его формирования в качестве отдельного улуса, обладали особым высоким статусом в Монгольской империи: сам Джучи — как старший сын Чингисхана, Бату — как его прямой преемник, а также в силу собственных заслуг. Однако хотя Бату и считается фактическим основателем Золотой Орды, заложившим основы ее могущества и будущей независимости, сам он за все свое почти тридцатилетнее пребывание на троне (1227–1256) никогда не предпринимал попыток выйти из-под власти монгольских ханов: это ему было просто-напросто невыгодно, ведь он занимал высочайшее положение и в самой Монгольской империи, не сильно уступая по статусу ее монарху[261]. Вероятно, такое же положение он намеревался сохранить и за своими преемниками: его сын Сартак, а затем и внук Улагчи утверждались в качестве правителей Улуса Джучи монгольским ханом Мунке (оба в 1256 г.).
Такая ситуация очень не устраивала Берке, брата Бату, который уже в последние годы его правления стал весьма влиятельным царевичем в Улусе Джучи, пользовался значительной поддержкой местной знати и имел все основания претендовать на трон правителя. Однако у монгольского хана Мунке имелась личная неприязнь к Берке, и, возможно, именно поэтому он предпочел видеть на троне сначала Сартака, а затем — даже малолетнего Улагчи, а не влиятельного и энергичного Берке.
Есть серьезные основания полагать, что в скоропостижной смерти Сартака был повинен именно Берке. Затем, через год, в 1257 г., точно так же неожиданно скончался и юный Улагчи[262]. У Берке, казалось, были все шансы занять трон, однако Боракчин, вдова Бату, являвшаяся регентшей при Улагчи, не пожелала выпускать из рук бразды правления и начала склонять золотоордынскую знать к возведению в правители своего второго сына Тукана. Но она допустила роковую ошибку, решив опереться не на местную знать (которая, впрочем, в большинстве своем поддерживала Берке) и даже не на хана Мунке, а на его брата Хулагу — властителя Ирана. В отчаянной попытке сохранить хотя бы часть своей прежней власти, правительница предложила иранскому правителю фактически стать регентом Золотой Орды!
О переписке Боракчин с Хулагу стало известно Берке, и, естественно, он не преминул обвинить правительницу в измене. И она в значительной степени подтвердила его обвинения: поняв, что ее замысел раскрыт, она пыталась бежать и добраться до Ирана, под защиту Хулагу. Тут даже наиболее преданные семейству Бату нойоны убедились в ее измене. И когда Боракчин была перехвачена по пути, ни у кого не было сомнений в том, что она заслужила смерть[263].
После казни Боракчин у Берке не оставалось уже никаких влиятельных соперников, несмотря на то что живы были другие сыновья Сартака. Однако брат Бату вполне отдавал себе отчет, что Мунке никогда не утвердит его правителем Золотой Орды из-за личного к нему негативного отношения. Когда же Берке узнал, что хан отправился в поход против империй Сун в Южном Китае, он решился на крайне рискованный шаг: самовольно провозгласил себя правителем Золотой Орды, фактически узурпировав власть[264].
В самом Улусе Джучи Берке, как уже отмечалось, пользовался безусловной поддержкой большинства знати и значительной Части населения — в первую очередь, всех мусульман, поскольку и сам исповедовал ислам. Соседние страны не посмели вмешиваться во внутренние дела могущественного улуса Джучидов. Таким образом, единственная опасность для власти нового правителя могла исходить только от монгольского хана Мунке: известный своей приверженностью законам, он мог сурово расправиться с узурпатором, бросившим вызов его власти! Однако Мунке, находясь в Китае, скончался, а последовавшая после его смерти междоусобица его братьев — Хубилая и Арик-Буги — позволила Берке не только сохранить власть, но и окончательно избавиться от контроля со стороны монгольских властей. Одним из последствий его политики, по-видимому, стала расправа с монгольскими сборщиками налогов на Руси в 1262 г.: в отечественной историографии эти события в течение долгого времени трактовались как народно-освободительное восстание против власти ордынских ханов[265], и лишь немногие исследователи обращали внимание, что были изгнаны и частично перебиты чиновники, направленные на Русь именно из Каракорума. Таким образом, эти события не только не преследовали антиордынских целей, но и, напротив, способствовали укреплению контроля Улуса Джучи над русскими землями — в ущерб власти монгольского хана.
Несмотря на то что Хубилай достаточно быстро одержал победу над братом, у него так и не появилось возможности вновь вернуть контроль над Улусом Джучи. В отместку за то, что Берке в 1263 г. развязал войну с Хулагу, монгольский хан приказал перебить ордынских подданных в Самарканде и Бухаре, где Джучиды имели владения со времен Чингис-хана. Сами владения, естественно, были конфискованы в пользу хана, равно как и джучидские владения в Китае. Они были возвращены Улусу Джучи лишь несколько десятилетий спустя, когда золотоордынский хан Токта пошел на союз с империей Юань и номинальное признание верховенства ее монарха Тэмура[266]. Но это оказалось единственным негативным последствием захвата власти Берке и отказа подчиняться монгольскому хану. Думается, положительных последствий для него было гораздо больше.
Таким образом, Берке, захватив (по сути — узурпировав) власть, в Улусе Джучи, стал фактически его первым самостоятельным правителем при полной поддержке со стороны местной знати и значительной части населения. Несомненно, в течение довольно долгого времени он не чувствовал себя вполне уверенно из-за недовольства достаточно многочисленных сторонников семейства Бату, поэтому для укрепления своей власти и признания со стороны этой «оппозиции» пошел на то, что объявил своим «наследным принцем» Менгу-Тимура, внука Бату (сына того самого Тукана, которого покойная Боракчин пыталась провозгласить правителем в ущерб Берке)[267].
Соответственно, после смерти Берке именно Менгу-Тимур возглавил Улус Джучи — хотя и не без некоторого сопротивления со стороны различных политических группировок[268]. Впрочем, тот факт, что приход этого царевича к власти не повлек значительных междоусобиц и мятежей, свидетельствует о его признании большей частью золотоордынской знати, что, впрочем, вполне объяснимо: ведь он стал правителем не только по завещанию своего предшественника, но и как прямой потомок, внук великого Бату.
Вероятно, именно это позволило ему продолжить линию Берке и провозгласить себя правителем, не соотнося свои действия с волей монгольского хана. Хубилай попытался хоть как-нибудь исправить ситуацию и прислал Менгу-Тимуру ярлык, в котором назначал его правителем Золотой Орды[269]. Конечно, этот жест никого не мог обмануть: фактически Хубилай сам признал, что смиряется с фактом прихода к власти внука Бату и лишь признает его воцарение. Тем не менее Менгу-Тимур принял этот ярлык: не взяв на себя никаких обязательств по отношению к центральной власти, он приобрел легитимность в глазах хана и правителей других монгольских улусов, а это укрепляло его позиции и внутри Золотой Орды. Отныне его слово и фактически, и формально становилось законом для всех подданных Джучидской державы.
И Менгу-Тимур не преминул этим воспользоваться: выше уже говорилось о том, что в 1269 г. на курултае в долине реки Талас он вместе с другими чингизидскими правителями провозгласил себя ханом Улуса Джучи, тем самым и формально объявив о самостоятельности своего улуса. Однако, по-видимому, такое намерение У него возникло задолго до таласских событий. Ведь уже в 1267 г. он выдает русской православной церкви первый тарханный ярлык, освобождавший ее от налогов и повинностей в пользу Золотой Орды[270], — а выдача ярлыков являлась исключительной прерогативой ханов!
Таким образом, мы можем с полным основанием утверждать, что Золотая Орда стала самостоятельным государством благодаря тому, что два ее правителя, Берке и Менгу-Тимур, не побоялись Войти на захват власти, который в глазах законных монархов, несомненно, являлся узурпацией и мятежом. И только поддержка собственных подданных, а также в какой-то степени — и соседних чингизидских правителей позволила им не только сохранить свою власть, но и оставить по себе репутацию законных правителей, много сделавших для своего государства.