Право и сила в борьбе за трон Хубилая и Арик-Буги
Хан Мунке скончался в 1259 г., а уже в 1260 г. практически одновременно состоялись два курултая, на которых два брата покойного хана были провозглашены его преемниками. В июне-июле 1260 г. Хубилай созвал курултай в китайском городе Кайпин, на котором представители ханского правящего рода, монгольской знати и военного командования провозгласили его ханом. По утверждению Рашид ад-Дина, это было сделано в ответ на то, что Арик-Буга объявил себя ханом в Монголии[53], современные же авторы считают, что Хубилай первым объявил себя преемником Мунке и Арик-Буга сделал то же самое лишь в ответ на его действия[54].
Таким образом, различные авторы — как средневековые хронисты, так и современные исследователи, — при изучении событий 1260–1264 гг., как правило, оправдывают либо Хубилая, либо Арик-Бугу. В официальной монгольской историографии (имперской, позднесредневековой и даже современной) утвердилось мнение, что Арик-Буга был всего лишь узурпатором власти, самовольно и без всяких на то оснований («по глупости», как писал Рашид ад-Дин) провозгласившим себя ханом; разделяют эту позицию и современные исследователи, опирающиеся на упомянутые источники[55]. Ряд же авторов полагает, что как раз Арик-Буга имел все права на ханский трон, тогда как Хубилай явился не только узурпатором, но и попирателем монгольских традиций, которым предпочитал китайские[56].
Позиция средневековых авторов объясняется достаточно просто: им приходилось разделять официальную идеологию ханских дворов, при которых они создавали свои произведения[57]. Современные же исследователи довольно опрометчиво доверяют сведениям своих средневековых коллег, фактически «становясь на сторону» одного из претендентов. На наш взгляд, в конфликте между Хубилаем и Арик-Бугой было бы некорректным обвинять в узурпации одного из них, а второго, соответственно, объявлять законным монархом — в данном случае имела место именно борьба различных факторов легитимации. Арик-Буга был младшим сыном старшей супруги своего отца Тулуя — соответственно, обладателем «коренного юрта» и хранителем домашнего очага, отчигином или эцзеном[58]. Однако никаких достоинств (за исключением личного мужества) у него не было, что признают даже те авторы, которые считают Арик-Бугу законным ханом[59]. Хубилай же, во-первых, являлся старшим из остававшихся в живых братьев покойного брата Мунке и уже успел себя зарекомендовать как талантливый военачальник и администратор. Таким образом, каждый из братьев при равном происхождении имел ряд дополнительных факторов, позволявших им предъявить претензии на трон.
Таким образом, борьба между двумя братьями являлась борьбой равнозначных факторов легитимации, и только военная сила позволяла поставить окончательную точку в этом конфликте. Это понимали и сами претенденты на трон, и Чингизиды, поддерживавшие каждого из них, поскольку противостояние претендентов на монгольский трон отвлекало их от контроля за остальными улусами империи и позволяло местным правителям проводить фактически независимую политику.
Подтверждением такой точки зрения служит даже состав представителей «Золотого рода» на курултаях, провозгласивших ханами Арик-Бугу и Хубилая. Так, в возведении на трон Арик-Буги участвовали правительница Чагатайского улуса Эргэнэ-хатун (вдова Кара-Хулагу, внука Чагатая), Асутай и Урунгташ — сыновья хана Мунке, Карачар — сын Орду (сына Джучи), Алгуй — внук Чагатая, Есу — сын Кадака (сына Чагатая), Курмиши и Начин — сыновья Кадана (сына хана Угедэя), Наймадай — сын Тогачара (внука Тэмугэ-отчигина) и один из сыновей Белгутэя[60]. Хубилая же на созванном им курултае поддержали, в частности, Чинг-Тимур, сын Кадака (сына Чагатая), Есунке (сын Хасара, брата Чингис-хана), Тогачар (сын Тэмугэ-отчигина), Чавту (сын Белгутэя), Еке-Кадан и Нарин-Кадан[61]. Таким образом, в лагерях разных претендентов оказались близкие родственники: родные братья Есу и Чинг-Тимур, Тогачар и его сын Наймадай, два сына Белгутэя; по некоторым сведениям, либо Еке-Кадан, либо Нарин-Кадан (их родословная Рашид ад-Дином не уточняется) — это Кадан, шестой сын хана Угедэя[62], в таком случае против него, союзника Хубилая, выступили на стороне Арик-Буги двое его собственных сыновей! Весьма трудно предположить, что близкие и равные друг другу по статусу царевичи могли бы поддержать узурпатора против законного монарха — несомненно, каждая партия ставила на соответствующий фактор легитимации каждого из претендентов.
Однако Арик-Буга, в отличие от Хубилая, предпринял попытку откровенной фальсификации в целях повышения своей легитимности. Во все монгольские улусы от его имени были разосланы послания следующего содержания: «Хулагу-хан, Берке и царевичи согласились и объявили меня кааном, не обращайте внимания на слова Кубилая, Тогачара, Йисункэ, Еке-Кадана и Нарин-Кадана и не слушайте их приказов»[63]. Ни о какой поддержке Арик-Буге со стороны Хулагу — правителя (впоследствии — ильхана) Ирана и Берке — правителя Улуса Джучи (Золотой Орды) речи фактически не шло. Эти два самых влиятельных улусных правителя Монгольской империи даже не соизволили прибыть ни на один из курултаев. Каждый из них номинально поддержал одного из претендентов: Берке — Арик-Бугу, а Хулагу — Хубилая, однако эта позиция отражала не столько реальное признание каждым из них соответствующего претендента на трон, сколько их собственное противостояние (как известно, именно при Берке и Хулагу началась почти столетняя война Золотой Орды и Ирана за Азербайджан)[64]. Отношения же с кандидатами на трон монгольских ханов у улусных правителей складывались весьма противоречиво.
Так, Берке выразил поддержку Арик-Буге и даже инициировал в Булгаре чеканку монеты с его именем[65], однако вовсе не стремился явно его поддерживать.[66] Более того, сам Арик-Буга весьма настороженно относился к своему «союзнику», на что указывает, в частности, следующее сообщение: Ариг-Бука… сказал: "Самое лучшее — это чтобы Алгу, сын Байдара, сына Чагатая… прислал бы нам помощь оружием и провиантом и охранял бы границу Джейхуна, чтобы войско Хулагу и войско Берке не могли прийти с той стороны на помощь Кубилаю"»[67]. Как видим, претендент на престол не делал различий между Берке, который вроде бы был на его стороне, и Хулагу, явным союзником Хубилая!
В свою очередь, Хулагу, открыто принявший сторону Хубилая (и то лишь из опасения, что Арик-Буга, заменивший правителя Чагатайского улуса, поступит точно так Же и относительно него, тогда как Хубилай подобных намерений не выражал), после поражения и пленения Арик-Буги активно выступил против его смертной казни — вместе с Берке и Алгуем, кажется, единственный раз придя к согласию с этими своими соперниками[68]. В результате, как и в случае с заговором сыновей Гуюка, жизни лишились лишь эмиры Арик-Буги, тогда как царевичи — инициаторы восстания (Арик-Буга, Асутай и др.) сохранили и жизни, и владения. Как мы увидим далее, потомки Арик-Буги сохранили влияние в Монголии и впоследствии создали немало проблем потомкам Хубилая в этом регионе.
Весьма показателен эпизод о встрече Хубилая и Арик-Бу-ги после пленения последнего, описанный Рашид ад-Дином: «Он [Хубилай — Р.П.] спросил: "Дорогой братец, кто был прав в этом споре и распре — мы или вы?" Тот ответил: "Тогда — мы, а теперь — вы"»[69]. На наш взгляд, этот диалог в полной мере отражает специфику ситуации, сложившейся в Монгольской империи в 1260–1264 гг.: при равных правах на престол Хубилай, сумевший победить своего брата-соперника силой оружия, был признан не столько как имеющий больше законных прав, сколько как победитель.
Тем не менее долго и спокойно наслаждаться ему своей властью не пришлось: вскоре после победы над Арик-Бугой против него поднялся еще один претендент на трон — Хайду, внук Угедэя.