6.3.1. Смена курса

После казни Александра II и начавшейся в правящих кругах империи паники, будущий курс российского самодержавия, оказавшегося перед гамлетовским вопросом «быть или не быть?», во многом зависел от личности и убеждений нового государя. Тридцатипятилетний Александр III, неожиданно оказавшийся во главе огромной державы, был человеком неглупым, но весьма ограниченным, усидчивым, малообразованным, патриархально-консервативным, властным, экономным, осторожным, высоко ценившим семейные устои, основательным, склонным к выпивке (которая ускорила его смерть), грубым в выражениях и ненавидевшим интеллигентов, евреев и инородцев. Его огромная, неуклюжая и грубая фигура внушала подданным страх и почтение.

Известный юрист А.Ф. Кони именовал Александра III «бегемотом в эполетах». А, по словам военного министра Александра III генерала П.С. Ванновского, «это был Пётр со своей дубинкой… нет, это одна дубина без Великого Петра, чтобы быть точным». Новый государь был образцовым семьянином, скромным в быту, прямодушным, не любил интриганов и подхалимов. Обожавший царя и обязанный ему своей блестящей карьерой видный государственный деятель России С.Ю. Витте признавал, что тот был «ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования», но имел «громадный, выдающийся ум сердца». Его ум был житейским, практическим – не умом стратега или политика. По словам Витте: «его гигантская фигура, представлявшая какого-то неповоротливого гиганта, с крайне добродушной физиономией и бесконечно добрыми глазами, внушала Европе, с одной стороны, как будто бы страх, а с другой – недоумение: что это такое? Все боялись, что если вдруг этот гигант да гаркнет».

В семье Александра считали тугодумом, которому править явно не по силам, и не готовили к царствованию (он внезапно для всех и себя стал наследником трона после смерти своего старшего брата), ласково называли «мопсом», «бычком» и «бульдогом». Читать книги он не любил, газет не читал вовсе и никаких интеллектуальных запросов не проявлял. Склонный к грубости, Александр в юности довел грубой бранью до самоубийства своего штабного офицера. Он был женат на датской принцессе Дагмаре (получившей в России имя Марии Федоровны). Главными пристрастиями его были семья и армия, любил он также играть на музыкальных инструментах, увлекался археологией, любил ловить рыбу и собирать картины. Немец по крови и воспитанию, женатый на датчанке, он всеми силами стремился быть «национальным» и «православным»: ел редьку, пил водку в больших количествах, поощрял в искусстве то, что считал «русским стилем» (на деле это был псевдорусский стиль) и считал себя главным выразителем русского духа, дарил монастырям иконы и любил церковные службы и военные парады.

Идеалом правителя для Александра III был отнюдь не реформатор-отец, а дед – Николай I. Подобно ему новый государь желал восстановить неограниченное самодержавие, стабильное и сословное, вернуть страну на «здравые» прежние исторические основания (остановив всякое течение жизни). Но, в отличие от Николая I, его внук не имел ни такой энергии, ни такого ума, ни таких административных талантов, ни стратегической идеи правления, больше руководствуясь пристрастиями и своими инстинктами ретрограда.

Убийство отца потрясло и напугало его. На протяжении полутора лет направление курса нового императора было ещё не вполне определившимся. Революционеры, казнившие Александра II, казались всемогущими, правительство было парализовано, и государь колебался между дальнейшими уступками «Народной Воле» (к чему его побуждали и либеральные чиновники во главе с главой правительства М.Т. Лорис-Меликовым) и жёстким поворотом к всеобъемлющей реакции (к чему его активно побуждали и личные склонности, и давление со стороны его учителя и идейного наставника, обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева). Сама казнь Александра II стала мощным аргументом для сторонников реакции: «вот к чему приводят реформы!».

Первым делом Александр III сбежал из Санкт-Петербурга в Гатчину, опасаясь покушения и, напуганный, спрятался там во дворце, окружив его кольцами войск, конными разъездами и полицией и ожидая нового покушения, назначив регента на случай, если он также будет убит. Глашатаи реакции М.Н. Катков и К.П. Победоносцев в один голос с прискорбием констатировали «маразм власти». Вся страна была объявлена на осадном положении. Такого унижения и ужаса династия Романовых еще не знала. Победоносцев умолял царя в своих письмах запирать все двери перед сном, проверять мебель и звонки в своих покоях. По словам военного министра Д.А. Милютина, гатчинский «дворец представлял вид тюрьмы; а сам император превратил себя в гатчинского пленника». Повара, готовившие царю еду, назначались каждый день новые. Однажды напуганный император застрелил офицера своей охраны барона Рейтерна, при его входе спрятавшего руку за спину, – он вообразил, что тот желает бросить бомбу, тогда как барон всего лишь убрал за спину руку с папиросой.

При долгих поездках государя (на юг или за границу) за две недели до прохождения царского поезда вдоль рельсов цепью становились солдаты, которым было приказано стрелять во всякого, кто приблизится к железной дороге. При этом пускались сразу три царских поезда и никто не ведал – в каком из них едет император. (В этих операциях участвовало по триста-четыреста тысяч солдат.) Два года, опасаясь покушений, император правил некоронованным. Наконец в мае 1883 года он всё же решился отправиться на коронацию в Москву. Член Государственного Совета П.А. Валуев записал в своем дневнике по этому поводу: «Печальное впечатление производят расставленные вдоль всей дороги часовые. Слияние царя и народа! Обожаемый самодержец! А между тем он едет короноваться, тщательно скрывая день и час своего выезда и едет не иначе, как оцепив свой путь часовыми».

В это время возникает «Священная Дружина» – странная подпольная монархическая организация для противодействия революционерам и защиты особы государя. Её создали придворные. Она во многом по форме копировала (пародировала) революционные организации: распускала слухи, готовила покушения на видных революционеров, совершала провокации (создавая псевдореволюционные издания), развила бурную, суетливую, но, по неопытности в подобных делах, малоэффективную и бестолковую деятельность и только путалась под ногами у полиции. (В итоге, эта организация, названная М.Е. Салтыковым-Щедриным «Обществом взволнованных лоботрясов», так ничего великого и не совершив, была распущена по повелению императора). «Священная Дружина» вела с «Народной Волей» переговоры, прося её временно прекратить террор до коронации взамен на уступки со стороны властей.

10 марта 1881 года Исполнительный Комитет «Народной Воли» обратился к новому императору с письмом-ультиматумом, предлагая ему пойти на созыв Земского Собора представителей от русского народа, ввести политические свободы и объявить политическую амнистию, обещая взамен остановить террор. Разумеется, новый император не мог пойти на такое – это означало бы конец самодержавия, его самоубийство. Несмотря на призывы к милосердию и просьбы пощадить убийц его отца, обращённые к новому царю Львом Толстым и философом Владимиром Соловьевым, «первомартовцы» были осуждены и беспощадно повешены на Семёновском плацу в Петербурге 3 апреля 1881 года. Это была последняя публичная казнь в истории Российской Империи (и первая казнь женщины – Софьи Перовской – за политическое преступление). Подобно своему деду и кумиру Николаю Первому, Александр Третий ознаменовал начало своего правления пятью виселицами – многозначительное и символическое совпадение!

Террор народовольцев, напугав и дезорганизовав царский режим, однако, не привёл, как они надеялись, к всенародной революции, не привлек на их сторону крестьян и оттолкнул от них либералов. Самим же продолжать давление на власть и подкрепить свой ультиматум силой в тот решающий драматический момент у них уже не было сил. «Народная Воля» была обескровлена полицейскими репрессиями и провокациями. Героические попытки продолжать борьбу и восстановить «Народную Волю», не раз предпринимавшиеся группами отчаянной молодежи на протяжении всех 1880-ых годов, не увенчались успехом. В обществе воцарилась апатия, тысячи революционеров были посажены в крепость, сосланы в Сибирь или бежали за границу, десятки были казнены. Реакция торжествовала. Бессилие революционеров и молчание народа становились очевидными для всех, даже для самодержавия.

После казни народовольцами Александра II случился не взрыв народных выступлений против помещиков и правительства, а… волна еврейских погромов. По данным полиции, в России произошло 259 случаев еврейских погромов: крестьяне считали, что «господа» и «жиды» погубили государя, желавшего, вслед за «волей», дать народу «землю».

Все эти обстоятельства обусловили победу в правящих кругах группировки, решительно оттеснившей либеральных чиновников и взявшей курс на реакцию и сворачивание даже тех куцых, жалких и непоследовательных реформ, которые были проведены в начале царствования Александра II. В конце своей жизни «Царь-Освободитель» колебался между курсом на жёсткую реакцию и на лавирование с целью привлечения либеральной части общества, чтобы отсечь от него революционеров, пользовавшихся массовой поддержкой в среде интеллигенции. Ещё 20 ноября 1878 года он обратился к представителям сословий, собравшимся в Москве, со следующими словами: «Я надеюсь на ваше содействие, чтобы остановить заблуждающуюся молодежь на том пагубном пути, на который люди неблагонадежные стараются ее увлечь». Уже с середины 1860-ых годов, после польского восстания и выстрела Дмитрия Каракозова (то есть последние 15 лет правления Александра II) наметился поворот от умеренных реформ к умеренной реакции: ограничение свободы печати, гонения на новые суды, земства и на университеты, русификация Польши.

Однако, напуганный покушениями революционеров на его жизнь, Александр II в конце царствования совмещал драконовские полицейские репрессии против революционеров с туманными обещаниями, адресованными либеральной публике. Он вручил неограниченную власть над страной министру внутренних дел генералу Михаилу Тариэловичу Лорис-Меликову. Лорис-Меликов полагал, что «призвание общества к участию в разработке необходимых для настоящего времени мероприятий есть именно то средство, какое и полезно, и необходимо для дальнейшей борьбы с крамолою». Одновременно он считал, что «для России немыслимы никакие организации народного представительства в формах, заимствованных с Запада; формы эти не только чужды русскому народу, но могли бы даже поколебать все основные его политические воззрения и внести в них полную смуту, последствия коей трудно и представить». Отвергая предлагаемое славянофилами восстановление Земского Собора по образцу ХVII века, Лорис-Меликов убедил Александра II создать (для успокоения общества) некий полуфиктивный совещательный (не законодательный!) орган, в который включить «представителей от земства и некоторых значительнейших городов». Учитывая то, что члены этого органа назначались бы царем, а полномочия его были бы чисто консультативными, разумеется, не приходится говорить ни о каком парламентаризме или конституционализме (как нередко полагают, говоря даже о «конституции Лорис-Меликова»). Лорис-Меликов особо подчеркивал: «Работа не только подготовительных, но и общих комиссий должна была иметь значение исключительно совещательное и ни в чем не изменяющее существующие ныне порядки возбуждения законодательных вопросов… Самый состав общей комиссии будет каждый раз предуказываем Высочайшею волею, причём комиссия будет получать право заниматься лишь предметами, предоставленными ее рассмотрению». Но и эти более чем скромные мероприятия, санкционированные Александром II, не были осуществлены после восшествия на престол отъявленного ретрограда Александра III.

Лорис-Меликов и его группировка либеральных чиновников, преобладавшая в правительстве, полагал, что необходимо связать высшую власть с обществом через отобранных царем представителей земств и городских дум, что даст императору канал «обратной связи» с общественностью – он будет знать об её нуждах и чаяниях и сможет разделять с представителями земств и городов часть ответственности за особо «непопулярные меры» (вроде введения новых налогов). Таким образом государство, не отказываясь от привычного диктата в отношении населения, одновременно обретет новую прочную опору для своих действий.

По словам министра финансов А.А. Абазы, трон не может опираться исключительно на миллион штыков и на армию чиновников. За время своего недолгого правления Россией, Лорис-Меликов не только вешал и ссылал революционеров (что было всё же главным направлением его кипучей деятельности). Он также убрал с поста министра народного просвещения графа Д.А. Толстого (крайнего реакционера, дружно ненавидимого всеми), с помпой упразднил зловещее Третье отделение собственной его императорского величества канцелярии (без помпы передав его функции Департаменту полиции при Министерстве внутренних дел), пообещал расширить права староверов, заняться решением рабочего вопроса, слегка смягчил гонения на прессу (даже дозволив ей обсуждать кое-какие вопросы общественной жизни) и старался зондировать общественное мнение.

В марте-апреле 1881 года Весы истории колебались: будут ли продолжены либеральные реформы, будут ли привлечены к обсуждению этих реформ представители земств, будет ли осуществлена некоторая децентрализация управления Россией – или же произойдет возвращение к дореформенным временам Николая I: с всесилием жандармов и чиновников, с усилением бюрократизации и централизации власти, с тотальным гонением государства на всякое проявление общественной активности. После двух месяцев колебаний, вызванных растерянностью и страхом перед «Народной Волей», Александр III однозначно выбрал второй путь – курс, продливший существование самодержавия на четверть века и подготовивший страшный социально-политический взрыв в начале ХХ века. Все традиции Российской Империи, настойчивые и пламенные призывы К.П. Победоносцева и личные пристрастия государя обусловили этот окончательный исторический выбор. Либеральную группировку бюрократов во главе с Лорис-Меликовым Александр считал виновной в гибели своего отца.

29 апреля неожиданно для всех был обнародован написанный по повелению Александра III К.П. Победоносцевым царский манифест под длинным названием: «О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Государству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действие учреждений России». В манифесте говорилось о «вере в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять от всяких на нее поползновений». Этот манифест подтверждал незыблемость самодержавия и прекращение любых реформ, курс государя на «попечение» об обществе, а не на совещание с ним. После его обнародования подали в отставку в знак протеста министры-либералы: министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов, военный министр Д.А. Милютин, министр финансов А.А. Абаза. Свой пост оставил и решительный сторонник реформ, председатель Государственного Совета великий князь Константин Николаевич. С либерализмом в среде высшей бюрократии разом было покончено. Лидерство К.П. Победоносцева в делах правления стало абсолютным и очевидным. Казнь революционеров-«первомартовцев», изгнание из правительства министров-либералов и сворачивание реформ Александра II открыло двадцатилетнюю эпоху жесточайшей реакции.

Период с мая 1881 года по май 1882 года оказался переходным – от реформ Александра II к контрреформам Александра III. Переходными фигурами, воплотившими в себе особенности этого недолгого периода, стали: новый глава Министерства внутренних дел, сторонник идей славянофильства, друг И.С. Аксакова, ловкий лжец, интриган и демагог граф Николай Павлович Игнатьев, а также новый министр финансов Н.Х. Бунге. Игнатьев, наряду с жесточайшими полицейскими репрессиями против революционеров, одновременно сократил размеры выкупных платежей с крестьян, отменил некоторые крестьянские недоимки, раздал множество обещаний обществу и, наконец, предложил к коронации Александра III созвать декоративный «Земский Собор» из четырёх тысяч человек, чтобы продемонстрировать единение царя и народа, заставить «замолкнуть все конституционные вожделения», посрамить революционеров, а также обсудить аграрный вопрос и меры по борьбе с крамолой. Однако этот проект категорически не понравился Победоносцеву, и он убедил Александра III 30 мая 1882 года заменить Игнатьева на посту министра внутренних дел крайним реакционером графом Дмитрием Андреевичем Толстым, дружно ненавидимым всем обществом.