6.3.8. Начало правления Николая II: продолжение реакции и приближение революции

Император Александр III в 1894 году умер в Ялте от болезни почек. Два обстоятельства ускорили его смерть: крушение царского поезда в 1888 году у станции Борки, в ходе которого здоровье императора пострадало, и чрезмерное пристрастие монарха к алкоголю (таким образом государь стремился заглушить постоянный страх перед покушениями).

Поскольку давней и устойчивой закономерностью российской внутриполитической жизни стала смена на престоле консервативных, реакционных императоров императорами-реформаторами, широкие круги российского общества с нетерпением ждали смерти Александра III и того часа, когда на престол взойдет, на смену Александру III, его сын и наследник Николай, с которым связывались надежды на либеральные послабления земствам, прекращение политики контрреформ и введение политических свобод в России. Эти надежды очень скоро обнаружили всю свою иллюзорность.

Воспитанный К.П. Победоносцевым, Николай, подобно своему отцу, объявил дворянство «исконным оплотом порядка и нравственной силой России» и обещал во время своей коронации, что «нужды его не будут забыты». Новый монарх был человеком довольно ограниченным, не слишком умным, скрытным, хорошим семьянином, воспитанным, заурядным, привязанным к частной жизни и слабо понимающим смысл происходящих вокруг событий человеком, склонным попадать под влияние более ярких и сильных личностей – Победоносцева, своей жены-немки Александры Федоровны (властной и несколько истеричной особы), великих князей – своих дядьёв. В то же время он, как многие слабохарактерные люди, не любил сильных и незаурядных личностей и стремился удалить их (как С.Ю. Виттте), предпочитая окружить себя посредственностями, ещё более ничтожными, чем он сам.

Победоносцев внушил новому царю, что любые попытки реформировать самодержавие приведут к тому, что «всё рухнет», и потому Россию надо неустанно «подмораживать». Николай II, как и его отец, ненавидел западную демократию, общественное мнение и интеллигенцию: «безответственную» и «продажную». Слово «интеллигенция» до такой степени было противно императору, что он предлагал даже вычеркнуть его из русского словаря, надеясь, что, отменив это понятие, можно будет покончить раз и навсегда и с самим явлением. Николай II мечтал «соединиться с народом», незамутнённым ни бюрократией, ни интеллигенцией. За 22 года правления Николая II было канонизировано больше святых, чем за четыре предыдущих царствования. Однако на просьбы освободить церковь из-под гнёта Империи, дозволить созыв церковного собора и возрождение патриаршества, Николай II (формально бывший главой церкви) отвечал уклончиво и неопределённо. Царь был очень мало способен к управлению страной. Вместо него правили его дяди – великие князья, его мать-датчанка, его жена-немка, Победоносцев, Витте, Плеве, Распутин и другие влиятельные, консервативные и своекорыстные люди из окружения императора. По убеждению Николая II, он был «помазанником Божиим», «хозяином земли Русской» (русскую землю он, по традиции московских князей, воспринимал, как своё поместье, а его частная семейная жизнь была куда важнее всех политических дел). По его убеждению, народ любил и почитал Бога и царя, но лишь искушался ненавистной интеллигенцией, враждебной православию и самодержавию.

Либеральная общественность ожидала, что император Николай II вновь, подобно своему деду Александру II, обратится к реформам. Но 17 января 1895 года в своей речи перед представителями земств, городов и дворянства, новый император призвал их «оставить бессмысленные мечтания» о реформах и об участии земств в управлении страной. Общество не будет допущено к участию в делах государства, самодержавный строй останется прежним, будет продолжаться реакционная политика Александра III по «отеческому управлению Россией», – таков был смысл его программной речи. Самодержавие резко пресекало попытки совместных действий и совещаний представителей от местных земств, опасаясь возникновения таким путем парламентаризма в стране.

В мае 1896 года во время коронационных торжеств произошла страшная трагедия на Ходынском поле в Москве, где собралось 500 тысяч человек получать подарки. В результате давки 1400 человек погибли, были затоптаны и раздавлены, примерно столько же человек были изувечены. Тем не менее, царь вечером того же дня танцевал на праздничном балу, торжества продолжались, как ни в чем не бывало. Это продемонстрировало всю степень бездушия и бесчеловечности царского режима, его полное отчуждение от подданных и безразличие к их жизням. Государь же был больше всего на свете озабочен одной-единственной государственной задачей – произведением на свет наследника трона (что давалось ему довольно плохо). Власть была дискредитирована в глазах общества. Отнюдь не революционно настроенный поэт Бальмонт пророчески предрекал неизбежность возмездия Романовым: «кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит – встав на эшафот».

Два десятка лет Александр III и его сын пытались повернуть жизнь страны вспять под лозунгом возвращения России на здоровые исторические основания. Лимит на «подмораживание России», на реакцию и застой был полностью исчерпан. Всей своей политикой: в деревне, в среде рабочих, на национальных окраинах – царский режим подготавливал грандиозную социальную революцию: загоняя проблемы внутрь, затыкая рты несогласным, «закручивая гайки», отказываясь от диалога с обществом, подавляя в стране всё, что «движется» и «шевелится». Роптали задавленные чиновниками и превращённые сами в чиновников земцы, возмущались жесткой русификацией и религиозным гнетом поляки, финны, евреи, униаты, староверы, сектанты, ламаисты, лютеране, протестовало студенчество. Аграрный, рабочий, национальный вопросы слились воедино, сочетаясь с деградацией правящей элиты и потерей ею опоры в обществе. Деградировало, несмотря на все усилия власти, дворянство, проедая и пропивая огромные деньги, переданные ему казной за счет беднеющих крестьян. Стагнировала армия, погрязшая в муштре и управляемая бездарными старцами. Происходил рост рабочего движения и назревал социальный взрыв в среде голодающего, нищающего малоземельного крестьянства, отданного царём вновь во власть помещиков. Произошли крупные крестьянские восстания в Грузии и Средней Азии. В 1899 году страна была охвачена первой всероссийской политической студенческой забастовкой. Царские министры – гонители студенчества и душители общественного движения: Боголепов, Сипягин, Плеве, – пали, казнённые пулями и бомбами революционеров, понеся справедливое возмездие за свои преступления, к радости рассерженного общества.

Два десятилетия контрреформ вели к стагнации и разложению царского режима, росту всеобщего недовольства в обществе, страшному обострению социальных конфликтов, вырождению правящей верхушки (погружённой в интриги, коррупцию, взяточничество). Начало ХХ века было ознаменовано всемирным экономическим кризисом, рабочими забастовками, брожением среди деятелей земств, революционизацией крестьянской общины, волнениями на национальных окраинах. Избранные в качестве государственной стратегии патриархальная инерция и тотальные контрреформы отсрочили взрыв, но не решили проблем России, а лишь усугубили их и на время загнали вглубь. Абсолютизм полностью потерял инициативу и во многом лишился поддержки со стороны общества. Ставка императора на дворянство и общину оказалась неудачной. Дворянство частично обуржуазивалось, проникаясь оппозиционными либеральными настроениями, частично – разорялось, деградировало и сходило со сцены. А консолидировавшаяся крестьянская община из опоры трона к началу ХХ века стала его главной угрозой.

«Подмораживая Россию» в политической сфере и возвращая её к крепостническим временам, усиливая сословность общества и влияние в нём дворянства, императорская власть одновременно была вынуждена проводить капиталистическую индустриализацию (чтобы в военном отношении не отстать от Запада совсем безнадежно), насаждала в многонациональной и многоконфессиональной стране национализм. Всё это разоряло дворянство и крестьянство, усиливало зависимость страны от иностранного капитала. Эти две противоположные тенденции во внутренней политике вступали в неразрешимое противоречие друг с другом.

Оппозиция режиму была ослаблена репрессиями, но не уничтожена (как в эпоху Николая I). В Польше, Армении, Грузии, Финляндии, Средней Азии, на Кавказе усилились сепаратистские движения, в земствах росли либеральные настроения, продолжали свою деятельность народники, возникли марксистские кружки. Страну сотрясали крестьянские, рабочие и студенческие выступления. В начале ХХ века начинают возникать как национальные, так и общероссийские политические партии: либеральные, революционные и социалистические (народнические и марксистские), предлагающие свои альтернативы существующему невыносимому и постыдному порядку вещей. И, чем сильнее был гнет самодержавия, тем сильнее противодействие общества, выбирающего революционные пути – ничего среднего не было дано России. Социальная, культурная, экономическая, военная, политическая отсталость России усугубилась за эти два «потерянные» страной десятилетия контрреформ. Мировой экономический кризис начала ХХ века, новый голод в деревне и разгром Российской Империи в войне с Японией (разгром столь же сокрушительный, сколь и неожиданный) сделали системный кризис российского государства всеобъемлющим и очевидным и породили Революцию – прямое и неизбежное следствие реакции двух предыдущих десятилетий.