Осада Карфагена и его падение

Карфаген своей неприступностью был обязан местоположению и искусным защитным сооружениям. По описанию Страбона (XVII, 14–16), Аппиана (Лив., 95) и Орозия (IV, 22), он находился на полуострове большого залива. От материка его отделял перешеек шириной в 25 стадий. От перешейка тянулась к западу длинной и узкой лентой коса. Город со стороны моря был обнесен одинарной стеной. Она проходила по отвесным скалам. Южная часть города со стороны материка, где на перешейке находилась и Бирса (крепость), была обнесена тройной стеной. Археологические исследования обнаружили остатки огромной этой стены высотой в 45 футов (15 м) и шириной в 33 фута (8,5 м), не считая зубцов и башен^{251}. Страбон (XVII, 3, 14) и Аппиан (Лив., 95) сообщают, что внутри стены были стойла для лошадей и слонов. В этих стойлах помещались 300 слонов, 4 тыс. лошадей и располагались склады для фуража и продовольствия. В стенах также находились казармы для 25 тыс. пеших воинов и 4 тыс. всадников. Угол стены загибался к заливу, был слабо укреплен и с самого начала оставлен без внимания.

Воды Тунисского залива омывали южную сторону города. Здесь находилась искусственная двойная гавань: торговая, по обеим сторонам которой тянулись широкие набережные, и военная — круглой формы — Кафон[107]. Гавани соединялись каналом, так что можно было проплывать из одной в другую. Вход в них из открытого моря шириной в 22 м запирался железными цепями (Ann., Лив., 96). Посреди военной гавани находился остров, на котором размещалось адмиралтейство.

^{План города Карфагена.}

Недалеко от военной гавани располагалась рыночная площадь, которая была соединена тремя узкими улицами с крепостью. В северной части города находилось обширное предместье, называемое Мегалией (Мегара). Оно было обнесено валом, примыкавшим к городской стене. Город Карфаген занимал большую территорию — 360 стадий (около 67 км) в окружности.

Разделив между собой участки для ведения боевых операций, римские консулы двинулись на город. Манилий с материка штурмовал стены, Цензорин с кораблей и суши устанавливал лестницы и приспособления в наиболее уязвимом месте стены. «Оба презирали карфагенян… но, натолкнувшись на новое оружие и на неожиданную решимость воинов, они были поражены и отступили. Это было первое, что сразу помешало им, надеявшимся без боя взять город» (Ann., Лив., 97). Вторая попытка консулов также была неудачной. Опасаясь Гасдрубала, который стоял лагерем у них в тылу, римляне разбили два лагеря: Цензорин — под стенами Карфагена, Манилий — на перешейке, у дороги, которая вела к материку. Наличие в глубоком тылу римской армии значительных карфагенских сил действительно очень осложняло осаду. Тем не менее она продолжалась при поддержке флота.

Осенью 148 года Цензорин с отрядом солдат-лесорубов отправился рубить лес для постройки осадных машин (башен), но на него внезапно напал начальник пунической конницы Гимилькон, прозванный Фамеей. Источники (Полиб., XXXVI, 8, 1; Диод., XXXII, 17; Ann., Лив., 97) сообщают, что при этом столкновении Цензорин потерял 500 человек, занятых рубкой леса, и много оружия.

Римляне предприняли новую попытку штурмом захватить город, но опять потерпели неудачу. Вначале, правда, все шло хорошо: засыпав болото и пододвинув к городским стенам две большие осадные машины с таранами[108], они разрушили часть стены. Был уже виден внутренний город. Римская армия ринулась в город, лишь военный трибун Сципион не позволил своим воинам сделать это. На вторгшихся со всех сторон нападали карфагеняне, Сципион со своим отрядом спас римлян от позорного разгрома. Аппиан (Лив., 98) пишет, что «это было первое, что создало ему [Сципиону] славу, так как он оказался более дальновидным и осторожным, чем консул».

Вскоре Сципион вторично спас армию, затем еще несколько раз вывел отряды из критических ситуаций. Слава его росла. Консул же Манилий, как оценивает его Аппиан (Лив., 102), «вообще человек неопытный в военном деле», вопреки возражениям Сципиона вступил в сражение с Гасдрубалом у города Нефериса и отступил с большими потерями (Ann., Лив., 102–104; дион. Касс., фр. 69, 1–6; Плин., XXII, 13, 3).

В целом кампании двух лет войны не увенчались успехом римлян. К военным затруднениям прибавились политические, ибо Масинисса смотрел на Карфаген как на отнятую у него добычу. И без того неважное положение Рима ухудшалось еще и тем, что на востоке против него выступил македонский царь Андриск, мнимый сын Персея, а на западе, в Иберии, — борьбу с римлянами возглавил вождь лузитан Вириат. Андриск одержал несколько побед и вступил в союз с Карфагеном и многочисленными противниками Рима в Греции (Лив., Сод.; L; Ann, Лив, 105–111; Диод, XXXII, 13, 14, 16).

Неудачное ведение войны в Африке стало предметом обсуждения в римском сенате. В Африку направили послов с целью узнать и подробно доложить обстановку. Вернувшись, они способствовали распространению славы Сципиона, рассказывая о большой привязанности к нему войска. Сенат радовался и ждал окончания консульства Цензорина и Манилия, чтобы определить на эту должность Сципиона. Престарелый Марк Порций Катон, скупой на похвалу и щедрый на осуждение, стихами «Одиссеи» (X, 495) так оценил Сципиона Эмилиана и его военные успехи: «Он лишь с умом; все другие безумными тенями реют» (Полиб, XXXVI, 8, 6; Лив, Сод, XLIX; Плут, Кат, 27).

Оценив обстановку в Африке, сенат решил обратиться за помощью к Масиниссе. Но римские послы уже не застали его в живых. Перед смертью он позвал к себе Сципиона (Евтроп, IV, 11; Ороз, IV, 22, 8) и завещал ему распорядиться его царством и наследством. «Масинисса, — пишет Аппиан (Лив, 106), — оставил огромное сокровище в деньгах и большое, хорошо обученное войско; из числа своих врагов Сифакса он собственноручно взял в плен; Карфаген он оставил настолько ослабленным, что мог считаться виновником разрушения».

Царские сокровища, государственные доходы и титул царя по распоряжению Сципиона были отданы в общее владение сыновьям. Учитывая желание каждого из трех законных сыновей Масиниссы, Сципион разделил между ними бразды правления: к Миципсе перешла верховная власть, Гулуссе досталось командование армией, Мастанабе — гражданское управление (Лив., Сод., L; Ann., Лив., 105–106). Более 40 незаконнорожденных сыновей получили подарки. Это разделение сфер правления между наследниками Масиниссы соответствовало римской политике «разделяй и властвуй». Таким дроблением царской власти и имущества царя была подготовлена почва для раздоров в будущем между членами нумидийского двора.

Сципиону удалось убедить среднего сына Гулуссу выступить с огромной армией против Карфагена. Умелые тактические маневры Сципиона и его дипломатия склонили также на римскую сторону храбрейшего из карфагенских полководцев Фамею с отрядом из 2200 всадников (Ann., Лив., 108; Лив., Сод., L; Зон., IX, 27), хотя Диодор (XXXII, 12) сообщает, что Фамея перешел к римлянам с 1200 воинами. Небывалые успехи военного трибуна в сражениях и дипломатии произвели на римских воинов такое впечатление, что они прославляли его, как триумфатора.

С присоединившимися отрядами карфагенянина Фамеи и иумидийца Гулуссы Сципион захватил много добычи и продовольствия (Ann., Лив., 109). Воинская доблесть Сципиона по заслугам была оценена в Риме, и сенат требовал его прибытия вместе с Фамеей. Аппиан (Лив., 109), описывая проводы в Рим, замечает, что «войско провожало уезжавшего Сципиона до самого корабля и возносило молитвы богам, чтобы он вернулся в Ливию консулом, считая, что ему одному суждено взять Карфаген».

В Риме, восхищаясь Сципионом, сенат одобрил его военные действия. Фамея получил почетный подарок: пурпурную одежду с золотой застежкой, коня с золотой сбруей, полное вооружение и вознаграждение в 10 тыс. серебряных драхм, 100 мин серебра в различных изделиях, палатку с полным оборудованием. Ему сулили еще больше, если в дальнейшем он будет оказывать Риму свое содействие. «Он, пообещав иль сделать это, отплыл в Ливию к римскому войску» (Ann., Лив., 109).

Военные успехи римского консула 148 года Кальпурния Писона, прибывшего с опозданием в Африку вместо бывшего консула Манилия, были весьма скромными и незамеченными в сенате (Лив., Сод., LI; Ann., Лив., 109–113; Плин., XXXV, 4). Карфагеняне даже воспряли духом, так как оказались сильнее римлян в сражении у города Гиппагрет. От римского союзника Гулуссы к ним перешел иумидиец Бития с 800 всадниками (Ann., Лив., III). Два сына Масиииссы — Миципса и Мастанаба, хотя и обещали римлянам поддержку оружием и деньгами, но медлили, не зная, как повернутся события. Пунические отряды почти беспрепятственно действовали в это время вне города, захватывая все новые территории. Аппиан (там же) сообщает, что карфагеняне где силой, а где убеждениями овладели всей Ливией.

Карфагенский совет развернул дипломатическую деятельность, стремясь создать антиримскую коалицию. Его старания были небезуспешны. Продолжались переговоры с псевдо-Филиппом Андриском, одержавшим победы над римлянами в Македонии. Одновременно были отправлены послы к нумидийцам Миципсе и Мастанабе, а также к маврам — всех звали на помощь, убеждая в том, что римляне, покорив Карфаген, приберут к рукам и их. Сыновья Масиниссы воздерживались оказывать поддержку римлянам. Однако в Карфагене вскоре возобновилась борьба за власть в среде демократической партийной группировки. Командующий городским гарнизоном Гасдрубал — внук Масиниссы, неправомерно обвиненный в измене — в помощи своему дяде Гулуссе, был убит членами городского совета (Лив., Сод., L). Внутренние разногласия угрожали Карфагену не меньше, чем римляне. Вся армия пунийцев была подчинена теперь Гасдрубалу — главнокомандующему вне города (Ann., Лив., III; Ороз., IV, 22, 8).

Неудачи римлян в Африке и новые приготовления карфагенян вызвали негодования в Риме. Там единодушно требовали послать консулом против Карфагена Сципиона, но он по возрасту не мог быть им избран и добивался должности эдила[109]. И все же, несмотря на ограничения возрастного ценза, народ избрал Сципиона консулом. Плутарх (Моралии, 81,4) сообщает, что «когда он приехал из похода в Рим искать консульства, то был избран не просто как угодный притязатель, а как скорый и верный победитель Карфагена». Назначив Сципиона командующим армией (147 год), сенат полностью доверил ему ведение войны в Африке. Полученное им подкрепление возмещало численность погибших воинов. К тому же он мог взять у союзников столько добровольцев, сколько их сумеет убедить. Короче говоря, в Африку Сципион отправился с солидным подкреплением.

Шел третий год войны с безоружным Карфагеном, а до победы было не ближе, чем в первый день. Это убедительно свидетельствовало о значительном ослаблении военной мощи Римского государства.

В отсутствие Сципиона Кальпурний Писон осаждал карфагенские города, а командующий флотом Манцин стоял у стен Карфагена. «Видя, что одна часть стены оставлена без внимания, там, где шли непрерывной линией труднопроходимые отвислые скалы, из-за чего это место и было охраняемо не так тщательно, решил незаметно подвести лестницы к стене. И, действительно, он их приставил, и некоторые из солдат смело взошли на стену. Так как их было еще мало, карфагеняне, отнесясь к ним с презрением, открыли ворота, выходившие на эти скалы, и бросились на римлян. Но римляне, обратив их в бегство и преследуя, вместе с ними ворвались в город через ворота» (Ann., Лив., 113). С криком радости легкомысленный Манцин и его воины, оставив корабли, невооруженные устремились к стене в предместье Мегалии. Попав в ловушку, римляне уже были готовы к тому, что будут выбиты карфагенянами и сброшены на острые утесы. Но в самый критический момент появились корабли Сципиона. Спасение римских воинов было неожиданным для всех (Ann., Лив., 114). Бездарного Манцина Сципион отослал в Рим, а сам разбил лагерь недалеко от стен города. Лагерь карфагенян во главе с Гасдрубалом разместился на расстоянии немногим более 5 стадий (один километр).

Сципион быстро обнаружил, что в армии царит беспорядок и анархия. Аппиан (Лив., 115) отмечает, что он «не видел у воинов, находившихся под командованием Писана, никакой привычки к порядку и дисциплине, но что они приучены Писоном к лености, жадности и грабежам и что им сопутствуют множество мелких торговцев, которые, следуя за войском ради добычи, делали набеги вместе…». Очистив армию от бесполезных людей, Сципион вернул в ее ряды боеспособность и внушил воинам уверенность в победе.

Консул готовился к важной военной операции: в одну ночь напасть в двух местах на Мегалию, обнесенную стеной. Часть войска была послана в северо-западную сторону, а с другой — юго-восточной — 4 тыс. воинов во главе со Сципионом двинулись с топорами, лестницами и рычагами. Разбив маленькие ворота, военачальник смог с отрядом войти в город. Началось поспешное бегство карфагенян в Бирсу (Полиб., XXXIX; 3; Ann., Лив., 117). В лагере Гасдрубала, расположенном вне стен Карфагена, возникла паника. Пуны очистили перешеек и бежали в город. От оккупации Мегалии Сципион воздержался, так как боялся распылить силы среди садов, каналов и зарослей терновника.

Пунический укрепленный лагерь у городских стен был уничтожен. Римляне овладели всем перешейком, на котором разместился город. Разбив свой лагерь на всю ширину перешейка — «от моря до моря», Сципион отрезал город от материка, лишив его снабжения продовольствием. В городе начался голод. Под руководством консула были построены мощные укрепления, за которыми и укрылась римская армия, готовая к штурму Карфагена. Сознавая безвыходность положения, Гасдрубал для поднятия духа сограждан учинил неслыханную расправу над пленниками-римлянами. Их вывели на городские стены и подвергли ужасным истязаниям — вырывали внутренние органы, отрезали ступни, отрубали руки, сдирали кожу, искалеченных и умирающих сбрасывали со стен. Однако этим жестоким актом пуниец достиг противоположного эффекта: ожесточил римлян и вызвал возмущение горожан, надеявшихся еще на милость победителей. Даже члены карфагенского совета потеряли надежду на пощаду. Гасдрубал же продолжал действовать жестоко, применяя силу и подавляя всякое сопротивление. В его лице в городе окончательно установилась военная диктатура. И все же он в порыве отчаяния решил вести со Сципионом переговоры о мире при посредничестве сына Масиниссы Гулуссы. Цель переговоров — просить пощады для горожан и принять любые требования римлян. Первоначально Сципион отклонил это предложение, но Гулусса убедил полководца, что консульство его может окончиться, и в следующем году будут присланы новые консулы. Консул согласился гарантировать жизнь только Гасдрубалу, его семье и десяти близким ему семьям и разрешил взять с собой 10 талантов денег или всех рабов (Полиб., XXXVIII, 1, 1–2, 9; Диод., XXXII, 22). Пуниец отклонил эти предложения.

Осаждая Карфаген, Сципион решил лишить его всякой связи с морем. Для этого необходимо было закрыть выход в гавань. Римляне начали сооружать длинную насыпь (Ann., Лив., 121; Флор, I, 31, 15, 14). Когда работы уже подходили к концу, карфагеняне в испуге стали рыть новый проход к морю на другой стороне гавани. «Рыли все: и женщины и дети… они строили корабли из старого леса, пентеры и триеры, не теряя ни бодрости, ни смелости» (Ann., Лив., 121). Вскоре карфагенский флот, вновь построенный в невиданно трудных условиях в количестве 120 кораблей, вышел в открытое море (Ann., Лив., 121; Страб., XVII, 3, 15). Флор (I, 31, 15, 15), описывая небывалый героизм пунийцев, восклицает: «Как пламя из пепла потушенного пожара, днем и ночью пробивалась последняя сила, последняя надежда, последний отряд отчаявшихся людей».

Внезапно образовавшийся проход и появление в открытом море столь внушительного флота «настолько испугали римлян, что если бы карфагеняне тотчас напали своими кораблями на корабли римлян, оставленные без внимания, как это бывает во время осадных работ, так, что на них не было ни моряков, ни гребцов, то они завладели бы всем морским лагерем римлян» (Ann., Лив., 121). Но осажденные выплыли в открытое море для демонстрации своей силы и, посмеявшись над своим противником, возвратились в город. Только на третий день карфагенский флот выстроился в море для сражения. Римляне к этому времени привели в боевой порядок свои корабли и вышли навстречу. Пунийцы возлагали большие надежды на это сражение, а римляне рассчитывали на окончательную победу. Однако морской бой был безрезультатным для обеих сторон.

Нанеся большой ущерб вражескому флоту, карфагеняне отступили только потому, что наступила ночь. Утром римляне возобновили сражение и оттеснили неприятеля обратно в гавань, которую со всех сторон блокировали. Ночью осажденные предприняли смелую вылазку и подожгли осадные машины римлян. Ужас и смятение охватили римский лагерь. Испугавшись последствий, Сципион со всадниками объехал охваченные пожаром места за косой и приказал убивать всех убегающих. Карфагеняне же, уничтожив вражеские машины, вернулись в город (Ann., Лив., 124).

^{Бой на улицах Карфагена.}

Римляне возвели новые укрепления, построили осадные машины и продолжали осаду. Так прошло лето 147 года. Сципион решил ликвидировать силы противника и его союзников зимой вне города, так как в Карфаген поступало продовольствие, и осада могла длиться бесконечно. Большую помощь консулу оказал римский союзник Гулусса. Он с боевыми слонами во время военной операции у Нефериса уничтожил до 70 тыс. и взял в плен до 10 тыс. жителей этого города-крепости (Ann., Лив., 126). Овладев приступом после 22-дневной осады Неферисом, римляне лишили ливийские племена надежды на спасение Карфагена. «Эта победа — сообщает Аппиан (там же), — имела очень большое значение для взятия самого Карфагена. Ведь это войско доставляло им продовольствие, и, взирая на этот лагерь, ливийцы чувствовали прилив уверенности. Когда же Неферис был взят, то и остальные укрепленные пункты Ливии сдались полководцам Сципиона или были взяты без труда. Карфагеняне лишились продовольствия и ничего не получали ни морем, ни сушей».

Весной 146 года римляне прорвались через гавань в город. По трем длинным улицам они с трудом пробирались к Бирсе — главной крепости города. Борьба шла за каждый дом, сражались и на крышах. По обеим сторонам улиц стояли высокие, шестиэтажные дома, их отчаянно защищали жители. Каждый дом приходилось брать с боем, как крепость. «Все было полно стонов, плача, криков и всевозможных страданий, так как одних убивали в рукопашном боюл других, еще живых, сбрасывали вниз с крыш на землю» (Ann., Лив., 128). Вскоре в городе возник пожар. Римские воины расчищали улицы от камней, пепла, трупов для проходящих войск. Шесть дней и ночей пробивали они себе путь к крепости Бирсе с кремлем и храмом бога Эшмуна (Асклепия). Там собралось 55 тыс. воинов, безоружных мужчин, женщин, детей. На седьмой день, когда нижняя часть города была сожжена, римляне добрались до цитадели. К Сципиону прибыли послы из храма Эшмуна с просьбой о милосердии. Он даровал жизнь всем находящимся в крепости, кроме перебежчиков. Всех сдавшихся ожидало рабство.

Видя безнадежность дальнейшего сопротивления и желая сохранить себе жизнь, Гасдрубал бежал к Сципиону. Вместе с пунийцем сдалось 36 тыс. воинов. Римские перебежчики подожгли храм и сгорели вместе с ним. Жена Гасдрубала, как передают многочисленные источники[110], вместе с детьми обратилась со стены с речью к Сципиону, в которой обвинила мужа в предательстве отечества, святилищ и своих детей. Произнося эти проклятья, она зарезала своих детей, бросила их в огонь и последовала за ними. Флор (I, 31, 15, 17) восклицает: «Насколько храбрее оказалась женщина супруга-полководца! Схватив детей, она с кровли бросилась в пламя, подражая царице, основательнице Карфагена». Немецкие историки В. Ине и К. Беккер находят этот рассказ слишком театральным и совершенно невероятным. Они предполагают, что женщина с детьми была сброшена с крыши храма римскими перебежчиками в отмщение за бегство Гасдрубала к Сципиону^{252}.

Уничтожением Карфагена руководил сам полководец. «Подумать только, — удивляется Флор (1, 31, 15, 12), — по воле судьбы гороод, которому угрожал дед, был окончательно разрушен внуком!» При виде рушившегося Карфагена Сципион в глубоком раздумье смотрел на горящий город, вспоминая его славную историю, и не мог удержаться от слез. Но это были не слезы сострадания. Это были слезы предвидения — перед мысленным взором полководца предстала гибель Рима. Судьба городов, государств и народов переменчива (Полиб., XXXIX, 6). Таков исход Илиона, держав ассирийцев, персов, мидян, македонян. Предания гласят, что, оторвавшись от мрачных мыслей, Сципион процитировал стихи Гомера (Ил., VI, 448–449) о гибели Трои:

«Будет некогда день, и погибнет священная Троя,

С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама».

Карфаген, процветавший 700 лет, властвовавший над огромнейшей территорией и морем, был предан огню и уничтожению. «О величии разрушенного города можно судить, не говоря уже о прочем, по продолжительности пожара. За 17 дней и ночей едва мог угаснуть огонь, который враги добровольно направили на свои дома и храмы: если не смог устоять против римлян город, должен был сгореть их триумф» (Флор, I, 31, 15, 17).

Вместе с городом погиб и непобежденный народ. Карфаген превратился в кладбище. Это самый страшный пример тотального уничтожения народа. А Рим ликовал. Оценивая торжества горожан по случаю победы над Карфагеном, Аппиан (Лив., 134) сообщает, что «они были так поражены победой, что не верили ей, и вновь спрашивали друг друга, действительно ли разрушен Карфаген?». Эта война, как справедливо отмечает Флор (I, 31, 15, 1), была незначительной по времени и по сравнению с первыми стоила меньше труда, ибо «сражались не столько с воинами, сколько с самим городом. Но по исходу она, безусловно, оказалась величайшей, так как было, наконец, покончено с Карфагеном».

Римский сенат не замедлил послать в Африку послов с целью организации новой провинции — Ливии. Было также указано, чтобы Сципион разрушил все, что еще осталось от Карфагена, и запретил кому бы то ни было там селиться. Место, где стоял город, было проклято, а земля перепахана и засеяна солью (символ вечного проклятия) (Полиб., XXXVIII, 2; XXXIX, 5, 1; Ann., Лив., 135; Ороз., IV, 23, 6). Но никому не было запрещено приезжать туда и смотреть. Римляне хотели, чтобы все видели печальные развалины цветущего города, посмевшего бороться с Римом.

Все города, оказавшие сопротивление Риму и помощь Карфагену, тоже подлежали разрушению. Городам же, помогавшим римлянам, были отданы завоеванные земли.

Расправившись с Карфагеном, Сципион сжег оружие и осадные машины, а также часть кораблей. Это был ритуал в честь бога войны Марса.

Затем полководец принес жертвы другим богам, устроил празднества в честь победы и «по примеру своего настоящего отца Эмилия Павла, победителя Македонии, дал игры, а перебежчиков и дезертиров отдал на съедение зверям» (Лив., Сод., LI). Многие воины, отличившиеся при взятии Карфагена, получили награды. Особо был отмечен Тиберий Гракх и Гай Фанний. Сам же «Сципион по праву заслужил своей храбростью имя своего деда и был назван Сципионом Африканским Младшим — Scipio Africanus minor» (Eutrop., IV, 2).

Победоносно окончив последнюю войну с Карфагеном и завершив все дела в Африке, Сципион Африканский Младший отплыл в Рим, где справил самый пышный в истории Рима триумф. «Этот триумф, — сообщает Аппиан (Лив., 135), — совпал с тем временем, когда справлялся в третий раз триумф над Македонией, так как был взят в плен Андриск…» Это был триумф в честь победы над Элладой, разрушения Коринфа и гибели Карфагена. «После Карфагена никто не стыдился быть побежденным», — писал Флор (I, 23, 7, 1).

^{Виктория — римская победы богиня.}