Начало и первый этап

Вблизи сиракузского стана римляне появились внезапно. Гиерон, возлагая надежды на карфагенян, не ожидал появления здесь римлян и не успел подготовить свое войско к битве. И хотя его конница поначалу действовала весьма успешно, римская пехота, вклинившись в ряды воинов-сиракузцев, рассеяла их. Гиерон отступил. Римляне вошли в Мессану (264 год). Мамертинцы дружелюбно встретили консула (Полиб., I, 11, 4; Зон., VIII, 32, 4). В Мессане был оставлен сильный гарнизон, обеспечивавший безопасность города.

Римские легионеры, захватив ряд сильно укрепленных пунических крепостей, достигли границы владений Гиерон а и Карфагена. Путь на Сиракузы был открыт, и римляне очень быстро подошли к стенам этого города. Но отчаянное сопротивление оборонявших его затянуло осаду (Полиб., I, 12, 4). В это время срок полномочий консула истекал, и он отбыл в Регий (Южная Италия), чтобы оттуда отправиться в Рим. Первый год войны не принес утешительных результатов, которых так ждали в Риме. Вот почему консул Аппий Клавдий не был удостоен триумфа^{182}[26].

Рим придавал самое серьезное значение войне в Сицилии, и военная кампания следующего, 263, года была более масштабной: в Сицилию переправились со своими легионами оба консула — Марк Валерий Максим и Маний Отацилий Красе (Полиб., I, 1, 16)[27]. Небывалый успех сопутствовал им. И пунийцы и сиракузцы терпели поражение за поражением (Полиб., I, 16, 1–8; Диод., XXIII, 4; Зон., VIII, 9, 10). Многие города Сицилии, находившиеся под карфагенским и сиракузским влиянием, слали к римлянам свои делегации с согласием сдаться на милость победителя. Историк Евтропий (II, 10) подчеркивает, что Рим принял тогда под свое покровительство более 50 сицилийских городов. Их добровольный переход на сторону римлян следует рассматривать как стремление освободиться от карфагенского и греческого господства.

^{Первая пуническая война 267–241 гг. до н. э. Бой у мыса Экном в 256 г. до н. э.}

Римляне умело использовали военные силы новых союзников и быстро продвигались в центральные районы Сицилии. Успешно шла и осада Сиракуз. Безвыходное положение заставило царя Гиерона трезво оценить обстановку и просить у Рима мира и союза. Посольство Сиракуз к римским консулам предложило договор о мире (Полиб., I, 16, 5; Лив., Сод., XVI; Диод., XXIII, 4). Он был заключен в 263 году — сначала на 15 лет, а потом навечно. Суть его сводилась к тому, что Гиерон оставлял за римлянами захваченные ими города, отдавал их пленных без выкупа и уплачивал контрибуцию в 100 серебряных талантов[28]. Договор сохранял власть Гиерона над Сиракузами и обширной, но не всей, территорией сиракузского царства. Его владения ограничивались юго-восточной частью острова, на северо-востоке они включали только Тавромений (Диод., XXIII, 4). Так была достигнута ближайшая цель Рима. Вместе с новым союзником он покорил множество карфагенских городов, в результате чего положение Карфагена в Сицилии резко ухудшилось.

Союз с Сиракузами и Мессаной и прочное господство над восточным побережьем Сицилии дали римлянам возможность беспрепятственно доставлять на остров войска и продовольствие, что раньше делать было крайне сложно. Отныне война в Сицилии, представлявшаяся до тех пор очень опасной, стала не такой рискованной и трудной. Рим даже замедлил темп ведения войны и решил послать в Сицилию только одно консульское войско (два легиона) — этого казалось достаточно, чтобы при помощи новых союзников осаждать пунийцев, укрывавшихся внутри крепостей.

Соединив свои войска с войсками нового союзника — Гиерона, римляне начали осаду самого укрепленного города в Сицилии — Акраганта (Полиб., I, 17, 8—13).

Удобное расположение, мощная оборона, обеспеченность всем необходимым делали город неприступной крепостью. Осада длилась семь месяцев, и, несмотря на столь длительный срок, римляне не потеряли терпения, не отказались от намерения захватить Акрагант, так как не испытывали нужды ни в чем. Полибий (I, 18, 5), описывая осаду Акраганта, сообщает: «Жизненные припасы и вообще все нужное собирали и доставляли в Гербес все союзники римлян… так что [римляне] имели все нужное в изобилии». В конце концов благодаря надежному тылу римские войска овладели городом, разрушили его до основания, а жителей продали в рабство (Полиб., I, 19, 15; Диод., XXIII, 7–9, 2; Ороз., IV, 1–6). Теперь почти весь остров, за исключением приморских крепостей, попал под власть Рима.

Поражение пунийцев усугублялось тем, что в их армии начались волнения. Наемники-галлы требовали выплаты задерживаемого несколько месяцев жалования и не скрывали своей готовности перебежать к римлянам. Боясь мятежа, полководец Ганнон не решался наказать их, более того — обещал щедро возместить несвоевременную выдачу жалования и повел четырехтысячный отряд наемников на город Энтеллу (юго-запад Сицилии) якобы для грабежа. Но это была уловка. Предварительно послав к римскому консулу Отацилию своего гонца с сообщением, Ганнон осуществил свой коварный план. Устроив засаду, римляне перебили всех воинов-наемников (Диод., XXIII, 8, 3; Фронт., III, 16, 3; Зон., VIII, 10).

В первые годы военных действий Карфаген проигрывал навязанные ему сражения. Ганнона отозвали из Сицилии и оштрафовали. Его заменил Гамилькар — энергичный и дальновидный полководец. Зная, что римлян невозможно победить на суше, он развернул активные боевые действия на море. Семьдесят карфагенских судов опустошали берега Сицилии и Италии (Ороз., IV, 7, 7). Совершенно парализованной оказалась торговля, что грозило Риму разорением и запустением многих торговых центров — Цере, Неаполя, Остии, Тарента, Сиракуз. Карфаген же компенсировал свои потери в войне захватом римских торговых судов и сбором контрибуции с покоренных ливийских племен.

Вскоре римляне убедились, что не смогут победить пунийцев, не имея боеспособного морского флота. Насколько силен был Рим своими сухопутными легионами, настолько слабым показал он себя перед Карфагеном на море. Создание могучего флота стало первостепенной задачей (Полиб., I, 20, 21), решительным историческим моментом, от успеха которого зависела, без преувеличения, дальнейшая судьба Римской республики. Консулы следили за постройкой судов. В рекордно короткий срок — за два месяца — римляне снарядили 100 пятипалубных и 20 трехпалубных судов (Полиб., I, 20, 9; Флор, I, 18, 2, 7[29]). Такой флот можно было назвать уже многочисленным, он требовал не меньше 30 тыс. гребцов^{183}. Большую помощь в создании и оснащении нового флота оказали Риму союзники — италийцы[30]. Они поставляли корабли и матросов. Для работы были привлечены рабы. На морскую службу набирали и большое число бедняков, лишенных права служить в сухопутной армии (Полиб., VI, 19, 2).

Многое в технике кораблестроения римляне позаимствовали у греков и карфагенян. Но это не значит, что римляне, создавая флот, полностью копировали пунические суда, что утверждают некоторые исследователи. Они пишут, что римские корабелы, не имея опыта в строительстве морских судов, сооружали свои корабли по модели захваченной карфагенской пентеры^{184}. Подобные заявления базируются на сообщении Полибия (I, 20, 15), которое в данном случае нельзя назвать иначе, чем риторическим преувеличением. Прав X. Дельбрюк, отвергающий домыслы о заимствовании римлянами техники кораблестроения у карфагенян. Он считает, что «Рим сам издревле был торговым городом, портом Лациума, и в его гербе красовалась галера; союз же, возглавляемый им, включал города исконных мореходов…»^{185}. Эти мореходы и оказали государству действенную помощь в создании флота. Такого мнения придерживаются многие исследователи^{186}.

Усилия римлян не сразу увенчались успехом. Созданный флот, каким бы многочисленным он ни был, по тактико-техническим данным явно уступал пуническому, главное преимущество которого заключалось в быстроходности и маневренности. А морской бой выигрывал тот, кто первый нападал и успевал потопить вражеские корабли. Успеху атаки карфагенян способствовало и то, что передняя часть их кораблей покрывалась железом. Морские офицеры, лоцманы и гребцы у карфагенян во многом превосходили римских. Но римляне вскоре устранили тактико-технические недостатки своего флота, приделав к передней части корабля подъемный мост — ворон. При помощи такого приспособления морское сражение частично превращалось в сухопутное. Ворон мог опускаться и подниматься, поворачиваться вправо и влево. Более того, подобные приспособления пристраивали на судах с обеих сторон. У специальных устройств — брустверов располагались группы воинов. Когда подъемный мост брал вражеское судно на абордаж, они перебегали на захваченный корабль и овладевали им (Полиб., I, 22). В морских сражениях, таким образом, стала широко использоваться сухопутная армия. Вновь созданный римский флот уже не уступал по своим качествам карфагенскому. Командование флотом было поручено (по жребию) консулу-патрицию Гнею Корнелию Сципиону, а сухопутную армию возглавил консул-плебей Дуилий.

^{Мост-ворон (модель).}

Летом 260 года римляне направили свой флот к Липарским островам. Липарцы обещали изменить пунийцам и сдать римлянам город. Гней Корнелий поспешил с авангардом флота из 17 судов к Липаре. Благополучно приблизившись к городу, римляне умелым маневром карфагенян были заперты в гавани, взяты в плен и вместе с консулом и всеми судами отправлены в Карфаген (Полиб., I, 21–22; Лив., XVII; Зон., VIII, 10, 7).

В такой сложной обстановке командование флотом у мыса Милы взял на себя Дуилий. Началось морское сражение[31]. Хотя римские суда и не были быстроходными и поворотливыми, но применение ворона способствовало успеху. На флоте, как мы уже упоминали, широко использовались боевые качества пехоты. К римским судам невозможно было подступиться ни с одной стороны, так что примененные на судах новшества полностью оправдали себя — римляне обрели несокрушимую силу в море. Пунический флот в составе 130 судов (Полиб., I, 23, 3) под командованием некоего Ганнибала впервые изведал горечь и последствия поражения: было разбито 30 судов, в том числе судно полководца (сам он едва спасся в шлюпке), потоплено 14 и взято в плен 31 судно с 7 тыс. человек, к тому же 3 тыс. воинов противника римляне уничтожили (CIL, I, 195; Полиб., I, 23, 7, 10; Евтроп., II, 10). Победа принесла Риму власть над сицилийскими городами Сегеста, Макелла и окрестными землями. Полибий (I, 24, 2) с восторгом пишет об освобождении этих городов и селений, игнорируя тот существенный момент, что все они попали в не меньшую политическую и экономическую зависимость — теперь уже от Рима.

Первый крупный успех в морском сражении вселил в римлян уверенность в том, что, имея такой мощный флот, они способны окончательно сокрушить врага. Евтропий (II, 10) отмечает, что «никакая победа римлянам так приятна не была, как эта. Ибо будучи непобедимыми на суше, они стали сильными и на море…». В то же время победу при Милах следует рассматривать нс только как выигрыш боя, но и как политический выигрыш демократической партийной группировки, настаивавшей на энергичном ведении войны с Карфагеном — торговым соперником Рима.

В честь крупнейшей по тому времени морской победы, тесно связанной, естественно, с именем консула Дуилия, впервые в Риме отпраздновали морской триумф (Лив., Сод., XVII; Флор, I, 18, 2, 10), а в назидание потомкам на форуме поставили беломраморную колонну, украшенную носами захваченных карфагенских кораблей. На колонне сохранилась надпись, рассказывающая о количестве плененных и потопленных судов, сданного в казну золота и серебра[32].

В 259 году консул Луций Корнелий Сципион отправился на завоевание Корсики и Сардинии — богатых островов, подвластных Карфагену (Лив., Сод., XVII; Евтроп., II, 10; Фронт., III, 10, 2). Во время этого похода особенно проявилась захватническая политика Рима. Завоевывая земли Сицилии, римляне всегда, как пишет Полибий (I, 24, 7), «помышляли и о завоевании Сардинии». Население этих двух крупных, опустошенных пунийцами островов находилось в полной зависимости от Карфагена. Под угрозой смертной казни жителям было запрещено даже сеять хлеб, выращивать плодовые деревья. Все необходимое для пропитания доставлялось из Африки.

Без особого труда римляне покорили Корсику. По пути в Сардинию они встретились с пуническим флотом и заставили его плыть назад, после чего осадили хорошо укрепленный город Ольбию на Сардинии. Однако из-за нехватки сил осада была вскоре снята, консул возвратился в Рим для набора воинов. Пополнив армию, он взял город. Под стенами Ольбии был убит карфагенский полководец Ганнон. Консул похоронил его с почестями.

Как видим, шестой (259) год войны ознаменовался новым успехом. Возглавляемые консулом Сципионом римские воины на правах победителей безжалостно грабили Корсику и Сардинию. По свидетельству Евтропия (II, 10), консул привел оттуда много тысяч пленных. По случаю захвата островов был отпразднован очередной триумф (Евтроп., там же). И все-таки сопротивление местного населения не сразу позволило римлянам прочно обосноваться на обоих островах. Они были окончательно присоединены к Риму и стали его провинцией только после завершения первой Пунической войны.

С прибытием в Сицилию нового карфагенского полководца Гамилькара положение римлян значительно ухудшилось. Он искусно вел войну на суше и на море, причем не столько оружием, сколько умелой политической пропагандой. В результате многие города, селения и общины отпадали от Рима и переходили на его сторону. Разумеется, римляне возвращали захваченные территории неохотно, но вынуждены были покориться превосходящей силе противника. Пунийцы стали полными хозяевами в приморских крепостях.

Затянувшаяся война неблагоприятно сказалась на внутреннем положении Римского государства. Казна была истощена, в связи с чем сенат принудил граждан в соответствии с доходами каждого обеспечить флот матросами и содержать их.

Историки Орозий (IV, 7) и Дион Кассий (Зон., VIII, 11, 8) сообщают о раскрытии заговора в римской армии. Заговор зрел на благодатной почве. Дело в том, что флот был укомплектован частично вольноотпущенниками, а частично морскими союзниками. 4 тыс. матросов-самнитян (из числа союзников), находившихся в городе Риме, открыто выразили свое нежелание служить во флоте. Они составили ядро заговора, конечной целью которого было разграбить и сжечь Рим. К матросам присоединились 3 тыс. рабов, но заговор был подавлен в зародыше.

В 260 году началось крупное восстание рабов в этрусском городе Вольсинии[33]. Оно вошло в историю как война римлян с рабами, к которым примкнули многие вольсинийцы. Восставшие даже захватили власть в городе, правда, ненадолго. Рим вынужден был послать свои легионы во главе с консулом Фабием, чтобы успокоить волнения. Только голод заставил рабов отступить. Консул жестоко расправился с восставшими и сравнял город с землей. Ливий (Сод., XVI) называет действия Фабия удачными. Войне с вольсинийцами в Риме придавали такое же значение, как и войне с Карфагеном. Недостаточность сведений не позволяет глубже осветить антиримские выступления рабов на данном этапе первой Пунической войны. Впрочем, не только рабов, но и италийцев.

Римляне всегда стремились показать союзникам превосходство своей армии. Победы, одержанные над врагом совместно с союзниками, они приписывали себе, хотя, сражаясь плечом к плечу, должны были делить славу поровну. Ущемление гордости италийцев выливалось иногда в откровенно выраженное недовольство. Так случилось, например, после крупной победы у мыса Милы. Полибий (I, 24, 3) сообщает, что «в римском лагере после морского сражения возникли распри между союзниками и римлянами [т. е. между матросами и легионерами] из-за того, кому из них принадлежала честь победы в битве». Решение вопроса о чести победы не просто определяло превосходство в военном мастерстве — оно давало право на львиную долю добычи, на грабеж поверженного противника. Вот что заставляло римлян теснить союзников на задний план. И когда победа у Милы привела к подобным распрям, карфагеняне, воспользовавшись удобным моментом, внезапно напали на римский лагерь и уничтожили около 4 тыс. человек (Полиб., I, 24, 4–5).

Усилив сухопутную армию и флот, римляне успешно продолжали войну. Новые победы принес им 258 год. В Сицилии было взято несколько укрепленных городов — Гиппаны, Митистрата, Каманина, Энна, Камик и Гербес (Полиб., I, 24, 10–13; Лив., Сод., XVII). Карфагенский гарнизон в Митистрате долго сопротивлялся, но вскоре вынужден был оставить город. Жители отворили ворота и сдались, но и к сдавшимся римляне не проявили милости и снисхождения. И тех, кого не убили, продали в рабство, а город отдали воинам на разграбление (Диод., XXII, 9). Камариной удалось овладеть с помощью осадных орудий, так же были захвачены Энна и другие мелкие города (Полиб., I, 24, 12–43).

Окрыленный боевыми успехами и горя желанием быстрее окончить войну, римский сенат решил изменить тактику ведения войны и высадить легионы в Африке. Весной 257 года 330 триер и пентер с 140-тысячным войском (четыре легиона вместе с флотом) под руководством консула Гая Атилия Регула направились к берегам Сицилии, чтобы оттуда отплыть в Африку (Полиб., I, 25, 7; 26, 7).

Командующий карфагенским флотом Ганнибал получил приказ выступить против римлян, но не смог даже выйти из осажденной противником сардинской гавани. Сражение у берегов Сардинии для пунийцев окончилось катастрофой. Большая часть их судов была взята в плен. Побежденного Ганнибала распяли на кресте его же воины (Полиб., I, 24; Лив., Сод., XVII). Так римляне открыли себе путь в Африку.

Летом 256 года римский флот направился к Карфагену. В юго-западной части Сицилии у мыса Экном, по мнению историков, произошло одно из самых больших морский сражений древности. С обеих сторон в нем участвовало около 300 тыс. человек и почти 700 кораблей[34]. Между двумя могущественными державами решался спор о господстве над Сицилией. Противники были абсолютно равносильны, замечает Полибий (I, 28, 5). Единственное преимущество пунийцев состояло лишь в том, что их суда были легче и быстроходнее. В речах, обращенных к своим воинам, полководцы обеих сторон подчеркивали, что их победа в этой жестокой битве приведет к окончанию войны, а поражение подвергнет родину большой опасности (Полиб., I, 27, 1). Жаркая экномская схватка на море принесла успех Риму — еще один крупный военный успех, который был обеспечен многими факторами, и прежде всего новой тактикой римлян. Карфагеняне расположили свой флот растянутой линией на очень большое расстояние. Римские же суда выстроились треугольником (Полиб., I, 26, 13–16). Замкнутый треугольник-клин двинулся на карфагенян, за ним последовал резерв судов и воинов. Построение клином позволило ослабить таранный удар противника, римляне смогли широко применить абордажный бой, в результате которого линия карфагенян была легко прорвана. Подоспевшие из резерва суда решили исход сражения. Пунические эскадры обратились в бегство.

В сражении участвовали, морально поддерживая действующих у них на виду воинов, оба римских консула — Марк Атилий Регул и Луций Вульсон Манлий. Объединив военно-морские силы, римляне окружили врага и взяли в плен 50 судов со всем снаряжением и командой. Кроме того, 30 судов было потоплено. Всего римляне захватили 64 судна, сами же лишились 24 кораблей, причем в руки неприятеля не попало ни одно судно с экипажем (Полиб., I, 28, 12–14). Сражение у мыса Экном еще раз подтвердило возросшее значение абордажного боя — таранный явно потерял свое значение. Посаженный на корабль и умело действовавший в абордажном бою римский легионер одержал победу благодаря нехитрому, но весьма эффективному устройству, каким оказался уже описанный нами ворон.

Поражение Карфагена ускорило вторжение римлян в Африку. Пунические полководцы стремились отдалить его, выиграть время, подготовиться к обороне. Аграрная партийная группировка склонялась к переговорам о мире, и в правительстве Карфагена уже серьезно думали о заключении мирного договора (Дион Касс., фр. 43, 22 — Зон., VIII, 12). Но пьянящий расчет на великие успехи окрылил римских полководцев, и мирному сосуществованию они предпочли войну.

Благополучно прибыв в Африку, римляне осадили город Клупею (Полиб., I, 29; Евтроп., II, 11) в восточной части Карфагенского полуострова. Это застало пунийцев врасплох, так как они ожидали высадки противника на западе своей территории, а не на востоке, где у них поэтому не было обороны. Римляне беспрепятственно укрепились на берегу удобной, защищенной от всяких ветров гавани. С их появлением карфагенян охватило смятение. Флор (I, 18, 2, 21) сообщает, что имя консула Регула всем в Карфагене внушало страх.

Едва ступив на африканскую землю, римляне захватили огромное количество скота, пленных, освободили из плена своих соотечественников. Консулы послали гонцов в Рим — известить о благополучном прибытии в Африку и о взятии Клупеи и получить указания сената о дальнейших действиях. Сенат принял указ о продолжении войны. Консул Луций Вульсон Манлий отправился на родину с большой добычей. «Манлий победителем в Рим возвратился и 27 тысяч пленников с собою привез», — пишет Евтропий (II, 11).

В честь побед в Африке и благополучного возвращения консула в Риме отпраздновали морской триумф. Римляне были уверены в скором окончании войны. Сенат даже дал указание отозвать большую часть флота и половину армии. В Африке остался Марк Регул с 40 кораблями, 15 тыс. пехотинцев и 500 всадниками (Полиб., I, 29, 9; Ороз., IV, 8, 16; Вал. Макс., IV, 5, 5).

Отправка войск, гребцов и пленных в Италию была вызвана, во-первых, невозможностью прокормить большое число людей на вражеской земле и, во-вторых, недовольством воинов, оторванных на длительный срок от своих хозяйств. По этому поводу сохранились интересные сведения у древних историков Валерия Максима (IV, 4, 6) и Ливия (Сод., XVIII). Они сообщают, в частности, что консул Регул письменно просил сенат освободить его от командования на следующий, 255, год. Просьба мотивировалась тем, что его небольшое хозяйство, обрабатываемое наемными работниками (батраками), пришло в запустение. Раб умер, а виллик (управляющий) сбежал, захватив инвентарь[35]. Отказав Регулу, сенат постановил обрабатывать имение за государственный счет. Этот факт характеризует и состояние крестьянских хозяйств во время длительной войны, и положение небольших земельных владений знати. Римская армия в Африке состояла в основном из крестьян. Длительное время находиться вне Италии они не могли, а их недовольство грозило волнениями, поэтому часть армии была отозвана. Борьба Карфагена с римлянами на своей территории осложнялась тем, что против пунийцев восстали нумидийцы. Полибий (I, 31, 2) замечает, что «в довершение бедствия в одно время с римлянами нападали на них нумидийцы, причиняя стране больший вред, нежели римляне». Обстановка вынудила карфагенян возвратить из Сицилии войска, возглавляемые Гамилькаром. Для обороны столицы были сформированы сухопутные вооруженные силы. Полководцы пришли к заключению, что армия, находящаяся в Карфагене, должна быть выведена из города на открытую местность.

Между тем в Африке римляне разоряли пунические селения между Утикой и Карфагеном. Завоеватели принесли с собой разбой, насилие, грабежи, и в этом особенно ярко проявлялся захватнический характер войны. Регул одержал еще одну блестящую победу — у города Адиса (Полиб., I, 30)[36], позволившую за короткий срок овладеть более чем 70 городами и селениями (Евтрога., II, 11; Ороз, IV, 8, 16; Ann., Лив., 3)[37]. Взят был и большой, укрепленный город Ту нет (Полиб., I, 30, 15). Чем дальше продвигались римляне, тем с большей жестокостью разоряли они пунические земли. И вот их лагерь расположился уже у стен Карфагена. Очередному успеху заморских захватчиков сопутствовал переход к ним порабощенных карфагенянами нумидийцев.

Карфаген оказался в критическом положении. С женами и детьми сюда бежали жители окрестных селений, усилив и без того губительное для города смятение. Начались голод и болезни. Правительство Карфагена вынуждено было обратиться к римскому военачальнику с призывом заключить мир (Полиб., I, 31, 3–8; Диод., XXIII, 12; Дион Касс., фр. 43, 24; Евтроп., II, 11; Ороз., IV, 9, 1). В свою очередь Регул не мог с небольшим количеством воинов долго держать осаду. Взвесив все за и против и опасаясь, что преемник отнимет у него славу победителя, он согласился на переговоры.

Агрессивность внешней политики Рима отчетливо проявилась в предложенных Карфагену условиях мира. Римский главнокомандующий потребовал целиком передать Риму Сицилию и Сардинию, вернуть без выкупа всех римских пленных, а пленников-африканцев выкупать за указанную сумму. Кроме того, карфагеняне обязаны были возместить убытки, понесенные Римом в войне, и ежегодно платить дань. И наконец, еще одно условие, поставленное Регулом: отныне друзьями и врагами Карфагена будут соответственно друзья и враги римлян. Такой неравный союз обязывал Карфаген отказаться от собственного военного флота и поставлять корабли Риму (Полиб., I, 31, 5–6; Дион Касс., фр. 43, 24–25).

Послы Карфагена просили хоть каких-то уступок, но Регул был неумолим. Жестокость и надменность римлян вынудили пунийцев отказаться от предложенных условий мира. Карфагенский сенат, еще имея в своем распоряжении армию, флот и неразрушенную столицу, принял решение: лучше погибнуть с оружием в бою, чем согласиться на такой унизительный мир (Полиб., I, 31, 8). В Карфагене стали усиленно готовиться к решающему сражению. Как ни велика была опасность, огромное воодушевление охватило всех горожан. Они обратились за помощью к спартанцам. «Лакедемон послал к ним полководца Ксантиппа, опытнейшего в военном искусстве», — пишут древние историки Полибий (I, 32, 1), Ливий (Сод., XVIII), Флор (I, 18, 2, 23) и Евтропий (II, II). Ксантипп вселил в пунийцев бодрость и надежду на освобождение. Дальновидный полководец, отличный организатор и проницательный стратег, он, изучив обстановку и причины поражения карфагенян, пришел к выводу, что неудачи кроются в неспособности полководцев дать отпор римлянам. Сил же в городе достаточно даже для того, чтобы страну освободить от неприятеля.

Из Сицилии вскоре прибыли отборные войска во главе с Гамилькаром. Они составили ядро вновь набранной армии. Важную роль сыграли связи карфагенян с нумидийцами, которые за золото поставили первоклассных наездников. Драгоценные металлы обеспечивали вербовку достаточного числа наемников. Воодушевленные все той же надеждой на освобождение, карфагеняне доверили командование своими вооруженными силами спартанцу Ксантиппу. Он обучал армию, готовил ее к решающему сражению, что требовало энергичных и длительных усилий. Римский же главнокомандующий Регул со своей армией в течение этого времени бездействовал. Самоуверенность и беспечность римлян привели к тому, что весной 255 года военную кампанию начали не они, а пунийцы, поспешившие навязать противнику сражение с таким расчетом, чтобы Рим не успел прислать помощь.

Уверенные в победе, римляне приняли бой близ Тунета. Силы обеих сторон были уже далеко не равными: пуническая армия состояла из 12 тыс. человек пехоты, 4 тыс. конницы и 100 боевых слонов (Полиб., I, 32, 9). Полибий не пишет о числе римлян, участвовавших в сражении, но по его предыдущим сведениям (Полиб., I, 29, 9) известно, что их было 15 тыс. человек в пехоте и 500— в коннице. Кавалерия и слоны давали решительное преимущество Карфагену.

Тактика Ксантиппа в бою с Регулом сыграла решающую роль и принесла победу карфагенянам. Фронтин (II, 2, 11) замечает, что «Ксантипп одной только переменой позиции повернул ход Пунической войны…». Суть этой перемены заключается в следующем. Пунийцы, превосходившие противника, как мы подчеркивали, конницей и слонами, всегда стремились воевать на холмистой местности, а римляне, сила которых была в пехоте, обычно действовали на равнинах — это как-то уравнивало мощь противоборствующих сторон. И вот тогда Ксантипп вывел свою армию на ровное место. Слоны легко нарушили порядок в рядах римлян, и карфагеняне, преследуя рассыпавшихся конников и пехоту, добились победы. Торжественным маршем армия Ксантиппа вошла в Карфаген, ведя перед собой римского военачальника Регула и пленных воинов. «Позорное поражение, неведомое ранее римлянам: живым попал в руки варваров храбрейший полководец», — со скорбью говорит Флор (I, 18, 2, 23). Из римской армии спаслось только 2 тыс. человек, остальные попали в плен или были убиты (Полиб., I, 34, 7—12; Диод., XXIII, 14, 1–2; Ann., Лив., 3; Евтроп., II, 11; Ороз., IV, 9, 3).

Причины неудач африканской экспедиции римлян следует считать не столько объективными, сколько, по крайней мере в основном, субъективными. Хорошо организованное вторжение не было доведено до конца. Ошибку допустил и сенат, отозвавший из Африки большую часть армии и флота, и Регул, не сумевший заключить важного, на выгодных условиях мира с Карфагеном и не вступивший в союз с нумидийцами, чтобы иметь резерв для пополнения своей армии, особенно конницей. Поражение римлян в Африке объясняется неподготовленностью римской армии и флота к таким сложным военным операциям, а также бездарностью римского высшего командования^{187}. В разгроме римлян признается, кроме того, роль спартанца Ксантиппа[38]^{188}.

Карфаген, еще недавно находившийся на краю гибели, торжествовал и веселился, Рим скорбел о поражении. Был потерян важный и удобный опорный пункт, который мог бы в дальнейшем обеспечивать высадку войск. К тому же римляне бросили на произвол судьбы своих немногочисленных африканских союзников, и карфагеняне расправились с ними, жестоко наказав те города и общины, которые добровольно сдались римлянам, — они были обложены штрафом в тысячу талантов и поставили пунийцам 20 тыс. воинов. Поплатились и руководители городов и общин: 3 тыс. человек расстались с жизнью на виселицах, многих продали в рабство (Ann., Сиц., II, 3; Ороз., IV, 9, 9). Очень быстро было восстановлено карфагенское господство и в Ливии. Гамилькар покорил нумидийские племена. Нумидия была включена в сферу политического влияния Карфагена. Однако африканцы были так беспощадно наказаны и подвергались такому гнету, что через несколько лет они подняли восстание.

Узнав о поражении и взятии в плен Регула, римляне и сенат встревожились, справедливо полагая, что карфагеняне могут теперь мстить, опустошая берега Италии, как сами они опустошали африканские берега. Обеспечение безопасности страны стало основной заботой сената. Его решения были четкими и сводились к восстановлению прежней силы армии и флота. Флот должен был отправиться в Сицилию, а оттуда в Африку, опередив нападение неприятеля на Италию.

Снарядив экспедицию в 350 галер (Полиб., I, 36, 10)[39], римские консулы Марк Эмилий Павел и Сервий Фульвий Петин летом 255 года отплыли к берегам Сицилии. Оставив гарнизоны в сицилийских городах, корабли двинулись в Африку, чтобы спасти остатки армии, все еще находившиеся в Клупее. У мыса Гермейского, близ Клупеи, римский флот встретился с карфагенским, насчитывающим 200 кораблей. В морском сражении римляне одержали победу, потопив и обратив в бегство пунические галеры, а также захватив в плен 114 кораблей с командой. Пунийцы потеряли около 15 тыс. воинов, римляне — 1100 и лишь 9 судов (Полиб., I, 36, 8— 11; Диод., XXIII, 18, 1; Евтроп., II, 12; Ороз., IV, 9). А вскоре Рим одержал еще одну победу — в сухопутном сражении у города Клупеи. После этих событий военные действия вновь переносятся в Сицилию. Так безрезультатно для обеих сторон закончился десятилетний (264–255 годы) первый период войны.