Н.П. Кусаков Памяти Императора

(Полный текст доклада, произнесенного на собрании «День Скорби», 20.07.1969 г., устроенном Комитетом Российской Колонии в Аргентине)

Глубокий смысл наших собраний в «День Скорби»

Итак, еще раз мы собрались в День Скорби.

Давно это было. И было, и все не верится, что это было.

«Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!» — так восклицал церковный вития над отверстым гробом почившего Государя, Петра Великого.

Что видим? Что делаем? — восклицаем сегодня мы.

Что делаем? Оплакиваем гибель Русского Царя, помазанника Божия, носителя идеала христианской государственности, воплощавшегося в жизни нашей Родины. Ужасно это, господа!

Оплакиваем гибель Русского Царя и его семьи, стоя над отверстой могилой Ганиной Ямы[670],куда злодейство революции предательски низвергло тысячелетнюю славу России[671].

День Скорби.

Едва ли какой-либо другой день нашего русского календаря острее вызывает в сердце потребность ощутить локоть соседа больше, чем именно этот день. Скажут, что-де, мол, это просто привычка к традиции, форма, установившийся обычай. Что ж! Каждый мерит на свою мерку, и есть немало людей, суд которых лишь обличает их безрассудство. Пусть говорят, что все дело только в обычае, но дух обычая-то откуда берется?

Я скажу вам откуда: из чистого сердца, рана которого в этот день особенно жжет. Эта рана палит и мучит, и знает сердце, что соприкоснувшись с подобным себе, оно найдет исцеляющую силу. Не бальзам, не лекарство найдет здесь сердце, но импульс к подвигу, способному послужить оправданием, чтобы изгладить чувство виновности, невольно закрадывающееся в душу в этот скорбный день. В самом деле, в общении, в обмене мыслью и чувствами мы надеемся в лабиринте современности найти самих себя, чтобы знать, как чувствовать себя и как себя вести.

Немало десятков лет происходят такие собрания, и наши враги злорадствуют, говоря, что-де, мол, это старички-эмигранты собираются, чтобы потолковать все про то же, про старое, про то, с чем вместе они ушли в область прошедшего, в область забвения. На самом же деле, если бы исследовать все речи, сказанные на наших собраниях, подобных сегодняшнему, если бы исследовать все высказывания, проследить все замечания, с двадцатых годов звучавшие на собраниях, посвященных Дню Скорби, то вы увидите процесс духовного роста Русской Белой эмиграции. Процесс этот протекает исподволь, незаметно. За процессом нашего поседения, старения и умирания, за процессом ухода нашей молодежи «на страну далече», в местный благобыт, — его и не заметишь, однако, как год за годом углубляется наше понимание революции, как усиливается ощущение ее исконной сущности, и духовная ее природа все ясней и яснее обнажается перед нашим внутренним взором.

Значение этого обстоятельства переоценить невозможно, ибо в нем заложены корешки сильного растения, которому имя: восстановление христианской государственности России. А то, что этот процесс протекает медленно, что он совершается внутри «малого стада», а не на широкой арене, — это лишь свойство его природы, всегда наталкивающейся на косность и леность большинства.

Вот и сегодня мы обратим свой взор именно к духовной сути скорбных событий, ибо, — и это мы позволим себе сказать к сведению большинства, присутствует оно здесь, или нет, — если духовная эта суть не будет ясно отпечатлена в сознании, то всякий, кто ей окажется чужд, будет оторвавшимся от ветки сухим листком. Ни Богу достойно душу свою они не принесут, ни памяти доброй они по себе не оставят. Пронесется ветер и развеет их прах, а благополучно прожитые годы будут погребены в развалинах их когда-то уютных домов.

Думая о такой печальной судьбе, поторопимся принять меры, чтобы избежать ее и всмотримся поглубже как в события нашего безвременья, так и в духовную суть ужасного события, воспоминание о котором собрало нас сюда.

Так почему же все-таки в этот день каждое русское сердце стремится к общению со своими людьми? Почему нами овладевает беспокойство, если мы лишены возможности присутствовать на собрании, посвященном Дню Скорби? Думается, что здесь играют роль силы, выходящие за пределы физического учета, силы духовные, не имеющие названия на обыкновенном языке.

Дело в том, что в трагическом событии цареубийства перед духовным взором человечества открылась великая тайна сочетания земных потрясений с событиями космической борьбы, начавшейся еще до сотворения мира. Она прежде всего открылась перед взором русского сердца, нашего сердца. Почему? Потому что на Русской земле, в русском народе, в той его малой части, что собою олицетворяет Россию как землю, как народ, как страну, то есть в судьбе Русского Царя, преломилось течение событий всемирной истории, и события Апокалипсиса разразились на земле воочию всего человечества.

Историческая перспектива

Вы знаете, конечно, что всемирная революция, завершившая свой путь гибелью России, начала свое наступление на христианские народы, прежде всего подступив к тем из них, кто наиболее удалился от Истины веры Христовой. Плод революции впервые завязался в Англии XVI и XVII веков, ибо именно здесь почва оказалась подготовленной благодаря отступлению сначала в римский католицизм, а потом в разнообразные протестантские секты. Следом за тем влияния черного капитала, то есть золота, кровавой пиратской рукой отнятого у обманутых и угнетенных дикарей, влияние династических, а потом религиозных войн создали условия, чтобы именно из Англии впервые раздался философски обоснованный призыв к свободе, равенству и братству, и тотчас вослед за этим здесь же стало возможным провозгласить идею низвержения монархии и теорию, оправдывающую цареубийство, «режисид»[672].

Более трехсот лет с тех пор набирала революция силы, прежде чем ей удалось овладеть Россией, а здесь уже, в последующих событиях обнаружилась дьявольская природа ее.

Более трехсот лет Россия удерживала мировую революцию, связывала ей руки, и за это многолетнее препятствие революция жестоко мстит России, нанося ей неописуемые скорби.

Мстит жестоко.

Вот и сегодня мы здесь собрались по случаю Дня Скорби. Мы только что сказали, что скорби, низвергнутые революцией на землю, прежде всего коснулись русского сердца. Но посмотрите, что же случилось! В эти страшные судьбы вовлеченными оказались не только русские люди, но и сотни миллионов людей, чуждых России и далеких от нее. Тут и немцы, тут и другие народы Восточной Европы, тут, наконец, народы Дальнего Востока. Наконец, трагедия России захватила и Америку, ибо кровавый большевизм внедрился на Кубе. Откуда же? Где же корень этой всемирной трагедии?

Ужасное событие собрались мы оплакивать сегодня. Убит Русский Царь и его семья!

Это произошло 4 июля 1918 года в городе Екатеринбурге, в доме Ипатьева. Известно, что расстрел производил некий проходимец Юровский. Но надо твердо знать, что Юровский был лишь исполнителем. Он был только пальцем, нажавшим преступный курок. Как показывает исторический разбор дела, преступление 4 июля 1918 года произошло в результате действий штаба всемирной революции, ибо Русский Царь исконно стоял у нее поперек дороги, связывая свободу действий злу. Как только Русский Царь оказался в руках агентов всемирной революции, они поторопились лишить его жизни; лишив же жизни Русского Царя, агентура всемирной революции вонзила нож в спину России, и тогда у всемирного злодейства руки оказались развязаны.

Заметьте: если бы, удалившись от престола, Государь Император оставался жив, революция не могла бы так безнаказанно и беспардонно вершить свои судьбы, как мы это видим на протяжении всех последующих лет. Слово Русского Царя продолжало бы звучать тихим голосом мировой совести, и тогда оказались бы невозможными такие акты, которые были необходимы для успеха всемирной революции. Американский президент Вильсон не мог бы выступить в Версале со своим предательским шестым пунктом, в силу которого были преданы в руки большевиков белые борцы[673]. Последовательно, не было бы возможности и для тех обстоятельств, на волнах которого всплыл Гитлер, стоивший жизни миллионам людей; не возникло бы возможности и для тегеранского, и ялтинского, и потсдамского сговора в сороковые годы. Голос Русского Царя удерживал бы мировое злодейство, силы революционного зла это знали заранее.

Чему учит Священное Писание

Русский Царь издавна был предметом их ненависти, ибо именно он был силой, удерживавшей зло, силой, связывавшей его свободу. И они его убили. Убили низко, подло, тайком, убили в такое время, когда для них он не представлял никакой опасности. Разве не был он предан и оставлен почти всеми?

Удерживающий!.. Так говорит Священное Писание.

Апокалиптические вести, говорящие о последних сроках человеческой жизни, находятся как в Апокалипсисе, так и в Святом Евангелии в Апостольских посланиях, а также и в некоторых книгах Ветхого Завета (особенно у святого пророка Даниила). Собственно самое слово об «удерживающем» находится в Послании святого апостола Павла (2 Сол. 2, 7)[674] и издавна понимается как речь об императорской власти, как ее изначально видели во власти Императора Константина Великого.

В XX веке христианская государственность сохранилась только в России, где Православие и монархия взаимно охраняли друг друга, и Русский Царь был предметом боязни и страха всемирной революции, так как он и был тем удерживающим, который не давал совершиться тайне беззакония, которая была в действии еще во время жизни святого апостола Павла! Так издавна толковала этот текст Святая Церковь, так громогласно толковал его святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, так это толкование оказалось подтверждено историческим опытом, ибо когда погиб от руки злодеев Русский Царь, тогда на историческую арену выступил апокалиптический бледный конь со всадником, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним, и дана ему власть… умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными[675].

Мы — дети страшных лет России —

Забыть не в силах ничего[676].

Мы знаем, и помним, и свидетельствуем. Бедствия от безудержного разлития злодейства, пришедшие на Русскую землю после гибели Русского Царя, получают более или менее точное выражение только в словах Апокалипсиса. Ярче того их выразить не могут даже томы и томы описаний от Солоневича до Солженицына, до множества мелких свидетельств, капельками кровавого пота написанных на многих страницах русской белоэмигрантской печати.

Ад следовал за ним. Ад смерти физической и ад смерти духовной. Ад от нищеты и голода, от предательства, от лишения всякой духовной радости, от иссякания любви между людьми, ад материалистического удушья.

Глядя вспять, оценивая покойного нашего Государя как личность, в которой сосредоточилась сила удерживающего, мы с особенной любовью и почтением обращаемся к его памяти. Мы видим в нем помазанника Божия, а далее, с одной стороны — достойнейшего человека, а с другой — доблестного политика, всегда оставшегося честным перед Богом, Родиной и собственной совестью; мы видим в нем и его семье олицетворение всего исторического величия грандиозного тысячелетнего государства, каким была наша Родина, особенно великая христианской сущностью своей государственности и православным бытом русского народа.

Критикам Государя

У Государя было много врагов. Они уже осуждены судом истории. Но у него было так же немало и так называемых добросовестных, доброжелательных критиков. Посмотрим сегодня — чего же они-то стоят.

Истинная мудрость всегда несет на себе знак чистоты, мирной настроенности и скромности (См.: Иак. 3, 7). В ней нет ни показа, ни задора, ни наскока, ни тем более самовозвышения, типичных для демократических политиканов. Отличительные свойства истинной мудрости определяют ее послушливость Закону Божию (См.: Мф. 5, 39) и бесшумное несение скорби (См.: Мф. 5, 11–12; Иак. 1, 2 и мн. др.), почему, когда она бывает предметом наблюдения глубокого и внимательного ума, то склоняет и его к молчанию. Наоборот, умы поверхностные, те самые, которые берут задором, наскоком и самопревозношением, в истинном уме видят свойства только отрицательные, за которые они и выносят уму свой легкомысленный, но жестокий суд, ибо как холодное сердце не знает сердечных движений и не может их понять, так и недостаток ума лишает иного судью и критика возможности оценить недоступную ему мудрость.

Именно эта сторона интеллектуальной и духовной жизни нашей Родины в годы, предшествовавшие революции, привели к тому, что Государь Император и его семья сделались мишенью для критики, обвинений и даже насмешек. Критики и насмешники все быстро замолкли бы, если бы Государь нашел нужным и возможным разговаривать со всеми этими людишками, если бы он стал править Россией путем властительского принуждения, путем силы и беспощадной кары.

Но Великий Государь православной христианской державы до этого не унизился. Это явило его якобы физически слабым. Так слабым оказывается тот, кто верен честности и правде против предателя, не брезгующего то подставить ножку, то ударить носком сапога. И чем выше Государь возвышался над своими врагами, тем жарче разгоралось пламя их ненависти к нему, ибо в его подвиге смирения заключается конечная гибель их гордости. И не избегнут.

Но в то время… В страшной ненависти к подвигу святости они восстали на него и на его семью и убили их.

Мог ли Государь защитить себя и семью? Мог ли он тем самым предотвратить и всю катастрофу? Мог ли он заставить молчать всю ту негодную публику, всех этих речистых политиканов и прогрессивных либералишек, лаявших на него и на Россию из подворотен всяких газет, газеток и газетенок? Мог ли он стукнуть кулаком по столу и привести их к молчанию?

Да, мог… Или нет?

Вот говорят, что стоило Государю по докладу полиции допустить, чтобы были повешены несколько тысяч революционеров-зачинщиков, так удалось бы предотвратить и саму революцию, и цареубийство, и весь последовавший за тем ужас безудержного господства зла и смерти. Повесить бы только несколько тысяч… — говорят молодые умы, неосторожно осмеливаясь упрекать Государя за то, что они называют излишней добротой, словно бы она была причиной государева решения, или же словно бы Государь был лишен политической дальнозоркости. Когда только показались первые только еще цветочки революции, то сами русские марксисты, устами своего бывшего предводителя проф. П.Б. Струве упрекали Государя за его ошибку:

— Он должен был всех нас повесить! — плакали они, в отчаянии глядя на плоды своего просвещения.

Так что же: мог или не мог?

Если бы он был деспотом, то мог бы. Если бы он был монархом абсолютным, в себе воплотившим государство, то мог бы, ибо закон был бы ему подчинен вполне. Но он был прежде всего и до конца православным самодержавным Царем. Вот почему он и знал, что кровопролитием зла не остановишь. Зло врачуется только добром.

Да и в самом деле. Та жестокая мера не могла бы вызвать ничего кроме озлобления, а цель все равно не была бы достигнута. Ведь яд от укуса бешеной собаки уже слишком глубоко проник в тело России, и если зачинщиков были только тысячи, то сочувствовали им миллионы.

Волки в овечьей шкуре и стада овец

Нужно, конечно, осудить это бешенство, но и то вспомнить надо, что бешеный оный волк революционной мысли в русское стадо пришел в овечьей шкуре борца за всенародное благо.

Волка убить не хитрое дело. Трудно с волка овечью шкуру снять, и знаете почему? Овцы в защиту волка вступаются! Все попытки русской мысли снять шкуру с бешеного волка революционной мысли наталкивались на стену защиты, которую вокруг волка устраивали овцы. И волк расхитил овец, разогнал их и внес в их среду бациллу бешенства революции.

Вспомните февраль и март семнадцатого года и скажите — кто же был свободен от революционного бешенства? В ответ остается вспомнить слова псалма: Вси уклонишася, вкупе неключими быша… Растлеша и омерзишася в начинаниих[677].

То был водоворот всемирных событий!

Схваченная этим потоком задолго до роковых годов, Россия могла делать только то, что делает кормчий судна, попавшего в стремнину быстрого потока между скалистых берегов: вести судно, оберегая его по мере сил от ударов о скалы и моля Бога о милости.

Но вот приходит команда, восставшая против капитана, и выбивает у него руль из рук прежде, чем он мог вывести корабль из стремнины на спокойную воду, и вот увлеченный потоком корабль низвергнут и разбит о скалы.

Нет-нет. Не торопитесь из наших слов вывести заключение, будто бы мы верим в историческую неизбежность революции. Мы видим не ее. О чем же наша речь?

Премудрость! Прости!

Господа, вы слышали этот призыв, конечно. Вы слышали его из уст священнослужителей перед теми моментами богослужения, когда Церковь открывает перед верующими Премудрость, — этот дивный венец христианской добродетели. Тогда-то, перед тем как обнаружить Премудрость, Церковь и призывает нас выпрямиться, стать в струнку, как бы в позицию «смирно». Таково значение слова «прости». Церковь призывает нас в эти моменты стоять без небрежной распущенности членов нашего тела, стоять с некоторым напряжением, придающим бодрость, и разумеется, это все относится прежде всего к духовной стороне, ко внутреннему напряжению человека, готовящегося войти в соприкосновение с какою-то великой тайной.

Тайна беззакония

Об этом-то у нас и будет речь. Премудрость! Перед нами обнаруживается великая тайна.

Мы стоим у открытой могилы.

Вокруг пятна крови. Вокруг разбросаны драгоценности. Здесь были убиты люди. Вот кровь детей. Это кровь Царицы. Это кровь Русского Царя. Пятна крови ведут к дому Ипатьева, к подвалу, в котором совершилось убийство, исполненное по замыслу тайного штаба всемирной революции. Недаром же на стене здесь, где убит Император, чьей-то рукою написаны по-немецки дерзкие стихи революционного писателя Гейне, нагло сравнивающие Русского Царя с вавилонским Валтасаром. Здесь же и каббалистические знаки. Кто-то нашел нужным написать все это, несмотря на то, что убийцам не было много времени. Шла война. Город вот- вот должен был перейти в другие руки.

Итак, Русский Царь и его семья были убиты в интересах всемирной революции.

Революционеры делали ее, убеждая весь мир в том, будто бы они стремятся ко всеобщему благу, к счастью, но при этом еще при первом своем успехе, в дни Американской революции 1776 года[678], они высказали о себе страшную правду, ибо благо, несомое революцией, представилось им столь великим, что для достижения его они объявили разрешенными все средства. Когда же теперь, уже после того, что революция стала совершившимся фактом, смотрим на благо, достигнутое революцией, то видим, что выигравшим оказался только принцип атеизма.

В самом деле — не нужно быть очень наблюдательным, чтобы знать, что ни одно из добрых намерений древних революционеров в революции своего осуществления не нашло.

Абсолютный провал принципа свободы, принципа равенства и принципа братства. Нищих стало больше, бесправные умножились. Возникла категория париев, а голод, а нищета… Даже иностранные туристы возмущаются тем, что печать свободного мира молчит о нищете, сковавшей всякий и каждый народ, попавший под власть революции. Боже! Нет сил продолжать. Тюрьмы полны добрыми людьми. Прогресс привел к созданию концлагерей, и те полны, и там места не хватает. Все идеалы революции потерпели полный крах.

Но мы никогда не устанем указывать на одно начало, которое в революции пришло к полному своему торжеству: оно в том, что на том месте, где утверждалась православная государственность, теперь водружено царство, враждебное Богу. На место низвергнутого славословия Христу Богу революция утвердила богохульное отрицание, возведенное в положение государственной религии.

Итак, мы видим, хранителем чего был Русский Царь. Итак, мы видим, для чего они убили Русского Царя.

Премудрость! Прости!

На Русской земле совершилась тайна беззакония, предсказанная святым апостолом Павлом[679], и вот теперь, стоя у открытой могилы Русского Царя, переживая тяжкую скорбь, мы углубляемся в изучение этого события, чтобы, проникнув в самую его сущность, усвоить его внутренний смысл. Сегодня, собравшись ради скорбного дня и не мысля о развлечениях, обратим наш взор в глубину судеб Божиих. Что же увидим мы?

Увидим, что в мире протекает космический процесс борьбы зла против Божественного Добра. Он начался на Небе, когда разделил между светом и между тьмою[680] и когда Сын Божий видел[681], как упал с неба Денница, говоривший: «буду подобен Всевышнему», как сей Денница низвержен в ад, в глубины преисподней[682]. Этот космический процесс затем был отмечен сотворением Адама, грехопадением прародителей наших в раю, многовековой маетностью человечества, которая завершилась Пришествием на землю Сына Божия, Его искупительным подвигом и торжеством Его Воскресения и дальнейшими судьбами Его Церкви, Церкви, созданной Иисусом Христом Сыном Божиим. Космический этот процесс неизбежно завершится полным торжеством Божественного Добра, когда Сын Божий придет во славе судить живым и мертвым, вознаградить добро, наказать зло со всей беспощадностью, которой оно заслуживает, и воцариться во веки в том Царстве славы, которому не будет конца.

Это не есть чье-то мнение, с которым можно согласиться или быть несогласным. Это не принцип, конвенционно положенный в основу доктрины религиозной мысли, это не мистическое восприятие мира и не сознание, порожденное сочетанием священного пламенного внутреннего чувства с доктриной об Абсолютной Силе, сотворившей мир и правящей им.

То, что мы сейчас изложили, есть абсолютная действительность, частью открытая человеку Богом, частью же сохраненная историей в таинственной силе Церкви и пронесенная Церковью сквозь века. Действительность эта подтверждена научными данными палеонтологии и археологии, их младшей сестры — истории, лингвистикой и, наконец, теорией относительности, в которой многое, что до тех пор казалось невероятно, явилось как факты, подтвержденные данными мира трех измерений и пяти чувств. Доказательству этого мы посвятим время в другой раз, сейчас же устремимся дальше в созерцании космического процесса, в который вовлечены все мы.

До тех пор, пока цареубийство и все события русской революции вы не впишете в сочетание с космическим процессом премирной борьбы Добра и зла, все ее события, ее жестокость и ее тщета, всегда будут оставаться выше человеческого понимания, но когда вы увидите это сочетание, тогда все становится на место, все становится ясно и понятно.

Подлинно. Нужно смотреть на премирную сущность действительности жизни духа. Тогда мы узнаем, что в этой действительности, как то видно из Священного Писания, «в космическом процессе борьбы зла против Добра есть два плана: вверху — столкновение основоположительных факторов мироздания и миробытия; внизу — соучастие людей или отражение высшей борьбы среди людей: с одной стороны, происходит небесная брань за чистую истину пребывания всех с Богом, с другой — земная борьба людей ради любви к Богу» (ср.: проф. Н. Глубоковский. С. 113)[683].

Мы знаем, что интенсивность зла будет систематически нарастать по мере приближения окончательного торжества Добра. Будет даже такой ужасный момент, когда будет казаться, что зло вообще вышло окончательным победителем. Зная это, мы не удивляемся тому, что космическая эта борьба развертывается не в желательном для нас смысле, хотя именно через это обстоятельство укрепляемся в сознании несомненной победы Добра в свое время. Среди тяжких земных испытаний Господь ведет Свое стадо к конечной цели небесного торжества, вечной небесной славы.

Наше бытие, как бытие созданий Божиих, стремящихся к утверждению в мире воли и славы Божией ради любви к нашему Творцу и Создателю, может быть плодотворным, может протекать надлежащим образом лишь тогда, если в обстановке протекающей премирной борьбы мы верно найдем свое место, чтобы ничто не смогло сбить нас с пути служения Добру, чтобы нам невольно не оказаться на путях служения злу. Отыскание нашего правильного места зависит от того, чтобы нам во всех случаях иметь правильное рассуждение о происходящем. Вопрос в том, чтобы для нашего нормального бытия, как созданий Божиих, из каждого события мы извлекали правильный урок. Когда же мы присмотримся к оплакиваемому нами событию, то увидим, что наша скорбь служит нам к великому поучению. Давайте же попытаемся извлечь его.

Третий Рим

Русская Белая эмиграция привыкла знать о событии Дня Скорби, но пришло время углубиться в суть события; пора вписать его в великую цепь космической борьбы.

После того как Вседержителю было угодно совершить спасение человеческого рода, полнота Его благодатной силы сосредоточилась в Риме Константина Великого; сосредоточилась церковно и государственно. С падением Рима это средоточие переместилось в Константинополь, где и возник Второй Рим; когда же над Вторым Римом вместо Святого Креста водрузился полумесяц ислама, то Ферапонтова монастыря старец Филофей справедливо наименовал Москву Третьим Римом и сказал: «А четвертому не бывать!»[684].

В этом «А четвертому не бывать!» надо уметь чувствовать не чванство, но ощущение того, что гибель Третьего Рима последует за полным истощением в человечестве тех благодатных сил, которые являются из церковного и государственного средоточия благодатной христианской жизни. Это-то отощание, это оскудение, эта опустошенность именно и привела Россию к событию в подвале дома Ипатьева, к екатеринбургскому злодеянию, к тому, что банда международных проходимцев пустила России пулю в затылок и столкнула ее в Ганину Яму.

Ужасно это!

Но разве это не так?

Посмотрите на русскую литературу перед революцией, на русскую школу, на университетскую жизнь. Посмотрите на то, чем духовно жило наше общество.

Точно надо сказать, что в ту пору никакая виселица не помогла бы России. Государь понимал, что исполнение замысла полиции обозначало бы только напрасное кровопролитие.

Последняя запись Государя лучше всего характеризует тупик, в который нашу Родину загнали материалисты. Вы знаете, конечно. Это последняя запись Русского Царя в его дневнике, и она говорит: «Кругом измена, и трусость, и обман» (2.III.1917).

И вот мы стоим у открытой могилы. Слезы застилают глаза. Рыдания подступают к горлу… Что же, брат, русский христианин, не сдерживай их. Это чистые слезы любви. Пусть они оросят потерянную могилу Русского Царя. Пусть это будет слезой покаяния.

А там, в злорадной свистопляске, получив долгожданную свободу, всемирное зло тогда и низвергло на нашу Родину смерть, и тесно стало на Русской земле от свежих могил. Ушло от нас, невозвратно ушло то драгоценное, ласковое, красивое, доблестное и честное, что содержала в себе наша Родина.

Вы слышали уже наше обвинение. Мы законно обвиняем: в убийстве Русского Царя виновна всемирная революция.

Но одна ли она виновата?.. Было ли место на Русской земле, где Правде Божией было где приклонить главу? Растлеша и омерзишася в начинаниих. Вси неключими быша: несть творяй благостыню, несть до единого[685].

Кто же свободен от вины?

Ужасно теперь говорить это, но будем иметь смелость глядеть правде в глаза: ведь нет никого из современников события, кто так или иначе не был бы причастен к виновности в том, что совершилось в ту ночь 4/17 июля 1918 года. Вот потому-то и не осталось ни одного слоя в русском народе, который не понес бы своей кары, страшной кары, низвергнувшейся на Россию, но до сих пор нет равной меры между грехом и карой, ибо чьими бы руками ни было совершено гнусное злодеяние, оно явилось выражением греха нашей Родины перед Богом, и напрасен был бы труд, если бы кто попытался вписать это событие в какие-то ясные рамки, в какие-то измерения. Надо прийти к созерцанию всей космической трагедии, видеть то, что предшествовало цареубийству, видеть то, что за ним последовало. Тогда вы увидите, что за страница перелистнулась в книге истории мира, когда оказалась повергнута на землю слава Третьего Рима…

И когда Агнец снял четвертую печать… я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть… умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными[686].

И все мы несем скорби, и нет никому покоя.

А молодежь?

Но неужели же виновно и юное поколение? Не прав ли молодой задор, который говорит: «Что вы меня призываете каяться в грехе революции, когда я родился после нее, да и России в глаза не видал!..» По-своему молодой задор прав, но разве и молодое наше поколение не несет на себе травмы потери Родины? Конечно, у юности нет времени замечать эту травму, но мы-то ее уже видим на молодом поколении, и опыт наш учит, что в свое время эта беда так или иначе выйдет наружу. Как же так? Как же грех отцов может упасть на сынов и на дщерей? Обратимся к мудрости святых отцов.

«Когда услышишь о преступлении Адама и Евы, — понимай его так: в начале подверглись ему собственно они; ныне же подвергаемся ему в духе мы, я и ты» (святой Марк Подвижник, у епископа Игнатия Брянчанинова. T.V.C. 151)[687].

Вот что надо твердо запомнить. События прошлого не уходят бесследно. Они все отражены в современности. Наше отношение к этим отражениям определяет и наше отношение к их действительности в прошлом годов и столетий.

Вы увидите это из следующего примера. Екатеринбургское злодеяние не есть первый в истории случай цареубийства. Во время английской революции, в 1649 году, король Англии Чарльз I был предательски выдан в руки своих врагов парламентаристов-кромвелевцев. Они его осудили и казнили. Это было первое цареубийство, в котором виновна демократическая революция. То было 320 лет тому назад. Виновны ли современные поколения англичан в кромвелевском цареубийстве? Судите сами.

На этих днях (1 июля) Английская Королева Елизавета II возвела в достоинство принца Уэльского своего старшего сына Чарльза. В свое время он должен будет стать Королем Англии, приняв наименование Короля Чарльза III.Печать разносит по всему миру слова каждого, кто знаменит. Донесла она до нас и мнение принца Чарльза о своем предке, казненном революционерами.

«Чарльз I отнюдь не был целиком ни великолепен, ни невиновен. Я восторгаюсь Кромвелем!»

Неправда ли, было бы лучше, если бы принц Чарльз не приходил в восторг от Кромвеля? Пусть этот пример даст каждому из нас возможность задуматься над собственным сердцем, чтобы видеть степень своей виновности по отношению к екатеринбургскому злодеянию.

Было время, скажем — двадцатые годы, когда налицо были люди всего русского народа, поголовно принявшие участие в событиях революции. Относительно того начавшего уходить поколения трудно отвергать мысль о поголовной виновности русского народа, но последующее поколение, тогда еще не жившее, а теперь уже начинающее седеть? Но поколение, последовавшее за ним? Можно ли этим людям вменять виновность?

Нет, нельзя. Но мысли и чувства каждого из этих людей способны обвинять или же оправдывать их так, как принц Чарльз обличил свою виновность в цареубийстве, совершенном в Лондоне в 1649 году.

Говоря о русской революции, нельзя заявлять себя сторонником революции и противником монархии и в то же время говорить против цареубийства. Отрицать желание цареубийства, заявляя желание революции и отрицание монархии, может только политический неуч, не знающий истории революции, да еще религиозный недоросль, до сих пор не дошедший до понимания прямой зависимости революции от богоборческого, антихристианского импульса. Может человек с холодным сердцем, не понявший до сих пор, что революция не могла бы найти модуса для сосуществования с личностью помазанника Божия и носителя идеала христианской государственности, существующей для славы Божией.

Пусть же каждый из нас найдет в себе мужество спросить у своего сердца… Представьте себе себя стоящим в царском карауле на станции Псков. Вы видите, как к Государю нагло входят представители Думы… Что же нам подсказывает сердце: преградить им доступ, вытолкать их в шею, или же оно склонно хладнокровно рассматривать вопрос и беспристрастно решать предмет: резонно или не резонно мыслила тогда Дума, когда она добивалась власти? Или может быть, прав был Милюков, нагло вопрошавший об измене и о предательстве? Или может быть, приняв ученый вид, надо нам заняться вопросом о том, что же делать с отжившей формой государственной жизни?.. Или же мы станем обвинять Государя за то, что он не распорядился повесить всю думскую делегацию, как не распорядился он повесить те тысячи революционных вожаков?

Да, мало кто невиновен перед Русским Царем.

А ведь вина перед ним есть вина передо всем русским народом, повергнутым с тех пор в глубочайшую скорбь. Вот и мы здесь собраны ради Дня Скорби.

Скорби окружают нас со всех сторон.

Скорби теснят нас и вяжут нам руки. Скорби нарастают, ибо не стало того, кто удерживал зло, кто был удерживающим… ибо он взят от среды[688].

Будем же нести нашу скорбь в покаянии, следя за собою, вытаптывая в сердце своем большие и малые следы ложного отношения ко всем событиям прошлого, ко всем отражениям даже малейших граней прошедшей действительности, ведшей Россию к Ганиной Яме.

Как сын воспринимает на себя долги отца, так и мы должны воспринять на себя ответственность за прошлое, а восприняв эту ответственность, сделать исправления, которые должны были быть сделаны, но до сих пор еще остаются не сделанными.

В чем же суть покаяния?

Мы немало слышали о покаянии, но мало понято самое его дело. В чем же суть покаяния? Бить себя в грудь? Послушно твердить «мэа кульпа»[689], даже не поняв своей вины? Изнурять себя постом? Поставить себя на столп для неизменного пребывания в молитве? Кто опишет, какими внешними путями поведет человека его сердце, когда Бог ему даст согреться внутренним обращением.

Действительно, ожидаемый от нас акт покаяния состоит во внутреннем, а не во внешнем. Требуется внутреннее обновление, совершить которое, собственно говоря, довольно просто. В пользу этого обращения говорят все данные, обнаруженные перед нами в событиях современности. Акт внутреннего обращения состоит в том, чтобы каждый из нас переменил свой взгляд на окружающий мир и на самого себя.

Революция сделалась возможна не только по той причине, что кто-то целиком отрекся от Бога, назвав себя атеистом. Как бы важным ни был этот безумный акт, гораздо большее значение для успеха революции было то, что ценности земной жизни, жизни временной, приобрели в глазах русской общественной мысли значение большее, чем ценности жизни вечной. Вот где «мэа кульпа» русской общественной мысли. Само христианство стало оцениваться как учреждение, призванное облегчать человеку его земную жизнь и облагораживать ее, — и только. Качества человека стали оцениваться в зависимости от его служения земным интересам, и даже Церкви были предъявлены требования не столько заниматься душепопечением, сколько земным благотворением. Больше, чем чем бы то ни было другим. Те, кто звал к Царству Небесному, потеряли популярность.

Отвержение вечности есть то абсолютное миролюбие, которое во время земной жизни Богочеловека толкнуло иудейских первосвященников завершить свои злодеяния отвержением Христа и Богоубийством, а в последние времена мира то же самое отвержение вечности толкнет миролюбцев принять антихриста и воздать ему божеские почести, как то предвидел Христос Бог, сказав: Аз приидох во имя Отца Моего, и не приемлете Меня: аще ин приидет во имя свое, того приемлете (Ин. 5, 43) (см.: Еп. Игнатий Брянчанинов)[690].

Удивительно ли, что общество, отвергнувшее вечность, не распознало волка в овечьей шкуре? Удивительно ли, что оно пришло к революции, а Россия оказалась низринута в Ганину Яму? Наш Царь убит. Наш народ терпит скорби.

Выход мыслим только через покаяние.

В чем же оно? — спросим еще раз.

Нужно ли говорить, что настроение миролюбия продолжает бытовать и в наших сердцах. Мир живет, чуждаясь вечности, и если мы говорим о покаянии, то его-то и надо осуществить в том смысле, чтобы омирщвленное, материалистически настроенное, земное мировоззрение подвергнуть коренному изменению, внести в него переворот. Нужно обратиться к вечности!

Да. В событии екатеринбургского злодеяния мы увидели отражение исконной космической трагедии. На минуту для нас разверзлось Небо, и извечная борьба зла против Добра явилась нам как причина страшных событий, происходящих у нас на родине. Мы коснулись чувства, говорящего, что страшные судьбы, о которых идет речь, есть наши судьбы, есть судьба каждого из нас, ибо судьба каждого русского человека вписана в ту грандиозную картину, что изображена в Библии.

Да. Перед нами разверзлась дверь в вечность, и этот мгновенный блик, подобный свету молнии, освещает нашу задачу, ставит перед нами ясную цель: ощутить свою сопричастность с вечностью, уже окружающей нас. Отсюда выясняется и задача: каждому ощутить себя существом, предназначенным к соучастию во вневременной Победе Добра и именно по этой причине подвергающимся страшному нападению сил зла, в конце концов обреченного на страшное и беспощадное истребление.

На протяжении долгих десятилетий эмигрантского быта мы привыкли рисовать себе будущее в форме легкой и быстрой победы, которая осуществится в давно понятных нам формах, здесь и теперь. До сих пор, к сожалению, не смолкли речи, говорящие о той или иной форме реставрации, связанной с низвержением большевизма. До сих пор у нас продолжают говорить о том, как на белом коне Русский Царь въедет в белокаменную Москву, и если так толкуют легкомысленные единицы, то в принципе мы внутренне все согласны в том, что какой-то неизвестный ветер понесет нашу ладью против всемирного потока зла. Почему? На основании какого закона? Нет ответа.

Господа! Станем говорить отчетливо и прямо, и мы должны будем понять, что прежде чем маленькие побеги добра пробьют путь к ожидаемому нами торжеству России, всему миру, очевидно, придется пройти через пропасть глубокого падения в ров зла, а выйти из него мир сможет только при условии, если силы добра окажутся достаточно сильными, чтобы выдержать предстоящие испытания и восторжествовать в предстоящей борьбе. Это торжество возможно только для тех, кто беззаветно предан Христу Спасителю, а беззаветно преданным Ему может быть только тот, кто способен презреть все блага временной жизни ради Царства славы в вечности.

Путь наш впереди долог. Он изнурительно труден. Это… путь узкий и прискорбный.

Все то, из чего могло произрасти добро, было подавлено злом сначала в 1920-е годы, а потом в 1941—45 годах. Подавлено злом не только в силу количественного превосходства, но также и в силу качественной недостаточности предложенного добра. Речь шла о поверхностном, точно говоря — о производном добре. Живое слово о вечности если и произносилось, то так неслышно, что до народной массы оно не дошло. Была искра, но она не попала на сухой трут, и пламя не вспыхнуло. Не возникло духовное возрождение.

Но допустим теперь, что какое-то число из нашего стана с помощью Божией стало в русло интегрального добра, стало на путь жизни в русле Добра, Истины и Красоты. Можно ли этому малому стаду гарантировать скорое торжество? Будет ему обеспечена победа?

Увы. В перспективе не видно. Почему?

Потому что в ночь 4 июля 1918 года в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге прогремели роковые выстрелы… и отверзе Ангел четвертую печать… и се, конь блед, и седяй на нем, имя ему «смерть»: и ад идяше вслед его[691], и пришло отступление, в котором открылся сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога[692].

Посмотрите на разлившееся в мире безумие примирения со злом, посмотрите на безумие бесчинствующего студенчества, на целое движение сопротивления всему, что до сих пор было авторитетным, посмотрите на общую воленаправленность к самопревозношению. Вникните в его суть, и вы увидите, что корнем и здесь является отказ от вечности. Безнадежность временной жизни. Пустота. Но всмотритесь, и вы увидите, что отсюда происходит мысль, присваивающая человеку первенствующее место в мироздании, и вы увидите, что в переживаемые нами дни этот беззаконник, антихрист, имеющий явиться лично, сегодня является в виде некоего знамения в студенчестве, восставшем и на своих родителей, и на своих учителей. Почему восстало это студенчество? Потому, что прежние поколения не принесли покаяния в том, как они презрительно говорили о христианской морали: «Nous avons chang? tout cela!» («Мы переменили все это!»).

Ложные чудеса

Священное Писание предупреждает нас, говоря, что пришествие этого беззаконника, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением[693], и мысль об этом непрестанно является перед нашим взором, когда мы сегодня видим, как беспомощный, бескрылый человек сегодня делает вид, что он покорил себе пространство.

Не станем истощать красноречие. Факт является общеизвестным: человек на Луне!

Чудо это является ложным, так как полет совершил не человек, а аппарат, управляемый трудом сотен тысяч людей, по-прежнему сидящих на земле. Но люди верят, и ложное это чудо дает повод всему миру материалистов ликовать, ибо они, «обольщенные неправдой», увидят в этом ложном чуде торжество мысли, отрицающей жизнь духа. Но дух от этого быть не перестает.

Мы испытываем чувство людей, стоящих на островке, затопленном наводнением. Если мы попытаемся связать воедино все измерения событий, открывшихся нам, русским людям, русским православным христианам, в узле, сплетенном революцией, цареубийством, всем последовавшим террором и, наконец, нынешними днями, когда вот-вот над миром разразится атомный пожар, то мы увидим, что вот-вот выйдут у возгордившегося человека из подчинения силы Нечаевых, Бакуниных, Лениных, Фиделей Кастро с Геварами, с Брежневыми и Мао-Цзе-Тунгами. Мы бессильны остановить надвигающийся вал.

Предусматривая в событиях современности начало событий, образно предначертанных в Апокалипсисе, событий, ведущих к ужасам последних дней, как Господь говорил (см. Мф. 24-ю главу и все параллельные места), — многие сердца в трепете вопиют, что все теперь пора оставить, все пора бросить, ибо пришла пора высоко поднять факел света Христовой истины. Пришла пора заботиться лишь о том, чтобы быть достойными христианами последних дней в открытом исповедничестве Христовой Истины, и стоять в нем, пока еще свобода не вполне угасла в мире.

Сквозь донельзя сгустившийся мрак, из дали смятенных годов на нас смотрит Русский Царь. Его все еще свежая могила привлекает наш взор и в малой картине, открывающейся нашему взору, является дивное зрелище: Русский Царь требует от нас, чтобы мы помнили о Родине, и луч света, скрестившийся на царской могиле, гремит к нам словом древних патриотов, возглашавших:

Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего[694].

Будущее в руках Божиих. Этим все сказано. Мы продолжаем надеяться, что, пройдя сквозь тяжкие испытания, мир, через подвиг России, восстанет во славе христианской государственности, и Россия снова вознесется во славе Третьего Рима. Но нам ли или нашим детям и внукам в их старости это придется видеть, все равно, — это торжество возможно только тогда, если мы все теперь будем стоять в святорусском подвиге. Поэтому-то сейчас так и важно приготовиться к той страшной обстановке, когда люди окружены злом и когда зло пронизывает каждую клеточку общественного организма.

Нет нам пути забывать Россию

Вдохновенные благочестием наставники с горячностью призывают всех к вере, говоря, что только вера и Церковь спасут Россию. В горячности этой они, однако, забывают сказать, что вера без дел мертва есть[695].Дела наши показывают веру, и если мы забудем о России и ее судьбах, забудем, что там попрана Правда Божья, что там злодеи надругались над святыней Христовой Церкви, что там водворился ад, если делом не явим своей непримиримости, своего намерения восстановить Россию, — то тем самым и покажем, что вера эта мертва. А мертвой верой все равно не достичь спасения.

Нет нам пути забывать Россию, хотя бы даже и ради собственного спасительного подвига. Да ведь и подвиг-то этот может быть совершен только тогда, когда он сочетается с заботой о ниспровержении власти зла, утвердившейся на Русской земле. Без мысли о России спасительный подвиг совершить невозможно, ибо чувство скорби о ней в постигшей ее судьбе может утерять только холодное сердце, а с холодным сердцем в число спасенных не войти.

А что Россия есть страна судеб Божиих, то об этом знамением служит факт, что перелом в событиях истории, когда явилось сочетание между космической борьбой Добра и зла и судьбами людей, произошел именно в России, а печатью послужила страшная судьба помазанника Божия, Русского Царя.

В этом событии явлено, что восстание революции было нацелено не против прежнего правопорядка, но было восстанием против Бога, хранителем священных принципов Которого в христианском государстве был наш Император.

Сегодня он смотрит на своих слуг и спрашивает:

— Верны ли вы святорусской христианской государственности, или же и вы сдались перед волною наступающего зла? Где и как может побеждать Добро среди людей, если ему негде будет поставить ногу на земле?

Что ответишь ты в сердце своем, русский человек?

Спасаясь, да спасет свою душу[696]! Но помни при этом, что святорусский подвиг неотделимо вплетен в пути спасения, и худо будет тому, кто ради высоких целей забудет о нашем разрушенном Иерусалиме, Святой Руси, почему мы и взываем вместе с пророком:

Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя[697]!

И что бы ни говорили внешние, наш ответ прозвучит сегодня теми же словами, которыми в свое время потряс сердца тогдашний архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий):

«Мы верны Христу и святым Его, и Родине, и самодержавию, и исконным упованиям наших предков независимо от того, какая внешняя участь ожидает нас и Россию. Являемся ли мы первыми провозвестниками народного возрождения, предтечами славного будущего, когда Россия снова будет русскою и православной благовестницей Христа для всей Азии и юго-востока Европы; или мы, напротив, последние исповедники этих высоких и святых побуждений в развращенном мире, обреченном вскоре на конечную погибель от червонных валетов богоборческой революции, но мы останемся верны тому, чего требует от нас Божья Правда, и не здесь, а на Небе ожидаем себе венцов.

Мы будем радоваться, если образумившееся общество и народы будут дружно возвращаться к христианским основам во всех областях жизни; мы будем горько плакать, если зараза безбожного и безнравственного восстания русских безумцев против своей Родины будет и дальше умножаться, как чума.

Но если и огромное большинство добровольно кинется в эту погибель, как панургово стадо, как гадаринские свиньи, то мы за ними все-таки не пойдем»[698].

Эти слова были сказаны больше шестидесяти лет тому назад. С тех пор события далеко ушли в печальном направлении, предсказанном тогдашним наставником русского народа. Увы, слишком мало было тех, кто оказался верен его словам, и теперь события заставляют каждого помышлять о близости страшного времени полного исчезновения Правды, Добра и Красоты из жизни человечества. А мы будем продолжать нашу борьбу.

Отдавая все духовные силы спасению для вечной жизни, мы ради славы Божией не покладая рук будем продолжать служение благолепному храму Святой Руси, и верим, что если Вседержителю будет угодно удостоить нашу Родину великой чести — за несомый ею подвиг мученичества, за страдания Русского Царя и его семьи, и России, — как Третий Рим, вновь подняться светочем всему миру, то тогда Господь не забудет Своих верных рабов, по примеру своего Царя сохранивших верность земной Родине до гробовой доски. Это так и да будет, ибо Святая Русь есть земной храм вечной славы Божией. Это ее судьбы являются отражением судеб космической трагедии, совершающейся в мире, отнележе[699] мир бысть[700].

Спасительный подвиг совершается нами в обстановке окружающего нас физического мира. Даже монаху нет сил уйти от мира в наше лукавое время, а скитаться в горах и пустынях — у кого есть силы? Так что же? Складывать руки? Безразлично смотреть, как враг расхищает наше духовное богатство?

Нет! С нашей стороны нужна агрессия. Обстановку, нас окружающую, мы должны так перестраивать, чтобы она по возможности меньше препятствовала спасительному подвигу. В идеале и в цели это обозначает следование святорусским путем к цели утверждения христианской государственности, с преодолением всей бесконечной вереницы больших и малых к тому препятствий. И это так везде и всюду и в любых условиях.

К этому подвигу мы сознаем себя призванными сегодня, как и полвека тому назад. Так и сынам и внукам своим отныне завещаем всегда пребывать в этом подвиге.

Мы собраны здесь ради Дня Скорби.

Скорби Господь посылает для того, чтобы мы воспользовались ими для Господней же славы. Апостол поучает: Скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование, упование же не посрамит[701].

Восклонись же брат, русский человек! — как тебя учит Спаситель в Своей речи о бедствиях последнего времени, и бодрствуй[702]. Бодрствуй ко славе Божией в подвиге Святой Руси, Третьего Рима. Помни, что Истина Христова на земле нуждается в форме, которою ты поэтому пренебрегать и не смеешь, и знай, что раз на нашей стороне Истина, то бесспорно и наше торжество. Как славен подвиг солдата, водрузившего знамя на стенах крепости побежденного врага, так же славен и подвиг солдата, совершившего только малый долг сторожевой службы.

Годы пройдут или десятилетия… Не все ли равно? Мы все так же будем верны Христу, и Родине, и самодержавию до гробовой доски. Наш подвиг сочетается с премирным подвигом сил Света, ведущих космическую борьбу ради любви Христовой.

Страшным был голгофский подвиг Русского Царя и знаменателен тем, что проведен был весь путь подвига в духе верности Христу Богу.

Да останется же навеки светлою память Государя Николая Александровича и его семьи. Да упокоит Господь их души. День их мученической кончины — это поворотный пункт истории. Будет ли миру еще дана отсрочка или нет, то знает один Господь Бог, но никто и ничто не отменяет нашего долга.

Ныне, украшенные венцами мучеников, Царственные страдальцы предстоят Престолу Царя царей[703] и, видя муку верных сынов русского народа, вопиют ко Вседержителю: Доколе, Владыко Святый и Истинный, не мстишь живущим на земле за кровь нашу[704]?

Судьба же Царственных мучеников вооружает нас примером. Свое стадо Господь ведет среди земных испытаний к конечной небесной цели, почему и смерть за Истину Христову ведет к жизни. Пойдемте же путем святорусского подвига, смело глядя в лицо жизни, с неуклонной верой в окончательное воссияние полного торжества Истины, Добра и Красоты во Христе Иисусе.

Не бойся, малое стадо[705].

С нами Бог!

Н. Кусаков

4/17 июля 1969 г.