3. Восстания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

По плану «бюро военных организаций», председатель которого Калашников давно уже находился в Иркутске, в пепеляевской армии, отводимой в тыл, должны были одновременно, в момент разрухи отступления, вспыхнуть восстания: в Томске, Новониколаевске, Красноярске и Иркутске. Частично этот план и получил осуществление, но не в том виде, как предполагали зачинщики переворота.

Началось в Новониколаевске 6 декабря. Председатель Совета министров в своей телеграмме в Иркутск характеризовал его как «безумное выступление кучки офицеров под лозунгом мира с большевиками». По словам Сахарова, восстание было как бы провоцировано Ан. Пепеляевым в целях воздействия на Колчака. Предположение это, конечно, неосновательно. Но выступлением полк. Ивакина Пепеляевы воспользовались для того, чтобы охарактеризовать настроение 1-й Сибирской армии и вынудить у Верховного правителя решение объявить о созыве Земского Собора: «Идея Земского Собора, — говорил Пепеляев в том же сообщении Совету министров, — ультимативно развита первой армией». Совершенно прав, однако, Сахаров, когда говорит, что самочинное действие войск под начальством полк. Ивакина было инспирировано и подготовлено теми эсерами или эсерствующими, которые гнездились в военной тайной организации при штабе Пепеляева. Прокламации сибирского военно-социалистического союза поразительно совпадают с творчеством якушевской группы во Владивостоке — это были эсеровские прокламации20. Одна из прокламаций с чрезвычайной наглядностью показывает, что инициаторы восстаний рассчитывали не столько на идейное содержание своих воззваний, сколько на психологию усталости от гражданской войны, при которой призыв к окончанию борьбы мог найти отклик даже в офицерской массе. В воззвании, выпущенном от анонимной «офицерской группы», прямо говорилось:

«Что нам до спасения России, когда 99% не хочет ее, а кто хочет, он желает сделать ценою тысяч жизней других, но никак не своей... Будет, ни капли крови больше — и начнем переговоры с большевиками о мире в залитой братской кровью России. Этим мы в тысячу раз сделаем лучше для России, чем то, что хочет кучка болтунов-созидателей великой России. Бояться нечего: наши требования поддержат народ и братья-чехословаки... Медлить нечего: начнем с Томска. Эти воззвания рассылаются во все части гарнизона, и начальники частей... должны собрать офицеров и взводных 6 декабря...»21

В изображении Сахарова, инициатор новониколаевского восстания — наивный 26-летний офицер, уверенный, что вся Сибирская армия «эсеровская», и рапортующий об этом даже главнокомандующему [с. 188]. Сахаров рассказывает, что до Колчака дошли слухи, что этот «полумальчик», начальник дивизии собирается его арестовать. Колчак вызывает к себе Ивакина и около часа говорит с ним. Тем не менее Ивакин при поддержке губернского земства выступает 6 декабря, пытается арестовать командующего 2-й армией ген. Войцеховского, захватывает с Барабинским полком 1-й Сибирской дивизии город, образует «комитет спасения родины» и объявляет о прекращении борьбы с советами. При столкновении, однако, с полком 5-й польской дивизии восставшие части Ивакина положили оружие. Сам Ивакин был убит.

* * *

Красноярское выступление имело свои специфические черты. Во главе восстания как бы встал командующий первым сибирским корпусом ген. Зиневич. Но, в сущности, это — простая пешка в руках образовавшегося «комитета общественной безопасности».

Заговор подготовлялся давно в «офицерских собраниях» — в действительности же в редакции официальной корпусной газеты «На страже свободы», где устраивались совещания «при участии Колосова и большевиков»22. Сам редактор газеты, Сабашников, — бывш. большевик, секретарь Мищенков — «плехановец», ставший скоро большевиком. Таков весь руководящий персонал газеты, выпустившей в момент нахождения поезда адмирала в Красноярске (здесь произошла задержка на 6 суток из-за недоразумений с чехами) воззвание от имени «группы демократических организаций» с призывом к миру с большевиками и к неподчинению Верховному правителю. Эту компанию Зиневич посвящает в свои планы созыва Земского Собора. Затем Зиневич созывает собрание «демократических организаций», которое от себя уже посылает делегацию к начальнику повстанческой армии Кравченко. От имени этих организаций начинаются переговоры с чехами и французами о задержке Верховного правителя в Нижнеудинске. В целях умиротворения местных элементов командующий войсками ген. Марковский передает командование Зиневичу. Вступив 23 декабря в командование, Зиневич передает управление гражданской частью комитету общественных организаций.

Сумбурному, ничего не понимающему генералу кажется, что он своими действиями предотвратил взрыв в пороховой бочке, остановил паралич власти и спас фронт (фактически своими действиями Зиневич прервал связь адмирала с армией). У комитета нет еще «полной» платформы, не урегулировано еще отношение его с верховной властью. Зиневич обращается с открытым письмом к адмиралу. Как «честный солдат, чуждый всякой политической авантюры и политических интриг», Зиневич предлагает Колчаку не цепляться за власть и передать её Земскому Собору — выразителю воли русской демократии.

Обстановка в Красноярске показательна. Мы можем пойти на митинг рабочих жел.-дор. депо, на котором председательствует коммунист Михайлов, а докладчиками выступают ген. Зиневич, с.-р. Колосов и левый с.-р., вскоре коммунист, Левинов. «Братья-труженики», — начинает свою речь Зиневич. «Сними сначала погоны»... — кричат ему. Большевицкий оратор предлагает не верить Колосову. Власть должна быть советская...

Заканчивается красноярская эпопея образованием большевицкого Революционного Комитета и арестом «братьями-тружениками» революционного генерала. Зиневич нервно заболел. Но это было уже позже23. Раньше, 2 января, Колосов и Зиневич ведут переговоры с военно-политическим комиссаром наступающей бригады Красной армии — с тов. Грязновым. Небезынтересно начинается разговор:

Грязнов. ...Завтра мы займем Красноярск. Третья армия нами отрезана. Ни на какие соглашения не пойдем.

Колосов. А информацию не желаете получить?

Грязнов. Пожалуйста.

Колосов информирует о задачах Пол. Центра в Иркутске, и о переговорах с краевым комитетом партии большевиков, и о желательности переговоров с советской властью. Комиссар спрашивает об условиях. Колосов увиливает.

Грязнов. Меня удивляет, что вы, видный политический представитель, не можете, хотя схематически, угадать точки соприкосновения с нами как с революционной демократией... Нам нужны конкретные шаги.

Колосов. ...Сибирское Народное Собрание должно определить программу мира. Я говорить за него не могу, но не потому, что не имею политической платформы. Наша основная цель — созыв сибирского У. С. для окончательного установления формы власти. Но мы... не закрываем глаза, что у нас нет фронта, и мы не имеем сил его создать против Советской России. У нас есть фронт на востоке против реакции... Я думаю, что на нем придется сосредоточить все силы, объединив их в одном стремлении. Я знаю, что вы отнесетесь отрицательно к идее У. С. Конечно, вы победители, и нам необходимо в этом пойти на уступки... необходимо создать в борьбе с реакцией единый фронт...

Грязнов. Переговоры и политика сближения для совместной борьбы с капиталом всех социалистических группировок до сих пор кончались или неудачей, или простой недобросовестностью, предательским поведением центра и правых социалистических партий... Мы надеемся выйти победителями в мировой борьбе... пролетариат... достаточно пострадал от этих... блокирований...

Колосов. Здесь много говорили об изменении политической физиономии коммунистов и о том, что они теперь совсем иные. На этом многие не только из мелкобуржуазной среды строили свои упования. Слушая вас, я вижу, как много в этом наивности... Будем продолжать разговор в Красноярске лично... Еще два слова: в Енисейске состоялось соглашение земства с отрядом Бабкина, вышедшим с Тасеевского фронта, на условии признания советской власти. Еще раз желаю вам... полного самообладания, дабы не слишком быть опьяненными победой [Последние дни Колчаковщины. С. 179—182].

Затем идут переговоры с Зиневичем о сдаче Красноярского гарнизона. Начбриг был очень разочарован, узнав, что «бандиты» Каппеля не собираются сдаваться и что мир с Пол. Центром вовсе еще не означает ликвидации «Восточного фронта».

Красноярск был сдан. Так закончился переворот «в пользу Полит. Центра». Первая Сибирская армия положила оружие. Остатки ее Пепеляев распустил «до лучших времен». Его последний приказ гласил: «Сибирская армия не погибла, а с нею вместе не погибло и освобождение Сибири от ига красных тиранов. Меч восстания не сломан, он только вложен в ножны. Сибирская армия распускается по домам для тайной работы — до того времени, пока грозный час всенародного мщения не позовет ее вновь для борьбы за освобождение Сибири. Я появлюсь в Сибири среди верных и храбрых войск, когда это время наступит, и я верю, что это время скоро придет»...

Около Каппеля объединяется все, что сохраняет еще организованность и бодрость духа.

11 декабря Колчак в телеграмме в Иркутск так характеризует состояние армии:

«Первая Сибирская армия, отведенная в глубокий тыл и составляющая стратегический резерв фронта, подверглась влиянию пропаганды, и многие части находятся в состоянии полного разложения. В некоторых частях определенно высказываются требования заключения мира с большевиками и обычные эсеровские лозунги. Подтверждением служит сдача сорок третьего и сорок шестого полков в полном составе повстанческим бандам и задавленный в его начале бунт в некоторых частях новониколаевского гарнизона. Следует отметить, что часть офицеров также затронута этой пропагандой и даже выступает активно.

Вторая армия находится на фронте и хотя имеет слабую сопротивляемость, но еще не обнаруживает тех признаков разложения, как 1-я армия. В нее вливаются небольшие добровольческие части, которые, быть может, поднимут ее боеспособность.

Третья армия находится в лучшем состоянии. Многие ее части, несмотря на огромные потери и ряд тяжелых боев, все же сохранили полную боеспособность.

Эти части состоят преимущественно из добровольцев и оренбургских казаков» [Последние дни Колчаковщины. С. 86].

* * *

21 декабря произошло восстание в Черемхове — это была уже прелюдия к иркутским событиям. Началось восстание по прямому телеграфному предписанию Пол. Центра. Мы имеем описание черемховских событий в виде доклада, представленного уполномоченным П. Центра. Устюжанином-Алко.

Восстание вылилось в форму выступления гарнизона, среди которого в ноябре была создана соответствующая организация «военно-социалистического союза» [Последние дни Колчаковщины. С. 165]. Большевики делают поправку, утверждая, что переворот произвел не комиссар Алко, а черемховские рабочие, руководимые коммунистами [«Сиб. Огни», 1922, № 2, с. 85].- Это, пожалуй, вернее. Во всяком случае, коммунистические организации играли первенствующую роль24.

Алко в докладе говорит, что была опасность срыва восстания рабочими, несмотря на «полную договоренность с краевыми коммунистическими организациями» представителей Пол. Центра. Договоренность заключалась в признании невозможности «выкидывать советские знамена» при наличии международных сил. Рабочие, среди которых было много коммунистов, неохотно подчинились таким директивам. Алко утверждает, что организаторы восстания избегали привлекать в широком масштабе черемховских рабочих ввиду специфичности их состава. Русских рабочих вообще было немного, причем все это были случайные элементы, пришедшие из деревни на заработок. Основную массу составляли китайцы и пленные мадьяры — черта, отмеченная еще Уордом [с. 58]25. Между последними и русскими организованными рабочими (коммунистами) существовала довольно тесная связь. Вооружение русских предрешало вопрос о вооружении мадьяр. Это представлялось опасным ввиду острого антагонизма между мадьярами и чехами. Можно было ожидать столкновений с чехословацкими частями, стоявшими в городе и на станции. Очевидно, однако, в расчете на эту рабочую силу предполагалось начать восстание именно в Черемхове.

Движение под руководством военно-социалистического союза происходило в полном и «строгом» соответствии с платформой Пол. Центра — утверждает Алко. Согласно декларации П. Ц., органом политической власти на местах должны были явиться земские и городские самоуправления. Но «борьба с черными силами реакции» фактически заставила в Черемхове создать по иному образцу орган коллективной власти. Черемховский Революционный Комитет на началах паритетного представительства был возглавлен членами партии с.-р., соц.-дем. и большевиков-коммунистов. Таким образом, открыто уже был осуществлен принцип «единого фронта»26.

Круг замкнулся. Сибирское движение началось под лозунгом единого социалистического фронта. Под тем же лозунгом для «революционной демократии» оно заканчивалось после двух лет кровавой борьбы с большевиками27.