Поход 29-го года
В «Анналах Тутмоса III» говорится, что на 29-м году его царствования был совершен пятый поход, а именно поход в страну Джахи. Поэтому многие исследователи считали, что Тутмос III в течение 24-28-го годов своего царствования совершил три похода в Сирию, причем находили возможным отнести второй, третий и четвертый походы к определенным годам. Однако в источниках этого времени, в частности в «Анналах», не сохранилось решительно никаких данных, которые позволили бы отнести эти походы к тому или иному году. Поэтому совершенно прав Грапов, который в своем исследовании, [125] посвященном «Анналам», указывает на то, что в «Анналах» под 24-м годом сохранилось лишь начало перечня дани, а под 25-28-м годами вообще ничего не сохранилось. Таким образом, всякого рода догадки о том, когда происходили второй, третий и четвертый походы Тутмоса III, в настоящее время все еще следует считать необоснованными.[66]
Пять лет, протекшие между первым и пятым походом Тутмоса III в Переднюю Азию, были годами накопления сил для обеих враждовавших сторон. Сиро-финикийские княжества образовали за это время новую антиегипетскую коалицию, в которой значительную роль стали играть как прибрежные финикийские города, так и города Северной Сирии, среди которых в это время стал выдвигаться Тунип.[67] С другой стороны, Египет, мобилизуя как свои собственные ресурсы, так и ресурсы завоеванных ранее областей Палестины и Южной Сирии (Хару и Нижнего Речену), стал готовиться к новой большой военной кампании в Передней Азии. Прекрасно понимая, что Египет никогда не сможет господствовать в Сирии, если он не встанет прочной ногой на финикийском побережье, Тутмос III организовал флот, задачей которого было покорение городов финикийского побережья и охрана морских коммуникаций, ведших из Финикии в Египет. Весьма возможно, что этим флотом командовал именно тот старый сподвижник не только Тутмоса III, но еще и Тутмоса II, вельможа Небамон, которого Тутмос III назначил командиром «всех кораблей царя».[68]
Пятый поход Тутмоса III имел целью изолировать Кадеш от его сильных союзников на финикийском побережье и тем создать благоприятные условия либо для захвата Кадеша, сильнейшего города средней Сирии и наиболее упорного врага Египта, либо для глубокого проникновения в долину Оронта с целью полной блокады и дальнейшего захвата Кинзы-Кадеша. Именно поэтому пятый поход был новым этапом в серии завоевательных походов Тутмоса III в Сирию и в качестве такового описан в особой главе «Анналов», которая снова начинается торжественным вступлением: «Приказал его величество, чтобы были записаны победы, которые даровал ему его отец [Амон], на каменной стене храма, которую соорудил его величество заново [для отца своего Амона]..., [как приказано было самим этим богом, чтобы описан был каждый] поход под своим именем вместе с добычей, доставленной его величеством из этого [похода]...».[69] Стараясь изобразить этот поход, так же, как и первый, оборонительным походом, предпринятым царем против азиатских «повстанцев», летописец продолжает в следующих словах: «Год 29-й. И вот его величество [в Джа]хи опустошал страны, восставшие против него, [126] во время пятого победоносного похода».[70] К сожалению, в настоящее время не представляется возможным отождествить название города Уарчет , который, как указывает летописец, был захвачен во время этого похода. Судя по дальнейшему тексту «Анналов», можно думать, что Уарчет был довольно крупным финикийским городом, так как в нем, по словам летописца, находился «склад жертв» и, очевидно, кроме того, святилище Амона-Горахте, в котором фараон принес жертвы фиванскому верховному богу. По-видимому, в этом большом финикийском городе находилась довольно значительная египетская колония. Раскопки в Библе, обнаружившие остатки египетских храмов, ясно показы кают, что в некоторых больших финикийских городах жило много египтян и были построены египетские храмы. Имеются основания предполагать, что Уарчет находился сравнительно недалеко от Тунипа, входя в сферу влияния этого крупного города Северной Сирии, так как фараон при занятии Уарчета захватил вместе с другой большой добычей «гарнизон этого врага из Тунипа, князя этого города».[71] Вполне естественно, что правитель Тунипа, экономически и политически тесно связанный с городами финикийского побережья, опасаясь египетского нашествия, направил в Уарчет вспомогательные войска, для того чтобы общими усилиями отразить натиск египетских войск.
Стремление Египта захватить не только города финикийского побережья, но и морские коммуникации подчеркнуто и отрывке из «Анналов», в котором описывается захват египтянами «двух кораблей (снаряженных вместе с их командой. — В. А.) и нагруженных всякими вещами, рабами и рабынями, медью, свинцом (или оловом. — В. А.), минералом исмери и всеми прекрасными вещами».[72] Среди захваченной добычи писец отметил рабов, рабынь и металлы в качестве наиболее желанных для египтян ценностей. Эти слова писца ясно указывают на экономическое значение походов Тутмоса III в Переднюю Азию. На обратном пути египетский фараон опустошил большой финикийский город Иартиту [73] с «его [запасами] зерна, вырубив все его хорошие деревья».[74] Победы, одержанные египетскими войсками над неприятелем на финикийском побережье, отдали в руки египтян богатый земледельческий район. По словам летописца, страна Джахи, занятая египетскими войсками, изобиловала садами, в которых росли многочисленные плодовые деревья. Страна была богата зерном и вином. Поэтому египетское войско было обильно снабжено всем тем, что ему полагалось получать во время похода. Иными словами, богатое финикийское побережье было отдано [127] на разграбление египетскому войску. Судя по тому, что в описании пятого похода Тутмоса III в Переднюю Азию упоминается лишь о взятии одного города Иарчета и об опустошении одного лишь города Иартиту, остальные города финикийского побережья не были захвачены египтянами. Именно поэтому египетский писец, описывая богатства страны Джахи, перечисляет лишь фруктовые сады, вино и зерно, которые попали в руки египетских воинов, что и дало возможность снабдить войско всем необходимым. С этим согласуется и перечисление тех приношений, которые были доставлены фараону во время этого похода. В этом списке приношений обращает на себя внимание большое количество крупного и мелкого рогатого скота, хлеба, зерна, пшеницы, лука, «всяких хороших плодов этой страны, оливкового масла, меда, вина», т. е. главным образом продуктов сельского хозяйства. Другие ценности перечислены либо в очень небольшом количестве (10 серебряных чаш) или в самой общей форме (медь, свинец, лазурит, зеленый камень). Очевидно, все местное население скрылось со своими ценностями за крепкими стенами многочисленных финикийских городов, которые египетское войско не смогло занять. Таким образом, наиболее важным результатом пятого похода Тутмоса III был захват нескольких опорных пунктов на финикийском побережье и плацдарма, который мог дать возможность во время следующей кампании высадить здесь уже более крупные военные силы с целью проникновения в долину Оронта и захвата наиболее важных городов внутренней Сирии. Наряду с этим некоторое значение имели захват большой добычи и опустошение сельских районов береговой Финикии. Несомненно, настроение египетского войска должно было быть приподнятым, так как, по словам летописца, «войско его величества напивалось [вдоволь] и умащалось оливковым маслом каждый день, как в праздники в стране египетской».[75] Такими наивными словами и весьма откровенно охарактеризовал египетский писец материальную обеспеченность египетского войска, одержавшего в Финикии ряд крупных побед. Вполне естественно, что эта материальная обеспеченность должна была обусловить и «бодрость духа» воинов. Конечно, и в те времена материальная база и моральный фактор играли огромную роль в военном деле, в значительной степени обеспечивая исход боевых операций. Характерно, что именно в этот период египетской истории мы находим ряд указаний в источниках на эти существенные обстоятельства. Так, отмечая полную обеспеченность египетского войска в Финикии, писец именно этим кончает свое описание пятого похода Тутмоса III в Переднюю Азию, как бы ставя на этом своеобразное логическое ударение. [128]