1. О начале династии Чингизидов

Явление Чингизхана в мир.

«Великое Монгольское государство».

Статус цариц и наложниц.

«Четыре столпа» Чингизхана.

«Золотой род» и привилегии Чингизидов.

Судьба монголов в покоренных ими странах.

В один из дней одна тысяча сто пятьдесят пятого года в урочище Делиун-Балдах, на правом берегу реки Онона, в юрте супружеской четы Есугей-бахадура из монгольского племени кият-борджигин и Оэлун-фуджин (хатун) из рода олкунут (ветвь племени конграт) родился мальчик, сжимая в ладони правой руки своей сгусток запекшейся крови, похожей на кусок ссохшейся печени. Молодые родители нарекли своему младенцу-первенцу имя Темучин. От Оэлун-хатун родилось у Есугей-бахадура еще три сына — Хасар, Хачи-ун, Темуге-Отчигин (Отчигин) — и одна дочь по имени Темулун. От другой жены Есугей-бахадур имел двух сыновей по имени Бектер и Бельгутай.

Когда Темучину исполнилось лет девять-десять, его еще молодой отец скончался, отравленный своими врагами, буир-норскими татарами. Большинство родичей и подчиненных Есугей-бахадура предательски отвернулось от его семьи, и Темучин, его мать Оэлун и братья вынуждены были жить охотой и рыбной ловлей. В обстановке постоянных измен, насилий и убийств Темучин проникся жестокостью даже к близким. Однажды из-за детской пустячной ссоры он вместе со своим младшим братом Хасаром в упор пронзил стрелами Бектера. Когда они, бросив бездыханное и окровавленное тело своего сводного брата на холме, вернулись домой, их мудрая мать Оэлун все поняла и так порицала старших своих сыновей. „Душегубцы, — гневно закричала она. — Недаром этот вот яростно из утробы моей появился на свет, сжимая в руке своей комок запекшейся крови“ [Сокровенное сказание, с. 90].

Но именно ему, запачканному кровью „душегубу“ Темучину, было суждено прославить не только свою семью, свой род, но и весь монгольский народ.

Время течет стремительно. Пронеслась, промчалась вереница лет, унося в безвозвратную даль отрочество и юность, и вот возмужалый Темучин уже предводитель кочевников и водит многотысячную рать по степям Центральной Азии, нанося одно поражение за другим своим врагам. За военные доблести и выдающийся ум монгольские роды и племена дважды, около 1189 г. и в 1206 г., избирали Темучина ханом и положили ему титул Чингизхан, совершенно вытеснивший его личное имя.

Значение титула Чингиз (Чингис, Хингис) — хан до сих пор точно не установлено. По мнению ряда востоковедов, титул чингиз является палатализованной формой тюрко-монгольского слова тенгиз — море, океан, и композит „чингиз-хан“, соответственно, означает „хан-океан“, т. е. „Владыка вселенной“, „Всемирный хан“ [Кычанов, 1991, с. 88–92; Хара-Даван, 1992, с. 51–52: Мункуев, 1975, с. 109–111, прим. 66; Панкратов, 1989, с. 180–189].

Чингиз-хан отличался не только личной отвагой и острым умом, но также сильным характером и исключительной целеустремленностью: достигнув поставленной какой-нибудь одной цели, он всегда стремился к другой, более высокой. Сделавшись в 1206 г. ханом объединенной Монголии, свои военные таланты он использовал против внешних врагов. Судьба и тут благоволила ему во всем. Оканчивая каждую войну доблестно и удачно, к 1224 году Чингизхан распространил свою власть от Северного Китая до нынешней Средней Азии и Казахстана включительно.

Чингизхан умер в августе 1227 г., но мир не успокоился. Дела полководческого гения Чингизхана, создавшего Еке Монгол улус („Великое Монгольское государство“ — так стало называться государство Чингизхана с 1211 года), успешно продолжили его наследники. В результате завоевательных войн и череды военных побед Чингизидов (мужских потомков основателя монгольской династии Чингиз-хана) к 1260 году образовалась самая обширная и могущественная империя из всех мировых империй, простиравшаяся от Желтого моря — на востоке до Дуная и Евфрата — на западе. Естественно, что Монгольская империя, объединявшая под своей властью многие разные племена и народы, страны и государства Дальнего Востока, Передней Азии и Восточной Европы, не могла просуществовать долго. Уже к концу 60-х годов XIII века Монгольская империя распалась на четыре улуса-государства, каждое из которых возглавляли ханы — потомки Чингизхана. Но прежде чем перейдем к изложению обстоятельств этих четырех улусов-государств и судьбы монголов в покоренных ими странах, слово о женах Чингизхана и о „золотом роде“, составивших правящую династию.

Рашид ад-Дин (ум. в 1318 г.), автор знаменитого „Сборника летописей“, главного труда по истории Монгольской империи, утверждает, что Чингизхан имел до пятисот жен и наложниц. Но только пятеро из них были главными женами: 1) Борте из племени конграт; 2) Кулан из племени меркит; 3) Есукат из племени татар; 4) Гунджу, дочь Алтан-хана, государя Хитая; 5) Есулун, сестра упомянутой выше Есукат, также из племени татар. Из их числа только одна, а именно Борте, „была самой почтенной и старшей“ [Рашид ад-Дин, т. 1, кн. 2, с. 68–71].

В мусульманских источниках, составленных в XIII–XIV вв., жены Чингизхана и Чингизидов называются почетными женскими титулами хатун („ханша“, „госпожа“) и бики (или биге), главные жены — хатун-и бузург („старшая госпожа“), а старшая жена — хатун-и бузургтар (ин) („Великая госпожа“). В сочинениях более поздних мусульманских авторов, писавших о чингизских улусах, к царице и принцессам крови наряду с титулами хатун и биге (биким) прилагаются также слова ханум (ханым) и султан.

По словам великого путешественника XIII века Марко Поло, всякий монгол „берет столько жен, сколько пожелает, хотя бы сотню, коли сможет их содержать… Первую жену они, знайте, почитают за старшую и самую милую“ [Марко Поло, с. 88]. Это утверждение без комментариев повторено у Б. Я. Владимирцова и у ряда других исследователей. Действительно, многоженство было обычным явлением у монголов; в частности, у Чингизидов общее число жен достигало нескольких десятков; из них в среднем 2–8 жен были главными, и лишь одна из главных жен была старшая. При определении ранга жен фактор времени брака, конечно, играл преимущественную роль, но часто, как показывают исторические примеры, старшинство давалось жене по ее знатности или по тому, что муж „ее крайне любил“ [см. Рашид ад-Дин, т. 3, с. 18, 65; Муизз ал-ансаб, л. 176 и др.].

Заключение Чингизханом большого количества браков не может рассматриваться, по справедливому замечанию проф. Е. И. Кычанова, признаком сексуальной мощи. В большинстве своем эти браки носили чисто политический характер, укрепляя связи Чингизхана с различными монгольскими родоплеменными группами и покоренными народами [Кычанов, 1991, с. 231–232]. Но все же среди тюрко-монгольских племен было несколько племен, которые имели преимущественное право поставлять девушек для рода Чингизхана. Одним из таких брачных партнеров рода Чингизхана с давних времен было племя конграт. Согласно монгольской эпической хронике 1240 г., у конгратов была даже своя песня:

Мы унгиратское племя

С давних времен знамениты

Красою и статностью дев…

[Сокровенное сказание, с. 33]

Когда Темучин сделался всемонгольским ханом, традиция, по которой род, к которому принадлежал Чингизхан, обменивался невестами с конгратами, была официально узаконена. Был издан императорский указ Чингиз-хана, где, согласно Юань ши, говорилось: „Когда в роде хун-цзи-ла (кунгират) рождаются девочки, они из поколения в поколение становятся императрицами; когда рождаются мальчики, они из поколения в поколение женятся на принцессах. Пусть непрерывно из поколения в поколение объявляют этот жалуемый указ в первую луну четырех времен каждого года“ [Мункуев, 1975, с. 152, прим. 212].

Как показывает обзор генеалогической истории, конграты сохранили за собой роль брачных партнеров мужских потомков Чингиз-хана на всем протяжении существования династии Чингизидов, и именно из этого племени были главные жены подавляющего большинства монгольских ханов и принцев крови. Известный казахстанский востоковед Ю. А. Зуев предлагает называть конгратов хатунским племенем в составе династийной коалиции монголов. Это предложение представляется удачным, и оно может быть принято в соображение.

Для обозначения наложниц Чингизидов и других знатных лиц монгольских улусов в мусульманских источниках обычно употребляется слово кумма (мн. ч. — куммайан) и очень редко слово суррий (мн. ч. — сур-риййат). Наложницами были обычно девицы-красавицы двух категорий: собственно монгольские девушки и юные пленницы из покоренных монголами народностей. Так, согласно предписанию Чингизхана, которое соблюдалось и его наследниками, по всей Монголии в начале каждого года (а иногда каждые два или три года) по племенам производили набор наиболее красивых девушек для самого государя и для принцев крови. После каждой победы в походах военачальники, выбрав луноликих девушек, которых захватили в полон и которых признавали подходящими, приводили к государю. Девушки, которых государь не оставлял для сожительства с собою, раздаривались его женам (хатунам) или раздавались его родственникам и придворным [Джувайни, изд., т. 1, с. 24; Рашид ад-Дин, т. 3, с. 209–210; Д’Оссон, с. 231–232].

Статус наложниц не был, однако, перманентным. По истечении какого-то времени наложницы хана, как водится, выдавались замуж, например, за эмира или другого сановника, а отдельные наложницы становились женами самого государя. Этот акт перехода кумма в ранг хатун в средневековых мусульманских источниках описывается обычно так: такой-то наложнице „возложили на голову бугтак (головное украшение замужних женщин: оно подробно описано Плано Карпини и Рубруком. — Т. С.), и она стала хатун“.

В „Тарих-и Джахан-гушай-и Джувайни“ (закончена в 1260 г.), в разделе „Сыновья Чингизхана“, говорится, что старшей женой (хатун-и бузургтар) Чингизхана была Йусунджин-беки [в тексте источника ошибка: в действительности старшей женой Чингизхана была Борте-хатун; см. выше] и утверждается, что, „по монгольскому обычаю, ранг детей от одного отца определяется в соответствии со степенью их матерей, так что детям старшей жены предоставляется определенное преимущество и первенство“ [Джувайни, изд., т. 1, с. 29].

Действительно, четыре сына Чингизхана, которые родились от его старшей жены Борте-хатун, пользовались большим почетом, чем остальные его дети; внук Чингизхана Хубилай (правил в 1260–1294 гг.) имел двенадцать сыновей, но из них влиятельнее были те четверо, матерью которых была Чабун-хатун, старшая жена Хубилай-хана. Очевидно, есть и другие примеры, подобные приведенным.

Тем не менее, не следует, видимо, генерализировать цитированное утверждение Джувайни: каждый такой случай различения ранга детей от одного отца имеет, как показывает исторический материал, свое объяснение (в частности, вопрос о рангах детей Чингизхана будет рассмотрен дальше). Степень матерей, конечно, оказывала определенное влияние на положение их детей. Но такое обстоятельство сохранялось лишь до той поры, пока были живы их матери, да и степень матерей подчас резко менялась за супружескую жизнь. В целом же в обществе древних монголов, соответственно, в жизни Чингизидов, действовало правило, согласно которому дети наследовали положение отца и отец определял степень своих детей. Эта особенность замечательно метко подмечена Плано Карпини. „Между сыном от наложницы и от жены нет никакой разницы, — разъясняет он, — но отец дает каждому из них, что хочет, и если он из рода князей, то сын наложницы является князем постольку же, как и сын законной супруги“ [Плано Карпини, с. 36].

Это правило в целом сохранялось на всем протяжении существования царского дома Чингизхана в Азии, и сыны Чингизидов, рожденные от наложниц, и их мужские потомки с полным правом ввязывались в борьбу за власть, вступали на престол. Примеров тому в источниках много, ограничусь здесь только двумя рассказами.

Первый рассказ. У Джучи, старшего сына Чингизхана, было много жен (хаватин), пишет автор генеалогического сочинения „Муизз ал-ансаб“. Наложниц (куммайан) же у него было бесчисленное множество, но из всех их поименно известны только двое: „одна — Карачин-хатун, мать Бувала, а другая — Кагри-хатун из племени меркит, мать Тука-Тимура“ [Муизз ал-ансаб, л. 18 а]. Примечательно здесь то, что сын кумма (наложницы) Тука-Тимур, вкупе со своими сводными братьями Орда-Иченом, Бату, Берке, Шибаном и другими, рожденными от главных восьми жен Джучи-хана, не только принимал активное участие в создании государства Джучидов в Дешт-и Кипчаке, Золотой Орды, и в решении других общеимперских дел своего времени, но впоследствии его потомки стали правителями в Золотой Орде, а затем в Крыму и. Средней Азии; и эта ветвь династии Чингизидов получила в мусульманских источниках наименование хане-дан-и Тукай-тимурийан — „династия Тукайтимуридов“ [„Бахр ал-асрар“, т. 6, ч. 3, л. 1226].

Второй рассказ. Согласно „Тарих-и Рашиди“ Мирзы Хайдара Дуглата и „Шаджара-йи турк“ Абул-Гази, у правителя Средней Азии Есен-Буга-хана, потомка Чагатая, второго сына Чингизхана, была любимая жена по имени Сатылмыш-хатун, но от нее не было у него детей. Поэтому он обратил взор на одну красивую служанку по имени Менгли, и держал ее при своем дворе. Со временем Менгли забеременела от хана. Однажды, когда Есен-Буга-хан отправился в поход, Сатылмыш-хатун выдала Менгли замуж за эмира по имени Широгул из племени дохтуй и переселила их в один из дальних уголков страны. Но между тем весь народ знал, что та невольница была беременна от хана. В доме эмира Менгли родила мальчика, которого нарекли Туглук-Тимуром. По прошествии некоторого времени Есен-Буга-хан умер; в Чагатайском государстве начались беспорядки. Эмир племени дуглат Пуладчи в 746/1345–46 гг. привез из Кульджинского края, долины р. Или, в город Аксу (Восточный Туркестан) Туглук-Тимура и в 748/1347–48 гг., возвел его на престол [Тарих-и Рашиди, В 648, л. 6б-7б; Абул-Гази, изд. т. 1, с. 155–157]. Государство, основанное Туглук-Тимур-ханом (правил в 1347–1363 гг.) и эмиром Пуладчи в Восточном Туркестане и Семиречье, именуется в средневековых мусульманских источниках Моголистаном. Потомки Туглук-Тимура, сына хана от невольницы-служанки, правили в Восточном Туркестане до конца XVII века [Акимушкин, 1984, с. 156–164].

Итак, все дети Чингизидов как рожденные от супруги (хатун), так и прижитые от наложницы (кумма), считались законными и получали соответственную порядку их рождения (старший сын, младший сын) долю наследства. Это положение важно для нашей темы, и мы еще вернемся к нему при рассмотрении вопросов о престолонаследии. Что же касается приведенных выше слов Джувайни об особом ранге сыновей Чингизхана от его старшей жены Борте, то это объясняется как особой ролью Борте-хатун в жизни Темучина — Чингизхана, так и самой деятельностью ее четырех славных сыновей.

Согласно официальной истории древних монголов, монгольской хронике 1240 г., Есугей-бахадур посватал Борте, дочь Дай-Сечена из племени конграт, за своего старшего сына Темучина, когда ему было всего девять лет. По старинному монгольскому обычаю Темучин в качестве жениха прожил в семье своей десятилетней невесты Борте какое-то время. Вскоре Есугей-бахадур погиб; но, несмотря на происшедшую в положении семьи жениха трагическую перемену, Дай-Сечен выдал за Темучина свою дочь.

Испытывал ли Темучин любовь к Борте, мы не знаем. Но в течение всей долгой супружеской жизни встреченная еще в детстве Борте оставалась не просто первой женой, но и неизменно старшей женой Чингизхана, и он всегда относился к ней с чувством глубокого уважения и особой привязанности. В источниках Борте изображена как мудрая ханша и воспитательница; она, по словам самого Чингизхана, всегда „говорила дело“.

Борте была, так сказать, матерью-героиней: она родила от Темучина — Чингизхана четырех сыновей и пять дочерей. Имена ее сыновей: Джучи, Чагатай, Угедей, Тулуй. Согласно Рашид ад-Дину, от других жен у Чингиз-хана было еще четыре сына, а именно: Кулкан, Джаур, Джурчитай и Орчакан; последние три сына скончались в детстве и у них не было детей, а вот у Кулкана было четыре сына, и сам он погиб от боевых ран осенью 1237 г. (по другим данным в январе 1238 г.) во время похода монголов на русские княжества при осаде Коломны. Чингизхан установил Кулкану „степень (мартабэ) четырех упомянутых старших сыновей“; однако судьба детей Чингиз-хана сложилась так, что „людьми особо авторитетными“ и наиболее известными стали именно четверо сыновей от конгратки Борте [Рашид ад-Дин, т. 1, кн. 2, с. 68–72; т. 2, с. 38–39].

Правда, ни один из них не унаследовал высоких дарований отца, но все четверо были людьми небездарными, дельными, энергичными. „Эти четыре сына Чингизхана, — сообщает автор „Джами ат-таварих“, — были умны, исполнены достоинств и совершенны, отважны и мужественны, ценимы отцом, войском и народом. Государству Чингизхана они служили как четыре основных столпа. Каждому из них он уготовил государство и их называл „четырьмя кулуками“, а „кулуками“ называют тех из людей, коней и прочих, которые выделяются, превосходят других и стоят впереди“ [Рашид ад-Дин, т. 1, кн. 2, с. 69–70].

После покорения нынешней Средней Азии и Казахстана (1219–1224 гг.) Чингизхан выделил каждому из „Четырех кулуков“ особые земли, „называемые йуртом“. В исторической литературе розданные Чингизханом земельные владения с населением принято именовать уделами или улусами. Степень отдаленности улусов соответствовала при этом возрасту влиятельных сыновей; оттого Тулую, младшему из „Четырех кулуков“, который носил почетное прозвание „Отчигин“, т. е. „Владыка домашнего огня“, был назначен коренной йурт Чингизхана — Центральная Монголия, а также 101 тысяча из 129 тысяч человек монгольской регулярной армии; свою долю наследства Тулуй получил лишь после смерти отца. Территории, завоеванные к западу от Монголии, были поделены между тремя старшими сыновьями. Угедею, третьему сыну Чингизхана от его старшей жены Борте, были назначены Западная Монголия с Тарбагатаем. Владения Чагатая, второго сына Чингизхана, включали Восточный Туркестан, большую часть Семиречья и Мавераннахр (междуречье Амударьи и Сырдарьи). Улус старшего сына Чингизхана, Джучи, занимал земли к западу от Иртыша и от границ Каялыка (в Семиречье) и Северного Хорезма до Нижнего Поволжья, т. е. все нынешние казахские степи [Бартольд, т. 2, ч. 1, с. 59–60, 147; т. 5, с. 133].

Как передают достойные доверия повествования, пишет Рашид ад-Дин, у Джучи-хана (ум. в 1227 г.) „было около сорока сыновей и от них народилось несчетное количество внуков, но из-за дальности расстояния (Ирана от Улуса Джучи) и из-за того, что не нашлось ни одного знающего человека, все их потомки не выявлены и не установлены в точности“. После этих слов в „Сборнике летописей“ (т. 2, с. 65 и сл.) приводится „памятка“ о 13 сыновьях Джучи и их известных потомках. В „Муизз ал-аснаб“ (л. 186), генеалогическом сочинении, составленном при дворе Тимуридов в 1426 г., приведены имена 18 сыновей Джучи-хана. У Чагатая (ум. в 1242 г.) было восемь сыновей. Угедей (ум. в 1241 г.) имел семерых сыновей. У Тулуя (ум. в 1233 г.), четвертого сына Чингизхана от его старшей жены Борте, было десять сыновей. У пятого сына Чингизхана по имени Кулкан (ум. в 1237 г.), который родился от Кулан-хатун, дочери предводителя племени меркит, было четыре сына.

Таким образом, общее число всех наличных мужских потомков Чингизхана достигало к концу его жизни, т. е. к 1227 г., примерно сто человек — это его пятеро сыновей, не менее 40–45 взрослых внуков и много дюжин подрастающих правнуков. История Монгольской империи после смерти ее основателя сложилась однако так, что только первые четыре сына Чингизхана от его старшей жены Борте, его „Четыре кулука“, стали родоначальниками царевичей и государей чингизидских улусов, т. е. прародителями членов алтан уруга („золотого рода“). Из потомства братьев Чингизхана только потомки Хасара (Джочи-Касара) получили права царевичей: остальные вошли в состав аристократии [Рашид ад-Дин, т. 1, кн. 2, с. 51; Бартольд, т. 1, с. 451]. Известен случай, когда в 1336 г. на престол Табаристана (область вдоль южного побережья Каспийского моря) был возведен потомок Хасара, по имени Тога — Тимур [Муджамал-и-Фасихи, с. 62]. Однако в действительности даже в самой Монголии на потомков Хасара смотрели косо, «как бы не совсем признавая, порой, их равноправными настоящими тайджи (царевичами)» [Владимирцов, 1934, с. 146].

Словом, с позиции политического сознания той эпохи, настоящими членами алтан уруга были только Джучи, Чагатай, Угедей, Тулуй и их мужские потомки, рожденные как от законной жены, так и от наложницы или служанки. По мере естественного роста численности царевичей, дробления алтын уруга и распада Еке Монгол улуса образовалось несколько параллельных династий Чингизидов — династия Джучидов (правила в Золотой Орде), Чагатаидов (правила в Средней Азии и Восточном Туркестане), Хулагуидов (правила в Иране) и династия Юань (правила в Монголии и Китае).

В самой Монголии и в восточных областях Монгольской империи царевичей дома Чингизхана именовали кобегун, со времени монгольской династии Юань (1260–1368) — тайджи, словом, взятым из китайского языка [Владимирцов, 1934, с. 99, 104, 142, 144; Мункуев, 1975, с. 142–143, прим. 161].

В западных улусах Чингизидов для обозначения принцев крови употреблялись совсем иные слова и титулы. В сочинениях мусульманских авторов XIII — начала XIV вв. первые Чингизиды обычно именуются шахзаде, падишахзаде („царский сын“) или просто персидским словом песар (букв. „сын“), а для обозначения представителей династии Джучидов, Чагатаидов и Хулагуидов третьего-четвертого и последующих поколений употребляется уже тюркское слово о гул или оглан (букв. „сын“, „ребенок“), которое обычно ставится только после собственных имен принцев. С XIV века наиболее употребительным титулом каждого члена этих династий становится слово султан. Для нашей темы важно отметить, что в государствах Джучидов и Чагатайидов султаном называли и принцев крови, и принцесс; причем титул султан ставился как перед собственным именем его обладателя, так и после него.

Чингизиды составляли замкнутое высшее аристократическое сословие и своим юридическим положением резко выделялись среди остального населения страны, где они представляли правящую династию. Право быть провозглашенным ханом сохранялось только за членами „золотого рода“, для которых право на правление в силу установившейся его наследственности превратилось как бы в естественно присущий им атрибут. Только „золотой род“ давал инвеституру новому хану и принимал от него присягу. Только членам „золотого рода“ и немногим вельможам был открыт доступ к Великой Ясе Чингизхана (собрание законов и приказов) и к Алтан-дафтару — „Золотому свитку“ (официальная история ханского рода Чингизидов), которые хранились в ханской сокровищнице; (ни Великая Яса, ни Алтан-дафтар не сохранились до наших дней в полном объеме и известны лишь в пересказах и по упоминаниям). Члена ханского рода можно было предать наказанию только с общего решения царевичей, и творить суд над Чингизидом мог только сам хан или старший в роде. Свои права и привилегии Чингизиды приобретали по праву рождения независимо от экономических обстоятельств, а также нравственных, умственных и физических качеств того или иного лица. Словом, Чингизидом надо было только родиться. Родство по женской линии с „золотым родом“ не делегировало зятю никаких прав и привилегий Чингизидов, кроме почетного титула гурган — „зять ханского рода“.

Чингизиды сохранили за собой свои особые права и сословные привилегии на всем протяжении существования их царского дома в Азии. Например, в XVIII–XIX вв. в Казахских ханствах, где продолжали жить еще традиции и принципы политической идеологии степной государственности, султаны, продолжая представлять политическую элиту, не несли в то же время никаких (кроме военных) повинностей. Все Чингизиды казахских улусов имели единую тамгу и один особенный уран (пароль), выражаемый словом „аркар“, которого уже простой народ — кара-суйек — не мог употреблять. Привилегии султанов перед другими членами общества состояли также в том, что они были избавлены от телесного наказания и не подлежали суду биев (родоначальников). Простые люди в разговорах не могли называть их по имени, но вместо имени должны были употреблять слово таксыр (господин). При встрече с султаном всякий простолюдин сходил с лошади и, становясь на одно колено, приветствовал его. Султан в ответ на приветствие клал ему на плечо свою руку и отвечал „аманба“. Таким же образом поступали и в юртах. Одним из внешних признаков султанского достоинства считалась белая кошма. В общих собраниях и во всех остальных торжественных случаях все представители белой кости — султаны и ходжи — садились только на белые кошмы. Если простолюдин присваивал себе из тщеславия титул султана, то подвергался наказанию от 15 до 30 ударов нагайкою. Если же человек черной кости, выдавая себя за носителя султанской крови, женился на султанской дочери или его родственнице, его подвергали наказанию, выражавшемуся в выплате полного куна, т. е. оплаты за убийство мужчины [Зиманов, 1958, с. 187–188; Султанов, 1981, с. 143–145].

Важно отметить здесь то, что при этом султаны казахских улусов не относили себя ни к одному из тюрко-монгольских племен, не разделялись на колена. Они были только представителями правящей династии и продолжали составлять замкнуто сословную организацию еще в начале XX века.

Совсем по-другому сложилась этническая и политическая судьба кочевых родов и племен Монголии, которые в полном составе или отдельной частью переселились в эпоху великих завоеваний в западные улусы Монгольской империи. Точных статистических данных о численности монголов, поселившихся в Улусе Джучи, Чагатайском улусе и в государстве Хулагуидов нет: разные исследователи приводят разные цифры [Бартольд, т. 2, ч. 1, с. 150, 258; Петрушевский, 1960, с. 42, 43; Мункуев, 1970, с. 370–372]. Уверенно можно утверждать лишь одно, а именно: в каждом из названных выше трех западных улусов Чингизидов поселилось на постоянное жительство по нескольку десятков тысяч монголов. С течением времени они приняли язык и веру народов покоренных ими стран и ассимилировались; насколько известно, из потомков монголов, пришедших на запад при Чингизхане и его преемниках, только две небольшие группы сберегли свой язык до новейшего времени — это афганские монголы в составе хазарейцев и толмукгунцы в Кукунорской области. Данные источников позволяют исследователю сделать вывод о том, что особенно интенсивно процесс слияния монголов с местным населением и образования новых этнических структур шел в Кипчакских степях.

Тут не место исследовать влияние монголов на строй местной жизни покоренных ими стран; этот вопрос с той или иной степенью полноты рассмотрен в трудах академика В. В. Бартольда и других авторов. Для нашей темы достаточно отметить, что в политической жизни покоренных монголами стран довольно скоро и прочно укрепилась государственная идея, согласно которой хан — только Чингизид, т. е. право Чингизидов править, о котором говорилось выше, вошло в состав политического обычая, получило народное признание. В этом отношении весьма показательно, что даже в XIX веке в Средней Азии и Казахстане происхождению от Чингиз-хана и титулу султан придавалось такое же значение, как происхождению от пророка Мухаммада и званию саййид.

Изучению властных отношений внутри Еке Монгол улуса, Золотой Орды, Чагатайского государства и их политических наследников — Моголистана, государства Тимура, Узбекских ханств и Казахского ханства — и посвящены нижеследующие строки настоящего исследования.