Погребенные в иле

Скорость спуска — больше одного метра в секунду. Она значительно превосходит скорость, на которую способен ФНРС-3. Поэтому наблюдение за морскими животными, к тому же весьма немногочисленными, практически невозможно. Но сегодня важно только одно: испытать технические возможности «Триеста».

Небольшие количества сбрасываемой время от времени дроби почти не замедляют спуска. Начиная с 1000 метров, Жак Пикар напряженно всматривается в иллюминатор, чтобы вовремя обнаружить близость морского дна. Глубинного эхолота на «Триесте» нет, а гайдроп, как мы уже знаем, сегодня также отсутствует. Внезапно в световом конусе прожектора появляется темная поверхность…

«Держись, отец!» — кричит Жак.

Но «приземление» происходит почти незаметно, без ощутимого толчка или удара.

Впервые в истории человек коснулся морского дна на глубине километра! Вспомним, что Уо и Вильм во время своих глубоководных погружений все три раза вынуждены были остановиться в толще воды, высоко над морским дном: на глубине 750 метров — потому, что один из резервуаров с дробью внезапно оказался пуст; на глубине 1500 метров — потому, что повиновались приказу; на глубине 2100 метров — потому, что ультразвуковой эхолот вышел из строя.

Однако и на этот раз человеку не суждено увидеть сколько-нибудь ясно таинственную картину морского дна. Кабина глубоко погрузилась в толщу придонного ила, гораздо глубже обоих иллюминаторов.

1080 метров — говорят стрелки манометров.

Но сумеет ли батискаф освободиться от своего вязкого савана? Сможет ли дробь высыпаться из резервуара? Что, если отверстие его забито грязью? А что, если, даже сбросив балласт, батискаф не обретет подъемную силу, достаточную для того, чтобы вырвать кабину из илистого грунта и победить «действие присоса», которого так боятся даже бывалые подводники?

Жак Пикар поворачивает выключатель заднего резервуара с балластом. Однако пассажиры не слышат и не видят, сыплется ли дробь из выходного отверстия. Батискаф неподвижен. Проклятие! Неужели ситуация становится трагической?

Но вот густая грязь, залепившая стекла обоих иллюминаторов, как будто приходит в движение. Струйки ее медленно сползают вниз. «Триест» понемногу выбирается из илистой западни. Но, выбираясь, он поднимает вокруг себя густое облако непроницаемой мути, окончательно скрывающее от глаз обоих людей зрелище морского дна на тысячеметровой глубине…

Скорость подъема непрерывно возрастает. Ни одного живого огонька не видно…

Как это ни странно, но самая серьезная опасность подстережет батискаф не на дне моря, а на его поверхности. Стремительно вынырнув из глубины, он может удариться своей верхушкой о днище проходящего мимо судна. Такой удар, без сомнения, пробьет поплавок, бензин хлынет в море, и батискаф камнем пойдет ко дну. Поэтому зона погружения «Триеста» строго охраняется, и судам всех видов не разрешается плавание в районе, где батискаф может появиться из пучины.

Роль полицейского исполняет военный корвет «Фенис», на борту которого находится итальянский адмирал. Все суда повинуются его приказу и обходят зону погружения. Только капитан большого грузового парохода хочет во что бы то ни стало следовать обычным путем. Адмирал вынужден пригрозить упрямцу интернированием: лишь после этого грузовой пароход изменяет наконец свой курс.

Одна лишь надувная резиновая шлюпка дежурит в районе погружения. Столкновение с ней не сулит никаких неприятностей «кораблю глубин».

Он показывается на зеркальной глади моря в 500 метрах от утлого суденышка. Инженер и матрос, сидящие в шлюпке, гребут что есть силы к батискафу, состязаясь в скорости со «Стойким», находившимся на расстоянии трех километров. Гонку выигрывает шлюпка. Инженер немедленно включает радиотелефон.

Внутри стальной кабины Пикары — отец и сын — вздрагивают от неожиданно раздавшегося звонка. Неужели они уже вернулись снова в надводный мир?

«Стойкий» приближается на всех парах. За ним спешит «Фенис» с его когортой газетчиков и журналистов. Море так спокойно, что оба судна подходят почти вплотную к «Триесту» в тот самый момент, когда профессор Пикар с сыном показываются на выходе из вертикального колодца.

Журналисты засыпают вопросами покорителей глубин:

— Сколько?.. Свыше тысячи метров?.. Браво! Брависсимо!

— А доказательства? — спрашивает какой-то недоверчивый репортер, несомненный потомок апостола Фомы Неверующего.

— Доказательства? — переспрашивает профессор Пикар, к которому уже вернулся его обычный юмор. — Нет ничего легче. «Триест» оставил на месте своего приземления глубокую яму в грунте. Можете отправиться туда и убедиться в этом лично!