1. Проблема престолонаследия в римской монархии Роль персонального фактора (auctoritas)

В правовом отношении принципат Августа представлял собой соединение всего двух унаследованных от республики властей: проконсульского империя (imperium pro consule) и трибунской власти (tribunicia potestas), дополненной и расширенной при помощи ряда специальных полномочий. Проконсульский империй принцепса считался высшим по отношению к соответствующим полномочиям проконсулов сенатских провинций (imperium majus), не слагался в пределах священной городской черты (pomerium) и делал принцепса главой провинциального управления и верховным главнокомандующим римских войск. В отличие от империя трибунская власть служила основой положения Августа в том, что касается управления городом Римом и его роли политического лидера римской гражданской общины.[252] Таким образом, если рассматривать принцепса как лицо, обладающее высшей военной и гражданской властью, очевидно, что Тиберий имел полную возможность заменить Августа на основании полномочий, присвоенных ему в правление предшественника.[253]

Точка зрения, что Тиберий уже был принцепсом к моменту заседания 17 сентября 14 г., встречается в современной исторической литературе.[254] Подобное предположение высказал, в частности, Ф. Б. Марш,[255] и если всё обстояло именно так, как считает английский исследователь, результатом должно было явиться создание прецедента, исключающего вопросы престолонаследия из ведения сената. В свою очередь данное обстоятельство могло ускорить развитие системы принципата в сторону абсолютной монархии. Однако из сообщения Тацита следует, что акт принятия власти имел место именно на заседании сената (Tac. Ann., I, 8, 11–13). Тиберий решил в подражание своему предшественнику основать свой принципат на идее сенатского режима: он обратился к patres за утверждением своих полномочий, и с этих пор сенат становится учреждением, которое вручает власть императору при его восшествии на престол и разные почетные титулы в течение всего правления.[256]

Какими же соображениями руководствовался Тиберий, принимая столь важное и чреватое далеко идущими последствиями решение? Светоний называет основным мотивом страх императора за свою безопасность и естественное на первых порах чувство неуверенности, Корнелий Тацит — стремление выяснить настроение знати, а Дион Кассий полагает, что причину следует искать в особенностях характера Тиберия (Tac. Ann., I, 7; Suet. Tib., 25; Dio, LVII, 3). Так ли это, и действительно ли Тиберий уже располагал всем необходимым, чтобы заменить своего предшественника?

Проконсульский империй, обеспечивший Августу верховное военное командование, и трибунская власть, благодаря своей огромной запретительной силе делавшая принцепса реальным руководителем гражданской жизни Рима, не были единственной основой его власти. Рядом с ними стояло морально-политическое влияние личности правителя — auctoritas principis. Учёные, занимающиеся проблемой принципата (А. фон Премерштейн, Р. Сайм, Н. А. Машкин, Л. Викерт, А. Б. Егоров), хотя между ними и существуют разногласия относительно характера императорской auctoritas, считают её важным моментом в системе Августа, дополняющим и усиливающим все другие полномочия принцепса.[257] Соотношение правовых и внеправовых основ власти Августа представляет сложную проблему, тем более что некоторые исследователи (Р. Гейнце, М. Грант) выдвигают auctoritas на первый план.[258] В самом деле, в политической карьере наследника Цезаря были моменты, когда именно auctoritas и роль национального лидера составляли основу его политического положения. Так было в 33–32 гг., когда истёк срок триумвирских полномочий Октавтана, и он не занимал никакой официальной должности. Позднее и Марк Агриппа, и Тиберий выступали в качестве соправителей Августа и располагали трибунской властью и империем, которые были аналогичны соответствующим полномочиям Августа. Всё различие в их статусе заключалось в auctoritas, и Август понимал этот вопрос именно так (R. G., 34, 3).

В не меньшей степени, чем на военном империи, трибунской власти и других конституционных полномочиях, принципат при Августе держался на его громадном личном морально-политическом влиянии (auctoritas Augusti), которое сам Август рассматривал как основу своего политического положения. Этой auctoritas, авторитета принцепса Тиберий не имел и не мог иметь, поскольку auctoritas — власть личная, присущая тому или иному лицу в силу его заслуг, личных качеств и политического положения.[259] Передать её по наследству нельзя; авторитет можно (а в случае Тиберия — нужно) завоевать, и новый император решил, что легче всего это будет сделать, неукоснительно соблюдая традиции, сложившиеся за годы долгого правления его предшественника.

С этой точки зрения, Тиберий, чтобы стать принцепсом, нуждался в санкции сената, так как уже при Августе последний выступает в качестве источника полномочий императора. Важнейшие государственно-правовые акты 27 и 23 гг. до н. э., оформившие принципат Августа, имели место именно на заседаниях сената. 13 января 27 г. до н. э. Октавиан торжественно объявил в сенате о сложении своих чрезвычайных полномочий[260], получив взамен из рук сенаторов империй над рядом провинций (Тарраконская Испания, Лугдунская Галлия, Бельгика, Сирия и Египет) сроком на 10 лет (R. G., 34, 1; Dio., LIII, 3-11; Tac. Ann., III, 28). Три дня спустя благодарные сенаторы преподнесли ему золотой щит за его мужество, милосердие, справедливость и благочестие (R. G., 34, 2).

Осуществлённое в 27 г. до н. э. разделение провинций имело чрезвычайно важное значение. Часть римской державы не только на практике, но и номинально перешла под контроль принцепса. В качестве правителя этих провинций Август создаёт собственный государственный аппарат, выстраивает параллельные республиканским структуры власти. Новый имперский бюрократический аппарат пока ещё только формируется, но в перспективе именно он должен был стать главной опорой авторитарного режима.[261] Налоги, взимаемые с императорских провинций, поступают в личную казну Августа, фиск, — тем самым достигается финансовая независимость его режима от сената. Контроль над важнейшими участками римских границ отдавал в руки Августа реальное руководство главными направлениями внешней политики. Наконец, именно в императорских провинциях концентрируется основная часть армии (к концу правления Августа 24 легиона из 25). Особое значение имел контроль над Египтом — главным источником хлеба для многомиллионного населения Рима.[262]

Новое "конституционное урегулирование" также началось с отказа от власти во время заседания сената: 1 июля 23 г. до н. э. Август отказывается от консульства, которое он до сих пор занимал ежегодно (Dio, LIII, 30). На первый план выдвигается теперь его tridunicia potestas, более выгодная с политической и идеологической точки зрения. С этого времени ссылки на неё встречаются в надписях (ILS, 86, 87, 89, 90–98). Даже если, как считают многие исследователи, пожизненные полномочия трибуна были получены Октавианом ещё в 30 или в 36 г. до н. э.,[263] до сих пор в системе власти Августа трибунат играл второстепенную роль.[264] Решающее значение в период с 27 по 23 гг. до н. э. имели его консульские полномочия,[265] в которых современные исследователи иногда видят власть, отличную от обычного консулата.[266] И только после 23 г. до н. э. трибунская власть, преобразованная в некое подобие магистратуры с фикцией ежегодного переизбрания, становится основой полномочий принцепса в гражданской (domi) сфере:[267] по её годам Август и его преемники исчисляют время своего правления (R. G., 4, 4; 15, 2).

Важному значению трибунской власти в системе императорских полномочий соответствует её многократное упоминание на монетах (всегда с указанием года со дня принятия).[268] Пользуясь всеми правами трибуна, Август, в то же время, не был членом трибунской коллегии, и, следовательно, против его власти не действовала интерцессия других трибунов. К тому же трибунская власть Августа, дававшая ему всю полноту гражданской potestas,[269] и действовала не только в пределах померия, но и на пространстве в четыре римские мили за священной городской чертой (Dio, LI, 19, 6–7).

В сфере военного командования, провинциального управления и внешней политики (militae) основой полномочий принцепса остался проконсульский империй, признанный отныне высшим (imperium majus) по отношению к imperia других магистратов и промагистратов, не слагавшийся в пределах померия и позволявший держать вооружённые отряды в самом Риме (Dio, LIII, 32).[270] Империй Августа неоднократно (в 18 и 8 гг. до н. э., в 3 и 13 гг.) продлевался (ibidem, LIV, 12; LV, 6, 12; LVI, 28) и фактически стал пожизненным (ibidem, LIII, 32), что отразилось в сообщениях наших источников о его принятии.[271]

А. фон Премерштейн не усматривает никаких различий в характере империя Августа в 27 и 23 гг. до н. э. ни в фактическом, ни в юридическом плане.[272] Напротив, Р. Сайм уверен, что отношения прямого подчинения между принцепсом и проконсулами сенатских провинций устанавливаются только с 23 г. до н. э.[273] Последняя точка зрения, безусловно, ближе к истине: не случайно почти сразу же после очередного "урегулирования" Август предпринял длительную инспекционную поездку по восточным владениям Рима (22–20 гг. до н. э.), большую часть которых составляли именно сенатские провинции.

Отказ от консульства был компенсирован предоставлением Августу ряда специальных полномочий и почётных отличий в последующие годы (jus primae relationis, почётное консульство, jus comendationis, jus edicendi и т. д.). Часть из них была, по-видимому, проведена через комиции, а часть — оформлена как постановления сената. Император принял на себя ряд важных административных поручений (cura annonae, cura viarum, cura aquarum, cura urbis), назначая для этого специальных уполномоченных в ранге префектов и кураторов. Кроме того, в 5 и 2 гг. до н. э. он снова избирался консулом. Дважды, в 18 и 11 гг. до н. э., принцепс пересматривал сенаторский список и неоднократно (последний раз в 13–14 гг. н. э. вместе с Тиберием) руководил переписью населения, исполняя обязанности цензора. После смерти Эмилия Лепида в 12 г. до н. э., Август стал верховным понтификом — главой римского жречества. Наконец, с 24 г. до н. э. принцепс считался свободным от действия некоторых законов. Апофеозом его деятельности стало поднесение ему во 2 г. титула отца отечества (pater patriae), которого до него удостоились лишь Цицерон и Цезарь (R. G., 35, 1; Dio, LIII, 23, 2).

Непосредственным толчком к новому урегулированию, возможно, стал организованный в 23 г. до н. э. против Августа заговор.[274] Проконсульский империй и пожизненная tribunicia potestas окончательно становятся важнейшей правовой базой положения принцепса. Эта комбинация обеспечила ему максимум власти при минимальных отступлениях от республиканской традиции.

Практика оформления императорских полномочий через постановления сената создавала определённый политический стиль, в соответствии с которым процедура вручения власти императору приобретала характер некой "игры", причём роли принцепса и сенаторов в ней были строго расписаны. Начинал "игру" действующий принцепс, созывая сенат и заявляя о своём намерении отказаться от власти, а иногда и в самом деле слагая с себя ту или иную из прерогатив, но лишь для того, чтобы тут же получить взамен "компенсацию". Следующий ход был за сенаторами, которые должны были "убедить" императора остаться на своём посту и преподнести ему новые полномочия и почести. И, наконец, в заключительном акте этого политического спектакля император заявлял о своей готовности и впредь нести бремя управления провинциями и командования армиями римского народа.

Эти неписанные правила были, вне всякого сомнения, хорошо известны Тиберию и тем лицам из его окружения, которые в ситуации перехода власти к новому правителю проявили, пожалуй, наибольшую активность: императрице Ливии и всаднику Саллюстию Криспу. Именно Ливия вызвала Тиберия из Иллирии в Нолу и держала в тайне смерть Августа до тех пор, пока на Планазии не был умерщвлён Агриппа Постум (Tac. Ann., I, 5; Suet. Tib., 22). Что же касается Саллюстия Криспа, приёмного сына знаменитого историка и после смерти в 8 г. до н. э. Гая Цильния Мецената наиболее близкого к Августу человека (Tac. Ann., III, 20), то он сыграл ключевую роль в ликвидации заточённого на Планазии пасынка Августа и в устранении самозванца Агриппы.[275] Решение придерживаться в вопросе о принятии власти образа действий предшественника было, скорее всего, принято Тиберием по их совету; впрочем, и в силу особенностей своего характера новый владыка Рима был склонен следовать установившимся правилам: "Nihil aeque Tiberium anxium habebat quam ne composita turbarentur" (ibidem, II, 65). Им руководило стремление приобрести важный элемент властных полномочий — auctoritas, в котором, кроме того, фиксировалась связь системы с личностью принцепса.

Мы уделяем образу действий Тиберия в момент перехода власти столь большое внимание, так как на наш взгляд не только форма её принятия, но и вся политика либерального периода, продолжающая традиции предыдущего принципата имеет ту же цель — приобретение авторитета путем создания Тиберию имиджа верного последователя Божественного Августа в глазах римского общества. Кризис этого курса, обозначившийся со всей очевидностью к середине 20-ых гг., вкупе со сложностями династического характера вызвали постепенный отказ от августовской линии согласия с сенатом и обществом в целом, и переход к политике силового диктата.