4. Провинциальные восстания и выступления рабов в период принципата Тиберия

Нам уже не раз приходилось сетовать на то, что наши источники обходят вниманием события в провинциях. Но время от времени провинция все же напоминала о себе Городу на семи холмах.

Во-первых, это случалось всякий раз, когда возникали трудности со снабжением хлебом населения столицы. При Тиберии из-за высоких цен на зерно в Риме дважды вспыхивали волнения. В 19 г. принцепс установил максимум цен на зерно и ввел что-то вроде государственной дотации на продажу хлеба: сверх установленной цены продавец получал из императорской казны по два нумма за модий (Tac. Ann., II, 87).

В 32 г. волнения повторились, и для обуздания черни был издан senatus consultum, отличавшийся, по словам Тацита, древней суровостью (ibidem, VI, 13). Вины правительства в периодически возникавших хлебных кризисах не было: снабжение продовольствием населения громадного города представляло сложную задачу, и было предметом постоянных забот Тиберия (ibidem, IV, 6). Продовольственным делом в течение его правления заведовал Гай Турраний (ibidem, I, 7), назначенный на этот пост еще Августом.

Во-вторых, несмотря на в общем-то благополучное положение провинций, в правление Тиберия имели место несколько выступлений провинциалов, и в их числе довольно крупное восстание в Галлии.[521]

Восстание произошло в 21 г. Его возглавили тревер Юлий Флор и Юлий Сакровир из племени эдуев. Вожди восстания были выходцами из среды романизированной галльской аристократии: их предки некогда получили римское гражданство за выдающиеся заслуги перед Римом (ibidem, II, 40; Vell., II, 129). Первыми выступили общины андекавов и туронов, но эти преждевременные выступления были быстро подавлены римскими отрядами, высланными легатом Ацилием Авиолой и наместником Нижней Германии Визеллием Варроном (Tac. Ann., III, 41).

Флор попытался привлечь на свою сторону набранный из треверов отряд вспомогательной конницы, но безуспешно. Именно всадники-треверы из римской армии под командованием Юлия Инда рассеяли кое-как вооруженные отряды Флора, пытавшиеся укрыться в Арденском лесу (ibidem, III, 42).

У эдуев движение успело приобрести большой размах, так что события в Галлии сделались известны в Риме и вызвали сильную тревогу. Тацит во всём винит Тиберия, упрекая его за нерешительность, а также римских командующих, Силия и Варрона, препиравшихся между собой о том, кому возглавить военные действия, и понапрасну терявших драгоценное время. Позднее Гай Силий был обвинен доносчиками в том, что он умышленно затянул подавление движения Сакровира, скрыв имевшуюся у него информацию о подготовке восстания (ibidem, III, 41, 43–44; IV, 18–20).

Однако рассказ Тацита о действиях Силия не дает оснований для подобной оценки. Первым делом Силий принял меры для локализации восстания: римские войска были введены в пограничные с эдуями районы области секванов, соседей эдуев. Задержавшись здесь на непродолжительное время, Силий карательной экспедицией устрашил это галльское племя и удержал его в верности Риму. Этим промедлением он добился того, что Сакровир, введенный в заблуждение мнимой нерешительностью римского полководца, стянул все свои силы (около 40000 человек) в кулак для битвы в окрестностях Августодуна. Судьба восстания решилась в одном генеральном сражении: в мгновение ока два римских легиона рассеяли толпы кое-как вооруженных галлов, а Сакровир, как до него Флор, был вынужден покончить с собой (ibidem, III, 45–46).

Легкая победа римлян стала возможной благодаря избранной Силием верной тактике: понимая, что в открытом поле всё решит превосходство его легионов в вооружении и боевой подготовке, он дал противнику время собрать все свои силы, чтобы уничтожить их одним ударом, и не затянул, а избежал перерастания конфликта в затяжной. Подобное развитие событий было бы возможно, если бы галлы навязали Силию "малую войну", используя как укрытия непроходимые леса своей родины.

Обыватели, критиковавшие императора и его легата за медлительность, были не способны понять выгоды такого образа действий, но опытный в военном деле Тиберий оценил их по достоинству, отметив в письме к сенату заслуги Силия (ibidem, III, 47).[522] С рядовыми участниками восстания римляне обошлись милостиво, и спокойствие в этой части империи не нарушалось ничем вплоть до 68 г.[523]

Причиной галльского восстания 21 г. был рост налогов, вызванный походами Германика,[524] однако, в целом ситуация в провинциях оставалась стабильной, чему в немалой степени способствовала проводимая Тиберием политика жесткой экономии. Сокращение расходов на зрелища, содержание армии, дорогостоящее строительство, beneficia частным лицам позволило Тиберию неоднократно выделять крупные суммы для помощи пострадавшим от пожаров и стихийных бедствий, принять меры для оздоровления финансовой ситуации в Риме и сосредоточить в фиске огромные денежные накопления без усиления налогового гнета в провинциях (Tac. Ann., IV, 6, 62–66; VI, 17, 45; Dio, LVIII, 26; Suet. Tib., 34, 37, 47–48; Calig., 37). Поэтому, волнения происходили в основном на малороманизированных окраинах империи и в зависимых царствах.

Во Фракии в 19–26 гг. боролись проримская и национальная партии; приблизительно в те же годы в Африке нумидиец Такфаринат дезертировавший из римской армии, с войском, набранным из местных воинственных племен, вел войну против сменявших друг друга римских полководцев Камилла, Апрония, Блеза Старшего и Долабеллы. Эта война продолжалась семь лет и характером действий очень напоминала Югуртинскую, более ста лет назад прокатившуюся по этим же местам. Терпя поражение в открытых сражениях, Такфаринат совершал стремительные набеги, разорял страну, нападал на отдельные когорты, оставаясь неуловимым для римлян, пока в 24 г. Корнелию Долабелле не удалось захватить его лагерь. В 25 г. в Испании был убит претор Ближней провинции Луций Пизон; в Сардинии бесчинствовали шайки разбойников. На востоке империи очагом постоянной напряжённости оставалась Иудея: упорное нежелание Пилата[525] считаться с религиозными обычаями местного населения создавало для римлян в этой стране значительные сложности. В 36 г. в Каппадокии восстало племя клитов (Vell., II, 129; Joseph., AJ., XVIII, 3, 1–2; BJ., II, 9, 2–4; Tac. Ann., II, 52, 64–67, 85; III, 20–21, 32, 35, 38–39, 58, 72–74; IV, 23–26, 45–51; VI, 41). Кроме того, немало проявлений недовольства шло по легальным каналам: провинциалы жаловались на наместников и добивались их осуждения, нередко — по закону об оскорблении величия.[526]

Серьезную проблему для государства представляли рабы, в огромном количестве скопившиеся в Италии и, в особенности, в Риме. Одним из источников постоянного притока рабов была варварская периферия, поэтому в главе о провинциальной и внешней политике Тиберия несколько слов о рабах будут вполне уместны.

В 16 г. всадник Саллюстий Крисп захватил раба убитого на Планазии Агриппы Постума. Этот раб по имени Климент пытался освободить своего господина, но опоздал. Тогда он, пользуясь внешним сходством с внуком Августа, стал выдавать себя за него и собрал уже немалый отряд, когда в его окружение проникли подосланные Саллюстием Криспом люди. По приказу Тиберия Климент был тайно умерщвлен в подземелье Палатинского дворца (Tac. Ann., II, 39–40; Suet. Tib., 25).

Нам неизвестно точно из кого состоял отряд самозванца, но предположение, что в нем преобладали деклассированные элементы и беглые рабы, весьма вероятно.[527] Слухи о том, что ему оказывали поддержку какие-то придворные, а также всадники и сенаторы, — только слухи и ничего больше.[528] Тиберий оставил их совершенно без внимания.

Что касается Саллюстия Криспа, то внучатый племянник знаменитого историка, сыгравший важную роль в момент перехода власти к Тиберию и устранивший самозванца-Агриппу, в дальнейшем держался в стороне от общественной жизни и, по-видимому, сознательно предпочитал оставаться частным человеком, обладая в то же время значительным неформальным влиянием. Вплоть до самой своей смерти в 20 г. (Tac. Ann., III, 30) он, благодаря дружбе с императором и близости ко двору, считался одним из самых могущественных людей Рима, и, как показала история Агриппы Постума, был готов при случае выполнить такие поручения принцепса, которые было невозможно доверить официальному лицу. Последнее обстоятельство проливает свет на ту важную роль, которую в период раннего принципата играли императорские amici — доверенные друзья главы государсва, формально не имевшие никакого официального статуса.[529]

В 24 г. некто Тит Куртизий, бывший воин преторианской когорты, попытался поднять восстание среди сельских рабов в окрестностях Брундизия, но дальше тайных сходок дело не пошло. Квестор Кутий Луп рассеял заговорщиков, а трибун Стай захватил и доставил в Рим зачинщика восстания (Tac. Ann., IV, 27).

Против шаек, промышлявших разбоем на дорогах Италии, в рядах которых было немало беглых рабов, Тиберий, как о том свидетельствуют Светоний и Веллей Патеркул, принимал своевременные и эффективные меры (Vell., II, 126; Suet. Tib., 36).

Среди рабов и вольноотпущенников было немало адептов греческих и восточных культов. Тиберий, проводивший жесткую политику в отношении неримских религиозных течений,[530] в 19 г. выслал в Сардинию для борьбы с разбойниками 4000 молодых вольноотпущенников, приверженцев египетских и иудейских священнодействий, полагая, что если они погибнут там, большой беды не будет. Пытавшиеся уклониться от военной службы были по приказу императора подвергнуты казни, а тем, кто по возрасту был к ней непригоден, было предписано покинуть Италию (Joseph. AJ., XVIII, 3, 5; Tac. Ann., II, 85; Suet. Tib., 36).

В целом, хотя сконцентрированные в Италии рабы представляли довольно опасную "горючую массу", серьезной угрозы с их стороны в правление Тиберия не возникало.

***

Провинциальная политика Тиберия отражала новые черты в отношениях Рима и провинций, появившиеся в эпоху империи. Ее главные принципы оставались неизменными на протяжении всего правления Тиберия. В течение своего более чем двадцатилетнего принципата Тиберий уделял много внимания управлению империей, и то, что нам известно о результатах этой деятельности, позволяет говорить о нем как о выдающемся государственном муже.

Тиберий был последовательным сторонником оборонительного внешнеполитического курса. Впрочем, в тех случаях, когда приращение владений Рима могло быть достигнуто без больших затрат и приносило ощутимые выгоды, принцепс не отказывался и от аннексий.

Еще одной существенной особенностью политики Тиберия была преемственность по отношению к курсу Августа, проявившаяся в этих (провинциальной и внешней) областях особенно ярко. И если различие между Августом и его наследником лучше всего иллюстрируют их отношения с римской аристократией,[531] то управление империей при них может служить примером стабильности и преемственности.[532]