2. Принципат и римская армия в правление Тиберия

Несмотря на все изменения в отношениях центра и периферии империи, важнейшим средством для поддержания римского господства в провинциях по-прежнему оставался фактор силы. Армия была главным инструментом римской политики вне Италии, особенно в малороманизированных областях. Роль армии не исчерпывалась её функцией в качестве аппарата принуждения: легионы, вспомогательные войска, колонии ветеранов играли важную роль в деле романизации провинций, а военная служба была главным каналом для получения жителями провинций прав римского и латинского гражданства.

Римская армия при Августе окончательно превращается в постоянную, регулярную и профессиональную. Численность регулярных войск к концу его правления составляла около 300 тысяч человек.[495] Половина из них служила в легионах, половина — во вспомогательных войсках. Эти силы, в общем то, не очень большие, учитывая огромную протяженность границ, были распределены по провинциям для их охраны. При Тиберии значительного роста военных сил не происходило, и число легионов оставалось прежним, — 25. В 23 г. 8 из них стояли на Рейне, 3 — в Испании, 6 — в Дунайских провинциях, 4 — в Сирии, 2 — в Египте и ещё 2 — в Африке, где римляне вели войну с Такфаринатом (Tac. Ann., IV, 5).

Численный рост армии был нежелателен по ряду причин. Во-первых, это потребовало бы увеличения государственных расходов на её содержание; во-вторых, увеличение контингента новобранцев для легионов было невозможно без отступления от главного принципа комплектования, согласно которому легионерами должны были быть римские граждане. Отказ от этой практики мог привести к утрате армией ее римского характера.[496] В-третьих, роста армии старались избежать по политическим соображениям. Суть политики Августа и Тиберия в отношении военных сводилась к тому, чтобы по возможности снизить их политическое влияние, неоправданно возросшие в годы гражданских войн.

Так как путь увеличения армии был для него закрыт, Август старался выжать из имевшихся войск все что можно. Условия службы при нем были тяжелыми, а её продолжительность выросла до 20 лет.[497] По окончании этого срока ветеранов обыкновенно переводили в разряд вексиллариев, где они под другим названием продолжали нести те же самые тяготы и лишения (Tac. Ann., I, 17). В конце правления Августа в связи с общим ростом военного напряжения в период паннонского и германского восстаний злоупотребления особенно усилились.

В 14 г., вскоре после смерти Августа, сразу две большие римские армии выступили против правительства.[498] Солдаты трех паннонских легионов (XIII, IX и ХV) увидели в смене принцепсов подходящий момент для того, чтобы добиваться улучшения условий службы. Восставшие предприняли попытку свести три легиона в один, казнили некоторых наиболее ненавистных им центурионов и предъявили требования, главными из которых были увеличение жалования, не менявшегося со времени Юлия Цезаря,[499] и сокращение срока службы до 16 лет, после чего должна была без всяких проволочек даваться отставка (Tac. Ann., I, 16–23; Suet. Tib., 25; Dio, LVII, 4).

В германской армии, как и в паннонской, восстание началось с предъявления чисто профессиональных требований. Однако, солдаты размещённых в Нижней Германии легионов (V, XXI, I и XХ) пошли дальше и провозгласили императором командующего ими Германика. Легионеры явно рассчитывали добиться удовлетворения своих требований, посадив на престол своего ставленника. Однако Германик наотрез отказался встать во главе мятежников и даже пригрозил подступавшим к нему с настойчивыми просьбами воинам, что покончит с собой. Впрочем, этот жест не произвел особого впечатления на разбушевавшуюся солдатню (Tac. Ann., I, 31–35; Dio, LVII, 5).

В Риме известия о солдатском бунте сразу в двух армиях вызвали сильную тревогу (Tac. Ann., I, 46). Граждане ожидали от Тиберия решительных действий и надеялись, что он лично отправиться к войскам и примет для усмирения мятежа все необходимые меры. Видя, что император не трогается с места, римляне недовольно роптали, однако Тиберий, то ли пребывая в растерянности, то ли верно предугадывая ход событий, то ли просто в силу своего характера склонный к выжидательной тактике, остался на месте, отправив к паннонским войскам своего сына Друза с двумя когортами преторианиев в качестве охраны (Ibidem, I, 24). Чтобы успокоить общественное мнение принцепс сделал вид, что в скором времени сам отправиться к мятежным легионам и приказал произвести все необходимые приготовления, но потом отложил свой отъезд, ссылаясь на неотложные дела и трудности зимнего пути (Ibidem, I, 47).

Ч. Э. Смитт оценивает образ действий Тиберия как единственно верный в тех условиях, и есть основания принять эту точку зрения.[500] В самом деле, если бы принцепс лично отправился в Германию, император и оба его наследника могли попасть в руки мятежников, и, следовательно, будущее династии, равно как и государства, оказалось бы под угрозой. В сложившихся обстоятельствах Тиберию не оставалось ничего другого, как только сидеть в Риме и ждать, что он и сделал.

Друзу не удалось сразу успокоить солдат и обстановка накалилась до предела, когда на помощь сыну императора и его спутникам пришло небесное явление. Ночью 16 сентября произошло затмение Луны, воспринятое суеверными воинами как знак гнева богов. Ловко сыграв на этих настроениях, Друз добился того, что легионеры сами выдали зачинщиков мятежа, которые были тот час же казнены. Чтобы довести до сведения принцепса нужды солдат, были выбраны делегаты: сын командующего паннонской армией Юния Блеза Блез Младший, один из приближенных Друза всадник Луций Апоний, и центурион Юст Катоний. Чтобы легче было поддерживать с таким трудом установленный порядок, командование развело легионы в их зимние лагери (Ibidem, I, 25–30; Dio, LVII, 4).

Солдаты германских легионов были настроены гораздо решительнее и их командующему, Германику, пришлось пойти на уступки. От имени Тиберия он пообещал удвоить завещанные Августом награды и произвел увольнение в отставку отслуживших свой срок воинов. После этого он привел к присяге Тиберию солдат верхнегерманской армии и легионеров I и XX легионов, которые, после того как были удовлетворены их главные требования, успокоились и выдали вожаков. С этими силами Германик выступил в поход против V и XXI легионов, и, окружив мятежников превосходящими силами, послал письмо их командующему Авлу Цецине. Цецина, собрав наиболее надежных и преданных долгу воинов, внезапно напал на зачинщиков бунта и всех перебил. После того, как легионы принесли присягу Тиберию, Германик, в целях укрепления с таким трудом восстановленной дисциплины, предпринял поход на правый берег Рейна (Tac. Ann., I, 36; Dio, LVII, 5).

Хотя оба выступления потерпели, таким образом, поражение, Тиберий был вынужден пойти на уступки и удовлетворить главное требование солдат, касавшиеся сокращения срока службы. Впрочем, это нововведение продержалось недолго, и уже в конце 15 г. прежний порядок службы был восстановлен (Tac. Ann., I, 78). В дальнейшем Тиберий уже не давал воинам поблажек: за редким исключением этот бережливый принцепс не делал никаких подарков войскам и предпочитал не увольнять ветеранов в отставку, а держать их в легионах до самой смерти, чтобы сэкономить деньги (Suet. Tib., 48).[501]

Жёсткая политика Тиберия в отношении армии не способствовала росту его популярности среди солдат. Благожелательные и справедливые начальники, напротив, пользовались чрезвычайною любовью. Так, когда в 34 г. легат Верхней Германии Лентул Гетулик был обвинен своим бывшим офицером Абудием Рузоном в связях с Сеяном,[502] он, уверенный в преданности своих воинов, написал Тиберию, что лучше императору не трогать его, Лентула Гетулика, если только он хочет спокойно управлять империей (Tac. Ann., VI, 30). Непопулярность Тиберия в армии была, по-видимому, одной из причин его миролюбивой внешней политики, за которую его резко упрекали и современники и позднейшие авторы (ibidem, IV, 32).

Зная о своей непопулярности в армии, Тиберий принимал меры, чтобы обезопасить принципат от посягательств со стороны военных. В частности, он стремился не допускать сосредоточения в руках одного лица слишком большой военной власти. Объединенное верховное командование рейнской армией он вскоре после отъезда Германика на Восток раздробил на два и в дальнейшем упорно придерживался этого порядка.[503] Даже когда в 23 г. восставшие фризы[504] нанесли римлянам поражение, убив 1300 человек, Тиберий не только оставил безнаказанной гибель союзников и римских граждан, но даже пытался скрыть эти факты от общественности, чтобы не оказаться вынужденным назначить главнокомандующего (Tac. Ann., IV, 74).[505]

Как мы уже отмечали, политика Тиберия в отношении военных была направлена на то, чтобы не допустить роста их политического влияния и по возможности сократить расходы на содержания армии.[506] Необходимой частью такого курса был отказ от завоеваний, за что его порицает Корнелий Тацит. Отрицательно настроенный по отношению к Тиберию главным образом из-за процессов об оскорблении величия (ibidem, I, 73) Тацит объясняет действия императора низменными мотивами: завистью к успехам Германика и ревностью к чужой власти (ibidem, II, 26). Между тем, важной заслугой Августа и Тиберия была их продуманная военная политика, благодаря которой им удавалось сдерживать ту силу, которая, будучи предназначена для зашиты республики, в эпоху Гражданских войн превратилась в угрозу для государства и внутреннего мира.