1. Римская империя в первые десятилетия новой эры Управление провинциями при Тиберии

На рубеже старой и новой эры римская держава достигла своих естественных границ. Завоевания Цезаря и Августа передвинули северные рубежи империи на линию великих европейских рек Рейна и Дуная; ещё раньше на востоке римляне вышли к Евфрату.

Помимо территориального роста владений римлян в это время (конец I в. до н. э.) происходят важные изменения в характере отношений меду Римом и завоеванными территориями. В эпоху республики провинции рассматривались как поместья римского народа и были объектом хищнической эксплуатации. Вслед за Т. Моммзеном, можно сказать, что республиканский Рим видел в провинциях только источник средств, которые и выкачивались оттуда компаниями ростовщиков-публиканов при содействии провинциальных властей.[481]

Впервые черты новой, характерной для эпохи принципата провинциальной политики обозначились на завершающем этапе завоевания Галлии Юлием Цезарем, когда в 50 г. до н. э. римский полководец заложил основы организации власти на этой только что подчиненной территории. Подать, наложенная победителем на галльские общины была невелика, твердо фиксирована и необременительна даже для разоренной войной страны (Caesar. BG., VIII, 48–49). Порядки, установленные Цезарем в Галлии, максимально учитывали местные особенности и были столь разумны и реалистичны, что когда в Риме вспыхнула гражданская война, и в Галлии почти не осталось войск, эта недавно завоёванная область оказалась более верной Риму чем некоторые, казалось бы давно свыкшиеся с римским господством провинции.[482]

Следующим этапом становления имперской провинциальной политики стали реформы Цезаря, проведенные им в бытность диктатором. Давать их подробных очерк не входит в наши планы; подчеркнем лишь факт, отмеченный ещё Т. Моммзеном: реформы Цезаря отнюдь не были простым "латанием дыр", устранявшим отдельные пороки республиканской провинциальной системы. В годы диктатуры Цезаря закладывались первые камни в фундамент будущего мирового государства, в котором прежнее противопоставление италийского центра и варварской периферии должно было, в конце концов, исчезнуть совсем.[483] С именем Цезаря связано начало тех новых тенденций, которые характерны для провинциальной политики эпохи принципата, в противоположность республиканскому времени.

Окончательно система провинциального управления ранней империи складывается при Августе, когда формируются её основные принципы, остававшиеся в общих чертах неизменными в течение всей эпохи принципата. Провинции подразделяются на сенатские и императорские, в которых преимущественно размещаются войска. Сбор налогов с провинциалов частично переходит в руки финансовых агентов принцепса — прокураторов. Действия провинциальных наместников контролируются центральной властью, в общем, более строго, чем при старом порядке. Откупщики, в руках которых все еще оставалось взимание значительной части податей, были существенно стеснены в своих возможностях, выколачивать из римских подданных, сколько им хочется.[484]

Новая система управления благоприятно сказалась на положении провинций и уже при Августе в ряде областей начинается экономический подъём. Возрастание роли периферии заметно уже в эпоху Гражданских войн, в ходе которых некоторые провинции и царства выступали в качестве опорных баз борющихся между собой римских полководцев, тыла и источника пополнения их армий, а отдельные общины, не довольствуясь ролью зрителей, занимали в конфликте определенную позицию. После установления августова мира (pax Augusti) та же тенденция приводит к установлению своеобразного партнерства между Италией и наиболее развитыми провинциями (Испания, Ю. Галлия). Правительство активно содействует романизации варварских областей, хотя и при Августе, и при Тиберии италоцентристский характер государства сохраняется ещё весьма строго.[485]

В общем, к началу нашей эры Рим захватил огромные территории, на которых проживали народы, стоящие на разных уровнях социально-экономического, политического и культурного развития. Главенствующая роль Италии, по-прежнему, была выражена очень ярко, но уже наметились процессы, в перспективе способные преобразовать империю в политически унифицированные и единое в культурном отношении целое.[486]

Наметившиеся при Августе тенденции к объединению конгломерата покорённых Римом земель в единое средиземноморское государство нашли своё отражение в провинциальной политике его преемника. Наши источники, как это свойственно всем римским писателям, уделяют главное внимание событиям в столице империи. Из того, что происходило за пределами Италии, они более или менее подобно описывают военные кампании, тогда как сведения о провинциальных делах приходится собирать по крупицам.

Корнелий Тацит, в общем, положительно характеризует стиль управления Тиберия, отмечая стремление принцепса не обременять провинции чрезмерными тяготами, тщательность в подборе кадров для управленческого аппарата, борьбу с коррупцией и своеволием провинциальных властей (Ann., IV, 6). Светоний и Дион передают фразу из письма Тиберия префекту Египта Эмилию Ректу: "Я хочу, чтобы моих овец стригли, а не снимали с них шкуру" — "praesidibus onerandas tributo provincias suadentibus rescripsit boni pastoris esse tondere pecus, non deglubere" (Suet. Tib., 32; Dio, LVII, 10).

Однако, по мнению наших источников, после того, как умерли Германик и Друз, а император удалился на остров Капри, прежний порядок управления претерпел кардинальные изменения. Тиберий оставил государственные дела и, подстрекаемый Сеяном, всецело предался преследованию неугодных ему людей на основании закона об оскорблении величия (Tac. Ann., IV, 6, 7; Suet. Tib., 39–41; Dio, LVII, 12, 18–19).

Вне всякого сомнения, именно смерть Друза стала переломом в том, что касается развития в правлении Тиберия авторитарных и деспотических тенденций.[487] В отношениях с римским обществом император переходит от характерной для либерального периода политики сотрудничества к силовому диктату, однако, брошенный ему упрёк в том, что на Капри Тиберий перестал заниматься делами империи вряд ли можно счесть справедливым.[488] Конечно, сведения, которыми мы располагаем, довольно скудны, но всё же достаточно красноречивы.

Тот же Тацит (Ann., IV, 13) сообщает, что после смерти Друза Тиберий продолжал активно заниматься делами: в трудах он искал забвения постигшего его горя. Строгий надзор за наместниками провинций оставался, насколько мы можем судить, неизменным на протяжении всего правления. Виновных в вымогательствах и злоупотреблении властью привлекали к суду, в том числе и на основании закона об оскорблении величия (Iibidem, I, 74; III, 38, 66–69; IV, 13; VI, 29). Блестящие успехи Тиберия в финансовой сфере[489] вряд ли были бы возможны без эффективной системы провинциального управления и продуманной налоговой политики, последовательно проводившейся в течение всех более чем 20-ти лет его принципата. При необходимости провинциям давались послабления от податей; пострадавшим в результате стихийных бедствий городам оказывалась финансовая помощь, предоставлялись налоговые льготы и т. д. (Vell., II, 126; Tac. Ann., I, 80; II, 42, 47, 56; IV, 15).

Как косвенное свидетельство относительного благополучия провинциалов при Тиберии может рассматриваться сообщение источников о том, что жители вассальных царств Комагены и Киликии, после смерти их царей, выразили желание перейти под власть Рима (17 г.). Несколько раньше, в конце 15 г., под управление принцепса были временно переданы сенатские провинции Македония и Ахайя, что показывает большую эффективность имперской системы управления в сравнении с сенатско-республиканской (Ibidem, I, 80; II, 42). И в том и в другом случае были существенно сокращены налоги. Снижение при Тиберии налога с торгового оборота в два раза, по-видимому, способствовало оживлению деловой активности.

Тиберий подолгу оставлял наместников провинций на своих постах. Так правителем Нижней Германии, по крайней мере, с 28 г. был Луций Апроний. (ibidem, IV, 74). Легатом верхней провинции долгое время был Лентул Гетулик, родственник Апрония, остававшийся в этой должности до 39 г., когда он был смещен и казнен Калигулой (Suet. Calig., 29). С 25 г. наместником Ближней Испании был Луций Аррунтий (Tac. Ann., IV, 45). Правителем Мезии в течении более чем 10 лет оставался Поппей Сабин (ibidem, I, 80; IV, 46). Причиной такой политики, по-видимому, был недостаток способных кадров для управления гигантской империей (ibidem, VI, 27).[490]

Таким образом, имеющиеся в нашем распоряжении факты говорят о том, что политика Тиберия в отношении провинций оставалась в своих главных принципах неизменной в течение всего правления этого императора. Смерть Друза и переезд Тиберия на Капри, где, скрывшись от людских глаз, принцепс вдвоём с Сеяном готовил расправу с неугодными ему людьми, не повлекли за собой перелома в том, что касается управления империей. В деятельности Тиберия, как, впрочем, и в деятельности других преемников Августа, обнаруживаются как бы две стороны, два аспекта: жестокий террор против аристократии, получивший, пожалуй, наиболее яркое освещение в литературных источниках, и медленное, буквально по крупицам, созидание великого объединения народов древности.[491]

Упреки античных авторов в адрес Тиберия вызваны не тем, что он на самом деле перестал заниматься делами государства. Покинув Рим ради своей островной резиденции, император попрал один из основополагающих принципов полисной государственности, — монополию центра на власть.[492] Пребывая на Капри, он уже не мог, как прежде лично участвовать в заседаниях сената, выступать в суде и т. д. Тем самым Тиберий решительно отверг всю декоративную сторону системы Августа,[493] однако, эта сторона принципата, которую некоторые современные исследователи сравнивают с фиговым листком,[494] была чрезвычайно существенна для римского общества I в. н. э. В ней воплощалось все исконно-римское, традиционное, что было во власти Цезарей, то, что связывало их империю с республикой Брута и Коллатина. Навсегда уехав из Рима в 26 г., Тиберий если не разорвал совсем, то очень ослабил эти связи, и в глазах римлян, его современников, всё пошло по-другому.