Почтовая цензура

Среди способов контроля над населением, и, следовательно, над тем, в чем и как выражается недовольство, одним из наиболее изученных является почтовая цензура, исследованная во многих работах^{94}. Речь не идет о чем-то, специфическом для советского периода: перлюстрация частной переписки существует в России с XVIII века и развита также в других европейских странах, в частности во время Первой мировой войны. Отмененная большевиками при приходе к власти, военная цензура была восстановлена во имя «сохранения военной тайны и ограждения интересов РСФСР» в конце 1918 года^{95}Помимо откровенно контрреволюционных высказываний, цензоры искали также сведения о настроениях населения, о его отношении к войне и к советской власти.

В августе 1920 года эта деятельность становится одной из прерогатив ЧК, затем ОГПУ Сотрудники Отдела политического контроля продолжали, таким образом, систематически фиксировать информацию о настроениях населения (даже по письмам, которые не были изъяты), чтобы затем передавать эти материалы в другие отделы политической полиции. Эта деятельность чекистов имела целью контролировать население и, в случае чего, принимать меры против инакомыслящих, но за ней стояло также желание обладать всей полнотой информации, зондировать общественное мнение. На основе копий писем, которые они сопровождали своим собственным анализом, службы ОГПУ составляли аналитические сводки, иногда весьма объемные (от 68 до 380 страниц в Ленинградской области^{96}). Эти сводки затем направлялись секретарям областных комитетов партии или заведующему сектором информации.

Недовольство населения, каким оно предстает сквозь призму таких сводок, формулируется в выражениях, которые можно встретить и в изучаемых далее письмах к власти. Авторы говорят не только то, что они думают о режиме (коммунисты — это «бешеные собаки»), но и о пьянстве, о злоупотреблении властью на местах, о преступности и ее росте, о проблемах образования и культуры, об уровне жизни^{97}.

Такой контроль, по-видимому, получил развитие в двадцатые и тридцатые годы, хотя надежными цифрами мы не располагаем. Накануне Первой мировой войны на всю Российскую империю было сорок девять человек, которые занимались перлюстрацией писем, в 1924 году их количество было вдвое больше^{98}.[27] Но этого по-прежнему очень мало. Одиннадцать московских цензоров в 1924 году явно не справлялись с объемом работы. В дальнейшем ситуация, похоже, улучшилась[28]. Доклад отдела информации ОГПУ о письмах кулаков, высланных на Север в 1930 году, свидетельствует, что между 20 июня и 1 июля 1930 года эти службы просмотрели 16 790 писем^{99}. Цензор, работавший в Чите в конце 1940-х годов, называет цифру 70 человек и считает, что обрабатывалось около десятой части всей переписки^{100}. Однако в 1920-е годы деятельность ОПК остается фрагментарной и не очень внятной.