4.7. Четвертая группа: «бюндише»

Когда мы говорим о «бюндише» или «бюндише молодежи», то подразумеваем нечто более сплоченное, нежели просто «молодежное движение». Оба эти определения обозначают послевоенную форму «молодежного движения». Они наследовали более ранние формы: «Перелетных птиц» довоенного периода (начиная с 90-х годов XIX века) и «вольно-немецкую молодежь», действовавшую буквально накануне и сразу же после окончания Первой мировой войны (приблизительно с 1913 по 1921 годы). Кроме этого надо отметить, что любые формы работы с молодежью «сверху» не имеют к бюндише никакого отношения: ни любые партийные молодежные организации, ни профессионально-сословные союзы, ни «Гитлерюгенд», ни «Свободная пролетарская молодежь», равно как все конфессиональные и спортивные союзы. К бюндише нельзя причислять также молодежные боевые союзы, которые, несмотря на свое звучное название, в большинстве случаев весьма опосредованно вмешивались в сферу практической политики.

То, что можно отнести к собственно бюндише, это немногие объединения — «Вольно-немецкая ватага», «Орлы и соколы», «Артаманы» и т. д. В них молодежь собиралась по своей собственной инициативе, и руководили ею ровесники, выдвинутые из своих же молодежных кругов — это в итоге создавало условия, в которых не было четких и застывших форм, присущих для мира взрослых.

Если бюндише не вмешивались непосредственно в политику, то это не значило, что они не оказывали опосредованного воздействия на политическую действительность через группы «Консервативной революции». Но вопреки тому, что подобное воздействие можно было бы отметить в многочисленных населенных пунктах, не стоит переоценивать численную силу бюндише. Согласно статистике, в конце 20-х годов это движение охватывало от 50 до 60 тысяч молодых людей. Это весьма небольшая численность, если её сравнивать с массовыми партиями, которые определяли суть германской политики. Между тем выходцы из числа бюндише позже стали политической элитой, никогда не утрачивая отпечатка, который на них наложило пребывание в молодежном движении. «Бюндише молодежь» в Германии межвоенного периода — это было одна из немногих всеобщих форм, которые были в состоянии сформировать тип будущего руководителя.

Ударная сила, которая была присуща бюндише, едва ли можно описать несколькими словами. Она базировалась на чувствах и никогда не была изложена в форме программы или философского трактата. Документы, которые мы можем обнаружить в их журналах: «Белые рыцари», «Молодёжка», «Соколы» — имели поэтическую форму и выглядели подобно творениям «путешественников между мирами» — от Вальтера Флекса до Стефана Георге. В этих документах больше говорилось о мире самих бюндише, нежели об организационных моментах. Символы бюндише движения — Грифон, Лилия, «Волчий крюк» были столь же важны как песни, которые исполняла молодежь. Именно песни можно было назвать истинной «программой» бюндише молодежи.

Их жизнеощущение едва ли можно выразить лучше, чем это сделано а стихах Германа Клаудиуса:

Мы шагам дружно в ногу И старые песни поем И леса мы оглашаем,

С нами шагает новое время.

А вот в этой созданной для рабочей молодежи песне заклинается мир преодоленного прогресса:

Одна неделя молота работы,

Одна неделя коробок домов,

Бьется в наших жилах.

В этой поэзии можно обнаружить тоску, которая весьма показательна для консервативнореволюционного восприятия — тоску по слиянию с насыщенным моментом жизни:

Слова и песня, взгляд и шаг Как в извечные дни Желают вместе сложиться.

Многие из этих песен являются фактически анонимным творением, имена их авторов, равно как сведения о союзах, в которых они состояли, были утрачены. Так было, например, с песней, которая лучше всего передает настроения, царящие в среде бюндише.

Мой друг, мы маршируем Мы проходим по чужой земле,

Тоскуем по чужим звездам.

Мой друг, мы маршируем

Пусть веют наши пестрые знамена!

Мой друг, мы метнем наши копья в чужие воды океана

Погрузим в них и переплывем

Мой друг, наши копья будут нашей целью

Мой друг, мы видим по ночам в палатке иные миры,

Мой друг, чужие миры тихо поют о нашей земле.

Кроме столь непосредственных свидетельств предпринимались мучительные попытки самоидентификации. Например, швейцарец Фред Шмидт написал работу «Восстание молодежи» — он был одним из руководителей популярного, как в Германии, так и в Швейцарии союза «Серый корпус». В этой работе он описывает бюн-дише как особый тип молодежи. По состоянию на 1932 год «Серый корпус» наряду с «Немецкой молодёж-кой от 1 ноября», возглавляемой Эбергартом Кёбелем (псевдоним «туск») и «Молодежным трахтом», возглавляемым Карлом Мюллером (псевдоним «тойт» — производное от «тевтона») были «были самыми авангардными молодежными союзами». Многие бюндише не воспринимали эти три организации как типичные для их движения, так как они точнее всего формировали экстравагантную молодежь. Но для нас это является преимуществом, поскольку в этих поздних формах молодежного движения ярче всего проявилось понимание собственного места и собственных намерений.

В самом начале свой работы Фред Шмид ставит выразительный «знак переноса»: «Немецкое молодежное движение — неповторимое движение, которое не имеет аналогов в других странах. Само собой разумеется, у каждой нации есть молодые люди, которые были в состоянии пробудить в молодежи собственную жизнь. Пожалуй, у каждой нации кроме школьных занятий и государственной воспитательной политики имеются вспомогательные предприятия, которые простираются от милитаризма до пацифизма. Таким образом, соблюдалось следование мудрому педагогическому принципу, который можно перевести на любые языки мира и сделать понятным любому менталитету и он всегда находится в согласии с определенным периодом в развитии. У него могут быть многочисленные приверженцы, но эти педагогические объединения не имеют ничего общего с тем, что мы называем немецким молодежным движением. Оно заметно выше акций по мобилизации молодежи, которые предпринимаются партийными структурами, оно выше не по причине отказа от партийной организованности (организовать можно даже силы и чувства), а по причине того, что партийное влияние внешнее, профаническое». В противоположность этому Шмидт называет молодежное движение «прибывающими изнутри растроганностью и возбуждением молодого человека, которые случаются без цели, без программы, без идеалов». «Они движимы тайной психической силой на подрыв состояния буржуазного сдержанности молодежи, к новой юности, к новым цветам. Немецкое молодежное движение является революционным феноменом!»

Весьма показательно, что Фред Шмид описывает это движение как «революционное». Он видит его главным признаком не соперничество с буржуазным обществом, как изначально отрицательный позыв, а как «прорыв наружу новых форм новой жизни». «Это суть всех революций. Это — в нас. И без этого вся революционная суета — всего лишь гонения, которые возникают из возбуждения деструктивных инстинктов». В данном случае можно привести интерпретацию «Консервативной революции», которая дана в разделе 3.9. Целью подобной революции является не разрушение, не устранение какой-то части, а сплочение в единстве.

Напоминает «характер мутаций» «Консервативной революции» (раздел 1.9), когда Фред Шмид заявляет о будущем: «Эта ново-обретенная сила не была никак вызвана, но она одновременно проявилась во многих местах. Подобно лесному дереву она не сажалась и не выращивалась, но одновременно, в один и тот же год проявилась во многих местах Германии. Это было то духовное беспокойство, которое одновременно охватило лучшую немецкую молодежь. Это не было беспокойством переходного возраста, и оно было больше, нежели стремление к каким-то идеалам или образцам. Сложно даже предположить, что поколение наших отцов испытывало нечто подобное. Конечно, они испытывали романтические чувства, переживали переходный возраст, были охвачены любовными чувствами, порывами и страстью, и всем тем, что томится в груди у молодежи. Однако это было естественным проявлением, и оно не имеет ничего общего с глубинной силой и щемящего предчувствия, которое одновременно овладело лучшими из нашего поколения. Оно почти их довело до безумия умирающего осеннего леса, где они находили упокоение, как заклинательное действие символа, возникающего в полумраке огней перед будоражащим демоном. Здесь нет никакой зависимости от обстоятельства, что молодые чувства устремлены назад к природе или то, что молодежь создала себе новые нравственные идеалы. Исторические события покоятся по ту сторону человеческих оценок, так как они изначальны, они сами могут себе отмерить новые масштабы. Я здесь говорю не о заслугах немецкого молодежного движения, на достижение которых еще потребуется время, а только о том, что неуправляемый прорыв стал историческим событием, преждевременными родами революции».

Следуя той же самой логике, Фред Шмидт заявляет, что молодежное движение, возникшее на рубеже эпох, стало «первым дождем за семьдесят лет засухи». Так бюндише воспринимали сами себя, и эта точка зрения бросается в глаза стороннему наблюдателю, когда тот изучает более поздние документы. Если же мы обозрим немецкую историю, то не обнаружим ни одного, хотя бы отдаленного аналога.

Если мы будем рассматривать воспроизведенную Шмидом суть бюндише молодежи, то не должно удивлять, что она во многом заимствовала формы описанных ранее консервативно-революционных групп. Пребывавшие накануне Первой мировой войны в хаотично-беспорядочном состоянии «Перелетные птицы» едва ли могли быть образцом для повторения. Они возникли в эпоху Вильгельма II, когда многие ставили под сомнение напыщенность тогдашнего бюргерства, мнившего себя непоколебимым. По большей части требовавшая прививки от прогрессистского мира «вольно-немецкая молодежь» едва ли могла добиться этого в послевоенных условиях, когда обнаружилось, что мир разума был разрушен. Дымящиеся груды развалин предполагают иные целевые установки — такие, которые отвечают новой реальности.

Таким образом, у послевоенного молодежного движения, несмотря на наличие богатого прошлого, был все-таки новый, более жесткий и объективный взгляд на вещи, нежели у его предшественников. Например, это сказалось в перемене отношения к политике, которая накануне войны в большинстве случаев рассматривалась как совершенно неважная вещь. Определенно не все двинулись по «консервативнореволюционному» пути. Некоторые еще пытались перекинуть мостки к берегу гибнущего мира, другие оказались в массовых движениях — будь то коммунисты или национал-социалисты. Тем не менее, в преобладающем своём большинство представителей союзов, равно как одиночные бюндише, в основном прибывшие из состава политических боевых союзов, выбрали консервативно-революционное движение.

Надо сделать небольшую оговорку, упомянув, что свои целевые установки бюндише, как правило, заимствовали у фёлькише, младоконсерваторов и национал-революционеров. Но было кое-что из области теории бюндише групп. В рамках обществоведения Герман Шмаленбах ввел в дуальную конструкцию «общества-общности» понятие «союз». Что же является «союзом» в нашем случае и как он проявил себя в молодежном движении?

В построениях Фреда Шмида бросается в глаза, что в них говорится только о юношах, хотя движение в целом должно было обнаруживать как смешанные, так и чистые девичьи группы. Подобное упущение не было случайным, Через все молодежные публикации того времени красной нитью прошла дискуссия относительно того, насколько нарушило бы дух молодежного движения «вторжение» женского пола? Уже это обнаруживает, что большая часть руководителей молодежного движения понимали под словом «союз» сугубо «мужской союз».

С опорой на этнографические изыскания Герниха Шурца подчеркивалось, что у человека имеются два основных формообразующих инстинкта. Одни вели к созданию семьи, другой в буржуазный век вел к изоляции. Выступление мужской молодежи против буржуазного мира как раз нашло выражение в молодежном движении, в котором выступали против изолированного единовластия. Первоначально в военном плане и плане присяги молодые юноши сплачивались под началом сильной личности, формировавшей «мужской союз». При этом необходимыми были оба стимула. Только взаимодействие семьи и «мужского союза» давало гарантию устойчивости государства и его успешного функционирования.

У теории «мужских союзов» есть крайняя форма, которая была изложена в трехтомнике Ганса Блюхера, посвященном «Перелетным птицам», где содержалась его ранняя работа «Роль эротики в мужском обществе». Блюхер определял двум формам — семье и союзу— два эротических направления, которые естественным способом были присущи любому мужчине. Один Эрос подразумевал влечение к женщине, что вело к созданию семьи; однако другой Эрос влек к себе подобным, что вело к формированию «мужских союзов». Под «мужским союзом» Блюхер подразумевал не только возрастную группу, но и стадию, после прохождения которой мужчина посвящал себе созданию семьи. Это как бы реплика, сказанная на половине мужской жизни, но которая присуща мужчинам любого происхождения. Порождением «мужского союза» стало государство — военная, упорядочивающая и дальновидная структура. Отголоски традиций «мужских союзов» Блюхер видит даже в карточных клубах, куда был закрыт вход для женщин.

Ошибочная трактовка Блюхера и родственных с ним авторов стала основой для многочисленных недоразумений, которые мы должны отвергнуть — в первую очередь попытку подменить мужской «Эрос», сугубо сексом, то есть гомосексуализмом. Согласно Блюхеру мужской Эрос присущ только отдельным и на разных «градусах силы» — лишь в единичных случаях он нацелен не на женщину, и ведет к однополым сношениям. По этой причине Блюхер ориентировался на объективные ценности, которые создает «мужской союз». Это не только вся государственная сфера, но и вся сфера осознанного творчества — она отграничивается от относительно бессознательной сферы женщины и семьи. Именно это приписывается Эросу.

Опять же совершенно напрасно теория «мужского союза» подвергалась критике как отвержение или даже издевательство над женщиной. За этим кроется стремление превратить, следуя рациональным путем, отдельное во всецелое. То есть противоестественное единовластие одного Эроса привело к появлению изнеженных мужчин и маскулинизированых женщин, а второй подавленный Эрос уводит в чертоги порока. Восстановление самостоятельного мужского мира должно было автоматически привести к реанимации омраченного женского мира, но только это должно произойти в присущих ему формах, по собственным законам. Каждая из умирающих частей должна была выполнить вверенное ей задание, чтобы затем быть в состоянии объединиться в одно целое. И действительно бросается в глаза, что нападки на теорию «мужского союза» с женской стороны предпринимают в первую очередь мужеподобные особы. Ни одна живущая собственным бытием женщина не будет реагировать подобным способом.

Однако дискуссии, насколько данная теория является правильной или нет, не относится к политической реальности рассматриваемого нами периода. А также они находятся вне сферы деятельности бюндише молодежи, что говорит о значительных возможностях «мужских союзов». Политический облик междуцарствия в большей степени определяется тем, насколько из индивидуумов формируются избирательные массы, которые когда-то освободились от сословий, а теперь стремились избавиться от «мужских союзов». В мире гражданской войны электоральные массы являются всего лишь беспомощной пешкой в чужой игре, которая рискует столкнуться с передовым отрядом боевых союзов, сплотившихся вокруг своего предводителя.

Сила коммунизма и национал-социализма не базировалась на миллионах голосов их избирателей — это всё было лишь предикатом. Их сила крылась во внепарламентских боевых союзах, которым буржуазные партии Веймарской республики не могли противопоставить ничего равноценного. Попытка создать собственный «мужской союз» — «Государственное черно-красно-золотое знамя» — потерпела неудачу. Представленное всего лишь несколькими группами это республиканское формирование не смогло приобрети качества подлинного «мужского союза». В итоге массы с их тонким чутьем, улавливающим соотношение сил, пошли за передовыми отрадами коммунистов и национал-социалистов, тем самым предоставив им ленивую поддержку в предстоящей схватке.

Там, где «Консервативная революция» выходит из теоретической фазы она демонстрирует общую форму, которой является «мужской союз». Это может происходить в самых разнообразных, иногда вовсе не схожих друг с другом формах — от весьма умеренного «Клуба господ», который стал зародышем для младоконсерва-тизма, до тайных союзов, созданных фёлькише и национал-революционерами, которые внешне походили на масонские ложи. Новый подъем «мужских союзов» демонстрирует, что момент для потрясения уже приближался.

Один из первых ударов, который нанесли пришедшие к власти национал-социалисты, был как раз нацелен на те «мужские союзы», о коих рассказывалось в этой части исследования. Бюндише молодежь попала под запрет. 24 июня 1933 года были распущены все молодежные союзы. Кто-то добровольно, кто-то принудительно был влит в состав «Гитлерюгенда».