ГЛАВА I XVI, XVII, XVIII вв

ГЛАВА I

XVI, XVII, XVIII вв

История евреев в Москве хронологически совпадает с историей евреев в России вообще, т. е. она начинается с конца XVIII века, когда после разделов Польши большое количество евреев, живших на территории Польского королевства, сразу вступило в русское подданство. До этого момента Россия своих евреев не имела, а чужих, польских и литовских, к себе не пускала. Темная и отсталая древняя Русь, относившаяся скептически к иностранцам (басурманам) вообще, особенно враждебно и недоверчиво относилась к евреям, и все попытки, как со стороны евреев, так и со стороны соседних правительств, добиться разрешения на въезд в Россию евреев терпели фиаско. Понятно, таким образом, что в это время в Москве евреев не было и быть не могло.

В то время как в Киевской Руси, в Приднепровье, в самом Киеве [евреи] жили, по-видимому, в заметном числе еще в X–XI веках, так что в 1113 г. уже произошел там еврейский погром («Кияне… идоша на жиды и разграбиша…», — рассказывает летопись), в центральной России, в Московской Руси, не было евреев вплоть до конца XVIII века. Евреи и разные правительства Запада делали многократные попытки добиться разрешения евреям въезда в Россию для торговых целей, но все эти попытки успеха не имели. Так, например, польский король Сигизмунд-Август через своего посла велел сказать Иоанну III: «Докучают нам подданные наши, жиды, купцы государства нашего, что прежде означало при предках твоих, вольно было всем купцам нашим, христианам и жидам, в Москву и по всей земле твоей с товарами ходить и торговать; а теперь ты жидам не позволяешь с товарами в государство твое выезжать». На это Иоанн отвечал: «Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов, как они наших людей от христианства отводили, отравные зелья нам привозили и пакости многие нашим людям делали, — так тебе бы, брату нашему, не годилось и писать о них много, слыша их такие злые дела». Несмотря на такой резкий и категорический отказ, отдельным евреям удавалось и тогда проникнуть в Москву. Дело в том, что в Москву попадали пленные евреи во время войн с Литвой и Польшей, проникали и отдельные лица, как, например, мастера, врачи, фармацевты. Правда, судьба этих смельчаков была очень трагична. Так, например, известно, что при Иоанне III, мнение коего о евреях приведено выше, находился врач-еврей доктор Леон, «лекарь жидовой мистер Леон». Это был первый врач-еврей в России. Приехавшие в 1490 г. из Рима братья царицы Палеолы, Дмитрий и Мануил, и привезли с собою из Венеции доктора Леона в качестве лейб-медика. Вскоре после его приезда заболел сын великого князя, Иоанн Молодой. Леон взялся его вылечить, ручаясь головой за успех. <…> Леон начал его лечить («зелие пити даде ему, нача жещи сткляницыми по телу, вливая воду горячую»). Больной скончался 7-го марта 1490 г. Леон был заключен в тюрьму и 23-го апреля того же года публично казнен («ссекоша ему голову на Болвановой»). При Иоанне Г розном в Москве непонятно как очутились брестские евреи, привезшие с собою товары для продажи. Эти товары были сожжены. Так обстояло дело до воцарения Романовых. Исключение из общего правила о закрытии Москвы для евреев представляет царствование второго Романова, «тишайшего царя» Алексея Михайловича. <…> Колине^[5], врач при Алексее Михайловиче, подтверждает, что «евреи с недавнего времени очень размножились в Москве и при дворе». Патриарх Никон в период его опалы и борьбы с царем жаловался, что «в России никому не запрещено входить на царский двор, ни еретикам, ни жидам, ни магометанам, а запрещено только православным, епископам, архимандритам, игуменам и монахам». Все это доказывает, что действительно в это время в Москве было некоторое количество евреев. <…> Дело в том, что наличие известного числа евреев в Москве в то время было не следствием перемены курса правительственной политики или прежних настроений по отношению к евреям, а явилось чистой случайностью. В 1657 г. приехал в Москву врач-еврей Стефан фон Гаден, он же Данила Евлевич, Данило Ильин или Данило Жидовиков. Он поступил на службу сначала цирюльником-фельдшером, затем лекарем и, наконец, в 1672 г. получил от царя докторский диплом. Это был один из самых популярных врачей в Москве и, по-видимому, был очень любим при дворе. Кроме того, он был очень дружен с известным в то время единственным образованным [человеком] Артамоном Сергеевичем Матвеевым^[6]. Благодаря покровительству такого влиятельного и обладавшего такими связями в высших сферах [лица] евреи получили возможность жить в Москве. Сначала перебрался в Москву зять Гадена, Юда (Егор Исаев), потом его мать. А эти родственники знаменитого доктора, вероятно, увлекли за собою своих близких и знакомых. Так и составилась тогдашняя еврейская колония в Москве. О ее численности, жизни, занятиях и проч. нам ничего, кроме этих отрывочных сведений, не известно. Зато нам известна судьба этого популярного врача и еврейского покровителя. В 1682 г., во время стрелецкого бунта доктор фон Гаден был зверски убит. В своей записке о событиях 15, 16 и 17 мая 1682 г. датский резидент сообщал следующее об убийстве его. «В особенности стрельцы искали доктора Даниила фон Гадена, родом жиди, который будто бы извел царя Федора. Досталось много его соседям, однако ж нигде не могли они найти его. Сосед Данилов, доктор Иван Гутменш, был строго обыскан, но при этом случае не потерпел никакого вреда; когда же стрельцы около полуночи пришли к нему опять, добрый человек очень испугался, подумал, что стрельцы пришли за ним, и спрятался на чердаке. Стрельцы нашли его там и взяли с собою, говоря, что он был большой друг Данилова и, верно, спрятал или куда-нибудь спроводил его. „Мы-де будем держать его, пока найдется“. Жену Данилову они также взяли с собою… В два часа следующего дня пришло известие, что сын Данилов Михайло, молодой человек 22 лет, найден, переодетый, на улице. Стрельцы спросили его, где отец. Тот отвечал, что не знает. Они убили его и бросили вниз. После приступили они к Гутменшу, говоря, что если Данило не найден, то он должен быть казнен за то, что помогал изготовлять лекарства, и, не слушая никаких объяснений, убили его также. Хотели убить жену Данилову, но младшая царица, которой стрельцы еще несколько совестились, стала просить… Ночью стрельцы продолжали искать Ивана Нарышкина и доктора Данилу…

17-го мая, рано поутру, пришло известие из немецкой слободы, где живут немецкие офицеры, что доктор Данило, который два дня и две ночи скрывался в Марьиной Роще и окрестных местах в нищенском платье, пришел к знакомому, чтобы утолить свой голод, но был узнан на улице и задержан. Стрельцы обрадовались и послали за ним отряд. Его привезли с котомкою за плечами, в лаптях, в царские покои. Царевны и молодая царица-вдова уверяли в его невиновности, свидетельствуя, что он сам отведывал, равно как и оне, все изготовленные им лекарства, просили за него, но напрасно. „Это колдун, у него нашли мы сушеных змей“… Всё обещано стрельцам, лишь бы они простили Ивана Нарышкина и доктора Данилу. Они не хотели ничего слушать… Патриарх вышел к ним с образом Божьей матери, и, наконец, царица вывела брата. Все они пали на колени перед стрельцами, один стрелец бросился к ним, выхватил из средины их Ивана Нарышкина за длинные его волосы, подхватили и столкнули его с доктором Данилом вниз, потащили в застенок… Доктор Данило в пытке бормотал разные вещи… Потащили на площадь и убили с большим ожесточением, чем других, и внутренность его разметали по улицам. Доктором заключилась на этот раз трагедия». Так кончилась карьера двух врачей-евреев, рискнувших сделать карьеру в Москве в те тяжелые времена.

После Алексея Михайловича на протяжении всего XVIII в. до воцарения Екатерины II ничего нового в отношении евреев не произошло, сохранена была старая политика, плотно закрывавшая двери перед евреями. Уже в 1676 г. издан был приказ великого государя Феодора Алексеевича, по которому «Еврея и с товары и без товаров пропускать в Москве не велено», а «которые Евреяны впредь приедут утайкою в Москве и учнут являться и товары свои записывать в Московской большой таможне — и тех присылать в посольский приказ и товаров их в таможне не записывать». В договорах с Польшей (1676 и 1686 гг.) внесен был пункт, что в «великий град Москву» могут приезжать из Польши и Литвы все люди, «кроме жидов».

Даже «великий преобразователь» и «западник» Петр Великий не решался коснуться старой традиции и внести в нее какие-нибудь изменения. Все попытки добиться разрешения для евреев въезда в Россию терпели фиаско. Так, во время пребывания Петра в Голландии амстердамские евреи через бургомистра Витсена попытались ходатайствовать у Петра о разрешении въезда евреев в Московское государство. Петр на просьбу Витсена ответил: «Милый мой Витсен, вы знаете евреев, их характер и нравы; вы знаете также русских. Я знаю тех и других, и, верьте мне, не настало еще время соединить обе народности. Передайте евреям, что я признателен за их предложение и понимаю, как выгодно было бы им воспользоваться, но что мне пришлось бы чувствовать к ним сострадание, если бы они были посреди русских». Этот ответ достаточно характеризует настроение русских людей того времени по отношению к евреям. Царь как будто хотел охранить евреев от возможных эксцессов со стороны русского народа.

Другую попытку в этом направлении сделал Веселовский Абрам Павлович^[7], сын того Веселовского — еврея по происхождению, — который был женат на тетке известного приближенного Петра, барона Петра Павловича Шафирова^[8], тоже еврейского происхождения. Веселовский хлопотал особенно о еврейских врачах. В письме к царю он писал: «Евреи всегда отличались своими познаниями в медицинской науке, и только благодаря еврейским врачам возможно было успешно бороться со многими лютыми болезнями, между прочим и с лепрой». Петр на это ответил: «Для меня совершенно безразлично, крещен ли человек или обрезан, чтобы он только знал свое дело и отличался порядочностью». Несмотря на такой, казалось бы, прогрессивный взгляд царя, он на практике оказался фанатичнее даже своих предшественников.

Призывая отовсюду искусных иностранцев, Петр делал постоянное исключение только для одного народа, именно для евреев: «Я хочу, — говорил он, — видеть у себя лучше народов магометанской и языческой веры, нежели жидов. Они плуты и обманщики. Я искореняю зло, а не распложаю; не будет для них в России ни жилища, ни торговли, сколько о том ни стараются и как ближних ко мне ни подкупают». Из этого заявления видно, насколько искренен был его вышеприведенный ответ Веселовскому и насколько ему было «безразлично» то или другое вероисповедание человека. Историк Соловьев^[9] комментирует это отношение Петра к евреям так: «Вести из Малороссии не могли внушить Великороссиянам расположения к принятию жидов. В 1702 году 10 марта к черниговскому коменданту прислал полковник Лизогуб письмо, в котором говорилось, что в Черниговском уезде, в местечке Городне, жиды замучили христианина и кровь рассылали по разным жидам, живущим в малороссийских городах. Перед судом в Чернигове жид Давид без пытки… признался, что он со свояком своим Яковом замучил христианина; объявил, что многие жиды собирались в селе Жуковце в корчме о своем жидовском празднике, именно на Трупки, было их человек сорок с лишком, и просили его, Давида, чтобы он добыл на праздник Пейсах крови христианской, что он и исполнил. Яков также признался без пытки…». Для ученого-историка Соловьева, очевидно, это служило полным оправданием и мнения Петра, и его изуверской политики.

Как бы то ни было, но при таких настроениях великого царя в это время Москва была совершенно недоступна для евреев. С 1703 г., когда [было] «прорублено окно в Европу», [с] основания Петербурга, Москва перестает быть столицей и местожительством царей. Но это обстоятельство нисколько не изменило положения по отношению к евреям. Следующие три царствования — Екатерины I, Петра II и Анны Иоанновны — в отношении евреев больше занимались еврейским населением Малороссии, которое «то выселяли» «за рубеж», то оставляли. В Москве же, как вообще в северных краях, евреев не было. Известна только осталась история еврея Вороха Лейбова, откупщика питейных и таможенных сборов, жившего в Смоленске. В Смоленском уезде проживало еще немного евреев, кормившихся около откупного промысла. Борох построил в селе Зверо[вичи] молельню. Об этом донесено было в Петербург, и в 1727 г. императрица Екатерина I повелела Бороха и его товарищей отрешить от откупа питейных и таможенных сборов и «выселить из России немедленно за рубеж». Но высланный из России Борох каким-то образом попал в Москву, познакомился здесь с капитан-лейтенантом флота Александром Возницыным и «совратил его в еврейскую религию». Возницын под влиянием Бороха настолько увлекся иудаизмом, что поехал к сыну Бороха, жившему в местечке Дубровне Могилевской губернии, подвергся операции обрезания и стал исповедывать еврейство. Преступление это вскоре было открыто, и Возницын и Борох были преданы суду. Под пыткой они оба сознались и были присуждены к смертной казни. Императрица Анна Иоанновна на докладе Сената сделала резолюцию: «Обоих казнить смертью, изжечь, чтобы другие, смотря на то, невежды и богопротивники, от христианского закона отступить не могли, и таковые прелестники, как оный жид Борох, из христианского закона прельщать и в свои законы превращать не дерзали». Борох и Возницын были сожжены. Это было в 1738 г.

Но исключительную религиозную нетерпимость проявила к евреям воспетая Державиным дочь Петра Елизавета Петровна (1741–1761). Если прежние правители в своей политике по отношению к евреям ссылались на мотивы экономического или морального порядка, если Иоанн III говорил о «лихих делах от жидов», если Петр Великий обосновывал свою тактику тем, что «они плуты и обманщики» (а историк Соловьев оправдывал это поведение употреблением евреями христианской крови), то Елизавета Петровна знала только мотив: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли». Эта знаменитая резолюция служила главным руководящим принципом этой развратнейшей из цариц и красной нитью проходит по всей истории ее двадцатилетнего царствования. Двери России, и, конечно, Москвы, не только оставались при [ней] наглухо закрытыми для евреев, но и все евреи, которые жили даже в Малороссии, были изгнаны из пределов России. В 1744 г. был разослан приказ Сената о немедленном выселении за границу всех евреев, кроме тех, которые пожелают креститься, причем в приказе говорилось: «…и впредь онов жидов ни под каким видом, ни для чего, также и на ярмарки, ни на малое время в Россию отнюдь не впускать, да и о впуске их никаких ниоткуда представлений в правительствующий Сенат не присылать; а все ль оные поныне высланы — о том в Сенат рапортовать». Так очистила христолюбивая императрица Елизавета Пресвятую Русь от нечистых «врагов Христовых».

Чрезвычайно любопытна судьба третьего врача-еврея (маррани)^[10], из далекой южной Португалии попавшего на берега Невы. Мы имеем в виду врача Антонио Санхец (Санхес, Санжес, Санше)^[11]. Ученик знаменитого Боэргава, он был рекомендован последним русскому правительству. В 1731 г., при Анне Иоанновне, он был назначен «физику-сом» при медицинской канцелярии в Москве. Затем был переведен на разные должности в Петербург, где был лейб-медиком при Елизавете Петровне. Он был одним из самых популярных врачей в столице и был очень принят при дворе, особенно после того, как вылечил невесту принца Петра Федоровича, будущую императрицу Екатерину II. В 1744 г.^[12] он подал в отставку по болезни и уехал за границу. Он был избран в почетные члены Академии Наук. Через несколько лет Елизавета Петровна приказала президенту Академии Разумовскому^[13] исключить Санхеца из числа членов Академии. Санхец написал Разумовскому письмо, в котором выражал свое недоумение по поводу постигшей его немилости и с просьбой сообщить ему сущность его вины. Разумовский это письмо передал канцлеру Бестужеву^[14], который ему сообщил, что государыня желает, чтобы члены ее Академии были добрыми христианами, а она узнала, что доктор Санхец не принадлежит к числу таковых. Итак, сколько мне известно, причиной, по которой он лишился места своего, было его иудейство, а вовсе не какие-либо политические обстоятельства. Разумовский уведомил об этом Санхеца следующим письмо: «Государыня полагает, что было бы против ее совести иметь в своей Академии такого человека, который покинул знамя Иисуса Христа и решился действовать под знаменем Моисея и ветхозаветных пророков». Санхец на это ответил: «…такое обвинение ложно и есть тем более клевета, что я католической религии, но что я не забочусь опровергнуть это, потому что мне от рождения суждено, чтобы христиане признавали меня за еврея, а евреи — за христианина^[15], и что, сверх того, провидением это предназначено крови, текущей в моих жилах, той самой, которая была и первых святых церкви, и святых апостолов, униженных, преследованных и мученных при жизни, чтимых и поклоняемых после их смерти». Так распорядилась благочестивая императрица с ученым Санхецом, врачом и академиком, который вызвал у нее сомнение в «добром христианстве»… Санхец умер в Париже в 1783 г.