ГЛАВА II. Царствование Екатерины II, Павла и Александра I (1772–1825)

ГЛАВА II. Царствование Екатерины II, Павла и Александра I (1772–1825)

Как ни старались правители России — князья, цари, император и императрицы — охранить русскую землю от евреев, но история решила иначе. В последней четверти XVIII в., после трех разделов Польши, Россия вместе с Белоруссией и царством Польским получила сразу такое большое количество евреев, какого не имело ни одно государство в Европе. Северо-запад России и царство Польское сделались центром еврейства, и русское правительство вынуждено было решать свой «еврейский вопрос»…

Белоруссия была присоединена в 1772 г. В манифесте об этом Екатерина II объявляла, что «каждое состояние из жителей присоединенных земель вступает с самого сего дня во все оному свойственные выгоды по всему пространству Империи Российской». Но тут же было сделано исключение по отношению к евреям. «Чрез торжественное выше сего обнадежение всем и каждому свободного отправления веры и неприкосновенной в имуществах целости собою разумеется, что и еврейские общества… будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, коими они ныне в рассуждении закона и имуществ своих пользуются». Как бы то ни было, с присоединением Белоруссии евреи двинулись в центральную Россию и в Москву, и вскоре в Москве образовалось довольно заметное еврейское население. Главным образом переселились в Москву евреи из ближайшей Могилевской губ., преимущественно жители м[естечка] Шклов, который в то время был большим и оживленным торговым пунктом, пунктом, производившим обширную торговлю с заграницей.

В 1785 г. было издано Городовое положение («Грамота на права и выгоды городам Российской Империи»), по которому евреи-купцы стали равноправными христианами. Евреи, поселившиеся в Москве, вели крупную торговлю. Так, например, известный общественный деятель и подрядчик Нота Ноткин^[16] вел в то время большие торговые дела в Москве. Другие торговали заграничными товарами, и обороты делали, по-видимому, немалые. «В 1788 г. по просьбе находившихся тогда в Москве белорусских евреев с разрешения полиции было похоронено двое умерших евреев за Дорогомиловским мостом в двенадцатой части. Вдали от правоверного кладбища просили они отвести 1600 кв. саж. земли. Генерал-губернатор Еропкин разрешил отвести 800 кв. саж.». Таким образом, в 1788 г. уже было основано еврейское кладбище, что доказывает, что количество евреев в Москве было уже порядочное.

Но недолго длились золотые дни тогдашней еврейской колонии Москвы. В своей деятельности им пришлось столкнуться с коренным московским купечеством — и эта первая встреча с московским коммерческим миром окончилась чрезвычайно печально не только для московских евреев, но и для всего русского еврейства. Московские купцы, почуяв в лице евреев конкурентов, в 1790 г. подали ходатайство о запрещении евреям не только торговать, но и проживать в Москве, так как они наносят местной торговле «весьма чувствительный вред и помешательство». Надо еще прибавить, что, выступая с таким ходатайством, они это делают не из религиозных мотивов, а из чисто торговых интересов, как они выразились, «отнюдь не из какого-либо к ним в рассуждении религии отвращения или ненависти». Нота Ноткин в своем письме, вероятно к Державину, рассказывает об этом так: «В продолжение времени под (над? — Ред.) Российской державою будучи главнокомандующим, генерал-фельдмаршал граф Чернышев (3. Григ.)^[17] в 1780 г. исходатайствовал всемилостивейшее позволение записываться евреям в купечество, им открыт способ к коммерции и промыслам; достаточные из них в Москве и Смоленске, записавшись в купцы, зачали разводить знатную торговлю; но по кончине оного графа купечество российское просило о запрещении евреям записываться в купцы великороссийских городов и торговать в России». Так было в 1780 г., после Городового положения евреи получили право «записываться в купцы и торговать в России» не только на основании «всемилостивейшего позволения», но и на основании законодательного акта, уравнивавшего их в этих правах с христианами. Да и сама государыня Екатерина «приметить указала, что когда означенные еврейского закона люди вошли уже на основании указов Ее Величества в состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать правило, Ее Величеством установленное, что всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа». Несмотря на закон и такую принципиальную декларацию Ее Величества, Совет Государыни на вышеуказанное ходатайство московских купцов ответил, что «не усматривается никакой пользы» от допущения евреев в Москву, и, вопреки «правилу, Ее Величеством установленному», 23 декабря 1791 г. издан был следующий указ Екатерины II Сенату: «Рассматривая, с одной стороны, поданные нам прошения от евреев касательно незаписки их в Смоленское и Московское купечество, а с другой — предоставленные нам от генерала, главнокомандующего в Москве и тамошней губернии, князя Прозоровского обстоятельства, до сего же случая относящиеся, и, соображая все это с законами, находим, что евреи не имеют никакого права записываться в купечество во внутренние Российские города и порта». Таким образом, в нарушение ею же изданного закона Екатерина лишила евреев права жительства и торговли и положила начало пресловутой черте оседлости^[18], от которой русское еврейство так жестоко страдало 116 лет вплоть до революции 1917 г. Этот факт вплетает еще один пышный цветок в историю царствования ученицы Вольтера и Дидро, равно как в историю всероссийского купечества, с кознями которого против евреев мы еще встретимся в нашей истории не один раз.

Само собою понятно, что после этого указа доступ евреям в Москву был опять закрыт и оседлое еврейское население Москвы не могло более увеличиться. В Москве проживали только временно приезжавшие для торговых дел евреи, но число их было очень невелико. И так это продолжалось еще очень долго. Мы не имеем сведений о евреях в Москве в царствование Павла и Александра I, так как в это время никаких возможностей для переселения в Москву не представлялось. Известное «Положение о евреях» 1804 г., имевшее в виду урегулировать жизнь евреев в правовом, экономическом и бытовом отношении, разрешало купцам, фабрикантам и ремесленникам только временно приезжать в центральные губернии и в Москву для торговых дел. Разрешение это дано было… потом и винокурам. Имели право приезда евреи и для получения образования в высших учебных заведениях. Но мы знаем, как мало в то время было евреев, учившихся в университетах и других высших учебных заведениях. В Московском университете ни одного студента-еврея еще не было в то время. Таким образом, еврейское население тогдашней Москвы состояло из приезжавших на время для купли и продажи товаров евреев ближайших губерний, главным образом Могилевской, и торгового Шклова, равно как из немногочисленных заграничных евреев. Отечественная война, понятно, не особенно благоприятствовала поселению евреев в Москве, хотя за отступавшей русской армией потянулись на восток и евреи черты оседлости. Сам р. Залман Лядский^[19] двинулся на Москву в 1812 г., где через несколько лет умер в одной из московских больниц его любимый сын, принявший, как известно, христианство. Но численность всех случайных этих жителей Москвы была ничтожна. Так, мы знаем, например, что во время Отечественной войны, когда евреи оказались под бдительным надзором, среди подозрительных лиц, высланных по распоряжению Бестужева из Москвы, было несколько евреев из разных уездов Московской губернии. Высылкой отдельных евреев из Москвы занимался небезызвестный московский генерал-губернатор Ростопчин^[20]. 23-го августа 1812 г. московский обер-полицмейстер Ивашкин^[21] донес гражданскому губернатору Обрезкову^[22], что в Москве задержаны два еврея — Лейба Кенигсберг и Мовша Нарвер с «подозрительными бумагами на еврейском языке»; по рассмотрении этих бумаг, «оказавшихся в щетах и записках по винокуренному заведению и по выдаче пашпортов», лица эти были высланы за заставу. Через три дня, 26-го августа, Ивашкин опять доносит Обрезкову: «При отношении Вашего Превосходительства от 31 июля присланы ко мне взятых в Рузском уезде евреев жены и дети, с тем, чтобы они имели жительство, где похотят, впредь до востребования, за надлежащим присмотром, которые, согласно сему требованию, и находятся в Новинской части; ныне частный пристав донес мне, что еврейские жены, не имея пропитания, просят о сем начальнического рассмотрения посадить и их вместе с мужьями, единственно для того, чтобы иметь хотя нужное пропитание, во временную тюрьму. О чем относясь, покорнейше прошу Ваше Превосходительство снабдить меня на сей случай разрешением». По-видимому, эта просьба несчастных женщин была исполнена и оне были посажены в тюрьму, так как в «деле об отправлении в Рязань колодников и арестантов из московского тюремного замка» первого сентября 1812 г. в списке показаны: «…евреи — 22 мужчины, 6 женщин и 10 детей»^[23].

Как ничтожно было количество евреев в первой четверти XIX в., видно из следующего. В старом путеводителе «Москва, или Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского», часть 4, Москва, 1831 г., мы читаем: «За Дорогомиловской заставой находится кладбище с церковью во имя преподобия Елизаветы, построенное от казны 1772 г.». О еврейском кладбище, которое, как указано выше, было открыто еще в 1788 г., даже не упоминается. Очевидно, евреев было так мало, что и. кладбище не функционировало…

В Москве в это время проживали лишь временно приезжавшие для закупки товаров, и их, по всей вероятности, было очень немного. Приезжие евреи облюбовали для своего жительства Зарядье, на подворьях которого, Глебовском и Мурашевском, они останавливались. Это место, очевидно, выбрано было по следующим причинам. Евреи в то время были редкостью, и на них смотрели как в Кунсткамере на редких зверей, смотрели не без насмешливости, презрительности, а порой и оскорблений. Известно, что в течение почти всего XIX в., вплоть до 80-х годов, еврея московские обыватели встречали с приветствием: «С хреном». Как, например, татарина встречали, показывая ему «свиное ухо». Какой смысл скрывался под этим таинственным «с хреном», неизвестно. Очевидно, здесь имелось нечто оскорбительное. Понятно, что при таком настроении «окружения» евреям не особенно приятно было проживать на центральных и многолюдных улицах. Зарядье лежало в стороне от столичного шума и в этом отношении было чрезвычайно удобно. С другой стороны, Зарядье было очень близко от Гостиного двора и Ильинки, этого московского сити, с которым только евреи имели дело. Вот почему оно и сделалось любимым местожительством евреев. Тут же была открыта и первая еврейская молельня, так называемая «Аракчеевская» молельня на Глебовском подворье, и Зарядье, понятно, стало еврейским кварталом Москвы. Центр Зарядья, Глебовское подворье, потом стало московским гетто, о котором подробно расскажем в следующей главе.